***
Отступление первое. Реборн несколько нервно забарабанил по столу. Его план, что так хорошо шел на начальных стадиях, провалился к чертям собачьим. Отчаяние, беспокойство, истерики? Да, ничего из этого не было. Ребенок был все таким же, как и всегда, разве что оценки испортились, да и стал чуть молчаливее. Не за что зацепиться, невозможно найти причину для верности. От всего этого иногда мальчишку вообще хотелось застрелить к его родственникам, о которых в предоставленных документах практически не имелось информации за исключением безличной строчки: «Полный сирота, имена родителей не установлены. Пропали без вести, предположительно, во время зачистки Вендиче». И всё. Больше никаких биографических данных до семи лет, момента, когда мальчишка был взят под опеку Вонголы, не наблюдалось. Дальше шла лишь психологическая характеристика, вызывающая сомнения в её реальности. «Потеря родителей вызвала частичную блокировку памяти. Были утеряны всё воспоминания связанные с Семьёй. Защитная реакция быстро компенсировалась быстрой обучаемостью. Есть подозрения, что возникла новая личность. Обладает относительно устойчивой психикой и высоким уровнем интеллекта, не рекомендуется подвергать стрессовым ситуациям.» Чертовски обидно. Конец отступления***
Негостеприимную школу покинуть удалось, не встретив никого на пути. Ноги сами собой понесли меня в дальнюю часть парка, уже постепенно переходящую в лес, где я замер у реки, пристально вглядываясь в плывущие по реке бумажные кораблики. Если честно, то корабликами их можно было назвать с натяжкой — кривые, перекошенные они были первыми моими оригами за долгое время. А ведь я никогда не был в этом мастером… — Не хочешь решить свои проблемы, так же как раньше? — Неожиданно раздался из-за моей спины голос Вендиче. — Что? — дёрнулся я, ещё до конца не осознав, что именно у меня спросили. Или это было уже предложение? — Не хочешь обратиться к нам и получить помощь? — Терпеливо повторил Бермуда. — Или снова будешь пытаться бежать? Напоминание о первой встрече неприятно кольнуло. Не люблю быть беспомощным перед кем-либо. Даже такими всесильными и справедливыми (по крайней мере для меня) существами. — Неужели Вендиче докатятся до того, что начнут забирать в свою тюрьму детей? А если подумать, то они уже это делали. Тот же Мукуро, чёрт бы его побрал… — Гражданских — нет, — проклятый младенец даже не пытался скрыть кривую ухмылку, иронию он оценил.— Но зато нарушающих договор вполне можем. — Даже если за ним будут стоять злые—презлые моллюски? — Особенно, если так. Обожаю еду с морепродуктами, — мрачно пошутил Бермуда. На несколько минут в парке повисло молчание, и я наконец осознал, что почти дошёл до горы, на которой располагался один из заброшенных храмов Намимори. — А если серьёзно, то предупреди Мукуро, что любое взаимодействие с тобой будет рассчитанно, как разрыв договора с Вонголой о его досрочном освобождении, — щедро, даже очень. — С другой проблемой тебе придётся разбираться самому. Я облегчённо вздохнул, после чего задал интересующий меня вопрос: — И что же я буду вам должен? Это же не благотворительность на благо сирот, не так ли? — Но выбора у тебя в любом случае нет, так что пока сойдёмся на расплате «ответной услугой». Ты довольно выгодная инвестиция. И с чего они так решили? Впрочем, он, действительно, прав: я не могу отказаться от его предложения. Не в том положении я нахожусь.***
Дома меня встретили расспросами о том, всё ли я сделал. И что мне оставалось на это ответить, когда на меня смотрело впервые так много глаз? — Конечно! Великий Ламбо-сан всё сделал! — И улыбнуться в конце, чтобы поверили. Мне поверили, после чего хозяйственная Нана решила устроить в мою честь праздник с итальянской едой. За столом меня усадили за почётное место, и Нана хлопотала вокруг меня и других детей. Я же молча отсчитывал про себя сколько потребуется времени Реборну, чтобы узнать о произошедшем: получилось неплохо. В середине праздника (через час и семнадцать с половиной минут после моего возвращения) Реборн вышел в другую комнату и вернувшись властно поинтересовался: — Где документы? Признаю, мне ужасно хотелось начать косить под дурака, но я смог воздержаться от этого. Вместо этого выдавил с глупым видом (куда уж без него, когда речь идёт о Лучшем Киллера Современности) отговорку: — Потерял. Спасибо за еду, я пойду, у нас завтра контрольная… Надо подготовиться. Медленно встать из-за стола, чтобы не провоцировать некоторых нервных людей, подойти к посудомоечной машине, быстро положить свою тарелку и сбежать к себе. Ну или попытаться.Когда до моей «свободы оставалось полметра меня схватили за руку. — Я спросил, где документы. — Это были оригиналы? — Ты не ответил на мой вопрос, — это да? — Они упали в реку. — Чертов мальчишка! Ты хоть понимаешь сколько усилий было вложено ради твоего поступления в эту школу? Чтобы тебя безродного и бесполезного взяли в ту школу? Хватка на руке становилась всё крепче. Пальцы на правой руке подрагивали, выдавая его желание выхватить пистолет. Впрочем… Чего я от него ждал? Вот именно. Ни-че-го.***
— Что это значит? Вы говорите, что его нельзя перевести в другую школу? Новенькая учительница с явным неудовольствием кивнула. Ей не нравился ни собеседник, ни тема разговора. Впрочем, кто захочет беседовать с директором в присутствии «инвалида», чьё развитие застыло в два года. — Директор, если бы я могла что-то сделать, мы бы сейчас здесь не сидели и не разговаривали. Для перевода и учебы в другой школе по обмену требовалось занести документы, по крайней мере сегодня, в последний день, — молодая девушка, недавно являвшаяся практиканткой прервалась, пытаясь найти выход из положения, который бы устраивал всех. Увы, такой не находился. — И что вы можете предложить, Ока--сан? — Перевестись получится лишь по окончанию учебного года. Поэтому я предлагаю доучиться вам этот год и не травмировать ребёнка внезапным переездом и сменой школы. Будет лучше закончить нашу начальную школу, и уже после переезжать. У вас ведь не срочные причины для переезда, Реборн-сан? — Да, это так, — злобно прошипел киллер, не сумевший обойти чужую толстокожесть. Пожалуй, я не зря навестил её и «просветил» о ситуации. Нет, я, правда, ей рассказал всё… О том, как волнуюсь и не хочу переезжать, о том, что опекуны решили все не спрашивая меня, бедную сироту. Ох, кажется, я, действительно, не такой хороший, каким хотел бы быть. Но теперь стало проблемой меньше.