Последний удар колокола

«Порой, думаешь, что все хорошо, а кто-то уже роет тебе могилу»

Ничего на свете не может сравниться с материнской любовью. Никакая любовь мужчины, ни женщины, ни привязанность никакого живого существа не идут в сравнение с любовью матери. А с болью утраты любимого дитя не может встать в один ряд ни одна мука, уготованная Господом. Такую невыносимую страшную боль испытывала затворница Гудула уже многие годы, с тех пор, как потеряла свое дитя. Так случайно и опрометчиво погас единственный светивший для нее свет в виде маленькой самой любимой на свете дочки. Ее девочки, ее малютки Агнесс с большими темными блестящими глазками и пухлыми розовыми щечками. Горе, нищета и лишения превратило несчастную женщину в подобие человека. Полубезумная, опустившаяся бродяжка, нашедшая когда-то свой приют в Роландовой башне, чудом выжила и все эти годы не оставляла надежду отыскать свое потерянное дитя. Неожиданное столкновение с цыганкой и этот башмачок, который когда-то Гудула, бывшая Пакетта, сама надела своей малютке на шею, воскресил прошлое. Дочь. Ее Агнесса. Ее боль. Ее счастье. Она жива. Она все это время была рядом. Господь внял ее молитвам и плачу, и вернул ее. Гудула брела к собору, прижимая к груди самое дорогое, что у нее было — свалившуюся с шеи Эсмеральды ладанку с башмачком. Вретишница была близка к тому, чтобы обнять свою дочь как никогда. Вот уже показались двери собора, ведь именно туда горбун утащил цыганку.  — Моя малышка, моя Агнесс, наконец-то, моя девочка — шептала вретишница, заходя в собор Богоматери. Служба давно закончилась и опустевший собор напоминал склеп. Только горящие свечи придавали ему жизнь. Казалось, тяжелые своды замерли и застыли в предвкушении чего-то, что должно было нарушить ход существующих событий навсегда. Несколько послушников убирали догоревшие свечи и поправляли праздничные рождественские украшения из еловых ветвей и золотых лент. Гудула незаметно притаилась за одной из многочисленных широких колонн. Она знала, что в соборе есть один единственный человек, кто был добр к ней — это был Клод Фролло, хозяин уродливого звонаря. Его-то и хотела разыскать вретишница. Но не долго ей удавалось прятаться. Служки довольно быстро обнаружили бродяжку и вытолкали ее из собора, опасаясь, что та может стащить что-нибудь из праздничного убранства или какой-нибудь серебряный подсвечник. *** Тем временем Квазимодо притащил перепуганную Эсмеральду прямо в ризницу, где находился епископ. Клод нервно комкал ткань своей сутаны. Бросив праздничное облачение одному из причетников, он строго приказал никого к нему не допускать и позаботиться о том, чтобы в этот вечер двери собора начали запирать еще до сигнала тушения огней.  — Но Ваше Превосходи… — начал было причетник, но строгий не терпящий возражений взгляд епископа заставил его замолчать и исполнить приказ. Как только причетник скрылся из виду, Клод выглянул за двери ризницы и осмотрелся — никого не было. Он выдохнул, но странное волнение по-прежнему не покидало его. Спустя несколько минул в дверь постучали. Фролло открыл дверь лишь тогда, когда стук повторился — это был Квазимодо, на плече которого висела цыганка. Горбун тут же поставил девушку на ноги и легонько подтолкнул ее к входу. Клод мгновенно схватил Эсмеральду за тонкое запястье и втащил в ризницу, делая сигнал Квазимодо, чтобы тот остался у входа и никого без условленного сигнала не пускал. Он усадил напуганную девушку и опустился перед ней на колени, держа ее руки в своих. Отчитывать сейчас или ругать Эсмеральду за то, что она пришла на мессу было бы крайне глупо и ни к чему бы не привело.  — Что случилось, мой ангел? Я видел тебя на мессе… Мои речи про осторожность не вразумили тебя, но делать нечего и упрекать тебя я не намерен. Так что же произошло? Что тебя так напугало и расстроило? — Клод старался говорить как можно ласковей и подавлять нарастающее недовольство, заметив, что девушка готова расплакаться.  — Я…Я потеряла ладанку. — прошептала она, судорожно шаря рукой между шеей и разорванным воротом. — Это все, что было у меня… Все, что напоминало мне о моей матери.  — Тише, тише, успокойся. Вот выпей немного — Клод протянул ей немного вина, оставшееся от причастия. — Не волнуйся и расскажи мне, что произошло.  — Я решила послушать мессу, а вернее посмотреть. Мне еще никогда не приходилось бывать вот так просто внутри собора на службе. — Эсмеральда рассказала Клоду какое впечатления на нее произвела вечерняя месса и насколько красивым и необычным показалось ей это зрелище. Последние слова цыганки заставили Фролло немного смутиться. Она впервые заговорила о нем и это были не упреки, обвинения или просто вежливость. Эсмеральда была восхищена его видом в праздничном облачении. То, каким она видела Фролло в тот момент, произвело на нее куда большее впечатление, чем те страстные сцены у него в доме. По словам цыганки зрелище было настолько притягательным, что на его скулах проступил чуть заметный румянец.  — Неужели? Значит, мне следует позволять тебе приходить на службы и мессы как можно чаще. Может быть так я тебе понравлюсь чуть больше? — усмехнулся Клод, прошептав ей на ухо последние слова совсем тихо, обдавая ее шейку горячим дыханием. Эсмеральда опустила голову и уставилась в пол, стараясь уйти от прямого ответа и накрывшего волной смущения. Слишком близко Фролло придвинулся к ней. Даже спустя столько времени она все еще краснела и не могла преодолеть своей стыдливости.  — Что же случилось с твоей ладанкой? Не стоило тебя отпускать одну гулять по улицам. Я был слишком неосмотрителен, потакая твоим прихотям. Вон, весь ворот порван и это сделала явно не ты! — Клод внимательно посмотрел на цыганку, нарочито придвигая ее к себе еще ближе.  — Я вышла из собора, когда увидела твой взгляд. Не хотела, чтобы потом… — Эсмеральда виновато поглядела на епископа.  — Не ходи вокруг да около, говори, что стряслось? — Клод терял терпение.  — После мессы я вышла из собора и отправилась в сторону паперти. — голос цыганки стал заметно дрожать. — Там я увидела женщину, такую странную и очень очень несчастную… Кажется это та затворница, что живет в Роландовой башне и каждый раз встречает меня проклятиями… Я всего лишь хотела помочь ей, дала несколько монет. Она набросилась на меня с проклятиями и вот так я и потеряла ладанку… Глупо… Я подумала, еще немного и сама могла оказаться на ее месте…  — Кажется я понял, о ком идет речь. Что ж, завтра я попробую расспросить Гудулу, так зовут затворницу, о твоей ладанке… Хотя, постой. Ты говоришь эта вещь принадлежит тебе с самого детва и это единственное воспоминание о твоей матери? Так? — Клод провел по лбу рукой, силясь что-то вспомнить.  — Так — кивнула девушка, отодвинув кубок с остатками вина.  — Как странно… — продолжал Фролло как будто игнорируя ответ цыганки и продолжил рассуждать вслух — Гудула не раз говорила, что до сих пор хранит какой-то башмачок, в память о своей потерянной дочери…  — Неужели… Значит… — слова девушки сами застыли в воздухе. Эсмеральда напряглась всем телом и замерла, раскрыв рот от пришедшей в голову догадки. Клод молча перевел на нее взгляд. Спустя минуту он сам прервал неловкое молчание.  — Слушай, завтра как только мне удастся освободиться после проверки всех необходимых приготовлений, я обещаю, что разыщу вретишницу. — начал он, догадываясь, куда клонит Эсмеральда. Та закивала, но так и продолжала сидеть, в немом оцепенении, словно кто-то ударил ее по голове.  — А если все это лишь наши догадки или ладанка затерялась в грязи на паперти? — цыганка заметно нервничала.  — Вот что, я попрошу Квазимодо постараться отыскать твою ладанку, пока еще не слишком стемнело. И даю слово, завтра найти Гудулу. — ответил Клод, отворяя дверь и знаком приглашая звонаря зайти в ризницу. Спустя некоторое время горбун пошел на поиски дорого для цыганки предмета. *** Как только Квазимодо исчез за дверью, а Эсмеральда немного успокоилась, Фролло не преминул воспользоваться тем, что девушка сама пришла в собор. Ему было приятно ее внимание и любопытство, пусть оно было вызвано предпраздничными приготовлениями и мессой. Клод не мог сдержаться и обнял цыганку, трепетно прижимая ее к своей груди.  — Ты должно быть хочешь есть? Да? — Фролло поцеловал ее в макушку и осторожно убрал с ее личика выбившуюся прядку волос. — Пока доберемся до дома, будет уже слишком поздно.  — Да немного, а ты? — в этот раз она не пыталась отодвинуться от него.  — Тоже не против перекусить. Сейчас принесу нам отличное жаркое, немного вина и молока. И еще пирог для Квазимодо. — кивнул Клод и поднялся на ноги. — Я так скучаю по тебе… Сейчас вернусь, любовь моя. Звук поцелуя и тихий шепот — вот, что услышал притаившийся за дверью Жеан. Он дождался пока уйдет Квазимодо и ловко прячась то за колоннами, то за выступами, прокрался ближе к ризнице. " — Вот это да! — подумал Жеан, не веря своим глазам — Интересно… Мой старший брат, ярый поборник воздержания, строгого поста, времени зря не теряет. Ничего себе… Так значит, братец Клод, святая чистота, завел себе любовницу! Мддааа. А меня еще и попрекал, чтобы я не ходил по кабакам, да по борделям… Верно, зачем же шататься по злачным местам, когда можно сразу завести себе такую хорошенькую цыпочку. А вкус у нашего затворника неплохой. Не затем ли он тащил меня в самый дорогой бордель в Париже…? Удивлять выкрутасами в постели свою малютку. Точно! Как же мне это сразу в голову не пришло!» Жеан продолжал наблюдать за своим братом, но вскоре, Фролло вышел из ризницы, оставив цыганку за дверью и куда-то пошел. Любопытство раздирало школяра на части и он решил досмотреть это представление до конца, которое было куда интересней прошедшей мессы. Вскоре Клод вернулся и вывел цыганку за руку из ризницы. Они пошли куда-то наверх, по лестнице, ведущую к самой крыше собора. Жеан, который притаился в своем убежище, как мог прислушивался к удаляющимся шагам — последовать за ними наверх по узкой винтовой лестнице означало тут же выдать себя, поэтому школяр выжидал. Но как только он решился выйти из своего убежища, мгновенно был схвачен горбатым звонарем, который уже вернулся в собор. Квазимодо так и не удалось отыскать ладанку. Несмотря на жалкие сопротивления Жеана, звонарь тащил школяра по лестнице, собирая им самим и его камзолом всю паутину по дороге.  — Квазимодо! Горбатый черт, пусти, пусти меня! Я ничего такого не сделал! Пусти! — Жеан извивался как угорь и продолжал вопить, позабыв о том, что звонарь глух. Наконец, сообразив, что Клода и Эсмеральды в ризнице нет, горбун понял, что находиться они могут лишь в той самой келье под самой крышей собора. Не долго думая, он потащил туда сопротивляющегося изо всех сил школяра. -…Если только ты пожелаешь, моя красавица — говорил Клод, ласково улыбаясь и нарезая миндальный пирог, тогда как цыганка уже заканчивала свой ужин. В этот момент, прервав их разговор, дверь кельи распахнулась и на пороге показался Квазимодо вместе с Жеаном. От неожиданности Фролло чуть не порезал себе пальцы, а Эсмеральда еле удержала кружку с молоком.  — Брат, скажи своему нетопырю, чтобы он опустил меня! — вопил школяр, все еще пытаясь высвободиться из крепких рук звонаря. Клод мгновенно отдал сигнал Квазимодо и сам схватил Жеана за шиворот, вытолкав школяра за двери кельи.  — Что ты тут делаешь?! — гневным шепотом, чтобы Эсмеральда не услышала прошипел Клод.  — Да я и не хотел взбираться на такую высоту, это твой горбун притащил меня сюда. Я хотел тебя увидеть и пришел на мессу — пояснял Жеан, кое-как высвободивший свой ворот из рук Клода. — Пока сидел и слушал, заснул мертвым сном, а когда проснулся — все уже закончилось и я пошел искать тебя. Хотел порадовать — я сдал первые три экзамена на степень и…  — Похвально, похвально, Жеан. Я рад, что ты наконец-то взялся за ум. Поверь, мне приятная эта новость. — торопливо проговорил Фролло, опасаясь, что любопытная девушка может выйти из кельи в любой момент. Ему очень не хотелось, чтобы цыганку видел кто-то еще.  — Я заметил тебя — неожиданно продолжил Жеан — Там в ризнице, с прехорошенькой девушкой.  — Замолчи! — срывающимся шепотом прошипел Клод — Запомни, ты ничего и никого не видел!  — Вот как? — усмехнулся Жеан, явно радуясь тому, что поймал своего благочестивого брата на грехе почище, чем совершал сам. — Значит за этим ты тогда пошел со мной в лучший бордель Парижа? А она хорошенькая и даже очень!  — Замолчи! Замолчи сейчас же! Тебе все равно этого не понять! — Клод злился, он понимал, что теперь в лице младшего брата он может приобрести болтливого и опасного мальчишку с языком как помело. Кто знает, не взболтнет ли Жеан чего лишнего после очередной выпитой кружки вина.  — Конечно, мой «святой» брат! Где уже мне… И сколько ты платишь такой красотке, чтобы она скрашивала те серые холодные вечера между службами и епископским дворцом? Она из того борделя, где мы так хорошо отдохнули? — Жеан не унимался, ему нравилось подкалывать старшего брата, отыгрываясь на нем за все те годы, когда школяр подвергался строгим нравоучениям Клода. В этот момент Жеан ощутил крепкую руку брата, отвесившему мальчишке звонкую пощечину. Это заставило школяра замолчать. Клод отошел в сторону и оперся о каменную преграду. С высоты собора был виден замирающий на ночь вечерний Париж. Холодный ветер трепал его одежду и волосы, но глаза Клода были не злыми или излучающие досаду, они были печальными.  — Тебе этого не понять. — снова повторил Фролло, повернувшись лицом к младшему брату — Она не такая. Не из этого проклятого места.  — Прости, я не ожидал, что ты… Ну, что ты теперь можешь позволить себе такие развлечения…- Жеан виновато поглядел на священника, потирая пылающую щеку.  — Она не развлечение! — рявкнул Клод, кое-как сдержавшись от дальнейшего крика. Он выдохнул и продолжил более спокойным тоном — Я люблю ее. Воцарилась тишина. Жеан не знал, что сказать, а Клод не знал, что еще ответить.  — Никогда не думал, что ты способен на такие чувства — робко произнес школяр, подойдя к Клоду. Он положил свою кудрявую белокурую голову на плечо брату и заглянул в его темные глаза. — А она? Она любит тебя?  — Хотел бы и я так думать — мрачно ответил Клод, потрепав чертенка по курчавой шевелюре. — Я правда очень рад, что ты наконец-то задумался о своем будущем. Ты не голоден?  — Нет, перед тем как пойти к тебе, я знатно отужинал в соседнем кабачке! — зевнув, отметил Жеан, все больше и больше навалившись на плечо и шею брата, словно птица, которая собирается вить гнездо. — Ты счастлив?  — И да, и нет — односложно ответил Фролло, обняв младшего брата — Все не так просто, как может показаться на первый взгляд. А теперь, ступай, скоро пробьет час тушения огней, тебе пора возвращаться в коллеж. И прошу тебя, никому ни слова. Жеан кивнул и еще раз ткнулся старшему брату в плечо. Удовлетворившись этим ответом, он послушно стал спускаться по каменной винтовой лестнице вниз, чтобы успеть добраться до коллежа — ночевать в кабаках или в подворотнях ему больше не хотелось. Конечно, он мог бы нажать на него и вытягивать из Клода так много денег, как ему бы заблагорассудилось. Жеан понимал, чем могло грозить Клоду разоблачение его порочной связи с этой красоткой, и что самое малое, школяр бы заполучил в наследство старшего брата в виде священника-расстриги, опозорившего их родовое имя и дворянское происхождение. Мысль о подобном пугала Жеана, а еще его пугало то, что Клод был ему единственным родным близким человеком и с его падением, скорее всего для самого Жеана все могло закончиться в один день. Чтобы там ни было, но признание брата произвело на младшего Фролло сильное впечатление. С этими мыслями школяр брел в коллеж, пока не прозвучал последний удар колокола, означавший час тушения огней. *** Жак по-прежнему сидел в тюремной камере, на гнилой охапке соломы, ожидая обещанной Шатопером свободы, но на следующий день никто не явился, как и на другой день. Это злило жонглера. Фебу, вопреки данному разбойнику обещанию, не удавалось найти нужный для побега момент, а время шло. Близился большой праздник — Рождество. В этот вечер, после праздничной службы в соборе, Шатопер был должен присутствовать на важном приеме вместе со своей женой, ее матерью и другими дворянами. Пренебречь таким было нельзя. Глупо привлекать внимание своим отсутствием и крайне опрометчиво. Наконец, когда до Рождества оставалось всего два дня, коварный план Феба притворился в жизнь. Организовав побег Жаку и его банде, Шатопер выпустил на волю не просто убийц и грабителей. Он даже и не подозревал, ЧЕМ на самом деле может обернуться то небольшое дельце, которое он затеял. Несмотря на обещание Шатоперу, Жак выполнять его не спешил. Выследить Эсмеральду ему и подручным не составило труда. Девушка приходила еще несколько раз на вечернюю службу в собор. А после, под покровом ночи, она и сам епископ парижский уходили в ночь, закутавшись в черные плащи. С тех пор, как ловкий фигляр понял, что девушка пользуется благами, которые достаются ей благодаря расположению самого епископа парижского, в голове Жака созрела идея получше. Прежде чем придушить или подколоть в подворотне девчонку, он мог получить для себя определенные выгоды в виде звонкой монеты и в том количестве, которое ему покажется справедливым. Таким образом, получая двойную выгоду с капитана и цыганки. А острый нож он всегда может пустить в дело, приключись такая нужда. Ему не привыкать. Поразмыслив таким образом, Жак решил сыграть эту пьесу на свой манер. *** В канун Рождества, Жак и его люди не спускали глаз с собора. Они знали, вскоре должна появиться Эсмеральда, сопровождаемая уродливым звонарем, который спрячет ее в надежное место и оттуда она может наблюдать за праздничной службой. А после… После Жак был уверен в том, что лихо начнет осуществлять свой план.  — Смотри-ка как повалил народ после службы — Жак толкнул в бок одного из своих понедельников. — Скажи остальным, чтобы были начеку. Люди выходили из собора. Некоторые знатные дворяне какое-то время разговаривали с епископом и принимали его благословения и пожелания доброго Рождества. Простые — торопились домой к праздничному столу. Спустя какое-то время, когда отгремели праздничные колокола, Жак и его люди направились к собору Богоматери. Еще спустя час они заметили Эсмеральду, выходящую из другой двери собора — это был отдельный вход для служек. Рядом с ней возвышалась черная фигура в плаще. Оба свернули на соседнюю улочку.  — А вот и наша рыбка плывет к нам в сети — усмехнулся Жак и жестом дал сигнал остальным следовать за ними. Между тем, направляясь все ближе к берегу Сены, Эсмеральда и Клод тихо беседовали. Накануне, Фролло выполнил свое обещание и разыскал Гудулу. Мать и дочь, спустя многие годы наконец-то встретились. Казалось, радость должна была наполнить сердце цыганки, но несмотря на расчеты Клода, Эсмеральда не испытывала ожидаемой радости. Скорее это было удивление. Оно и понятно, спустя столько лет, ее родная мать оказалась совершенно чужой и незнакомой женщиной для цыганки. Смешанные чувства овладели ее сердцем. Эсмеральда была в растерянности, а Гудула была настолько счастлива, что Клод на какое-то мгновение и сам снова поверил в существование божьего провидения. Он помог определить Гудулу в женский монастырь, где она могла обрести кров, замолить грехи молодости и обрести долгожданный покой. Эсмеральда могла навещать ее, когда угодно. После этого цыганка стала более расположена к Фролло, ее благодарность была искренней и давала несчастному надежду на то, что-то время, когда плясунья могла бы полюбить сурового священника, почти наступило.  — Понимаешь, при определенных условиях это возможно, если… — Клод что-то пояснял девушке, когда они уже почти подошли к берегу реки. Как вдруг Фролло заметил темные фигуры, приближающиеся к ним. Он осекся.  — И? — спросила цыганка, поглядев на него.  — Эсмеральда, прыгай в лодку. Немедленно! — шепнул Клод, мгновенно прикинув, что справиться с девятью крепкими мужчинами ему будет не под силу. Но в этот момент он думал не о себе и своей жизни — он думал о той, которую любил.  — Ах, нет! — слова застряли у нее в горле, когда чьи-то сильные руки ухватили ее сзади.  — Слишком поздно, голубки! — это был Жак, который схватил цыганку и приставил к ее горлу нож.  — Не трогай ее! Не смей к ней прикасаться! — процедил Клод, его глаза сверкнули, ярость нараставшая изнутри снова заставляла зверя пошевелиться. — О, Эсмеральда, не дурно! Надо же кого тебе удалось подцепить! А ну-ка научите святого отца вежливо разговаривать с паствой! — рассмеялся Жак, кивнув в сторону Фролло, швырнув девушку на землю. Клод не умел драться и ему никогда не приходилось прежде этого делать. Неожиданный страшный сильный удар сбил его с ног. Жак был куда сильней, а его крепкие парни давно привыкшие к подобным передрягам не останавливались даже перед сутаной священнослужителя. Они пинали почти обессилевшего Клода со всей силы. Он истекал кровью и не издавал ни единого звука. Пока избиение продолжалось, Жак медленно приблизился к Эсмеральде. Наглая ухмылка не сходила с его лица.  — Что стерва? Не ждала? Для меня ты тоже большой сюрприз, честно говоря, я думал, ты сдохла где-нибудь под мостом от голода или сама сиганула в Сену. А вот и нет, ты погляди-ка, жива и катаешься как сыр в масле! Этот священник тебя хорошо отмыл, откормил, да? — продолжал Жак, все также усмехаясь. — Одел прилично, как тех богатых мамзель, что днем выходят на прогулку. А ты не забыла, милая, даже сбежав, не перестала быть частью нашей большой дружной цыганской семьи? Ты не забыла должок, который так за тобой и остался, а?! Эсмеральда с ужасом смотрела на истекающего кровью Клода, распростертого на земле без движения.  — Что застыла? Или оглохла совсем? Давай, соображай быстрее, где к завтрашнему вечеру добудешь триста ливров золотом, а не то я с удовольствием пущу святого отца на филе! — закончил Жак и что есть мочи пнул в бок лежащего Фролло. Девушка упала рядом с ним на колени, слезы текли по ее щекам. Она судорожно ощупывала тело Клода, стараясь найти рану и прикрыть ее рукой.  — Ты все поняла, красавица? Завтра к вечеру, чтобы три сотни ливров были наготове, иначе, ты меня знаешь, я слов на ветер не бросаю! — прошипел Жак, наклонившись над самым ухом Эсмеральды.- Пошли! — добавил он своим головорезам и они мгновенно исчезли в темноте.