По словам британских ученых, все американцы слепы, а русские глухи.

На юном лице всякий раз расползались гримасы наигранного отвращения и скуки, когда русский, малость запоздало, заходил в зал для конференций, приветствовал всех собравшихся холодным голосом. Не оставляя взгляда ни на чём, выбирал место поудобнее. Поудобнее – это подальше от него. Подобное злило американца не на шутку, но явного вида он не подавал, лишь иногда цокал языком не в тему и отводил небесные глаза в противоположный угол стола; будто там всё самое интересное происходит, пока он тратит своё время на кусок ходячей глыбы льда, не надо ему такое. Правда, Штаты не мог слишком долго не смотреть, поэтому через несколько минут вновь косился на мужчину, желая уловить взглядом хотя бы секундные эмоции на чужом лице. Даже этого не заслужил. СССР не смотрел на него в ответ, не дергал губами, демонстрируя свою неприязнь, не шкрябал на слегка помятом листке острым карандашом проклятия в адрес американца, перемешивая всё с рисунками пристреленного неприятеля. Ничего, как и всегда. Будто наказывал, точно зная, что США яро ненавидит, активно этим пользуясь. Игнорирование - даже звучит ужасно. В целом, наблюдение за Союзом стало напоминать вредную привычку, от которой сложно избавиться, ибо не очень-то хочется. Всё было как обычно, саммит закончился. После него задержались лишь двое — Советский Союз и Соединённые Штаты Америки. Один собирал важные документы в папку, которую эта жизнь нехило потрепала; считая их про себя, когда второй, тем временем, ожидал его, делая вид, что аккуратно складывает ручки в портфель. — Чего ты хочешь? — его тон безэмоциональный, почти пустой. Американец даже привычного пренебрежения не смог прочувствовать в этом простом вопросе. Холодные камни малахита, которые Союз и прочие именуют глазами, перевели на него свой взор, оставляя документы. Молчание имело требовательный акцент. — Да много чего, — легко ответил капиталист, разбиваясь о треснувший лёд в глазах напротив, чуть ли не подавившись на выдохе. Русский был настолько уставшим, что больше не мог полностью скрывать своё состояние от неприятеля, хотя и пытался, видно. Глаза выдавали его истинные чувства, пусть и мельком. Они всех выдают время от времени. Подобное можно заметить, если действительно хочешь замечать. Может, поэтому Штаты и носит свои тёмные очки. Всего лишь «может», — А если конкретнее, то именно сейчас - поболтать с тобой. — Значит, поболтать хочешь... — больше для себя, чем для собеседника, повторил Союз, закрывая папку, громко щелкая пластиковой кнопкой напоследок. — Ага. — Давай поболтаем, чего уж. — Тогда мы можем сходить в паб, или... СССР на мгновение застыл, будто в него бросили банку из-под пива из того самого паба, а после громко засмеялся. Правда, совсем скоро смех сошел на нет. — О нет, нет, — перебил русский, устало скалясь. Больше на кривую улыбку смахивало, — И так сделал тебе одолжение, даже два. Пить с тобой я не буду, не мечтай. США разочарованно хмыкнул. — А какое было первое одолжение? — поинтересовался тот, подойдя чуть ближе к Союзу, однако всё ещё оставаясь на комфортном расстоянии друг от друга. Штаты поймал взгляд Совета, тот посмотрел на него так, как обычно смотрят на глуповатых детей, в которых не могут разглядеть надежду на лучшее. Не исключено, что мужчина взаправду считал его таким ребенком. Да и не только таким, честно говоря. — Очевидно же. Не проигнорировал твою идиотскую попытку следить за мной, хотя мог. Парень, подумай, ты буквально пялился на меня, такое крайне сложно не заметить, жалко выглядело, серьёзно. Потренируйся на досуге, что ли, — двинув папку двумя пальцами к краю, советовал СССР, — Чтобы в следующий раз было не так стыдно. Штаты малость покраснел от внезапного потока слов из уст обычно молчаливого русского мужчины, совсем немного. — В следу-ующий раз?.. — замялся капиталист от неожиданности, розовый на бледный щеках в приглушенном свете было просто разглядеть, — Чт-... — Представь, Франция рассказал, что это твоё, как он выразился, «хобби», — коммунист лукаво защурил глаза, вновь осквернив лицо несвойственной полуулыбкой. Ему не идёт улыбаться, Штаты сейчас резко это осознал, — Не ожидал, что у тебя и такие наклонности имеются... Совсем плохо на... — мужчина с усмешкой дёрнул сжатой в кулак ладонью вверх и вниз, —... Личном? Язык вырвали, внезапно, с корнем изо рта. Слова испарились; США забыл на мгновение, как говорить. Что сейчас. — А у самого-то? — выплюнул парень, не думая долго над ответом, вовсе над ним не думая. От чего широко распахнул глаза, за очками, конечно же, видно этого не было, но на лице Союза, будто в искаженном зеркале, исказилось очень даже, — Ломаешься вечно, как чертова девственница, места себе не находишь. Со стороны двери послышался писк от заглушенного смешка, почти свиста, перерастающего в откровенное хихиканье. Оба резко обратили своё внимание на дверной проём, который оказался почти полностью открыт, по позвоночнику вверх проскакали мурашки; США растерянно обернулся, сгорая от неловкости изнутри, как накаленная лампочка, а СССР отступил в сторону на шаг, также не очень собранно глянув на открытую дверь. — Рейх? Ты ещё чего здесь забыл? — возмутился американец, на что смех немца лишь едко усилился, да так, что тот начал держаться за живот от потуги. Взгляд русского, казалось, потемнел. — Хэй, не надумывай себе, слышишь!? Мы просто говорили... — Ахах-ха! Что-что? Ах, я, — Третий вытер невидимую слезу указательным пальцем, облачённым в чёрную перчатку, скалясь в острозубой улыбке и щуря глаза, — Отвлёк от важности момента, да, голубки? Ещё чуть-чуть и совершилось то самое, «долгожданное и невинное»? Нацист состроил невинное лицо удивления, сразу же гротескно исказив его в сожалении. Ладони схватились за сердце, в наличии которого многие сомневались. — О нет! Совок, это было так важно для тебя? Что-то ты приуны-ыл.. — голос исказился, когда Союз быстрым шагом направился к его обладателю, холодный малахит грозно мерцал, не обещая ничего хорошего. — Брось, это же шутка! — набегу, скрываясь за дверью, сообщил немец. СССР грозно хмыкнул, также ускорив шаг. — Я тебе говорил меня так не называть. — Что? Когда это? — удивился Третий Рейх, выглянув из угла в коридоре, до которого уже успел добежать. Русский проигнорировал вопрос, остановившись перед выходом из зала для переговоров, и повернул голову к американцу. — Позже договорим. — Okay, without any problem, — незамедлительно отозвался парень с широко распахнутыми глазами и неуместной улыбкой, показывая сказанное ладонью. Мужчина кивнул, прикрыв за собой дверь. После послышались вскрики на русском и немецком. США глубокого вздохнул и выдохнул, повторил. В мыслях утешая себя лишь тем, что первое, что он мог сказать не было — « У меня просто фетиш на тебя » или « Как можно на тебя не смотреть? Ты ведь ты. »