По словам британских ученых, все американцы слепы, а русские глухи.

Солнце нещадно прожигает глаза, прикрытые уходящим сном, сквозь полупрозрачные занавески, желая «Доброго утра» самым назойливым способом, на который только было способно. Штаты беззвучно зевает, растягивая слегка онемевшие ото сна мышцы, прячется от озорных лучей в изгибе локтя. Шепчет тихими буквами проклятья на родном языке, что сейчас кажется таким ломаным и непонятным. Совсем скоро игра в прятки ему надоедает, и он просыпается окончательно, уронив щеку на мягкую подушку, сверкая ясными небесами, подобно утренней заре. Взгляд цепляется за немного нахмуренное, но спящее, выражение лица мужчины, чей кончик носа, словно сбегая от бед в кошмаре, утопает в белоснежной простыне, потянув за собой небольшую часть от верхней губы. Глаз русского зажмуривается с некоторой регулярностью, будто тот старается отогнать непрошеные видения прочь. Понять, что сон - неправда, а воспоминания - не навредят. «Не получается» – с непонятной долей сочувствия и печали думает про себя американец, приподнимаясь на локтях и ставя подбородок на ладонь, никак не мешая представлению. С интересом знатока, всё больше вглядываясь в борьбу яви и сна, отразившуюся на напряженном лице, подобно сцене. Ладони Союза цепляются за простынь, безобразно комкая её тонкими пальцами с уродливыми шрамами на бледной коже. Русский не стесняется ранений, принимает, как есть, но и показывать особо не спешит - засыпая в рубашке. США разочарованно хмыкает на очередной тяжелый выдох, слетевший с треснутых губ безобразной слабостью. Ощущает в груди чувство неудовлетворенного зрителя; что ожидал от героя невозможного до самого конца, когда тот утонул в бездне уже в середине постановки. США садится на кровать, пододвигаясь к СССР поближе. Проводит ладонью по коротким тёмным волосам, того же цвета, как и теперь вечно зияющая дыра в правой глазнице, когда на него смотрят единственным оставшимся малахитом с примесью жгучих зелёных лугов. Сейчас в дымке от кошмара и резкого пробуждения. Таким живым и мёртвым одновременно. У американца пересыхает в горле на этой мысли, пока его запястье ловят, небрежно отстраняя. — Спасибо, — зачем-то произносит Союз, вытирая с шеи испарину и больше не смотря на парня перед собой. Вероятно, для него Штаты сделал что-то стоящее благодарности. По крайней мере, хорошее. США не отвечает, взгляд, на мгновение, заполнен безобразной жалостью и страхом схожей потери когда-нибудь потом, поэтому он встает с места, почти без звука приземляясь на пол. Ощущение холодного ламината заполняет мысли, когда он идёт к той стороне кровати, на которой обычно спит СССР. Ладонь парня скользит по простыне, где лежит Совет, совсем рядом с ногами мужчины, почти также, как и лукавая улыбка расплывается по вечно юному лицу при поимке на себе огонька непонимающей зелени. — Всегда обращайся! — радостно сообщает Штаты, выкрикивая слова и резко дергая простынь на себя, тем самым, сваливая русского на пол со звонким звуком и глухим вскриком неожиданности вдобавок, — Люблю помогать тем, кто в беде, я же герой. — Мудак ты.. — злобно цедит сквозь зубы мужчина, поднимаясь. Американец на это лишь смеется. И всё же, жалость одно из худших чувств.