По словам британских ученых, все американцы слепы, а русские глухи.

В машине ранним утром, когда даже птицы слишком сонные для распева радостных предрассветных мотивов, жмутся пушистыми тушками поближе друг к другу для согрева, очень тихо. Глаза с недосыпом сиреневого под ними, всё ещё липкие от недавно слетевшего сна, хотят вновь закрыться на несколько мечтательных часов, наполнить их лишь спокойной дремотой, но умиротворенная полуулыбка и будоражащее чувство в груди портят все планы. Штаты ловит себя на зевке. Крепко зажмурившись, попытался утопить подбородок с губами, кончик порозовевшего носа в коротком вороте пестрой ветровки, заклепки на которой поблёскивают в свете не проснувшегося солнца при движении. Прячет холодные ладони в рукавах, руки невесомо держаться за ноги, обтянутые тёмными джинсами как второй кожей с просветами настоящей. Кеды, прогадав с сезоном, но никогда бы в этом не признавшись, подошвой проходятся по краю сиденья. Пачкают его пылью улиц. В машине ранним утром прохладно, но делать с этим ничего не хочется. Прозрачный пар изо рта американца схож с сахарными овцами в небе. Первые лучи только-только начали окрашивать облака рассветным желтым маслом, перемешивая его с синей тушью ещё не убежавшей прочь темноты. Небо неспешно и лениво расплывается в застывшей утренней заре, словно художнику надоело рисовать. Когда до ушей США доносится шум открывающейся двери, он резко распахивает глаза и поспешно скидывает длинные ноги вниз, уткнув носки белых кед в мрачный серый коврик. Бросает ничуть не скучающий взгляд на стоящего мужчину, которому пришлось пригнуться, чтобы разглядеть неловкую улыбку бесстыдника. Глаз цепляется за грязь на чехле, потом глядит куда-то ещё. На лице осуждение, в руках толстый бордовый плед с завязочками, который кладёт в ладони Штатов. Тот незамедлительно раскрывает его, укрывая себя по самые плечи, пряча всё на свете и от света. — Я всё видел. — Тебе показалось. Союз, вздохнув, без лишних слов садится за руль на переднем сиденье, рядом с Америкой. Вовсе не соглашаясь, заводит машину. Штаты, пожевывая губу, глядит в окно. Когда картинки начинают сменять друг друга, а красный и жёлтый впереди становятся всё краше — США начинает пересказывать историю, которая нравится им обоим. И оба забывают обо всем, согреваясь в моменте настоящего, пока он не успел превратиться в мёрзлое воспоминание или очередную забытую картину. Наверное, зря они не остались встречать утреннее светило дома. Позабыв про мерзлячесть Штатов, теперь они навряд ли угонятся за рассветными лучами. Но они, всё же, попытаются.