Несломленное сердце

Багровые змейки извивались и ползли по рукам, доходя до запястий и капая тёплой кровью на штаны. Каждая капля расцветала бордовой розочкой, расплывалась на ткани и пропитывала её собой, а там куда капала более вязкая, почти чёрная кровь цвет густел бурым. В нос врезался стальной запах, смешавшийся с духотой запертой комнаты. Изумрудные глаза тускло отсвечивали в холодном свете голубой лампы, поблескивая на бледном лице, как безжизненный хрусталь. Алые раны горели на мраморной коже, осыпая её болезненным узором из полумесяцев. Его руки будто бы улыбались десятком улыбок, только вот сам парень не улыбался — губы застыли кривой трещиной на лице, как на разбитой маске. Ему было больно. Но это было правильно. Он заслужил. — Так мне казалось, что я наказывал себя и мне становилось легче… Я будто бы давал себе по заслугам и это было справедливо, — Алекс сидел в белой рубашке с короткими рукавами. Бледный свет от лампы скользил по рукам, подсвечивая шрамы тонкими серебристыми линиями. Алекс выпустил бритву из рук и уткнулся затылком в стиральную машинку позади. Взгляд врезался в собственное отражение и на глазах выступили слёзы, а уголки рта поползли вверх, раскраивая ухмылку по швам и делая её ещё более болезненной. В молчании вытекала его ненависть к себе вместе с пока ещё тёплой кровью, сочащейся из ран на руках. Он ненавидел себя за то, что молчал. Алекс никому не рассказывал об убийствах Роберта, он даже не знал кому мог бы рассказать. Кто бы поверил? Полицейские? Уокер сам работает в полиции и ему бы непременно доложили об этом! И тогда Алексу пришёл бы точный конец! Его бы убили? Возможно… Роберт вообще мог сделать что-угодно, он ненормален и абсолютно, блять, непредсказуем и это было, наверное, самым ужасным — неизвестность. Страх неизвестности просачивался внутрь, залепляя всё склизкой жидкостью, и парня пробивала лихорадочная дрожь. Ему всегда было страшно и такое количество ужаса в жизни явно было запредельно и нужно было что-то менять. Поговорить с Робертом? Алекс сомневался найдется ли у него храбрость или силы для полноценного диалога с маньяком, тем более после того, что произошло. Юноша сомкнул веки и устало потёр их руками, снимая напряжение и успокаивая зрение, чтобы в глазах не рябило. Затем пальцы метнулись к вискам и так же начали их массировать, снимая стучащую боль. Мыслей в голове не было, ибо туда хлынула тишина такая же, как и в ванной комнате: вязкая, глухая и молчаливая. Хоть она и давила на уши, но юноша всё равно растекался в приятном ощущении — Роберт был на работе и он был один дома, наедине с собой. Правда, робкая, ноющая боль немного отвлекала, но в какие-то моменты от зудящего ощущения на руках парень получал удовольствие. — «Мазохист ёбаный» — прошипело сознание и Алекс усмехнулся ему в ответ. Лампочка еле слышно гудела над головой, разбавляя молчание комнаты. Вот бы Роберт не приходил… Юноша ненавидел его так же сильно, как и ненавидел себя за то, что посмел надеяться на хорошее будущее с Уокером, за молчание, за смирение, послушание; он ненавидел себя за ложь, за то, что он сдался и больше не пытался сбежать. Если коротко — он ненавидел себя полностью. Подросток презирал и стыдил себя за молчание, ведь кто-то умирал от рук Уокера, а Алекс делал вид, что ничего не происходило. Кто, как не он, понимал этих людей? Парень точно так же сидел в том подвале и мечтал о спасении или о смерти, лишь бы не находиться рядом с Робертом, а сейчас он молчал. Молчал, как кукла с зашитым ртом… Он был ужасен. В груди зародилось неприятное, жгучее ощущение и парень сцепил зубы, закрывая глаза руками, чтобы не видеть собственное отражение. Из-под ресниц просочились робкие слёзы, которые через пару секунд уже полились потоком из его глаз. Он их даже не заметил — понял, что плачет, когда ощутил что-то мокрое на щеках и губах. Алекс посмотрел на поблескивающие ладони и с губ слетел истеричный смешок. Юноша заткнул себе рот рукой, но это не помогло — смех просочился сквозь сжатые пальцы и он засмеялся, ещё и ещё, пока по щекам текли слёзы, а в голове эхом раздавалось собственное хрипение и шумная одышка. Истерика прошла через какое-то время и Алекс смог спокойно вытереть лицо и руки об одежду. Юноша шмыгнул носом, глаза всё ещё были мокрыми, а губы растягивала непонятная ухмылка. Несмотря на выплаканную истерику, ненависть и стыд не утихли и продолжили больно жечь в груди. Раны пощипывали и ныли, краснея на бледных руках ярче лепестков розы, а с концов порезов набухали небольшие алые бусинки, напоминающие собой бисер. Кожу на предплечьях пекло, но Алекс не обращал на это внимания, сомкнув тяжёлые веки. Глаза слезились, но сил на полноценные слёзы не было — только на хрустальный блеск радужек и печальный взгляд. Парень сухо всхлипнул и устало посмотрел на нетронутые запястья. Нет… Не сможет. Поранить себя — да, но вот убить — нет. Тишину разбил скулёж и Алекс отбросил бритву, уткнувшись лицом себе в колени. Штаны и футболка испачкались в крови — пятна расцветали на ткани засохшими бурыми цветками, которые вряд ли бы отстирались, но к этому у парня внутри разливалось равнодушие. Ему было всё равно, хотя какой-то части его личности было интересно посмотреть на реакцию Роберта, на то, как Уокеру станет не по себе и в хризолитовых глазах заиграет страх. Алекс горько усмехнулся и погладил себя по плечу, сиротливо озираясь по сторонам. Стены будто сдавили его и парень выскользнул из комнаты, со скрипом прикрывая за собой дверь. До самого вечера он ничего не ел и лежал в кровати, изредка вставая в туалет, пока с работы не вернулся Роберт. — Котёнок, я дома! — раздалось с первого этажа и Алекс тихо хмыкнул. Раны на руках затянулись, покрывшись бордовой корочкой, которую так и хотелось оторвать. Он поморщился, проходясь пальцами по израненной руке, чувствуя какими твёрдыми и сухими стали ранки. Кожа на это прикосновение отозвалась воспаленным болезненным ощущением и он убрал руку. Роберт зашёл в комнату и на него даже не посмотрели — взгляд парня сверлил стенку напротив его лица. — Милый? — мужчина подошёл чуть ближе и глаза сразу же метнулись к чужим рукам. Порезы… Алые и тёмные, чернеющие на бледной коже изогнутыми серпами. Роберт застыл, не веря тому, что увидел, пока не сел к подростку и не взял его за одну из рук, рассматривая порезы поближе. Алекс даже не прятал их от него — лежал в футболке с короткими рукавами и молчал. С застывшим от страха сердцем мужчина смотрел на чужие руки. В грудь будто бы вбили раскалённый нож — режущий, терзающий и обжигающий, как расплавленная сталь, и Роберт подавился воздухом, захлебываясь в ненависти и страхе. Его мальчик сделал себе больно из-за него. — Когда я увидел его порезы, я думал, что убью себя. Я никогда ещё так себя не ненавидел, потому что из-за меня моя любовь терзала себя, — Роберт поглаживал себя по рукам, опустив взгляд в пол, — Мне было очень стыдно и до сих пор стыдно, хотя я просил у него прощение. Я до сих пор ненавижу себя за то, что Алекс причинял себе боль… Из-за меня. Вы бы не могли попросить у него прощение от моего лица? — фисташковый взгляд уткнулся в женщину и в нём и вправду плескался стыд и сожаление, — пожалуйста…Мне правда стыдно. Я не хотел… — Мой котёнок, зачем ты это сделал? — голос маньяка дрожал, как и его руки, осторожно гладящие парня по спине. Роберт развернул юношу к себе и прижал к груди, усаживая на коленях. Алекса покачивали, будто убаюкивая, и гладили по волосам, горячо дыша в шею. — Я ненавижу себя… — тихо прошептал подросток и обмяк в чужих руках, как тряпичная марионетка. Эти слова, как ножом проехались по сердцу мужчины и он закрыл глаза, чувствуя, как в груди тяжелеет. Сквозь стиснутые зубы послышался сдавленное поскуливание и Роберт уткнулся лицом в плечо мальчика. Тот подрагивал в его руках и шмыгал носом, опустив руки безвольно болтаться по швам. — Пожалуйста, котёнок, не говори так… Хорошо? Не говори, прошу тебя, — Он поцеловал его в макушку и попытался заглянуть в лицо. Тёмно-зелёные глаза казались ненастоящими — слишком были холодными и бесчувственными, как цветное стекло. Роберт смотрел в них и видел пустое ничего. Мальчик будто бы сгорел внутри и на радужку с внутренней стороны осел пепел, затемняя её безжизненным стальным цветом. Белки розовели, сообщая о том, что подросток снова много плакал. Роберт сглотнул — выдерживать такой опустошенный взгляд юноши было нелегко и мужчина снова прижал его к своей груди, как грудного ребёнка. — Зачем ты так с собой? Он гладил худощавую спинку, а мальчик молчал, закрыв глаза. По щекам больше не текли слёзы — лицо было сухим и бледным, как у призрака, с губ слетали еле слышимые выдохи. Они были такими слабыми, что казалось, что мальчик не дышал, а если и дышал, то это были его последние вздохи. Алекс не знал, что ответить, но слова, которые он так долго держал внутри, сами выплеснулись наружу нервозным, дрожащим голосом: — Я п-просто хочу, чтобы всё было хорошо и спокойно, я устал плакать… — Алекс уткнулся лицом в грудь мужчины, чуть приглушая собственные слова, — я устал. Я не хочу, чтобы ты уходил. Я не хочу, чтобы ты убивал или бил меня, я устал бояться и плакать. Я устал от этой жизни. Я больше так не могу. Роберт пару раз порывался остановить его, заткнуть поцелуем и прижать к себе так крепко, чтобы кости затрещали, но он сдерживался. Мальчику надо было выговориться, иначе было бы хуже, поэтому мужчина терпел, и каждое слово, слетевшее с юных губ, оседало тяжестью на сердце. Когда Алекс закончил Уокер с трудом втянул воздух носом — лёгкие сковали невидимые цепи и капкан рёбер. — Мне правда жаль, что я сорвался на тебе, — тут Алекс мельком взглянул на чужое лицо, улавливая стыдливый румянец на щеках, — Я очень сильно ненавижу сигареты и всё, что с ними связано, ты знаешь это. Также сыграло роль раздражение, я всегда был на взводе и нервничал… Да и твои слова. Они сделали мне очень больно. — Мне было больнее, когда ты нарушил своё обещание не бить меня. — …Я знаю. Прости меня, — Роб взял его ладонь в свою, романтично переплетая пальцы, только вот у парня внутри от этого жеста ничего не дрогнуло. Он остался равнодушен, — Я правда пытаюсь быть нормальным. Правда. Это очень сложно для меня и иногда… Я срываюсь. Но. Я обещаю, что буду стараться ради нас! — «Почему я тебе не верю?» — Алекс продолжил смотреть в пустоту, холодно воспринимая его слова. — Ты веришь мне? — рука коснулась скулы парня, привлекая изумрудный взгляд к лицу Уокера. Сквозь них протекла пара секунд перед ответом: — Да… Алекс увёл глаза в сторону и замолк, чувствуя, как объятия сжимаются и теплеют, а в лёгких становится жарко и сухо от нехватки воздуха. Он захрипел и Роберт понял, что мальчик задыхается и ослабил хватку, позволив свободно глотнуть кислорода. — Я тоже хочу, чтобы у нас всё было хорошо, любовь моя, — Роберт наблюдал, как парень приоткрывает рот и урывками захватывает воздух, — Я хочу, чтобы мы были счастливы и боюсь всё разрушить. — «Ты уже это сделал…» — Алекс слабо оскалился, но тут же прекратил, вдруг Роб заметит? — Давай договоримся так… — это уже привлекло внимание подростка и он посмотрел на Роберта. Тот легонько улыбнулся, замечая ответную реакцию, — Ты больше не будешь причинять себе боль или пытаться… Убить себя. А я сделаю всё, что захочешь. Всё-всё… — чуть позже он добавил, — Кроме возвращения в Майнот… Хорошо? — Мне не нужно ничего кроме дома… — тихо отозвался тот, понимая, что Роберт его никуда не вернёт, — Не приноси людей сюда. Никогда. Не смей. Никогда не тащи жертв в дом или что-нибудь от них. Я запрещаю тебе это делать, ты понял меня, Роберт? Голос прошёлся по слуху, как лезвие, ударив холодной и серьёзной сталью. Алекс не боялся. Ему было всё равно. В глазах искрился пепел выгоревших эмоций и синеющая глубина страданий, заполнивших его душу с самого первого дня пребывания с маньяком. Роберт упивался этим взглядом, утопая в эстетическом наслаждении, словно в мёде. Его серьёзный мальчик был самым красивым. — Да, любовь моя, я услышал тебя, — он вжался лицом в чужую шею и шумно вдохнул запах юношеской кожи. От парня пахло чем-то сладковатым с нотками цитруса и Роб не удержался — неторопливо и широко провёл языком по шее, начиная от ключиц и заканчивая рядом с линией челюсти, будто пробуя подростка на вкус, как мороженое. Самое сладкое, самое соблазнительное, которого хотелось ещё и ещё… По коже пробежали мурашки и Алекс прикрыл глаза, сладостно подрагивая и закусывая губы. Его пальцы судорожно сжали мужские плечи и уголком сознания парень всё-таки кайфовал — каким же Роберт был большим, широким и по приятному тяжёлым… От него пахло стойким мужским одеколоном и чем-то мятным, похожим на жвачку — этот запах приятно щекотал нос, заливая лёгкие морозной свежестью. — Ты у меня самый красивый, — Роб всё это время активно обнюхивал его плечи и шейку, легонько скользя носом по коже и пахом притираясь к подростку между ног, — Самый-самый… Самый серьёзный. Знал бы ты, как я обожаю, когда ты злишься. Или ревнуешь. Ты само совершенство. — Я не в настроении на секс, Роб, — Алекс фыркнул и упёрся рукой в грудь, большим пальцем надавливая на яремную ямочку между ключиц, отчего мужчина тут же отпрянул от него, подавившись незаконченным вдохом. Парень всё ещё холодно смотрел на него, хоть изумрудный лёд и начал подтаивать, но для того, чтобы парень сам запрыгнул на Роберта нужно было время. Обида и равнодушие всё ещё скоблили его изнутри, подрезая сердце и обмазывая его морозным холодом. Роберт смотрел в тёмно-зелёные глаза и улыбался, пока не вспомнил о ранах парня. Он тут же встрепенулся и взял чужую руку за запястье, сказав: — Нужно обработать, — взгляд внимательно обвёл багровые серпы на коже, — Подожди здесь, мой милый. — Роб… — М? — мужчина обернулся на парня, когда уже был рядом с дверью и почти вышел из комнаты. — Почему ты ненавидишь сигареты…? — Алекс поёжился, погладив себя по предплечью. — Об меня их тушили.

* * *

Шли весенние дни, сливаясь в недели, а затем и в месяца и у них вроде бы всё наладилось: Роберт не поднимал на парня руку, мог только щипнуть или схватить; перед тем, как уйти на охоту мужчина всегда предупреждал Алекса об этом и в дом больше никого не таскал, хотя хотелось. Алекс стал чуть спокойнее и начал меньше бояться, но всё равно охладел к Роберту и был рад избежать с ним контакта. Даже секс стал приносить меньше удовольствия, а в череде стонов то и дело мелькали наигранные, ненастоящие… Иногда, чтобы убавить раздражение или заглушить усталость, парень гулял, но даже тёплый воздух поздней весны стал приносить мало радости в последнее время — он чувствовал себя увядающим цветком; словно засыхающая роза, которая всё ещё пыталась выжить и напрасно глотала воду, оттягивая неизбежный день смерти. Только Алекс засыхал не телом, а морально: уставал от Роберта, от страха, от притворства и лжи. Это всё навалилось, как снежный ком и давило на парня, отчего руки сами тянулись к лезвию. Но он ведь обещал… Только это и останавливало подростка — своё обещание, и он откладывал бритву и плакал… В какой-то момент психика очень чётко осознала: дальше он не выдержит. Либо это заканчивается, либо он сходит с ума, потому что жить так было невозможно — страх и отвращение к своему партнеру не уходили и пытались вылиться во что-то: в пассивную агрессию, слёзы, истерику или какую-нибудь претензию к мужчине, чтобы потрепать ему нервы. Это так больше не могло продолжаться! У всего есть конец, у любой психики и терпения есть конец, и его вот-вот настанет, если он не начнет действовать прямо сейчас. Вдруг не получится? Значит такова судьба — умереть в руках психопата. Пока он не проиграл, ведь даже не попытался сбежать! Поплачет, когда не получится спастись, а сейчас гадать было рано — нужно было обдумать оба исхода. Если Алекс проиграет и не получится сбежать — он убьёт себя. В магазине парень купил зеркало и разбил его на заднем дворе так, чтобы получились острейшие длинные осколки, которые вмещались в руку и легко пронзали кожу. Их парень спрятал у себя в шкафу в своей комнате, куда Роберт почти никогда не заходил. Если у него не получится сбежать, то он вскроется этими осколками. Возможно, прямо на глазах у Роберта… Теперь нужно было хорошо продумать план побега. Алекс сел в своей комнате и закрыл лицо руками, погружая мир вокруг в темноту. Тишина комнаты больше не давила на уши, наоборот парень будто бы слился с ней воедино, растворившись в глухом молчании. Сердце торопливо разгоняло по телу пульсирующую дрожь и парень судорожно глотнул воздуха, не сбиваясь с мысли. Через поезд бежать было не вариант — цен на билеты он не знал, могло не хватить денег, да и кто знал, когда будет ближайшая отправка? Может вообще вечером и что он тогда будет делать? По городу прятаться? Нет… Пойти в полицию мальчик не решился — там Роб, ему расскажут… Тогда осталось одно — сказать, но не полиции. Миссис Эванс была очень хорошей и чуткой женщиной, она видел каким был Алекс… Отрешенным и боязливым. Она видела каким был Роб, она должна была помочь! А если нет? Если не поможет? Тогда он потеряет веру в людей и закончит свою жизнь своими собственными руками… Парень глубоко и шумно вздохнул, поднимая глаза к потолку, и прижал руку к груди. Сердце от тревоги ходил ходуном, пальцы подрагивали. Говорить с женщиной о похищении было нельзя — камеры… Да и вряд ли бы он смог доходчиво объяснить ей ситуацию, только запутал бы. Нужна была записка или… Да! Записка! Но надо было написать так, чтобы женщина точно поверила и не сообщила об этом Роберту. У него есть время до завтра, потому что именно завтра будет урок, тогда Алекс и сможет отдать ей записку. Мальчик сложил руки замком и прижался к ним лицом, горячо выдыхая. Лишь бы всё получилось…

* * *

Вечером пришёл Роберт и от хлопка входной двери плечи юноши свело цепкой судорогой и дрожью, словно на него свалился ком снега. Алекс сглотнул и вышел из комнаты, встречая мужчину в прихожей. Тот сразу же заметил мальчишку и улыбнулся ему, одновременно с этим снимая с себя уличную одежду. — Как ты, мой милый? — Роб подошёл к юноше и коротко чмокнул в приоткрытые губы. — Нормально… — Алекс постарался подавить дрожь в голосе, чтобы не выдавать свою нервозность, — Ты будешь ужинать…? — Да, — Роберт ещё раз поцеловал парня и пошёл на кухню. Ели они в звонкой тишине. Алекс то и дело старался не бренчать приборами, не привлекать к себе внимание, и вообще ему хотелось побыстрее уйти отсюда — дрожь в руках нагло выдавала его нервозность, которую Роберт, конечно же, заметил. Он перевёл взгляд на побледневшее лицо мальчишки: угловатые тёмные брови время от времени подрагивали, как и ресницы, губы были поджаты в узкую и плавную линию, а глаза упрямо избегали его взгляда и смотрели в пол. — Всё в порядке? Ты очень напряжен, — с этими словами Уокер попытался взять мальчишескую ладонь в свою, но Алекс боязливо опустил руки на колени и отвернулся. — «Ты, блять, палишься, веди себя нормально!» — зарычал внутренний голос и парень достал руки из-под стола, позволив взять себя за ладонь. Вот только в глаза мужчины так и не посмотрел. — Алекс, ты ничего не хочешь мне рассказать? — Роберт успокаивающе погладил его по запястью, щупая нервно бьющуюся венку. — Что рассказать? Нечего рассказывать. Я просто… Устал, — он больно прикусил себе язык и всё-таки решился взглянуть в чужие глаза. Роберт пытливо смотрел на него, заглядывая в саму душу и Алекс поёжился — его видели насквозь и от этого по загривку поползла цепкая ладонь страха, сжимая горло. Сколько раз нужно сказать, что время от времени Уокер напоминал питона? Его взгляд застыл блестящим стеклом, обдавая нечеловеческим и мёртвым на эмоции холодом, брови не двигались, губы тоже — Роберт замер, словно робот, которого резко отключили. Помучив парнишку змеиным взглядом, он неожиданно ожил, принимая обратно человеческое поведение, и отпрянул, вставая из-за стола. — Тогда пойдем спать, — на это Алекс молча кивнул и поспешил уйти в спальню. Синие чернила сгустились на небе и сквозь темноту проклюнулись беленькие звёздочки, сообщая всему миру, что ночь вступила в свои полные права. Сон, словно пелена, окутал город, погружая его в забвение, только вот Алекс не мог сомкнуть век. Как бы он не ворочался, но заснуть не удавалось — разум отказывался погружаться в сон и бодрствовал. В голову лезли лишние мысли, а фантазия, как назло не унималась — подкидывала всё новые и новые возможные события, исходы, ситуации, потихоньку сводя парня с ума. Как ни странно он не чувствовал усталости, будто бы на дворе был день, а не глубокая чёрно-синяя ночь. — Ну что за херня… — шёпот прошуршал в такт шелесту листьев за окном. Ветер ворошил и шатал ветви растений, играясь с их листиками, как непоседливый ребёнок и иногда к этой шуршащей балладе добавлялся шорох колёс по асфальту — кто-то запоздало возвращался домой… — «Домой» — повторилось в голове и Алекс сел на кровати. На удивление матрас послушно молчал и не скрипнул даже тогда, когда мальчик перелез через Роберта и встал на пол. Взгляд приковался к окну и Алекс облокотился о подоконник, разглядывая вид за окном: синее небо, забрызганное белёсыми звездами и чёрный рубленный силуэт города, кое-где горели бледные жёлтые окна, словно глаза у домов. Алекс спустился на кухню — горло пересохло, будто в него засыпали пустынный песок и нещадно требовало воды. С щелчком выключателя свет залил комнату рыжими тонами, и Алекс прищурился. Зрачки сузились, отвыкшие от света за время непроглядной темноты, и открыли широкую цветную радужку. Быстро выпив воды, он выключил свет и подошел к окну. Во дворе стелилась мгла, отдающая сине-зелёным оттенком, а чернота уже начала потихоньку стекать с полотна небес, освобождая место для теплеющей синевы. Алекс бездумно оглядывал улицу, пока в голове шумела одна единственная мысль: «Неужели это всё скоро закончится?» Неужели он спасётся от Роберта и начнет жить… Нормально? Без страха, без паники, без ненависти? В это как-то не верилось… Словно он уже не мог по другому — без Роберта, без этого всего. Но ведь рано или поздно всё кончается, разве нет? Вот и их отношениям с Робертом должен был прийти конец, это было правильно, но было и так непривычно и чуждо. Он всё ещё до конца не верил, что это произойдет. Нет, конечно, Алекс понимал, что когда-нибудь, чёрт знает когда, это кончится, но… Завтра? Так скоро…? Это всё происходит на самом деле или это сон? Юноша ущипнул себя и поморщился. Изображение вокруг осталось и никуда не собиралось уходить, красноречиво говоря, что это всё-таки не сон, а реальность. Внезапно рядом с его ладонями на подоконник опустились ещё две, а затылок обдало горячим дыханием, от которого у него чуть не остановилось сердце. — Чего не спишь, мой сладкий? — Роберт прильнул губами к загривку юноши, шумно вдыхая его запах. Коленки парня подогнулись и он уже был готов упасть от испуга, — Я напугал тебя? — Не подходи так бесшумно, я чуть в обморок не упал, — Алекс с трудом вздохнул, когда горло разжалось, позволив нормально дышать. — Скучаешь по ним? — Роб тёрся лицом об шею мальчика и мурчал, как большой-большой кот. Он не пояснял о ком — и так было понятно. Роберт спрашивал о семье и друзьях, оставшихся в Майноте. Сердце жалобно завыло от воспоминаний и Алекс закрыл намокающие глаза, терпя боль. — …Да. — Возможно, на твоём месте я бы тоже скучал, — мужские губы тихонько прижались к макушке, — Ну, в том плане, что ты более чувствительный чем я, и я думаю, что будь я таким же, то скучал бы… Хотя мне сложно понять привязанность к родителям. — Ты ведь не отпустишь меня, да? — Алекс не сопротивлялся, когда на него слегка навалились со спины, только крепче упёрся ладонями в подоконник, чтобы руки не подломились. — Нет, мой милый, я люблю тебя. Я никогда не отпущу тебя. В сердце с жалобным шипением погасла искорка надежды, слабо мелькнувшей среди остальных чувств. Да, было глупо надеяться, что Роб отпустит… Но вдруг? Вдруг…? Что если бы он понял, что так сделает Алекса счастливым и смог бы отпустить? Не отпустил бы… Роберт — эгоист. Взгляд медленно сполз с голубеющей линии горизонта к подоконнику, наполняясь блёклостью отчаяния. Его никто не отпустит… Только если он сам не уйдет.

* * *

Ночная синева растворилась в розовом, чтобы потом опять вернуться в голубеющий дневной оттенок. Небо укрылось обрывками белоснежных облаков, через которые всё равно пробивались ярко-золотые лучи солнца. Ветер шумел в тёмной листве деревьев, шуршал травой, гулял по улицам и жалобно завывал, только вот его никто не слышал — почти все были на работе, в том числе и Роберт. Тиканье часов болезненно ударяло по ушам, дробя натянутую тишину, и Алекс вынес часы из своей комнаты в их спальню. Но почти через пять минут он поставил их обратно — в ушах начало звенеть из-за полного отсутствия звуков, поэтому пусть лучше тикает. Так он хотя бы понимал, что не оглох. Сердце замирало каждый раз, когда взгляд останавливался на стрелках, руки начинали потеть и становилось жарко. Миссис Эванс должна была прийти с минуты на минуту. Лишь бы всё получилось… На столе лежали тетради, но одна была ближе всех, к листам которой то и дело прикасались мальчишеские пальцы. Тело дрожало и юноша поднял лицо к потолку, широко приоткрывая рот, чтобы не задохнуться. Лёгкие, как будто бы парализовало и они утратили функцию наполняться воздухом и сжиматься, выталкивая его, а на саму грудь надели капкан. Вдох-выдох… Резко раздалась трель дверного звонка и Алекс чуть не упал в обморок от испуга, даже сердце замерло на пару долгих секунд (как ему показалось). Чтобы мерзкий, назойливый звук, похожий на хриплый визг, не повторился снова он помчался вниз, буквально перепрыгивая по две ступени за раз. Пальцы вцепились в дверную ручку и замок, повернули щеколду и с щелчком дверь отворилась. Миссис Эванс встретила его приветливой улыбкой и шагнула внутрь дома. — Ну, как ты? Рассказывай, всё хорошо? Роберт как поживает? — она с тихим кряхтением сняла обувь и поставила её, — Давно я его не видела… — Всё х-хорошо… А вы как? — Алекс стоял чуть поодаль, обхватив себя руками, будто обнимая. — Лучше некуда, — женщина поправила волосы и снова улыбнулась, — Пойдем грызть гранит науки? — Д-да… — оптимизм женщины просочился и в настроение подростка, чуть поднимая его и добавляя смелости. На губах мелькнула слабая улыбка, застрявшая в приподнятых уголках рта, глаза слегка загорелись и Алекс поспешил наверх, к своей комнате. Дрожь почти исчезла, сгинувшая в воодушевлённом настрое, правда язык всё ещё заплетался и на протяжении всего урока подросток заикался время от времени. Когда положенные два часа истекли и миссис Эванс встала из-за стола, парень взял в начавшие трястись руки тетрадь и выдавил: — Миссис Эванс, вы не могли бы проверить мою тетрадь? Я сделал пару заданий… П-пожалуйста… — поначалу говорилось более-менее нормально, но потом голос резко слетел в нервозную трясучку, как и руки перед этим. Женщина удивленно посмотрела на него, а затем на тетрадь, стиснутую в бледных пальцах. — По-моему я не задавала тебе никакого домашнего задания, Алекс, — она поправила очки и выпрямилась. С губ подростка слетел разочарованный, слегка обиженный и испуганный выдох, будто его мир был готов вот-вот рухнуть. Женщина чуть склонила голову набок, пытаясь понять реакцию юноши. Что там такого важного в этой тетради? — Пожалуйста, это очень важно, вы должны на это посмотреть… — парень задрожал сильнее и протянул тетрадь, — Возьмите, пожалуйста. Женщина внимательно смотрела на него пару минут, а затем всё-таки взяла тетрадь без лишних слов. Алекс проводил взглядом тетрадку, проглоченную чужой сумкой, и облегченно вздохнул, в сердце вместо шипов зацвели цветки эйфории. С блестящими от счастья глазами он проводил женщину до входной двери, закрыл за ней и лёг на диван — ватные ноги не выдерживали его веса, грозя уронить тело на пол. — «Лишь бы получилось», — это единственное, что звучало в его голове, как заученная молитва. Когда миссис Эванс вернулась домой и открыла тетрадь, в ней не было никакого задания, только аккуратно сложенный, маленький кусочек бумаги. Женщина нахмурилась, непонимающе прожигая бумажку взглядом. Что еще за шутки? Записка с шелестом развернулась и когда учительница прочла первые строки, сердце испуганно замерло. «Миссис Эванс, мое настоящее имя — Алекс Картер, я из Майнота. Роберт похитил меня летом 2017 года, избивал, насиловал и удерживал у себя дома. Он около суток держал меня в тёмном подвале без еды и воды, иногда бил, чтобы я больше не пытался сбежать. Потом он отвез меня в Бисмарк и дал мне свою фамилию, будто бы я его младший брат. Я пропустил девятый класс не из-за домашнего обучения, переездов и болезней, я пропустил его, ибо был похищен. Пожалуйста. Поверьте мне, я Алекс Картер, меня похитили. Если у меня не получится сбежать, я убью себя. Не говорите Роберту, иначе он убьет меня и вас тоже. Вот единственный номер, который я помню: +1..... Пожалуйста помогите мне, я больше не могу, мне нужна ваша помощь… Спасите меня, это мой последний шанс.»