sapphire of immortality

      Юнги выписывается из больницы, но получает запрет на возвращение к себе домой, поскольку Хосок теперь точно уверен в том, что Сокджин далеко не белый и пушистый, каким хочет казаться. Из-за него они лишились ребёнка, из-за него Хосок пережил самый трудный момент в своей жизни — страх потерять близкого для себя человека. Он боялся, что больше никогда не увидит улыбку омеги, что больше никогда не поцелует его, не возьмёт за руку или не обнимет. И какое счастье для Чона сейчас крепко прижимать к себе Юнги, целовать в макушку и просить довериться ему. — Юнги, ты просто обязан поверить тому, что я говорю, — уверяет того Чон, — неужели ты не понимаешь, чего добивается твой кузен? Сокджин не хочет защитить тебя, он хочет сместить с трона и править самостоятельно, потому что клан Кимов уже никогда не возродить. Он никогда не сможет больше править, поскольку его семья самостоятельно вышла из рядов Главного Дома. — Где доказательства того, что меня подстрелил Ким Намджун, как ты мне сказал? — спрашивает весьма очевидный вопрос Мин. — Должны же они быть, раз ты так уверен в своих словах. — У меня есть аудиозапись, где он признаётся во всём, — говорит Хосок, сопровождая Юнги из больницы. На улице разыгралась хорошая погода, яркое солнце делает блондинистые волосы омеги ещё светлее, его лицо приобретает более живой вид. Чону нравится это, поэтому он останавливается возле машины, чтобы просто задержаться на секунду на чужом лице. — Поверить не могу, что я смог влюбиться в тебя настолько сильно, что, по правде говоря, пустил слезу, когда сидел в палате перед тобой. Ты был на волоске от смерти. — Знаешь, мой сон немного изменился от того кошмара, который я видел каждую ночь, теперь меня убить хотел не ты, а Сокджин, — пожимает плечами Юнги, — учитывая то, что ты мне рассказал про него — я и сам не хочу возвращаться домой. Кто знает, может быть, он мне в еду отраву положит. Яд в наше время действует за пару секунд, особенно если это какая-то кислота. — Ты прав, — кивает Хосок, — ладно, садись давай, пока у меня жить будешь, — альфа открывает дверь машины, приглашая омегу сесть в салон автомобиля, а после садится сам рядом и просит водителя отвезти их домой.       Юнги наблюдает за дорогой через окно, склоняет аккуратно голову к плечу Хосока и прикрывает глаза, стараясь окунуться в свои мысли. Самое страшное, что могло с ним произойти, наверное, уже произошло. Он не думал, что Джин правда способен на такое. Значит, вот зачем ему так сильно нужен был Юнги во главе своего клана — чтобы через него управлять империей Мин.       Хосок, в отличии от Юнги, умеет принимать тот факт, что близкие люди способны на предательство. Он даже не до конца уверен в омеге и искренне надеется на то, что тот не играет против него. Мир слишком жестоко обходится с парнями, особенно когда всё наваливается кучей и ты банально не можешь вылезти из неё. Мин даже не замечает, как засыпает на плече своего альфы и просыпается только под конец пути.       Сегодня первая ночь, когда Юнги ночует у Хосока в доме, он прежде никогда здесь не был и новые стены кажутся для него такими необычными. Сам дом выглядит мрачно, что вполне подходит под образ Хосока. Именно таким он и должен быть. Внутри всё обставлено дорогими картинами, скульптурами, вазами и прочими декорациями, которые обошлись в несколько миллионов или миллиардов — у каждого своя ценность, своя история. Омега обследует каждый уголок, пока Хосок отходит по делам, чтобы дать указания насчёт Юнги, что будет жить теперь здесь какое-то время, либо вообще всегда. — Хён! — омега слышит знакомый голос и оборачивается, встречаясь взглядом с Тэхёном, которого не смог удержать Чимин, чтобы тот не полетел в сторону Юнги. Альфа крепко обнимает своего друга, не веря, что теперь сможет чаще его видеть. Наверное, он был единственным хёном, который терпел его взбалмошный характер во время университетских годов. — Я так рад, что ты жив, что ты теперь будешь жить здесь! — Боже, отстань, — жмурится Юнги, стараясь оттолкнуть от себя буквально плачущего Тэхёна, — эй, только не плачь, слышишь? Ты чего, совсем отупел? В конце-концов, ты альфа или кто? — Но разве то, что я альфа, не может давать мне волю плакать от радости, что мой любимый хён жив и сейчас в безопасности? Ты столько мне всего сделал, что я и поверить не могу в своё счастье, в то, что когда-то в университете на первом курсе решил познакомиться с тобой! — Тэхён, прекрати, — оттягивает альфу Чимин за руку, — Юнги-хён, — обращается он уже к омеге, — прости его, он слишком волновался за тебя, когда узнал, что случилось и почему ты оказался в больнице. Хосок тоже как не свой ходил, постоянно злился на нас, но выпускать из дома запрещал. — Вот оно как, — говорит сам себе Мин, осознавая, что, кажется, сам безумно сильно влюбился в альфу. Это то, что нельзя контролировать, чувства преследуют тебя, не дают покоя, пока ты окончательно не сдашься.       Чуть позже Юнги остаётся наедине с Хосоком в его комнате. Как давно они не оставались одни, как давно Хосок не видел этого смущённого взгляда своего омеги. Мин сидит на постели и смотрит в экран телефона, где в альбомах с фотокамеры была сохранена общая фотография Юнги с Джином. Он и подумать не мог, что близкий человек настолько безбожно отнесётся к нему, что опустится до убийства. И Намджун тоже. — Малыш, не переживай ты так, — вздыхает Хосок, присаживаясь рядом и выхватывая из рук омеги телефон, — он того не стоит, я сразу сказал, что Сокджин мутный слишком, чтобы ему всецело доверять. Столько нервов из-за него потратил, если не убью собственными руками — жить нормально не смогу. — Это сделать должен я, — говорит Юнги, — потому что меня он предал, а ведь Мины только так расправляются с предателями. Я помню его слёзы, когда к нам пришло известие, что его родители мертвы. А всё из-за кого? Из-за меня. — Не вини себя, он сам виноват в том, что не может принять правду, — пожимает плечами Хосок, — Намджун сказал же, что он делал это, чтобы перевести стрелки недоверия на меня, но слишком просчитался в том, кого поставить на место стрелка. Думал, что я твоего друга в последний момент буду проверять, ага, конечно, я не настолько тупой. — Наверное, — омега откидывается на подушки, расслабленно вздыхая. Уже поздний вечер, за окном стемнело, а комнату освещает лишь светильник возле двери.       Хосок ложится рядом, обнимает Юнги, прижимая того к себе и поверить не может, что главная его драгоценность теперь с ним. Сама согласилась войти в его коллекцию, а ещё поселилась в сердце и выходить отказывается, а он сам и не против. Мин такой домашний, такой милый и тёплый, его не хочется отпускать, не хочется высвобождать из крепких объятий.       По всем законам таких моментов, сейчас между ними должен произойти секс, но Чон так сильно устал за день, что просто утыкается носом в шею Юнги, обдавая кожу горячим дыханием, и засыпает крепко. А омега за ним следом.       В какой-то момент Мин пожалел о том, что решился погрузиться в сон, потому что снова этот кошмар. Кошмар, который не отпускает парня на протяжении всей его жизни, вот только во второй раз Хосок стоит рядом. Омега осознает, что на сей раз должен действовать иначе, поэтому, когда Джин производит выстрел, парень вместе с Чоном валиться на землю, а за ним Мин слышит громкий плачь младенца, словно он где-то рядом, однако это просто звуки и ничего больше. Фигура кузена растворяется, а после Юнги просыпается в холодном поту и с дикой отдышкой. Рана в груди даёт о себе знать. — Юнги, что-то случилось? — сонно спрашивает Хосок, смотря на то, как испуганно оглядывает комнату его омега. — Всё хорошо, ты у меня, я рядом, слышишь? Малыш, взгляни на меня. Тебе приснился кошмар, да? — Сколько сейчас времени? — растерянно спрашивает Юнги. — Шесть утра, — смотрит на часы Хосок и отвечает на вопрос омеги. — Хосок, я слышал плач ребёнка, — сообщает Мин, боясь услышать что-то невероятно страшное с уст своего альфы. Он понятия не имеет, что это может значить, однако по глазам Хосока всё становится ясно. Чон что-то скрывал до сегодняшнего времени, не хотел говорить об этом и надеялся, что всё забудется и у них с Юнги будет счастливая жизнь. И плевать он хотел на то, что омега всегда выступал против беременности. — Ты знаешь то, что это означает, я прав? По тебе это видно, Хо, ответь мне, что произошло, пока я был в отключке после выстрела! — То, что ты испытывал до выстрела — была не течка, а первые признаки беременности, а также боли в животе — предпосылки выкидыша, который и случился у тебя от большой потери крови, — признаётся Хосок, стараясь сдержать слёзы. Ему тяжело говорить о подобном, но, кажется, Юнги просто обязан знать об этом, как провалившийся папа. — Врач сказал, что возможность зарождения новой жизни снизилась до минимальных процентов, поэтому маловероятна вторая беременность и хорошо протекающие роды, если у нас что-то и получится. Я не хотел тебе говорить, потому что тебе нужно было восстановиться, но, думаю, что ты обязан знать об этом. — Ты хотел скрыть от меня потерю ребёнка? — хмурится Юнги, глядя Хосоку прямо в глаза. Омегу так возмущает то, что его же альфа не хотел рассказывать, казалось бы, самую важную новость, прикрываясь тем, что просто не желал ранить чувства невосстановившегося до конца омежки, какая честь! — Это отвратительно, Хосок, лучше я сегодня уеду к себе и просто запрещу пускать Сокджина на порог своего дома, а ещё попрошу и тебя не пускать. Я думал, что у нас нет секретов друг от друга! — Да что ты как истеричка себя начинаешь вести, постой! — Хосок хватает омегу за руку, утягивая обратно в кровать. — Сейчас мне важно только то, чтобы ты пропил курс нужных таблеток, полностью восстановился. Ты хоть малейшее понятие имеешь, в каком же состоянии я был, пока ты лежал под капельницами и аппаратами жизнеобеспечения? А моё чувство, когда я узнал о том, что тебя доставили в частную больницу с момента выстрела? Я впервые почувствовал то ощущение, когда ты можешь потерять любимого человека, но ничего поделать не можешь, лишь надеяться на судьбу и на то, что сам Бог даст тебе шанс исправить все свои грехи, вернув того человека к жизни, чёрт тебя подери!       Глаза Юнги сверкают в утреннем свете от накопивших в них слёз. Он никогда не слышал подобного, чтобы кто-то говорил о нём, как о самом дорогом себе человеке. Парень всю жизнь жил с чувством, что никому не нужен, что не встретит истинного альфу, что умрёт девственником, что никогда никто не будет ему так открыто признаваться в любви. Это бьёт морально ещё сильнее, ведь Хосок действительно искренен в своих словах, он в самом деле хочет быть рядом с Юнги, дарить ему любовь, целовать эти губы, смотреть в эти заслезившиеся глаза и улыбаться, получая отзеркаленную улыбку в ответ. Это всё так кроет их обоих. — Да, я истеричка, истеричка, которая влюбилась в тебя, хотя до этого строила планы, чтобы уничтожить твой чёртов клан. Ты добился своего, слышишь? Чёртов Чон Хосок, я тебя так ненавижу, но одновременно люблю, ты, чёрт его возьми, что-то точно сделал со мной, раз я и представить дня не могу без твоего присутствия! — Юнги крепко обнимает Хосока, осознавая, что в этой битве за любовь проиграл однозначно. Он надеялся, что не поддастся чувствам истинности, но получилось совершенно иначе. Юнги целует его в губы, позволяет Хосоку вытирать слёзы с бледных щёк и целовать в ответ. Они оба так давно нуждались в этом. — Ты прекрасен, — шепчет альфа, толкая омегу спиной на постель и нависая сверху, заглядывая в эти тёмные глаза. В них он видит вселенную, которая окутывает его, эти глаза способны влюблять в себя, это так волшебно и необычно. Впервые Хосок встречает омегу, который так сильно может повлиять на него, заставить бояться чего-то.       Они целуются долго, протяжно, Юнги обнимает парня за шею, пока Хосок водит руками под пижамной рубашкой, постепенно расстёгивая пуговицы и оголяя тело. Омега под ним дрожит, этот несильный страх чувствуется, на что Хосок ухмыляется, переходя к поцелуям в шею. Мин сдавленно стонет, раздвигает чуть ноги, позволяя Чону втесниться между ними. Сбивчивое дыхание, валяющаяся одежда на полу, мятая простынь под омегой — это всё свидетельствует лишь о том, что парни вот-вот снова окунутся в эйфорию, которую испытывают при каждом половом контакте. — Расслабься, — шепчет Хосок, рукой надрачивая парню. Юнги закрывает лицо руками, отворачивает голову, толкаясь в руку альфы. Его сводит судорогами от получаемых ощущений, он так сильно сейчас хочет этого, он так долго сдерживался. Вот-вот и парень взорвётся.       Обычно Хосок трахал самых развратных омег, которые сами двигались ему навстречу, но необычное смущение Юнги нравится ему намного больше. Намного больше, чем бы он просто сидел, а на нём скакал какой-нибудь омежка в чулках в сетку. Альфе просто страшно понимать, какую чертовщину любовь ещё готова преподнести ему. Мин стонет, когда Чон слегка проникает внутрь, впивается в эти мягкие сладкие губы, которые издают самые невероятные звуки, что бальзамом ложатся на слух альфы. Кажется, он сходит с ума.       Хосок мокрой дорожкой губами спускается вниз от губ до чувствительных сосков, накрывает один губами, а другой массирует пальцами, начиная медленно двигаться, проталкиваясь в омегу глубже. Юнги закрывает рот рукой, откидывает голову назад и стонет сдавленно, в свою горячую ладошку. Спина прогибается под настойчивостью альфы, слышен хруст позвонков, от которых Хосок вот-вот сорвётся. И спустя время он срывается. Срывается на бешеный темп, буквально вбивает омегу в постель, которая скрипит под ними.       Юнги хватается руками за смятые и влажные от горячих тел обоих простыни, стонет громче, прогибается в спине и шире раздвигает ноги, позволяя Хосоку принять более удобную позу для правильного угла проникновения. Член скользит по простате, что выводит юношу из себя, стон получается намного протяжнее, громче, парень готов плакать от того, как сильно хочет кончить, как Хосок надрачивает ему, размазывая предэякулят по головке члена большим пальцем. Альфа был бы рад попробовать каждый раз кончать в этого омегу, лишь бы сделать прогнозы врачей бессмыслицей. — Ах, блять, Хо! — стонет Юнги, притягивая Хосока к себе за шею и целуя того глубоко, развязно, сталкиваясь языками и получая свой долгожданный оргазм.       Чон кончает прямо внутрь омеги, ещё несколько раз двигается, прежде чем остановиться и позволить сцепке случиться вновь. Хосок ложится рядом, обнимая Юнги со спины, жмётся ближе, чтобы обоим было комфортно, позволяя узлу набухать постепенно. Парни уставшие, мокрые от количества пота. Светлая челка омеги неприятно липнет ко лбу, которую он тут же зачёсывает назад и сам прижимается спиной к груди альфы. Кажется, сейчас объятий ему точно не хватало.

***

      Юнги давно не чувствовал себя так свежо после секса, особенно такого длинного марафона, ведь после сцепки, буквально через двадцать минут, Хосок уже жёстко трахал его в ванной, прислонив лицом к душевой кабинке. Омега никогда ещё не испытывал дикого желания не расставаться с альфой даже на пару минут. Ему так хорошо вместе с Хосоком, так легко и просто.       Чимин с Тэхёном как-то косо поглядывали на парочку во время завтрака, поскольку слышали прекрасно чужие стоны, а Ким вообще и поверить не мог, что его хён может так голосисто кричать чужое имя. Для него вообще стало открытием, что Юнги способен заниматься сексом, ведь в университете он был настолько тихим и скромным, что порой возникало ощущение, будто этот парень даже о дрочке никогда не думал в здравом уме, хотя занимался этим даже больше, чем просто регулярно.       Сокджин сейчас является главной проблемой, однако без весомых доказательств о том, что он хочет править кланом через Юнги нет. Также Хосок в последнее время думает о правильности своего решения, отправив Чонгука в бордель, где его, наверное, уже успели избить и изнасиловать в групповухе. Он ведь такой слабый, неспособный защитить себя. Наверное, Хосоку стоит, как минимум, извиниться перед ним, а после альфа собирается провести вечер со своим омегой.       По приезде в бордель руки Чона дрожат, он боится увидеть Чонгука до смерти побитым или услышать новость о том, что он мёртв, однако всё обходится, на парнише нет даже синяков, однако руки он тщательно скрывает под рукавами чёрного балахона. Хосок хмурится на брата, а после грубо хватает за руку, засучивая рукава. Он пытался покончить с собой. Чёрт, старший просто ненавидит себя за то, что довёл брата до такого состояния, пусть и понимает, что тот отчасти заслужил это за свою распущенность, будучи омегой, который принадлежит достаточно высокопоставленному клану. — Ты сдурел совсем такое вытворять с собой, мелкий? — шипит Хосок. — Я не знаю, что ты там уже надумал на мой счёт, но я приехал, чтобы извиниться за то, что отправил тебя сюда и наговорил гадостей, а ещё избил, ну… ты понимаешь… — Хён, ты убил человека, в которого я был влюблён, ты же понимаешь, что извинениями не отделаешься? — шмыгает носом Чонгук. — У тебя есть всё, а у меня ничего. Даже истинного. Что мне ещё остаётся делать в этом мире, будучи заточённым в этом дрянном борделе, где каждый толстосум посягается на мою задницу, а? Просто ответь мне, прошу. — на Чонгуке лица нет, парень действительно сейчас переживает самые тяжелые времена. Он не хочет жить, не хочет быть там, где его не любят, а только используют. Это не его. — Но если бы я его не убил, то кто знает, кто был бы его следующей жертвой, Чонгук, — тяжело вздыхает Хосок, окончательно запутавшись в себе и своих поступках. — Мне правда жаль, что всё так получилось. Я сорвался, отправил тебя сюда, но я приехал, чтобы забрать домой при условии, что ты поможешь мне в одном деле. Это будет искупление твоей вины за то, что связался с предателем. — И что ты хочешь? Снова мою жопу подставить под кого-то? Нет, Хосок, я так не хочу, я не буду трахаться с тем, с кем будет удобно тебе, понятно? Я уже настрадался от отношений с Намджуном. Ты морально убил меня, я не хочу и знать тебя, хён! — слова Чонгука больно режут по Хосоку. Альфа буквально раздавлен тем, что Чонгук отказывается от фамилии, не хочет дела иметь со своим родным старшим братом, к которому когда-то был так сильно привязан, что согласился попробовать встречаться с Намджуном. Но вот проблема — влюбился в того альфу, который в итоге был зверски убит братом омеги.       Разговор с Чонгуком ничего не дал, парень даже отказался возвращаться домой, посчитав, что его в борделе куда лучше любят, чем дома. Дома пахнет, нет, воняет смертью альфы, которого он любил. Плевать было на неистинность, Чонгука это никогда не волновало, когда тот влюблялся. Именно поэтому Хосок покидает здание борделя в унылом состоянии, решая расслабиться хотя бы в компании своего омеги, Мин Юнги.       Они снова едут вместе в то место, где впервые занялись сексом. У омеги навевают воспоминания, в которые хочется окунуться с головой, вспомнить те чувства, те ощущения, которые его преследовали тогда. Это было не так уж и давно, а словно год назад. Однако они сидят перед озером, уже на берегу, расстелив под собой тёплый плед. Юнги укладывает голову на колени Хосока и прикрывает глаза, наслаждаясь вечером. — Меня беспокоит состояние Чонгука, хотя до этого я никогда за него не волновался, — говорит Хосок, глядя на озеро, — что-то сжалось в груди, когда он сказал, что знать меня не желает после всего, что я сделал. Почему-то так… больно? Не знаю. — Может, потому что в глубине души он всегда был дорог тебе, ты так не думаешь? — спрашивает Юнги, поднимаясь с колен альфы и заглядывая ему в глаза. Омега при ночном свете настолько становится красивым, особенно с его выбеленными волосами и светлой от природы кожи, словно аристократ. — Ты осознаёшь, насколько дорог тебе человек, только в тот момент, когда начинаешь его терять. Это знают все, так и ты должен понять. — Мне не даёт покоя тот факт, что Чонгук был влюблён в Намджуна. Мне грустно наблюдать за тем, как брат… режет свои руки, стараясь забыться, стараясь сексом отдать все свои переживания и жить, как кукла — красивая, но без единой эмоции. Что мне с ним делать, Юн? — Попробуй с ним ещё раз поговорить, вернуть былое доверие или что-то типа того, — задумчиво произносит Юнги, — всё-таки ты тоже у меня сначала никакого доверия не вызывал, нужно же было узнать друг друга поближе. — Но мы поцеловались в первую встречу, напомню, — хмыкает Хосок, — и ты был не против, ибо не сопротивлялся, а даже поддался. — Мы истинные, а ты с ним — семья, однако нас должны связывать чувства. Чувства долга защитить омегу, который слаб морально и физически. Только ты сможешь справиться с тем, что Чонгук чувствует себя потерянным мальчишкой. Кто знает, может, уже завтра он найдёт себе истинного и будет настолько счастливым, что это будет не описать словами. Она многое решает в отношениях и состоянии человека. Я, конечно, не семейный психолог но, думаю, тебе правда стоит поговорить с ним ещё раз, Хосок. — Если только ты пообещаешь завершить этот день очередным сексом, — мурлыкает Хосок на ухо Юнги и целует коротко в шею, — ты такой нежный. — Да ну, прекрати, — отнекивается Юнги, садясь альфе на колени, — но насчёт секса я не против, сегодня утром было что-то невероятное, пусть я и до сих пор зол на тебя за то, что ты скрыл от меня одну не очень приятную вещь. Но… Мы же живём для того, чтобы попробовать всё, верно? — Ты определённо прав, любимый.