По словам британских ученых, все американцы слепы, а русские глухи.

Кровь прямиком из горла, что редкими брызгами разлетелась по белой раковине, — не удивляет. Пугает до сведённой челюсти, чертей в мыслях, но нисколько не удивляет. Проходит дробью по костям, дразнит вовсю напряженные мышцы и стравливает дыхание, заставляя сперто, громко закашляться, вновь задохнуться, — но не удивиться. Смотреть в измазанное блекло-красными каплями зеркало, на стекающие всё ниже разводы, испуганными, как у пса, зелёными глазами с лопнувшими капиллярами, поглощающей пустотой в голове, — кажется, это всё, на что он сейчас способен.

...

— Тебе больно? — простой вопрос застаёт врасплох, вынуждает Союза повернуть голову с выгнутой вверх бровью к внезапному собеседнику, вышедшему на улицу, отпустить с губ серый дым чуть раньше, чем того хотелось. — Что? — Просто выглядишь так, будто дышать больно, — говорит Штаты своим обычным голосом, вынимая из потайного кармана пиджака сигарету, теперь возымев повод подсесть рядом. Не поджигая, так и делает, — Воздуха не хватает? — спрашивает он, широко разведя пальцами и махнув ладонью в попытке ухватить немного от прозрачного ветерка, что пробежал мимо сидящих на каменной ступеньке мелкой дикой кошкой — быстро и незаметно. Словно всем своим видом показывает: «Дыши - не хочу». А с губ так и норовит сорваться — «Почему не хочешь?» — Перекурил, — неохотно отвечает ему СССР, вновь отворачиваясь, не смотря. Сильно затягивается, не жмурится. Америка хмыкает, как положено характеру, трогает папирус языком от, вроде бы, скуки бессмысленного разговора. Очки поблескивают в лучах зимнего солнца, пока ладони и лицо обдаёт легкой, почти осенней, прохладой. Небесный взгляд цепляется за незначительные следы только выпавшего снега на земле. — Настолько, ха, стар, что уже и от одной сигаретки дурно становится? — американец не уверен, что это прозвучало шуткой, также, как и не уверен, что эта сигарета была первой. Русский в ответ молчит. Через некоторое время выдыхает сигаретный смог в чистое небо, на котором едва можно разглядеть бегущие белые облака. Чёрные перчатки выделяются на ладонях, когда США обращает на них внимание. — Легко рассуждать, когда не куришь. — Я курил, просто бросил, — ничуть не застеснявшись, возразил Америка, оперевшись на холодный камень ладонями, присматриваясь к русскому, будто по случайности. Чего-то ожидая. — И какая же причина начинать вновь? — произносит Советский Союз с отсутствующей улыбкой на сухих, бледных губах, прожигающим радужку холодом в глазах, — Тебе не особо подходит образ грозного мужика с сигой в зубах, больше... А знаешь, неважно, — он усмехается не в смехе, затем встаёт, так и не докурив несчастный папирус. Кидает дружелюбный, многозначный взгляд на американца с прощанием и уходит за дверь, оставляя его одного докуривать так никем и не зажженную бумагу с едким табаком внутри.