Последний удар колокола

«Я сделал дом свой местом казни» Монфокон можно было разглядеть из окна Дворца Правосудия. Он возвышался на северо-востоке Парижа и словно напоминал каждому жителю, что расплата неминуема и в любой момент может заманить любого в петлю. Это старое изобретение самого Ангеррана де Мариньи, советника короля Филиппа IV, по прозвищу «Железный король», было в почете и за последние сто лет претерпело лишь некоторые изменения — теперь казнить можно было двоих сразу на одной перекладине. Огромное четырехъярусное изваяние, призванное для одной единственной цели — лишать жизни сразу несколько десятков человек, было построено в форме правильного квадрата. Приговоренных к повешению размещали только на трех боковых гранях, четвертая служила для спуска и подъема тел, а также своеобразной лестницей — там был подъем для палачей, у которых имелся ключ от ворот, ведущих наверх. Палач поднимался и прыгал на плечи своей жертве, чтобы удушить приговоренного сразу. После, когда все заканчивалось, тела еще долго висели на цепях, пока не доходили до полусгнившего состояния. Тогда тела сбрасывали в каменный колодец, расположенный на самом нижнем этаже Монфокона. Висельников хоронить не разрешалось… Королевский прокурор Жак Шармолю взирал из окна своего уютного кабинета с камином во Дворце Правосудия на эту каменную виселицу. Даже отсюда ее можно было отчетливо видеть. Шармолю направил все усилия на поимку банды. Бросив на ее поиски почти всю городскую стражу и солдат. Странный разговор с Фролло не выходил у него из головы. Почему епископ был так сдержан и старался все замять поскорее, когда дело коснулось его жизни? Простое ограбление — да, возможно, но Клод не был рядовым священником и даже викарием. Он был епископом парижским, власть и известность которого гремела при королевском дворе. Сам Людовик приказал поймать этих негодяев как можно скорее и повесить, а также предоставить дополнительную охрану его «любимому епископу» — так король, иногда, называл Фролло. Он часто беседовал с ним, а еще Клод почивал Людовика лекарствами собственного изготовления, отчего король чувствовал себя намного лучше. Все это казалось Шармолю странным, несмотря на то, что он знал насколько его друг аскетичный и непритязательный в быту. И все же, что-то не давало покоя королевскому прокурору. *** Тем временем Фролло сидел у себя в покоях, точнее не сидел, а менял промокшую от крови повязку. Боль немного утихла, Клод не чувствовал слабости как накануне, что было немного странным для него самого. Несмотря на рану, он твердо решил выследить Эсмеральду, когда она будет возвращаться вечером в его дом вместе с Квазимодо. А пока пусть посидит в соборе, под присмотром того же звонаря. Клод припомнил все, что было связано с цыганкой — как увидел ее впервые, их разговоры — все, что могло натолкнуть его на какую-то мысль, на разгадку. Вскоре к нему пришел его помощник и новый второй викарий. Они разбирали текущие дела, но мысли Фролло были по-прежнему на той улице, когда он с Эсмеральдой напоролись на бандитов. И тут, какой-то ничего не значащий вопрос его викария, по мнению Клода, заставил епископа кое-что вспомнить.  — Что же нам делать с тем самым запретом появляться разным актерам, а также танцевать на соборной площади? — спрашивал викарий.  — Что? — Фролло побледнел. Его лицо приобрело страшное выражение. Викарий даже попятился назад.  — Ваш запрет… — викарий осекся, бросив робкий взгляд на епископа.  — Я его отменять не собираюсь. Дальше… — продолжал Клод, очнувшись от собственных мыслей. Весь остаток дня Фролло пробыл у себя за решением текущих скучных дел. Наступил вечер, которого так ждал Клод. День показался ему слишком длинным и казалось нескончаемым. Невольный вопрос викария заставил его отчетливо вспомнить тот день, когда он впервые увидел Эсмеральду. Сейчас, когда с делами и бумагами было покончено, он воссоздавал в своей голове все детали — шаг за шагом припоминая с кем в тот день на соборной площади была цыганка. Точно! В тот злополучный день, когда солнце ворвалось в его темную келью, когда неожиданная встреча с Эсмеральдой перевернула его жизнь окончательно и бесповоротно, когда он стоял как вкопанный посреди площади, околдованный прекрасной плясуньей — с ней был какой-то фигляр, лицо которого Клод все же вспомнил. Это был тот самый разбойник, что со своими дружками подкараулил их у реки. Жак — значит так звали этого ублюдка. Фролло, воспользовавшись дружбой с королевским прокурором, не терял даром время. К вечеру, по его личной просьбе, ему принесли материалы по делу банды, запугавшей Париж и его предместья. Значит вот он, их главарь — Жак, тот самый акробат и жонглер, выступавший с Эсмеральдой, тот самый шантажист, который потребовал от цыганки долг в виде трехсот монет золотом и который пырнул Клода ножом… Фролло запер бумаги по делу банды в ящик стола и отправился прямиком в собор. Ему предстоял серьезный разговор с плясуньей. Пришло время расставить все на свои места. Пока Фролло шел до собора Парижской Богоматери, его мысли были заняты не только Жаком и Эсмеральдой — он думал о золоте и как цыганка могла его раздобыть. Эта мысль просто жгла Клода изнутри, а разыгравшееся в добавок самолюбие, заставляло пылать бледные щеки. Как же так? Она должна рассказать ему свой секрет, Эсмеральда сделает это, даже, если ему придется самому вырвать из ее уст эту правду. Она не посмеет… Фролло остановился и выдохнул — что это с ним происходит? Наверно он сошел с ума, да, окончательно, когда связался с этой цыганской ведьмой. Она опутала его древними чарами, сомнений больше не было, завладела его сердцем и душой, а потом… О! Потом, она посмела посягнуть на великую тайну, которую было не под силу разгадать даже великим ученым! Конечно, без явного колдовства тут дело не обошлось, но теперь это было не важно для Клода, он был готов познать и эту тайну — если понадобится, самому научиться тем магическим свойствам, которыми по его мнению, обладала Эсмеральда. Его ведьма, его красавица, его богиня, его чаровница, его погибель и его блаженство… Только его… С такими мыслями епископ приблизился к собору. Вечер был холодный и промозглый. Начался проливной дождь. Клод надвинул на себя капюшон и скользнул через знакомый тайный проход, ведущий в келью под самой крышей собора. *** Эсмеральда сидела в келье и смотрела в небольшое окно на падающие капли дождя. Наступил вечер и последний удар колоколов собора возвестил о часе тушения огней. Квазимодо спустился с колокольни сразу, как только закончил свои обязанности. Он отворил дверь кельи и втащил туда огромную корзину со всевозможной снедью и свежим хлебом. Цыганка улыбнулась, когда увидела в дверном проеме знакомую неуклюжую мускулистую фигуру.  — Госпожа наверняка проголодалась. Вот. Ешьте — горбун был рад видеть Эсмеральду улыбающейся и здоровой. Лишь немного покрасневшие после прошлой ночи, ее глаза говорили о непростых пережитых накануне событиях. Звонарь хотел было уйти, чтобы не нарушать покой девушки, но плясунья упросила его остаться.  — Прошу тебя, Квазимодо, останься и раздели со мной ужин. Мне так одиноко и немного страшно. — она смущенно улыбнулась и налила молоко в кружку, а потом протянула ее звонарю. Тот с благодарностью принял подношение и тоже улыбнулся. Горбуну тоже было одиноко, а после решения Эсмеральды все же остаться с Фролло, ему стало совсем плохо, но свои чувства он тщательно скрывал и не позволял вырваться наружу ни единому порыву.  — Слава Богу, ты никуда не ушла — неожиданно раздался знакомый низкий баритон с нотками требовательного собственника. — Ешь, а после нам нужно серьезно поговорить. Это был Клод Фролло, который уже несколько минут наблюдал за ней и звонарем. При виде милой сцены в келье его сердце снова обожгла постыдная ревность, а в его памяти всплыли и другие моменты, когда Квазимодо навещал плясунью у него в доме. Проклятие! Память — палач ревнивцев, играла с Клодом злую шутку. Из-за нахлынувших чувств, он не мог сосредоточиться на главном и объяснить цель своего прихода. Наконец, подавив в себе нарастающее негодование, Фролло удалось взять себя в руки.  — Квазимодо, выйди — обратился он к звонарю и жестом подтвердил свой приказ, горбун тут же направился к выходу.  — Почему ты гонишь его? На улице проливной дождь, пусть останется, мы только начали ужин — удивленно произнесла цыганка.  — Я сказал, пусть выйдет — повторил Клод, более жестким тоном и сверкнул своими темными глазами. Квазимодо тут же исполнил приказ своего приемного отца. — А с тобой нас ждет долгий разговор, Эсмеральда. Клоду не составило большого труда, чтобы добиться от девушки подробного рассказа о том, что же случилось после того, как ей удалось от него сбежать. Фролло внимательно слушал, а сам тем временем не отрываясь глядел на цыганку — он так соскучился по ее голосу, по ее нежным тонким рукам, по ее запаху и по мягким темным волосам, прикосновение к которым будоражило его кровь, по их ночам, полных страсти и нежности, когда, несмотря на нелюбовь, Эсмеральда все же принимала его ласки и уже не отталкивала как бывало раньше. Казалось, она привыкла и покорилась, но не любила… Нет. Она. Его. Не любила. А он. Ее. Сломал.  — Дальше — сухо сказала Клод, кивая на подробное изложение событий, ненадолго отрываясь от своих мыслей и созерцания прекрасной плясуньи.  — Это все, я рассказала тебе все — послышался ее тихий голос. Фролло продолжал глядеть на цыганку, уголки его губ медленно ползли вверх.  — А теперь, иди ко мне — неожиданно для себя самого промолвил Клод — Я ужасно скучаю по тебе, ты же знаешь, я люблю тебя.  — Не надо, Клод, не теперь… Прошу… — Эсмеральда прервала свою речь и опустила глаза. Неужели же он никогда не перестанет думать лишь о ее теле. Это печалило девушку и отталкивало её от Клода. Но она сама виновата — согласившись на предложение Фролло еще в самый первый раз, Эсмеральда понимала, что расплата за спасение будет подобного толка, единственно, чего она предполагать не могла, что станет добровольной пленницей этого одержимого монаха. Да, в какой-то мере цыганка считала Клода одержимым идеями, которые воплотить тому было не суждено и поэтому страдания этого страшного человека казались ей еще более ужасными, причиняющими боль не только священнику, но и тем, кто был рядом с ним. Поэтому, Эсмеральда согласилась остаться с ним, чтобы Фролло не совершил худшего в очередном приступе ревности.  — Да, ты права, я еще не оправился от предыдущей встречи с твоими соглядатаями — усмехнулся Клод, располагаясь рядом с цыганкой на небольшом узком ложе, где та сидела с корзиной снеди и кувшином молока. — И к тому же, сегодня вечером я буду немного занят, а ты отправишься к нам в дом, да, да, и будешь ждать меня там. Фролло обнял цыганку и не удержавшись, запечатлел поцелуй на ее нежной шейке.  — Ты же сам говорил, что мне нужно оставаться в соборе… — начала было Эсмеральда, но тут ее прервал Клод.  — Ты не должна больше волноваться и не думай об этом негодяе больше ни минуты — ответил Фролло, целуя ее тонкие пальцы.  — Что ты задумал? — насторожилась девушка — Не думаешь ли ты, что сам сможешь справиться с этим головорезом, Клод? Он же убийца и отправил на тот свет далеко не единственную несчастную душу! Жак пойдет на все, если речь идет о наживе и золоте!  — Значит, ты испугалась за меня, когда прошлой ночью все же пересекла запретную черту…? — голос Фролло приобрел совершенно другой оттенок. От нежного тона он перешел к страстному нетерпеливому шепоту, Клод будто обезумел — Ты хорошо его спрятала?! Я знаю, у тебя получилось добыть его и я видел! Ты раскроешь мне свой секрет! Да! И немедленно! Тебе не удастся больше обмануть меня и вскружить голову своими чарами, ведьма!  — Я не ведьма! — выпалила цыганка, вскакивая. Кувшин молока упал на пол кельи. Девушка хотела подобрать остатки разбившейся посуды, но как только она прикоснулась к разбитым черепкам… Одно неосторожное движение… Кровь проступила… Несколько капель упали и смешались с разлитым молоком… Это немного отрезвило Клода, который настолько был распален долгожданным разрешением многолетнего труда, что ему было не важно, каким способом он придет к завершению и разгадке. Он увидел, как цыганка прижала окровавленный палец к своим губам, а в ее глазах была выражена обида и огорчение.  — Прости, я не хотел тебя обидеть — кротко сказал Фролло, приближаясь к девушке — Поговорим об этом в другой раз. А сейчас уже поздно, тебе надо возвращаться домой. Дойдешь до того места, где теперь привязана лодка. Тебя довезет Квазимодо.  — А как же… Хорошо — Эсмеральда хоть и понимала, что Клод затеял какую-то нехорошую игру, все же решила ему не перечить и оборвав свою фразу на полуслове, кивнула и вышла за двери кельи, неся в руках корзину с едой. *** Как только Эсмеральда, оглядываясь по сторонам и тщательно кутаясь в плащ, отправилась одна к берегу Сены, туда, где теперь стояла лодка, Клод не мешкая пошел за ней, прячась за домами. Неожиданно позади него он услышал голос и обернулся — это был звонарь.  — Я пойду с вами хозяин и помогу в любом деле…только отпустите ее — ответил Квазимодо. Эта фраза подействовала на Клода как удар бича. Ревность снова нахлынула на него горячей волной. Не выдержав, Фролло разразился гневной речью сопровождая ее знаками, означавшими яростное негодование.  — Никуда я ее не отпущу! Это не твое дело, урод! Ты должен ждать ее у лодки! Зачем поплелся за мной? Ты все испортишь! — Клод ударил звонаря по спине и продолжал выражать свое негодование. Квазимодо стерпел все и был готов выдержать еще больше, но тут Фролло остановился и из его груди вырвался резкий выдох. Рана снова отдавалась острой болью. Он резко отошел от звонаря и перевел дыхание. Сегодня вечером и ночью силы ему еще понадобятся.  — Вот что, если хочешь ей помочь — отвезешь ее в дом и останешься там, пока я не приду — Клод смягчился и знаками показал звонарю, куда идти. Тот кивнул и скрылся в темноте. В это время Фролло продолжил идти за цыганкой по пятам и заметил, что за ней уже давно идет тот самый человек. Темная крадущаяся фигура — это был высокий крепкий жилистый мужчина, который тоже шел за Эсмеральдой, ловко прячась за домами как Клод. Священник узнал его — это был Жак. Главарь банды крался по темным улицам, словно волк в лесу, которому удалось выследить свою добычу и сейчас оставалось совсем немного, чтобы схватить желанную жертву. Но удача отвернулась от Жака в самый неподходящий момент. Неожиданно на него обрушился страшный сильный удар, приходящейся между плечом и шеей, а в следующее мгновение к его горлу приставили кинжал. Жака повалили на землю, он почувствовал, что его прижали коленом да так сильно, что он не мог сопротивляться.  — Кто тебя послал? — холодно произнес Фролло, схватив фигляра за волосы. Тот молчал.  — Повторяю еще раз — кто тебя послал? — Клод немного ослабил хватку.  — Зачем это тебе святоша? А ты оказался крепким… Черт… — тихим сдавленным голосом проговорил Жак.  — Спрашиваю здесь я, сын мой, как вижу, ты меня узнал — с этими словами Фролло приставил острие кинжала к горлу Жака чуть ближе. Тонкая струйка крови окрасила кожу. Клод явно не собирался его отпускать.  — Ну, хорошо, хорошо! Будь по-твоему! — прохрипел Жак — Что мне будет, если я скажу?  — Я не убью тебя сейчас. Тебя отвезут на Монфокон, а после повесят — также холодно отозвался священник — Но тебе не придется скучать, болтаясь в петле. Того, кто тебя нанял повесят рядом с тобой. Даю слово.  — Ах-ха-ха-ха! — рассмеялся бандит, утыкаясь лицом в грязь — Что ж, святой отец, в справедливости вам не откажешь! А если я не скажу вам имя этого мерзавца?  — Тогда подохнешь прямо здесь без покаяния! — огрызнулся Клод и ткнул Жака лицом в мокрую мостовую. — Выбирай и побыстрее!  — Тьфу, пусти! Я скажу, скажу — это Шатопер! — отплевываясь, отвечал жонглер — Капитан королевских стрелков! Это он организовал побег мне и моим ребятам. Потом отвалил золотишка за то, что я разыщу и прикончу Эсмеральду. Уж не знаю, что она ему сделала, но этот капитанишка зол на нее как собака и похоже не оставил мыслей прихлопнуть красотку, а я хотел наварить еще деньжат на этом деле и припугнул Эсмеральду, она ведь неплохо с тобой устроилась, святоша? Чего вам стоит отвалить мне каких-то три сотни, я бы и сам отвалил…  — Уже лучше — ответил священник, голос которого снова отдавал металлом, но темные глаза его по-прежнему выдавали внутреннее волнение. Имя Шатопера он никак не ожидал услышать. — А почему я должен тебе верить? Что может объединять такого бродягу и разбойника как ты, и капитана королевских стрелков?  — В правом кармане — выплевывая грязь пробормотал Жак — Там лежит его кошелек, который он мне отдал после последней нашей встречи. Его монограмма. Нашивка — это его монограмма. Клод, не отнимая острия кинжала от горла Жака, быстро нащупал кошелек и извлек его из кармана бандита.  — «Ф Ш» — произнес Фролло, стараясь глядеть на сей предмет как можно более равнодушно — Подумаешь, пол Парижа может обладать такими инициалами. Почему я должен тебе поверить?  — Этот дурень отдал мне кошель, который ему подарила его женушка, одна богатая мамзель. Там ее имя тоже есть — Жак извивался как угорь, пытаясь выгородить себе хоть что-то, если не деньги, то свободу в этом проклятом деле. Клод взглянул на обратную сторону — там была вышита надпись золотыми нитями, дорогими, купить которые простому люду было не под силу. » — Моему возлюбленному мужу Фебу де Шатоперу, самому прекрасному мужчине на всем белом свете. Флер де Лис де Гонделорье, любящая супруга» — гласила вышивка. Это было уже интересно, но такой кошелек не мог быть четким доказательством причастности Шатопера. В конце концов, тот же Жак мог украсть у капитана этот кошель. Клод понимал, что только прямое признание бандита может помочь выявить настоящего убийцу. Но как это провернуть? Кто будет заниматься таким незначительным делом, как покушением на жизнь цыганской плясуньи? Это ж абсурд!. Абсурд, но жизнь и здоровье самого епископа парижского таковым не была. Клод смекнул, что может воспользоваться своим положением и воздать должное обоим ублюдкам, тем самым, отомстив за Эсмеральду.  — Ты обучен грамоте? — спросил Фролло, продолжая крепко держать Жака.  — Да, — ответил тот.  — Тогда пойдешь со мной, вздумаешь крутить — прирежу на месте — прошипел Клод на ухо бандиту. — Напишешь, как я тебе скажу — кто, как и когда тебя нанял, как освободил, но ни слова об Эсмеральде! И добавишь кое-что…  — Так что мне добавить? — Жаку надоело лежать на земле с кинжалом у горла, он был согласен на все.  — Напишешь, что по приказу Шатопера ты покушался на мою жизнь — закончил Клод, отнимая колено от спины Жака.  — Эээ, вон у вас что за игры… — отозвался бандит, отплевываясь от мокрой земли, конского навоза и гнили, валявшейся на мостовой — Напишу, все как ты скажешь, если отпустишь! С этими словами, Жак ловко извернулся и что было сил, ударил Клода в бок, как раз туда, где была рана. Фролло согнулся от резкой боли, выронив кинжал, который со звоном упал на мостовую. Жак бросился шарить по мостовой в поисках кинжала, но Клод успел снова схватить его и повалить на землю. Завязалась борьба. Мужчины били друг друга наотмашь, стараясь перехватить инициативу и завладеть оружием. Несмотря на рану, которая снова открылась и кровоточила, Клод не мог уступить — теперь от его силы и натиска зависела его собственная жизнь, а также жизнь любимой женщины. В темноте, под проливным холодным дождем, в грязи и крови, несмотря на всю нестерпимую боль, он боролся за свое счастье и за свою любовь. Наконец, ослабев, Фролло, измотанный дикой жестокой схваткой, нащупал кинжал, который валялся чуть в стороне от боровшихся мужчин. Он мигом схватил его… В следующее мгновение Клод ударил Жака кинжалом несколько раз, полностью повалив того на землю и придавив так сильно, как только мог. Мужчина хрипел и не мог вырваться. Потом, спустя еще какое-то время, Жак затих, а его тело, дернувшись пару раз, обмякло и замерло в вечерней тишине. Все было кончено. Дождь усиливался, превращаясь в сплошной ливень…