*****
Иду по коридору школы с опущенной головой, придерживая лямку одетого чёрного рюкзака. Вокруг лишь бесконечный шум из неуместных разговоров, громких воплей и попыток скрасить обычные суровые будни, много подростков, абсолютно не различающихся между собой и их эмоции. Яркие эмоции. Вглядываясь в которые узнаю… Насмешку? - Эй, Уткин! – Инстинктивно оборачиваюсь на голос, устремляя взгляд в небольшую толпу людей, образовавшуюся у стены. Бегаю взглядом, пытаясь найти кричащего, но услышав смех, сразу жмурясь, отворачиваюсь медленным неуверенным шагом продолжая путь. Когда я уже было попытался окунуться в потоки мыслей вновь до меня доносится отчётливо издевательский мужской голос. – А правда… Что вы с Хованским ебётесь? Останавливаясь, поднимаю ранее опущенную голову вместе с поражённым взглядом. Зрачки заметно сужаются. В коридоре в момент стало тихо. До меня доносится лишь шёпот и краткие смешки, перед тем, как я ухожу прочь, сталкиваясь плечами с людьми на моём пути. Перед тем, как я растворяюсь в холодных стенах школы.*****
Бью концом ручки по столу, издавая равномерный негромкий, возможно, даже раздражающий звук, немного скатившись худым телом на стуле за партой. Урок русского. Елена Алексеевна старательно о чём-то распинается, звонким голосом ударяя по ушам, пока я сверлю взглядом человека передо мной – Хованского. Тот обычно сидит сзади– на далёких партах, правда, сегодня место на первой было свободно, и учитель заставил Юру пересесть именно на него, ибо, «какое совпадение» сосед шепелявого сегодня тоже не явился. Задумчиво я делаю непроизвольно губы «уточкой», немного щурясь. «Почему он не обращает на меня внимание?» Мы сидим на расстоянии одной парты. Хованский достаточно высокого роста, отчего его кудрявая макушка видна даже мне. «Потерял интерес?» Я закусываю левую щёку изнутри. Воспоминания вновь и вновь флэшбэками всплывают в моей голове. Хованский привязывает к себе. Когда ты не ожидаешь и ни разу не хочешь его даже видеть – он появляется будто из ниоткуда и преследует, липнет, пленит, а когда ты сам этого совсем немного желаешь – исчезает. Будто его никогда и не было. Будто никогда и не было этой связи между вами. Да, странной, да неправильной, да еле ощутимой, но связи. А сейчас хочется подойти к нему и спросить напрямую: «Охуел ли ты?», ибо то, какие чувства я испытываю к нему – это немыслимо. Сглатывая, прикрываю глаза, впервые за урок принимая спокойное выражение лица. Вздрагиваю плечами, когда до меня сквозь необратимую пелену доносится школьный звонок. Все ученики вскакивают по своим делам, даже не дослушав учительницу, которая положив мел, сразу звонко, стуча каблуками, скрывается в дверном проёме. У нас в этом кабинете два урока подряд, так что я даже не двигаюсь с места, наблюдая за одноклассниками, словно за зверьками в парке, кои сейчас разбрелись по всему классу по своим «делам». Соболев сразу подскочил к выходу из класса вслед за учительницей, поправляя уверенно воротник. Устремляя взгляд в другую сторону вижу подскочившую к доске Милену с Реш, первая резко схватила мел и мигом начала что-то вырисовывать на тёмно-зелёной доске.Ничего интересного и нового в классе не наблюдается. Вдруг меня бьёт озарение, и я стреляю взглядом на место, где ранее сидел Хованский и тот на удивление никуда не пропал. Я нуждаюсь в нём – признаю открыто. Какой ужас. Это не любовь и даже не влюблённость – это нечто схожее с зависимостью. Только зарождающийся зависимостью. Но когда я боролся с этим? Верно - никогда. Резко отодвигая стул, повинуясь только что возникшей идее, вскакиваю с места быстрым шагом направляюсь к последним партам. - Здра-авствуй. – Протягиваю натянуто улыбаясь, когда уже подхожу к человеку, ради которого этот путь был проделан – Черников. Тот что-то резво писал, впоследствии подняв на меня скучающий усталый взгляд: - Ларин, - Никита делает утвердительную паузу. – Что тебе нужно? Я лично своей персоной никогда не обращался к этому человеку, только разве, что спросить домашнее задание на грядущий понедельник и то -это было давным-давно. В привычной ситуации Хованский бы натравил на меня свою шайку в отместку на мой давний отказ, возможно, сделал бы подножку или ещё что, но после танца его уверенность испарилась, так же быстро, как и появилась. Подходить к нему напрямую я не осмелюсь и не думаю, что по итогу, когда-нибудь решусь в то время, как Ник Черников – прекрасный кандидат для раздражения, дабы вывести кудрявого хоть на какую-то активность в мою сторону. Я цокаю на мгновение отводя взгляд, облокачиваюсь ладонями о жёсткую деревянную парту, вновь кидая на оппонента взор: - Что делаешь? – Я в миг возвращаю сосредоточенное выражение лица - не люблю улыбаться. - Блять, Ларин, ты, говори сразу, что тебе от меня нужно – не тяни резину, у меня дела. – Он, произнося это немного сводит брови, давая понять, что данный разговор ему неприятен и что моё присутствие сейчас вообще ни разу ему не сдалось. Данный диалог в одно мгновение приводит нас обоих в тупик. Тот вновь устремляет взор в тетрадь, что–то черкая – списывая с экрана телефона перед собой. Я, сглатывая горечь, ощущая, как гадкая обида расплывается в сознании, еле заметно бегаю зрачками по опущенному лицу оппонента передо мной. Коротко подстриженные русые – совершенно на вид обыкновенные волосы, выглядящие в данной причёске несколько рвано. Джинса по всему телу – светло-синяя куртка, чуть потемнее джинсы. Ничего особенного. В один момент решаюсь. Строгим издевательским голосом произношу: - Всегда так самоутверждаешься за счёт людей слабее тебя, даже, если те к тебе исключительно с добрыми намерениями или мне одному так повезло? Черников немеет, переставая писать, но всё ещё не поднимая голову. Вцепляется ладонями о край парты. Придирка. Попытка вывести из себя. Попытка успешная. Сглатываю, поднимая взгляд, когда Ник бросая ручку, отодвигает стул, вскакивает – встаёт так резко с места, что я чувствую, как всё худощавое тело бросает в жар, тот будучи выше меня устрашающе встаёт «во всей красе».Пугаюсь, слежу за каждым движением. Никита закипел так быстро, как я не ожидал. Одно необдуманное действие и надо мной уже нависает угроза получить по холёному личику. Никита хватает ртом воздух. Взгляд глаза в глаза. Медленно Ник отводит взор серых глаз в сторону, взяв во внимание по-видимому совершенно другой субъект. Приоткрывая рот, нетерпеливо скрипит зубами.Я не понимаю. В целях понять, что происходит, не спеша следя, за тем, куда направил взгляд парень, поворачиваю голову. Хованский. Тот стоит у доски, приложившись к стене, скрестив руки. Он строго укоризненно смотрит на Черникова. Они прожигают друг друга взорами, не обращая на меня ни малейшего внимания. Несмотря на то, что главный объект их немой ссоры по-видимому… Я. Хованский осуждает друга – это отчётливо видно по глазам. Ранее он сам неоднократно натравлял на меня своих приспешников, а сейчас ему это наоборот не нравится? - Тебе повезло, - Начинает парень, всё ещё прожигая взором Юрия. Резко стреляет взглядом на меня. – Что у тебя такое смазливое личико. Выплевывает эти слова до искривления противно. Я пытаюсь переварить полученную информацию ранее. Слышится звонок на урок, но я без желания присутствовать сейчас в классе, как можно резче выбегаю, пока Черников и Хованский провожают меня стеклянными взглядами. В коридоре прохладно. Пахнет пустотой и некой незаполненностью. Иду неровным шагом вдоль стены, скрестив руки, со взглядом в пол. Не успело пройти и две минуты, как вдруг меня крепкой хваткой сзади хватают за плечо и хлёстким ударом прижимают - толкают к стене. Я хватаю ртом воздух, ловлю взглядом взор крупного парня передо мной. Все эмоции в один момент превратились в одно месиво, так и грозящее выплеснуться наружу. Какой раз Юра показывает своё превосходство надо мной? Я не знаю, но я знаю, что мне понемногу начинает это нравится. С каждым разом всё сильнее. Ебаный мазохист. - Что это было? – Спрашиваю первым. - Это тоже тебе не нравится? –Парирует в ответ Хованский, язвя. Правда. Юра словно открыл мне глаза. Приставания меня ущемляли по началу, но теперь мне этого не хватает – я привык, и я в глубине души упиваюсь – искренне наслаждаюсь даже этой ситуацией. - Да. –Это слово вырывается – вылетает из моих тонких губ. Хованский в один момент звереет ещё сильнее, взволнованно в гневе скалясь пялится в мои в первые в жизни, выглядящие здраво глаза: - О-о-о-о-о, так тебе не нравится, когда с тобой обращаются мягко? – Он приближается, вновь нарушая моё личное пространство. Приоткрывая рот, рвано ловлю воздух, бегаю глазами по фигуре перед собой. Я никогда толком не испытывал подобное. Даже при просмотре порнухи – даже самой рейтинговой и развратной я никогда не чувствовал такое желание. Такое желание быть ближе, соприкоснуться губами, как можно сильнее чувствовать каждую частичку тела хулигана – быть полностью в его власти. Отдаться... Нет. Нет! Это блять ужасно. Я не гей и никогда им не был. Не то, чтобы меня останавливают всеобщие моральные запреты - я следую лишь своим стандартам, и быть выебанным самым заурядным хулиганом я никогда не мечтал.Во мне смешались чувства, противоречащие здравому разуму. И это мне не нравилось. В сомнении бьюсь. Не знаю, что делать дальше. Я привык к нашим стычкам, но всё ещё ощущаю некий страх и безысходность при них. Даже сейчас. И это не может не возбуждать. Но я жмурюсь, ворочу головой, пытаясь обдумать следующие действия. Я не хочу всего этого в то же время желая его всем телом, я не могу отрицать то, что происходит сейчас со мной. Это чувство ломает рёбра, грозясь вот-вот вылететь наружу. Внутри меня бушует ураган и это не может не сказаться на моём внешнем состоянии. Хованский ловит все мои эмоции, пытается понять каждый шаг, разобраться. Но я сам не знаю, чего желаю. Я ушёл. Я просто блять ушёл. Я не знаю, чего хочу – мне стоит просто разобраться со своими эмоциями, и Юра, кажется, это прекрасно понимал. На удивление он не был навязчивым – он просто понял и отпустил, даже не пытаясь удержать, лишь смотря мне вслед. Единственное, что он делал – это тайком преследовал меня весь оставшийся день без своей привычной банды – один. Он больше не прикладывал меня к стене, не пытался выйти на контакт – он лишь виновато опускал взгляд, словно верный пёс, просто следуя за своим «хозяином». Я старался не обращать внимание – спокойно игнорировать, что буквально в трёх метрах от меня стоял мой страх. Моё желание. Моя погибель. Домой идти желания совершенно нет. На душе непривычно гадко. И когда я всё-таки дохожу до двери в парадную – не выдерживаю: - Да что ты от меня блять хочешь? – Я разворачиваюсь лицом к своей беде, идущей за мной всю дорогу. Я окончательно потерял нить здравия в его действиях. Тот внушающе молчит. Обдумывает. - Я правда пугаю тебя? – Он выпаливает это, стреляя взглядом, стоя на расстоянии такого маленького метра. Я в немом ответе чуть приоткрываю рот, выражая недопонимание. - Ты, - Юра ступает на шаг ближе. – недоволен, когда я навязчив – я понял ошибку, - Я было уже открываю рот для ответа, но меня также резко перебивают. – Когда я спокойнее – тебе это тоже не нравится, Лар-рин. - А ты не думал, - Основательная пауза с моей стороны. – Что мне ты не нравишься? Пытаюсь отвергнуть единственного, кто проявляет ко мне симпатию. Боже, какая я скотина, но это правильно. Этот разговор между нами должен стать последним. Тот давит злорадную улыбку: - Не неси хуйни, Дим… Всё я вижу. – Он рвано моргает, делая ещё один шаг ко мне. – Твои ужимки, - Прикусывает краешек тонкой губы. – Намёки… Хованский вновь предательски близко – буквально в сантиметрах. Я еле заметно немного мотаю головой из стороны в сторону, пытаясь выкинуть полученную информацию, но ничего не выходит. - Ты не понимаешь, - Внемлю. – Этого не должно происходить. Да, мне это не нравилось, - Вглядываюсь в глаза, напротив. В коих сейчас, кажется, впервые за наше «знакомство» не играют игривые чёртики. – Сейчас всё немного иначе, но я всё равно, - Выпаливаю следующие слова гадко, богопротивно. – Настаиваю, - Выговариваю каждое слово чётко. – Чтобы ты ушёл. Это больно, но это правильно. - Ты уверен? – Смотрит на меня пустым взглядом. За маской кудрявого наверняка бушует ураган. Моё молчание, как знак того, что на самом деле всё иначе - Хованский в этом полностью уверен. Он вглядывается прямо в мои цвета зелени глаза, не отрывая взгляд, аккуратно прикасается к моей руке. Он оглаживает большим пальцем столь до ранимости невинную плоть, впоследствии преподнося ближе, чуть наклоняясь. Целует руку, как самой изысканной даме. Касание о кожу такое нежное, будто цветы распускаются.