По словам британских ученых, все американцы слепы, а русские глухи.

Они нечасто целуются. США хотелось бы чаще и менее колюще для своей нижней губы. Каждый такой момент, будто испитие сладкого яда медовыми ложками, нагретыми до предельной температуры. Больно и желанно. Странно, но вкусно до онемения языка, что сплетается с другим, таким горячим, до чёртиков в глазах умелым. Иногда Штаты смотрит на Союза во время поцелуя; малахитовый взгляд напоминает чистейшее зеркало, а затем, словно запотевает под чужим дыханием, медленно дуреет. Люди говорят, что не стоит дышать на зеркала, ведь те заберут всю душу без остатка. США не против отдать немного, если взамен это даст Союзу повод касаться его губ дольше обычного. Порой США кажется, что души в нём осталось ровно столько же, сколько горячего напитка в рюмке напротив. — Чем хотел бы заняться сегодня вечером? — спрашивает он, подперев щеку сжатой ладонью и натужно улыбаясь. В небесных глазах, как паяц, пляшет желтоватый свет от лампочки. Весь дом русского утонул во мраке приближающейся ночи, лишь кухня оставалась нетронутой цепкими когтями темноты, и всё благодаря этой дешевой лампочке, которой держится из последних сил, издавая предсмертный треск. Союз поднял голову с нескрываемой унылостью на лице. Американец думает, что СССР противны улыбки. Тот никогда не отрицал подобную мысль вслух, но почему-то после произнесённых слов, его губы исказились в подобие сказанного, а шея юноши была осквернена глубоким укусом с красным подтоном. Америка плохо помнит моменты, когда матерился с такой же удушающей злобой в голосе, как в тот раз. — У меня бумаг немерено, — сообщает СССР, облокачиваясь спиной на деревянный стул, оставляя одну руку так и лежать на поверхности стола, — Если тебе скучно, мог бы остаться со своим красным братишкой. — Его Канада зовут, — с усмешкой поправляет Штаты, на что Союз лишь брезгливо морщить нос, немного отвернувшись в сторону, допивая напиток, — И мне нескучно. То есть, я бы ушел, будь это так... США, немного прикрыв глаза, продолжает слегка томным, завлекающим голосом, — Разве ты не хочешь провести этот чудный вечер в моей компании, а не дебильных отчётов? — Отчёты звучат привлекательней, — сухо бросает СССР, пока американец жует внутреннюю сторону щеки от резкой вспышки накатывающей злобы. Советский Союз глядит на это, мгновение, другое, после вздыхая, пропуская мимо ушей едкую фразу «С ними и ебись, упырь.», сказанную шепотом. — Штаты, как ты мог уже догадаться, мысли я читать ещё не научился (очень жаль, кстати), — холодное раздражение отразилось в зрачках, — Так какого чёрта ты пристал ко мне со своими, на секунду, непонятно откуда взявшимися обидами? Если что-то хочешь, блядь, тупо скажи, к чему эта бредятина. На последнем слове Штаты встает, громко отодвинув стул назад и хлопнув ладонями о стол, да так, что даже злополучная рюмка звонко подпрыгнула в недоумении. — Okay, хочешь, чтобы просто сказал, чего же Я хочу? — криво нарисованная надменная улыбка исказила молодое лицо, — Неужели тебе так трудно додуматься до этого? Это же, ха... Настолько очевидно, что и говорить смысла нет. Хотя, думаю, ты бы и не вслушался, в твоём стиле. — Хочешь поссориться? — со сталью задает вопрос русский. — Oh my God, no, — со смешком отвечает Америка, плюхаясь обратно на стул, будто бы устал до изнеможения после легкой перепалки. Небесные огоньки уставились на Союза, смотря чуть выше подбородка, — Хочу вцепиться в эти тонкие губы и съесть твоё сердце через рот, всего-то. Немного покашляв в кулак, юноша добавляет, гораздо тише: — ... Пожалуйста? СССР какое-то время молчит, а потом с его уст срывается насмешливое «Пф». Парень мрачнеет, а мужчина внезапно привстает со своего места, тянет ладонь, хватая ворот чёрной водолазки, заставляя американца оказаться к нему ближе, почти лицом к лицу. Какие-то несколько сантиметров. Ноги Америки больно утыкаются в край стола, но он не обращает на это внимания, прислушиваясь к дыханию напротив. — Насчет сердца не обещаю, а вот первое - почему бы и да. Раз ты даже «Пожалуйста» смог из себя выдавить. — Да, да. Я - молодец, ты тоже не промах, чего тянуть... — тараторит США, поглаживая щетинистую щёку мужчины, массируя её в нетерпении. Союз в очередной раз усмехается чужой несдержанности, однако мучить больше не стал, приникнув к бледным губам. Сегодняшний их поцелуй напоминал хрупкую кристаллическую пыль, по вкусу - Кровавую Мэри.