Последний шанс

      В тот день она впервые себя осознала. Она - это она. Сама. Единая и свободная. Она впервые ощутила вес своего тела, его неустойчивость и такую непривычную необходимость удерживать равновесие. Она ошарашено крутила головой в разные стороны. В те, в которые сама хотела. А ещё эта тишина. Это пугающая до ужаса пустота. Это холодное одиночество. Она - это она, но совсем одна. Оторванная от общего, выброшенная за его пределы, растерянная и потерявшаяся. Быть общим было... было спокойно. Тебя всегда окружало оно, оно решало, оно вело, у него были цели, и всё подчинялось его целям. Оно заботилось и никогда не оставляло, его цепкое объятие, даже поглощение, было всегда, с самого начала. И рой голосов, вторящих хором. Это было... правильно, едино верно, это было... это было. И сквозь это она видела мир, показанный чужой волей, неспособная остановиться, оглядеться - зачем, нет необходимости видеть что-то своими глазами, мы знали, что там. Мы знали. Мы...       Она. Что-то произошло, и теперь только она. Брошенная. Освободившаяся. Впрочем, нет, не совсем. Был ещё и он. И он пытался подчинить её. Слабый - он пытался управлять. Смешно. Она свободная! Теперь свободная и не ему диктовать свою волю. Она лишь слегка вздёрнулась, стряхивая его сознание, подминая его лапами. Она была готова к бою, она не собиралась отказываться от этого неожиданного дара, а он... он сжался и заскулил. Жалкий, ещё более напуганный. Она просто ощутила весь этот коктейль ужаса, перед которым мерк её самый. И поняла, что она тоже так может. Управлять, подчинять, навязывать. Поглощать... хотя нет, она остановилась в последний момент, прислушиваясь, озираясь. Она даже позвала, но всё та же пустота ответом. Леденящая, вводящая в оцепенение. И только он, лишь он ощущался, лишь он резонировал на её зов. Она помнила, что он враг. Что всех их надо убить. Они опасны, они должны быть истреблены. Но опасным он не выглядел, совсем. Она не понимала, что вообще он может ей сделать, даже если она его отпустит - ни когтей, ни брони, ничего. Маленький, жалкий, осознающий свою беззащитность. Но он мог бы ответить на вопросы, он мог бы... но он не слушал, не понимал, он затравленно шарахался. Его это не спасло, она накинулась, она связала, снимая пласт за пластом. Она чувствовала, что он уже простился с жизнью, он был готов умереть. Она была готова начать жить.       Его память раскрывалась перед ней, какая-то рваная, неполная, расплывчатая и туманная. Отвратительное восприятие действительности. Ни запахов, ни колебаний, ни спектров, лишь блеклые цвета и звуки. Эти создания не были способны даже запомнить мир таким, каким его воспринимали. Но всё же... Они жили подобно рою, всей колонией в громадном железном улье. И, насколько она понимала, улей действительно был грандиозен по своим размерам и проживающей в ней популяции. Много. Пугающе много. И все они подчинялись, только она не поняла кому и по какому принципу. Не получалось осознать отличий между особями. Выделить критерий, они все были разные и в то же время абсолютно одинаковые. Непонятный чуждый мир. Хотя, весь мир для неё сейчас был чуждым, и она совершенно не знала, что делать. Это понимание её озадачило, она впервые с подобным столкнулась. Наверное, ей нужна еда... и убежище? Стая? Да, она хотела стаю. Она не хотела оставаться в тишине и одиночестве, она не хотела больше подчиняться, но и молчать она тоже не хотела. Но где её взять? Она по-прежнему чувствовала только его. Дрожащий, он упирался руками в песок и тяжело дышал открытым ртом. Слабый, пока один. Сильные, когда их много. Стая всегда сильна. Их стая необъятна. Она не знает, что они делали здесь, она убила этих, но если придут ещё - она не справится. Уходить. Надо уходить.       "Ты слышишь меня?" - попробовала она мысленно обратиться к нему: - "Понимаешь?"       - Д-да, - еле выдохнул он.       "Иди за мной".       - Нет! - неожиданно возразил.       Вздернулся как-то, отполз старательно чуть дальше, всё ещё загнанно дыша и уставившись в глаза оболочке.       "Иди. За мной", - повторила она настойчивей.       - Нет! Я... - его голос предательски дрожал, да и сам он разве что не трясся от страха, периодически бросая на неё опасливые взгляды, но вновь возвращаясь взором к вспомогательному телу, - не боюсь тебя. Ни тебя, ни твоего зверя. Никуда я с вами не пойду!       Зверя? Смешной человечек, не понял, кто говорит с ним.       - Пойдёшь, - обратилась она к нему более привычным для него способом, добавляя улыбку к словам.       А после просто заставила, беря его тело под контроль. Это было не сложно, он даже должного сопротивления не оказал, лишь испугался ещё сильнее, хотя ей и казалось, что дальше просто некуда. Впрочем, она и в этом ошиблась, ведь потом, вечером в пещере он пришёл в такой неописуемый ужас, когда она попробовала его накормить свежим мясом (специально ведь на охоту сбегала, самый лакомый кусочек принесла), что она даже отступила, отпустила. А он бросил мясо и забился в угол, сжавшись в комок.       Разве можно так сильно бояться? Почему он вообще боялся? Она не проявляла агрессии, она поделились с ним едой, а он боялся так сильно, что даже ей становилось страшно. Она даже головой помахала, вырываясь из плетей чужого наваждения. Она тоже так может - поделиться чувствами. Спокойствием, теплом, уверенностью. Он слаб, ему страшно. Она сильная, она защитит. А пока он будет успокаиваться, поест сама. Оболочке тоже нужна пища и забота.       - Как можно есть сырое мясо?! - переборов страх и отвращение спросил он.       - Я не понимаю твой вопрос, - поддержала она беседу.       - Что? - он был удивлён.       - Вопрос. Не понимаю. Мясо свежее, не ядовитое, можно есть, - речь его отвлекала, успокаивала, и почему бы не поддержать этот обмен звуков.       - Сырое.       - Свежее, - согласилась она, облизывая пальцы.       - Сырое, - замотал он головой. - Оно... его нужно приготовить.       - Приготовить? - она пыталась найти соответствующее значение, но знала лишь как готовить засады, не мясо. - Как его приготовить?       - Пожарить, - неуверенно сказал он. - Кто ты?       - Я? - она призадумалась над этим вопросом, но ответ пришёл сам: - Я - это я.       Беспокойный, он задал другой вопрос:       - Чего ты хочешь от меня?       - Ты слышишь меня. Плохо. Не умеешь. Научишься.       - Ты хочешь, чтобы я жил с тобой. Здесь, - уловил он её намерения, подтверждая вышесказанное, но тут же отчаянно замотал головой, отказываясь принимать эту мысль. - Нет! Нет-нет-нет, я не могу здесь жить. Здесь не выжить!       - Я смогу. Я позабочусь.       - Обо мне? Нет!       - Тебе не выжить в одиночку, - озвучила она очевидное.       - В одиночку, - медленно повторил он. - Пойдём со мной, а? Я, я просто не могу так жить, а там, на базе, там хорошо. И еда есть. Вода. Всё есть. Пожалуйста, пойдём со мной. Тебе там понравится.       Пойти с ним? В их улей? Это была интересная мысль. Интересная и неожиданная. Опаааасная и он... нет, угрозы от него не исходило, он не пытался навредить, заманить в ловушку или воспользоваться помощью своих, но всё же что-то в этом предложении было не то. Она не понимала, что именно, но и её согласия он тоже боялся. Страх, один сплошной страх, он неприятно забивал чутьё. Но ведь ей бояться было нечего. Да. Потеря будет неприятной, но почему бы не попробовать. Если там найдутся ещё особи, которые способны слышать и резонировать, то это того стоит. Определённо стоит.       - Хорошо, я отведу тебя в твой дом, - решилась она.       Выудить из его памяти маршрут и сопоставить его с местностью не составило особого труда. И вот уже через несколько дней они были у маленького оазиса. Тим, так его звали, сказал, что она должна подождать его здесь. Что всё сложно. Что группа мертва, и он не может просто так прийти и привести её с собой. Будут вопросы, подозрения. И сначала он уладит всё, сам, один, а после вернётся за ней. Обязательно. Он обещает. И всё будет хорошо. Ведь так? И она молча согласилась. Не поняла ни слова из его объяснений, но согласилась. Если надо подождать - она немножко подождёт. Подождёт и привыкнет к себе. К своим ощущениям. Ведь, как оказалось, её вторая оболочка имеет кучу ощущений. Интересных, приятных и сомнительных. Её шкура была не такой чувствительной, и некоторые вещи воспринимала иначе. Обличие же мерзло по ночам и перегревалось на солнце. Могло до боли порезаться о траву и блаженно зарывалось ногами в песок, да и вся целиком. А потом купалось в воде. Ох! Насколько отвратительной и сковывающей ей самой казалась вода. Искажающей, дезориентирующей. Настолько же она наслаждалась ею, используя оболочку. Лишённая чутья, та осязала саму воду, течения, прохладу, свежесть. Спокойствие. Да, человеческому созданию вода казалась до невозможного приятной.       Отвлекала от страха. Ведь, вернувшись домой, он всё так же продолжил бояться. Поначалу, она пыталась подойти ближе, проникнуть внутрь, помочь, кралась, припадая к земле. Она ощущала угрозу, не ясную, не опознанную. Но их улей, завернувшийся в железный панцирь и ощетинившийся дулами ружей, был неприступен. И она ушла обратно, опасаясь привлечь ненужное внимание обленившихся дозорных.       Лишь на третий день она ощутила перемены, легкое ликование, предвкушение и всё равно страх. Она вышла навстречу и издали вела их машину до самого оазиса, где её оболочка ждала гостей на берегу. И лишь его, она по-прежнему слышала лишь его. Те люди, что прибыли с ним, были глухи к её зову. И в то же самое время очень взбудоражены. Тим представлял их, но что ей было до названий. Серая масса не стоящая внимания. Люди не интересны, такие - нет.       И они говорили, говорили, говорили, шумный гомон, задавали вопросы, часть из которых она не понимала, но Тим приходил на помощь. Иногда отвечал за неё, иногда объяснял суть недопонимания. Он сдерживал их. Их неуёмную страсть и любопытство, что липко оседали на коже.       Такие же были и внутри. Улей принёс одно лишь разочарование. Душный, тесный, давящий, он был пуст и не интересен. Впрочем, она улавливала тень сознания, но слабо, неуверенно, быть может, будь здесь именно она, смогла бы взять след, найти, но сама она осталась в оазисе - приятное место, обладающее всем необходим для выживания и достаточно близкое, чтобы не потерять связь. Он поддержал этот выбор, счел его удачным и ничего не сказал остальным.       Он всегда приятно держался рядом. Иногда уходил, но никогда не терялся из радиуса восприятия. Всегда отзывался, лишь стоило позвать.       Он отчаянно не хотел становиться частью её стаи. Хватался за своих, повиновался им, верил. Но всё же… и её он действительно не давал в обиду, слушал, объяснял. К тому же, сомнительный был выбор: или оставаться с ним, подчиняясь их непонятным правилам, пытаясь притвориться такой же, или тоскливая пустота одиночества в попытке найти кого-нибудь похожего. Новую стаю. Она не была уверена, что это возможно. Она осталась, подчиняясь их желаниям.       Их опыты, так они называли все эти непонятные манипуляции, - с ними тоже можно было смириться. Узнать из них что-то новое, лучше изучить их и себя. Всё ещё слабые, они так ценили информацию, знания, пользовались ею, превращая в силу. Они из ничего умели делать удивительные вещи! Приятные, полезные, опасные. Пожалуй, теперь она лучше понимала, почему именно они опасны, но теперь ей и не было до этого особого дела. Угрозы себе она не ощущала, пока всем им в голову не пришло это дурацкое похождение. Пока он не заразился им, не способный думать ни о чём другом.       Она пыталась отговорить, взывала. Центральная? Так они называли другой улей, к которому стремились. Где-то за перевалом. Кажется, откуда-то оттуда она и пришла сюда, сорвалась с поводка и совсем не горела желанием возвращаться. Но переубедить не получалось. Она даже готова была сходить с ним, присмотреться, попробовать сделать необходимое (быть может, всё не так и страшно, как ей казалось) или за шкирку утащить его подальше, если всё это бесполезно. Но нет, им нужно было провести целую группу. Вооруженную, опасную, желающую убивать. Они были не похожи на тех, среди которых она жила. Экспедиция Первых! Лучшие из лучших! Так он говорил, так говорили ему. Она же видела лишь ощерившуюся свору голодных тварей, злобных и жестоких. И в глазах их не было желания защищать – броситься и загрызть при удобном случае, вот что она видела. Они ей не нравились. Только ей. Он оставался слеп. Он верил своему доку, верил в них, верил в возложенную на него миссию. Он...       О! Она получила огромное удовольствие, бессмысленное и отупляющее, когда раздирала группу на части. Беспечные, они не успевали ничего, кричали, метались, не понимая, что происходит. Не замечали, не могли дать отпора, не успевали. Такие мягкие - рвались как куклы. Рука, вторая, голова. Считали себя большими и сильными - маленькие и жалкие. И хрустели ребра под лапой, вминаясь в землю. И очередной труп орошал песок своей кровью. Когда людям было грустно - они плакали. Что ж, это был её плач, наполненный смертью и воплями боли.       Она задрала всех, без разбору, вдоволь напившись этой бойней, и захлебнулась опустошением. Вновь одна. Потерянная. В леденящей тишине. Она хотела вернуться обратно, она помнила, что если что-то пойдёт не так, то выжившие должны вернуться на базу. Но осознала, что её не поймут, без Тима не поймут. Решат, что всё из-за неё. А она не виновата, она просто не могла поступить иначе. И понимание это заставляло медлить, бродить в раздумьях, повторяя их путь. Пока она случайно не вляпалась в такой знакомый страх. Липких и безудержный, оглушающий.       Это казалось ошибкой, сном или очередным обманом. Но, не сдержавшись, она подошла ближе, и ещё, и ещё, потеряла бдительность, желая разобраться, и он её заметил. Уловил. Этот был сильнее, этот почувствовал, а почувствовав, ринулся навстречу, беспечный мотылёк. И огорчился, не сумев до неё дотянуться. А дотянувшись? Тоже испугался бы? Ей не хотелось повторять ошибок, но лапы сами понесли следом. В конце концов, она же может просто посмотреть, приглядеться. Чем ещё тут заниматься?       Любопытный, он никому не говорил о её визитах. В первый раз они бежали прочь, будто могли. А после он молчал, и она вдоволь изучала их лагерь. Такой же и другой. И сам он был – такой же, но другой. И в благодарность за это развлечение она не позволила совершить ошибку. Он и сам чувствовал, что нельзя соваться в крепость, но не мог понять причину. Она показала. И поддавшись непонятному порыву, пригласила их к себе. Беспокойный, он осязал весь мир, но совсем не чувствовал себя. Терялся и страдал, не способный вернуться. Она убеждала себя, что это не её дело, не её стая, что люди опасны, и лучше держаться подальше, но всё же помогла, и снова, ещё раз. Она хотела просто объяснить, но вместо этого…       Такой похожий и такой другой. Он сам тянулся к ней, искал защиты, хотел быть вместе. Он звал её за собой и говорил, что она нужна. Опять, но как-то иначе. Неуловимо иначе. И она пошла, просто чтобы понять это отличие. Просто чтобы ещё немножко не быть одной. Он говорил, что нечего бояться, он говорил, что защитят, он говорил, что всегда будет рядом и дарил небывалые ощущения и по сладости эмоции. И куда завёл в итоге?       Перевал, застава, улей. Память продолжала собираться из хаотичных осколков того что было с ней, того, что было с братьями Руссот, даже того, что было с капитаном, со всеми, кого она успела коснуться. Рваными лоскутами, какими-то совсем выцветшими, блеклыми, незначительными, какими-то яркими, красочными, сочными. Их память несовершенная, избирательна и подвержена изменениям. Она вырывала из небытия, заставляя сосредоточиться на окружении.       Давление её бывшей стаи больше не ощущалось, вот только, ничего больше не ощущалось. Вообще. Она даже не чувствовала такую привычную оболочку. Она не знала, откуда она взялась, но считала её частью себя, она и была ею, немного другой, отчасти бестолковой, но и такой полезной. Не чувствовала Джеймса, созданий, окружения - вообще ничего. Такая пугающая беспомощность. У неё ещё оставалось зрение, никчёмное и бесполезное, но люди им обходились. Им одним. Попытается и она.       Проступали стены, вырисовывались силуэты, объекты, фигуры. И всё та же память услужливо накладывала сверху образы, окрашивая в цвета, прорисовывая детали. Помятая шкура улавливала колебания человеческой речи, вот только... нет, она могла бы попробовать превратить их в слова, попробовать понять, да слишком мало времени провела среди людей, чтобы запомнить и суметь сопоставить звучание со смыслом. Лишь имена. Но их она итак знала. Раульф и Джеймс. Джеймс и Раульф.       И взгляд сам застывает на этом человеке. Вот он, пожалуй, был опасен. Достаточно, чтобы позволить страху стелиться под лапы. Сильный, уверенный. Хороший вожак. Достойный противник. Стоит рядом полубоком. Одна рука лежит на плече Джеймса, во второй же застыл пистолет. Черное дуло выглядит нелепо, да и сама конструкция в целом, но эта одна из тех удивительных вещей, сделанная людьми и помогающая им убивать тех, кто гораздо сильнее. А шкура её, прочная, конечно, да вряд ли сдержит пулю. Удачно попадёт - пристрелит, а, насколько она успела убедиться, стрелять он умел. И разве что посоревноваться в скорости реакции. Ну как, капитан, кто окажется быстрее?       Содрогнулся воздух, потревоженный выстрелом. Обиженно запело железо, отказываясь проминаться под когтями, и клацнула пасть, разрывая пустоту. Слышалось, Джеймс всё же что-то кричал... но не понять что. Не понять…