***
Иккинг заметил, что с тех пор, как он снял с руки бинты, саамы начали относиться к нему по другому: кто-то с подобострастием, кто-то — с уважением или страхом. Но все, даже вождь — с опаской. Как к дикому дракону, вроде бы прирученному — укусить не должен, но инстинкт не заткнёшь. И каждый бросал взгляд на оголённую руку, где свернулись дракон и змей. Только Хелен и Эрет не изменили своего поведения. Разве что в их глазах появилась… уверенность? Вера в возможности Иккинга? Теперь они были уверены в его словах, действиях. Всадник знал, что и как сделать, чтобы добиться своей цели. И, самое удивительное, добивался её, порой — невероятными путями. Весть об освобождённой от воев территории быстро разлетелась по деревням. Кто-то поверил сразу, кто-то посмеялся, сказав: «глупости, быть такого не может». Но постепенно люди начали заселять «освобожденные земли». Многие спрашивали, как Иккинг прогнал этих крылатых тварей? Но тот не отвечал, глядя на них тяжелым взглядом и пряча ладонь в широкий рукав. Он хорошо запомнил — люди боятся других.***
Иккинг, скуксившись, сидел в таверне. Непогода загнала их сюда. Ветер, гром, молнии каждые двадцать-тридцать вдохов. Всё это навевало очень конкретные воспоминания… — Хей, — прикосновение пальцев к руке привлекло его внимание, — всё в порядке? — Во взгляде Хелен было беспокойство. Иккинг пожал плечами, но как-то жёвано и неровно, словно и сам не был в этом уверен. — Плохие воспоминания. Не бери в голову, — отмахнулся всадник, потирая ледяные ладони. Место возле камина было занято, а больше отогреть руки было нечем. — Ну, ищи в погоде свои плюсы. Абсалон пополнит свой запас, — особенно громкий раскат грома будто поддакнул девушке. — Да, пополнит… — и всё же всадник был не здесь. Воспоминания одолевали его, цепляя то, что он уже не хотел помнить. Неслышно подошёл охотник. Заметив отсутствующее выражение лица и обеспокоенное Хелен, он заговорил: — Хей, ты в порядке? — Эрет поставил тарелки с кружками на стол и тронул друга за локоть. Иккинг качнул головой. — Не лучшие воспоминания… — всадник повёл плечом, словно стряхивая с неё ладонь, после чего сплёл между собой пальцы. Иккинг после каменной тюрьмы очень ценил тепло, которое так активно терял сейчас, в холодную погоду, пусть и в относительно тёплом помещении. Эрет не стал уточнять, что именно он вспоминает. Захочет — сам поделится, нет — зачем в душу лезть? Не тот случай. Несколько минут над столом висела тишина. Иккинг с Хелен медленно потягивали морс из каких-то местных ягод, Эрет аналогично цедил эль. — Меня очень напрягает один момент, — парень сжал между пальцами ложку, — сколько лет меня не было дома? Ощущение, что меня не было всего четыре года, но… как бы чувства не соврали. И это вызывает больший страх — а приживусь ли я обратно? Это же почти что другой мир теперь. Другие люди… Я без понятия, что мне делать. — Я думаю, — брат с сестрой переглянулись, — если твои родные действительно тебя любят, то всё ещё ждут. И охотно примут обратно. — Надеюсь, — тяжело вздохнул всадник.***
Ударить, отскочить, уклониться от летящего в лицо хвоста. Но всё равно получить удар по лбу, слабый, но ощутимый. Всадник отпрыгивает в сторону и шипит, падая. Нога подвела, снова. Абсалон тычется под ладонь, подставляя морду и помогая подняться. Иккинг похлопывает его, молчаливо благодаря. Скрилл очень быстро вырос до размера Беззубика, а ещё очень ревновал Иккинга к Снэру. Хелен он скорее терпел, считая парой своего вожака, а на фурию не скалился из-за права сильного. Однако по отношению к Иккингу был на удивление кроток и послушен. Всадника это поначалу удивляло — почему дракон, чья жестокость вошла в легенды наравне с кровожадностью местных фурий, так себя ведёт? А после до Иккинга дошло — запечатление. Скорей всего, именно оно заставляет скрилла подчиняться, ласкаться. «Скорей всего, с кровными родителями та же история, если драконы не бросают своих детей на скалах, чтобы те никого не щадили». Теория была похожа на правду и была принята на веру. Но Иккинг не стал полагаться на один лишь инстинкт — он невольно наращивал и привязанность. Ему не хотелось видеть Абсалона во врагах. В идеале — член и защитник будущей стаи, что пока мала, но уже сильна. Сам Иккинг, Беззубик, Абсалон, Снэр, возможно Хелен и Эрет — даже костяк заставлял с собой считаться. Каждый, не считая сиблингов, мог взять под своё командование множество драконов, приручив, покорив, подавив их в случае острой необходимости. «Нужно сформировать гнездо как можно дальше от земель фурий», — понимал Иккинг. Когда он умрёт, Снэр точно будет ещё жив, и если он будет возле или на их территории, то смутьяна будет ждать участь убитой королевы. Этой судьбы всадник для своего названного сына не хотел. — Есть что-нибудь новое? — Иккинг кивнул в качестве приветствия спускающемуся на громороге Эрету. — Да, выяснил, где ещё две базы. Правда, одна перевалочная, но от неё сможем дойти до дочерней, — саам передал всаднику карту с новыми пометками. С тех пор, как они покинули деревню, прошло около месяца. Они медленно двигались в сторону Олуха, следуя внутреннему компасу Беззубика, но по пути старались собрать как можно больше информации про армию Драго. Эрет активно пользовался своими связями среди охотников, часто бахвалившись среди соратников в тавернах, незаметно вытягивая интересующее. Иккинг интереса ради понаблюдал за одной такой операцией (ему повезло буквально спрятаться в тени, оставаясь незамеченным всю беседу) и с удивлением начал узнавать старого Эрета — выскочку, «лучшего охотника на драконов». Харизмы дерзкого наглеца у него было не отнять — играл, если играл, он на «ура». Другие охотники даже не подозревали его в измене и двойном дне, с охотой выпивая с соратником, что исчезал по утру, как дым. Сверр, громорог, был отражением своего всадника. Дракон подчинялся, а не подчинял, старался не отсвечивать. Он был покорен направляющей руке, даже в некоторой степени пассивный. Однако драконья горячая кровь в нём не уснула полностью — если требовалось действовать без хозяина, Сверр действовал, думал, показывая свой интеллект. Но стоило Эрету сесть верхом — всё, кровь замолкала, пока спина вновь не становилась свободной. — Может, перекусим в таверне, раз есть возможность? — предложил Эрет. Иккинг, подумав, кивнул. Хотелось, несмотря на некоторую непереносимость окружения, чего-то не своего, хотя бы в той же пище. В лесу, увы, картошку под ягодным соусом не найти. Кошелёк с разными монетами легко нашёлся в седельной сумке. Пока Хелен не вернется с Дальних рынков, они могут себе позволить покинуть ненадолго место, где договорились встретиться. — …дракон закрыл глаза, исчез, а ты остался жив, Но не нужна тебе вся жизнь — ты видел мир чужих, И ты услышишь звук струны, взмах черного крыла, И будешь ждать, что в твои сны ворвется тень моя… А дальше — бей! — таверна встретила их звонким голосом девушки-менестреля, бойко выводящей на лютне странной формы свою песню. Она на миг подняла взгляд, отмечая вошедших, и тут же потеряла интерес. Мужчины, ответив тем же, подошли к одному из столов. Иккинг сел, вопреки здравому смыслу, спиной ко входу, помня о взгляде. Эрет был в угловой части, наблюдая, в свою очередь, за залом и прикрывая всаднику спину. — Что будете заказывать? — служанка подошла мгновенно. Иккинг наклонил голову, прикрыв глаза. Они обговорили всё заранее с бывшим охотником, и теперь всадник предоставил ему слово. — Картофель, кролика под ягодным соусом, ягодный сок. Мне мясную похлёбку, рыбу с овощами и молоко, — Эрет кивнул, отпуская девушку. Та, вильнув бёдрами, скрылась за дверью на кухню. — Опасности же нет, чего ты боишься? — спросил Эрет, слегка наклоняясь и глядя всаднику за спину. Возможно, его привлёк её вырез и длинные ноги менестреля, возможно компания рядом с небольшой сценой была знакома. — Да лучше посижу прикрывшись, чем мы опять уйдём из-за срыва, — Иккинг сгорбился. Ему всё мерещилась опасность, он, как недовольно бухтела Хелен, «разучился доверять людям». Доля правды была в её словах — всаднику действительно сложно было не слинять куда-нибудь к драконам из незнакомой толпы. Повернуться спиной к ним было страшно, но это лучше, чем он опять спровоцирует кого-то из-за своего страха. Нападать, несмотря на взгляд, на них уже пытались. Служанка тем временем пришла с подносом и сноровисто расставила блюда. Получив щипок за мягкое место она, тихо пискнув, двинулась к другому столу. Иккинг закатил глаза. — Я тебя потом снаружи подожду, — спрятав улыбку, сказал он. После они приступили к еде. Девушка за спиной снова запела: — То, что мы потеряли в пламени, То, что мы никогда больше не увидим, Всё, что мы накопили Лежит у наших ног, обратившись в пепел. Мы сели и составили список всего того, что у нас есть. Даже крышек столов, корешков билетов и твоих дневников, Которые я полностью прочитал, когда было одиноко без тебя. О, я не узнал из них ничего нового, Но мне нравится читать слова, Написанные тобой, — а эта песня явно была переводом с другого языка, отметил всадник. Уж очень интересная да не рифмованная. Так хотелось показать её толпе? — Это то, что мы потеряли в огне, огне, огне… Я был огнивом, а ты кремнем. Может быть, мы создали это пламя. Мы сидели отдельно и смотрели, Как всё сгорает в погребальном огне. Ты сказал, мы рождены ни с чем, И сейчас, разрази меня гром, вновь остались ни с чем. Понимаешь, что мы никогда не будем прежними? Будущее в наших руках. Это то, что мы потеряли в огне, огне, огне. Это то, что мы потеряли в огне. Пламя лизало стены и нежно превращало в пепел всё, что я обожал. Всадник покрутил стакан с ягодным соком в ладонях, вслушиваясь. Всё же песен, да просто порой чего-то такого человеческого ему очень не хватало в каменной крепости. — Иккинг, — заговорил негромко Эрет, — менестрель всю песню косится время от времени на тебя. Не поворачивайся. Всадник осторожно кивнул. — Поговорим с ней, — стрельнул глазами в сторону лестницы наверх. Но это не потребовалось. Эрет внезапно напрягся. Иккинг, заметив это, тоже. Реакция охотника на что-то сбоку от всадника пугала: побледневшее лицо, сжатые кулаки, в глазах — страх, тщетно скрываемый за бравадой. Чей-то силуэт замер рядом. Иккинг поднял голову. Лицо было ему незнакомо. — Предлагаю поговорить, — заговорил мужчина знакомым голосом, но воспоминания ускользали, стоило попытаться сосредоточиться. — Наедине. Иккинг покосился на Эрета. Судя по реакции и поведению бывшего охотника, поговорить стоило. Всадник кивнул. Они сели в достаточно просторном помещении на втором этаже, бывшем какое-то время назад спальней на восьмерых. Кровати оттащили к стенам и поставили вертикально, частично закрывая окна, но не дверь. Наёмники остались снаружи. Незнакомец сидел по одну сторону стола, Иккинг — по другую. Эрет стоял за плечом всадника, словно советник. — Так и не вспомнил меня? — мужчина сложил руки на груди и наклонил голову на пару градусов вбок. Иккинг отрицательно качнул своей. — Арена, ужасное чудовище. И ты, ещё мелкий шкет, выбравший щит и ножичек. Иккинг прищурился. Но нет, никакого узнавания. Со вздохом незнакомец достал из-за спины уже побитую маску. Через несколько секунд Иккинга осенило. — Вижу, вспомнил. Отлично. Теперь позволь мне предстать перед тобой официально, — Громмель кивнул Эрету, так и стоявшему, как напряженный змеевик. — Тагео Блудвист, — слова с трудом выходили из сжатого горла, — генерал, первый после своего отца. Эрет замолчал, но было ясно, что он о чём-то умолчал. — Давай, договаривай, — довольно добродушно подбодрил охотника Блудвист, — я не убью. Тем более, — хмыкнул он, — это уже, как я вижу, не в моей юрисдикции. — Он контролирует аукционы по продаже драконов и рабов по всей завоёванной Драго территории. Известен как… скользкий, но честный человек. Говорят… — Эрет вновь замялся, но продолжил, простимулированный ещё одним кивком, — что убил своего брата. — Здесь врут, остальное правда. Братца громмель съел, вот папаня и заставил таскать эту маску «как память», — Тагео, казалось, не замечал напряжённой атмосферы вокруг. Он чувствовал себя хозяином положения. Впрочем, им он и был. — Как ты нас нашел? — этот вопрос почему-то вызвал его смех. — Ты искренне веришь, что все ваши «разведки» были незаметными? Что проходят без моего внимания… и одобрения? — внутри всадника всё похолодело. Конечно, он предполагал, что об этом догадываются, но то, что им позволяли получать информацию… шокировало. — Чего ты хочешь? — пальцы Иккинга сжались на посохе, побелев. Блудвист, до этого расслабленно откинувшийся на спинку стула, выпрямился. Подавшись вперёд, он заглянул всаднику в глаза. — Один простой договор. Я помогаю убрать моего папашу, а ты не трогаешь, что останется. Идёт? Иккинг растерялся. Что он несёт? — Зачем тебе это? — растерянность в голосе скрыть не удаётся. Со вздохом Блудвист откинулся обратно на стул. — Верь или не верь, я хочу спокойной жизни себе и своим людям. Насколько я знаю, твой побег сопровождался… как бы сказать… кровавой драконьей бойней, устроенной в скале, если мои люди не врут, — его взгляд перешёл на несколько секунд на Эрета. Он кивнул. Иккинг, обернувшись, успел заметить этот жест и нахмурился. Эрет качнул головой. «Я просто подтвердил информацию». Всадник вернулся в прежнюю позу. — И я предполагаю, что ты захочешь отомстить Драго, верно? — Иккинг не ответил. Тагео продолжил: — Поскольку несколько лет назад твой братец и фурии здорово проредили ряды моих людей, я предлагаю следующее… — он не успел договорить. Иккинг, забыв о напряжении, резко встал, наклоняясь через стол и сокращая расстояние, глядя глаза в глаза. — Что ты знаешь о моём брате? — Тагео рефлекторно попытался сдвинуться назад. В его глазах на короткий миг мелькнул испуг, который тут же скрылся за спокойствием. — Тише, всадник. Сядь. Сядь, — повторил тот с нажимом, показывая своим видом, что ничего не расскажет, пока не выполнят его требование. С тихим выдохом Иккинг сел. — После того, как мои люди поймали тебя, что твой брат, что фурии взбеленились. Драконы разбомбили множество фортов и рынков, твой брат — рабовладельческие рынки и торги. Видимо, тебя с драконом искали. Только лет пять-шесть назад притихли. — Сколько лет прошло с того момента, как я пропал? — натянутая струна в душе. Сколько? Сколько? Блудвист ненадолго задумался, его взгляд чуть расфокусировался. — Думаю, лет семь-восемь. Пара месяцев погрешности. Если бы Иккинг уже не сидел, то упал бы. Его не было восемь лет?! — Вижу, это стало открытием, — пробубнил еле слышно Блудвист, с интересом глядя на реакцию. Даже просто увидеть шок на лице мальчишки было… непередаваемо. Стоило того, чтобы самому заключить договор. Мысли в голове Иккинга метались, словно детёныши драконов. Восемь лет! Восемь! Невнятная смесь эмоций захлестнула всадника, выбивая из состояния покоя. Хотелось метаться, лететь на остров, лететь как можно дальше от него. Стиснув зубы, парень закрыл глаза, пытаясь взять эмоции под контроль. Не здесь. Не перед чужим. — Итак, — заговорил он спустя пару минут, привлекая к себе внимание, — вернёмся к сути. Братца съел дракон, папашу моего ты скоро убьёшь тем или иным образом. Я окончить жизнь подобным образом, да ещё и в расцвете сил, не хочу. Поэтому предлагаю следующее: с моей стороны информация и помощь с тем, чтобы помочь тебе убить Драго с минимальными потерями для моего флота и моих людей. С твоей — ненападение на них же сейчас и в будущем. — Ты же понимаешь, что оставить всё так просто я не смогу? Как минимум в первую же встречу после… помощи, — Блудвист поднял руки, мол, понимаю, дай сказать. Иккинг кивнул. — Именно поэтому обе эти ветви будут изменены. Корабли, на которых доставляли драконов и людей, прекрасно подойдут для перевозки грузов на любые расстояния. Наёмники будут охраной или охотниками за головами, тут уж что решат. Оба понимали, насколько это утопично, и что за ящиками, коврами всё равно будут везти тех или иных драконов или людей. Но оба понимали, насколько им нужна неприкосновенность второй стороны. Драконы и викинги изрядно потрепали и флот, и людей, и саму сеть в целом. Благодаря фуриям не стало целых крепостей и фортов на картах. Иккинг же понимал — не заманит он старшего Блудвиста в ловушку без информации и помощи изнутри. Точнее, не заманит без потерь, нервотрёпки и огромных потерь времени. — Договорились.***
Иккинг опустился на колено. На небольшом холмике оказалось невысокое, по колено, каменное надгробие. Поверх заросшей травой земли торчал воткнутый блекло-жёлтый шип змеевика. Надпись, кажется, была выцарапана им же. «Наутиз. Нет дракона вернее тебя». — …к доброму другу дорога легка, хоть до него далече. Спи спокойно, Наутиз. Спасибо, что берёг брата, — Иккинг склонил голову в молчаливом поклоне. Он плохо помнил жёлтого дракона, но тот носил на себе его брата, и волей-неволей отпечатался в памяти. И заслуживал уважения. Не сразу всадник понял, что что-то здесь не так. Могила была слишком… ухоженной. А до Олуха ещё лететь и лететь. — Беззубик, — черный дракон заинтересованно поднял голову, — здесь есть кто-то, кроме нас. Найди его, — попросил всадник. Фурия, поняв просьбу, втянула воздух, кругами обходя могилу, пытаясь найти нить. И, видимо, нашла, так как побежала резко в сторону деревьев и скал, подальше от обрыва. Иккинг, опираясь на Абсалона, пошёл следом. Громкий рык и рёв заставили всадника нахмуриться и ускориться. Среди деревьев стояли два чёрных, как смоль, дракона, и второй, казалось, что-то закрывал собой. Короткая просьба-команда, и Беззубик прижимается к боку человека. А незнакомый дракон смотрит глазами-щелками. Теплый, мягкий голос, искренность во взгляде подкупают даже такого зверя. Но тот не отступает, лишь позволяет увидеть чумазую макушку девятилетнего ребёнка.***
— Моего брата убил этот… Блудвист. Алвор был для меня всем, — мальчик не замечает слёз, текущих по щекам. Иккинг тоже. Алвор был не только всем, но ещё и «укротителем драконов», приручившим ночную фурию. И Драго устранил шестнадцатилетнего подростка, как возможную помеху, меньше года назад. Его фурия, Крист, остался с младшим, желая крови того, кто убил его друга, его всадника. И беря под опеку того, кого он любил. Оба остались неподалёку от его могилы, ухаживая за ней и за драконьей. — Айвор, — окликнул Иккинг ребёнка, — я не могу обещать тебе месть, но даю клятву, что Драго Блудвист умрёт. Он и меня лишил многого… — всадник тряхнул головой. — Дождись меня здесь, если хочешь пойти за мной. — Куда? — К краю мира, за грань изведанной карты. Будет сложно, трудно, но никто никого не бросит.***
Ровный пейзаж внезапно разрезается здоровенной сосулькой, пролетевшей прямо перед лицом. Иккинг резко тормозит Беззубика, рукой приказывая Абсалону и Эрету не атаковать. Наклонившись, он видит хорошо знакомого левиафана, белоснежного с голубыми глазами. И в них мрачная решимость — он не даст фурии себя убить. — Приземляйтесь! — крик-команда, их маленькая стая стремительно пикирует, уворачиваясь ото льда, ставя себя в невыгодное положение. Так быстро, насколько это возможно, Иккинг спрыгивает на землю, склоняясь перед гигантом и заставляя друг сделать так же. Левиафан в замешательстве — фурия здесь не за его душой? А зачем тогда? Посох выводит ровные линии, огромные для человека, но видные для смутьяна. «Мы пролетали мимо. Мы не тронем твоё гнездо. Пропусти нас», толкует всадник. Белый великан в замешательстве, но раскрывает пасть и рычит. Четырёхкрылая тень мелькает рядом, ведомая чужим приказом, и шторморез по его команде «читает» рисунки. Иккинг рад видеть старых знакомых, вот только у них в глазах ни тени узнавания. Холод, агрессия, на самом дне — страх, что солгут, навредят. Потому всадник сдерживает горячую кровь Абсалона, потому летит следом за Грозокрылом, провожаемый тяжелым настороженным взглядом смутьяна. И не оборачивается, когда они покидают территорию белого великана.***
До Олуха остаётся неделя лёта, когда огромное, громкое, черное облако встаёт на их пути. Фурии, очень много фурий оглушают взмахами крыльев, подавляют своим количеством. Их гораздо, гораздо больше, чем Иккинг помнил. Словно с десяток гнёзд слетелось в эту единую точку. Может, так оно и было. С облегчением Иккинг заметил в этой толпе Урсу. Да и сложно не заметить — она летит впереди, ведущая. И с радостью и некоторой горечью узнаёт вожака, чьи глаза признал в другом драконе. Только тот теперь одноглазый и без одного ушного отростка, с несколькими новыми шрамами. Всадник не сразу чувствует крепко сжавшие его торс руки. Хелен белая от страха, Иккинг успокаивающе целует её, ободряет. — Всё хорошо. Они все — свои. Я знаю. Девушка, пусть и немного через силу, кивает. Они приземляются на песчаный пляж, где долго разговаривают рисунками на песке. План сложен для объяснения (особенно тем, что не нужно убивать конкретных драконов и бить определенные корабли в процессе), но они справляются. Эрет отправляется к условленным людям с донесением и готовым планом, а драконы снова поднимаются в воздух. Один собрал свою Охоту. И Иккинг с Беззубиком во её главе.***
Белый смутьян со страхом и отчаянием смотрит на тёмное небо, понимая, что вот она, его смерть. Осознавая, что те люди и драконы всё же солгали. Расправленные перепонки-крылья трясутся, но великан, встав поудобнее, пытается понять, как продать себя подороже. Но понимает — не успеет. Фурии поднимаются выше и… пролетают мимо. Грохот всё отдаляется, а дракон только приходит в себя. Они… просто улетели? Не тронули? От облегчения из его пасти вырывается облако снежинок, оседая на перекопанном пляже. Не солгали.***
Огромная армада рядом с громадной скалой. Буревестник, как всегда, во главе. Блудвист пришёл за тем, что по праву принадлежит ему. За сбежавшим левиафаном, что так глупо себя обнаружил. С гарпунами и без драконьей стаи тот лёгкая добыча. — Моя часть флота обойдёт скалу с запада, перекроем пути отхода, — Драго кивает сыну, одобряя план, замечая довольный блеск в его глазах. Только трактует не так. Тагео же перепрыгивает провал, оказываясь на своём корабле, и по сигналу часть флотилии огибает пустой ледник. «Ты уже мёртв, отец. Просто ещё не знаешь об этом». Старший Блудвист не замечает подвоха до последнего — туча на горизонте не вызывала вопросов, пока не стали различимы движения. Небо медленно темнело, пока не стало, как очень поздним вечером. Своими крыльями драконы затмили солнце, не пуская его лучи вниз. Иккинг видит сверху, как его замечают, как мечутся люди по палубам, выполняя уже бесполезные приказы. И сжимает коленями бока брата, командуя атаку. Словно морская волна, драконы поднимаются вверх и, прижимая крылья, пикируют. Воздух дрожит от их движений, свист и грохот выстрелов оглушают даже через многослойные беруши. Побелевшими пальцами Иккинг вцепился в седло, чтобы не вылететь (даже на верёвки надежды мало). Потому что иначе — конец, он станет частью месива изо льда, древесины и человеческой плоти, плавающей внизу. Когда всё заканчивается, от самого могучего флота нынешнего времени остаются лишь щепки да кипящая вода. И пара десятков кораблей, колыхающихся на волнах. Всадник кивает на вопрошающий взгляд вожака. Да, это он лишил Урсу хвоста, это он оставил шрамы Беззубику. Это он оторвал человека от его стаи. Пора лететь обратно. Домой.***
— Бьёрн! — окликнули викинга близнецы. — Мы нашли доказательство, что Иккинг мёртв! — Что?! — …Это был тощий, как рыбья кость, мальчишка. Кожа белая, будто солнца лет сто не видала, — заговорил наёмник. Выглядел тот ужасно: от правой руки и обеих ног остались лишь культи разной длины, на лице не было одного глаза и ни единого волоска, а кожа была похожа на сжатый и перетертый пергамент. Выживал он только за счёт баек, за которые просил еду и выпивку. Самой популярной стала «Смерть покорителя драконов». — Глаза? — Что? — сбился с ритма наёмник. — Какого цвета глаза? — Э… зелёные, кажется. Бьёрн кивнул, мол, продолжай. — Видеть не видел, но слышал, что он заклинать драконов умеет. По секрету нашептали, что даже ночную фурию сумел подчинить. «Приручить», — жестко, но мысленно поправил его Бьёрн. — Да вот только скрилл ему не дался. Посмотрел, пошипел и как выстрелит! Прямо в грудь попал! — сердце всадника пропустило удар. «Нет…» — Мы скинули его в трюм, к диким драконам, и вышли из порта, в море встать. Но что началось! Драконы взъярились, словно их бога убили!.. Там разверзся настоящий ад, вышедший за пределы порта. Даже нас на корабле достали, — наёмник качнул отсутствующей рукой. — А потом громкий свист спугнул драконов. Мы уж обрадовались, как ЖАХ! Взрыв и огромная фиолетовая вспышка, нас откинуло всех кого куда. Мне повезло выжить, как и немногим другим, кого не сожрали и кто не упал в воду. — Это всё? — бесцветно спросил всадник. — Ну… пока мы тащили, то увидели молнию на лице и груди и ожог-клеймо. Когда наёмник замолчал, всадник поднялся со стула и вышел из комнаты, которую временно превратили в недо-допросную. Астрид, быстро оглянувшись и кивнув Сморкале, пошла следом. Бьёрн шёл, словно неживой, и, кажется, сам не понимал, куда. Но короткий миг, и он сорвался с места, побежав с такой скоростью, словно за ним змеевик гонится. Астрид пришлось приложить все силы, чтобы хотя бы не потерять его из виду. Вскоре она поняла, куда понесло сына вождя — старый, как мир, овраг, давным-давно пустующий: драконы почему-то избегали его, а людям идти сюда было незачем, да и неудобно. Бьёрн плавал в озере, быстро загребая руками воду, словно пытаясь в движении сбросить все свои эмоции. Намокшая одежда тянула его на дно, сковывала движения, но он, казалось, не замечал этого. Зато рыба заметила и попряталась, куда смогла. Вскоре, сбросив пар, Бьёрн вылез из озера на траву. Астрид уже ждала его внизу, оперевшись плечом на камень. Парень на секунду задержал на ней взгляд, после — отвёл в сторону. — Я не могу… нет. Я не хочу верить в то, что он мёртв, — сказал он, сжимая кулаки. — Он же Иккинг! — всадник вернул взгляд на девушку. — Покоритель драконов! Он не мог умереть от одного из них! Что ему какой-то скрилл, когда за его спиной ночная фурия! Девушка терпеливо ждала, пока волна эмоций схлынет, после чего подошла к нему и положила ладонь на грудь, молчаливо прося выслушать. — Когда-то я думала точно так же. Помнишь Акламара? — Бьёрн поджал губы, кивая. — Я тоже думала, что мой брат непобедим. «Лучший воин племени», говорили мне родители. «Непобедимый старший брат», считала я. Помнишь, что с ним стало? — Его убило ужасное чудовище, — с неохотой выдавил из себя викинг. — Я тогда тоже не могла в это поверить. «Как же так?», спрашивала себя я, «ведь он же лучший драконоборец! Он просто не мог умереть!». Но норны плетут наши судьбы, а не мы. И изменить это мы не в силах. В глазах Бьёрна Астрид видела ту же боль, что испытала сама много лет назад. Всадник отступил на шаг назад, отворачиваясь и закрываясь. — Я хочу слетать в то место, о котором он говорил. Где оно? — Астрид за его спиной негромко вздохнула. — На севере с отклонением на восток. Бьёрн, стой, — она дёрнулась в сторону, преграждая ему путь. — Туда не долетишь на драконе, весь путь — море. А на корабле плыть туда около двух месяцев или полутора, если очень повезёт. Даже ночной фурии нужно будет как минимум две недели лететь без остановки, что невозможно, не то, что нашим змеевикам! Астрид видела его внутреннюю борьбу: брат, искренне желающий найти родного человека (или убедиться в его смерти) против сына вождя, у которого есть обязанности перед деревней. — И, Бьёрн… есть ещё кое-что, о чём наёмник не рассказал тебе, но что узнали мы. Он погиб в месяц Одина. — Почти десять месяцев назад… Всё это время он был жив! Астрид осторожно положила ему ладонь на руку, с грустью заглядывая в глаза. — Но теперь он мёртв.***
Иккинг нетерпеливо ждёт на камне в знакомом до мелочей овраге, таком похожем, но таком изменившемся. Он пытается считать камни, ходить, чтобы отвлечься. Но, внезапно, помогает совершенно другое. Знакомая мелодия сама легла на уста. Мелодичный свист, что он слышал лишь дважды. Валка стоит у ледяного ручья, льющего из стены, с глиняным кувшином. Мелодичный свист, неожиданный для всех, но говорящий больше слов. Иккинг ещё не понимал, что сейчас услышит, но с непониманием и не остывшей радостью смотрел на приближающегося к матери Стоика. Крепкие пальцы забирают едва наполненный кувшин из ослабевших пальцев, чтобы с глухим стуком поставить на камень. — Ты помнишь нашу песню, Вал?.. -… Готов проплыть я все моря, И мне совсем не страшно. И лишь одно я знать хочу: Ты выйдешь за меня? Уверенный голос отца проникает во все уголки их крепкого дома. Иккинг с Бьёрном сидят на лавке, с интересом слушая, что же покорило сердце их мамы столько лет назад? — Ни холод злой, ни жаркий зной, Меня не остановят! Отдашь ли сердце своё мне сейчас? — мощный викинг аккуратно берёт маленькую ладошку в свою огромную, ласково прикладывая её к сердцу. — Тебе отдам свою любовь, Мой дорогой, любимый мой, Ты щедр и так прекрасен. Не надо подвига свершать, Просто будь со мною рядом, — она поднимает согнутую в локте руку, прислоняя к руке мужа. Сделав полкруга они меняются, не отрывая глаз друг от друга. — Осыплю золотом тебя, Поэмы буду посвящать. Тебя хочу оберегать, Так будь со мною рядом! — Не нужно золота и нет Мне дела до поэзии! Я лишь хочу, чтоб рядом был. — Я тоже, дорогая! Сошедшиеся в танце и песне, двое любящих не замечают ничего вокруг. Только движение, только слова, одни на двоих. Только их. — Мы будем петь и танцевать Обнимать друг друга нежно И сотни радостей делить Хранить любовь прилежно Я все моря готов проплыть И мне совсем не страшно, И лишь одно я знать хочу: Ты выйдешь за меня? На миг они застыли друг напротив друга, тяжело дыша, счастливо улыбаясь. Их глаза словно светились изнутри. Глупо было сравнивать их с кем-то, будь то змеевик в небе или волны на море — только они, идеальные в своём танце, по своему безупречном. Беззубик слышит чужие шаги раньше, и поднимает голову, невольно подавая сигнал. — Ну, что? — торопит он брата с сестрой. — Твоя комната занята маленькой девочкой. Повсюду книги о драконах, на стене — лётный костюм, старый хвостовой элерон и рукоять меча. — Я поспрашивал про тебя. Твой брат прекратил поиски спустя два года после пропажи. И поискал портрет, как ты и просил… там четверо людей. Двое мужчин и двое женщин. Последняя — девочка, как и сказала Хелен. Каждое их слово было словно ножом по сердцу. Иккинг упал бы, если бы его не подхватил Эрет. Всадник закусил ладонь, чтобы не закричать от боли. Его не ждут. Его не ждут. Его не ждут… — Они помнят тебя. Эта девочка с таким восторгом рассказывала про твою книгу. А на арене упоминали, что ты их научил этому. — Они… помнят, — хрипло начал всадник, — возможно, любят. Но, Хелен, — с отчаянием во взгляде он посмотрел на девушку, — они не ждут. Иккинг понимал — отрезанный ломоть к хлебу не приставишь. Но надежда в его душе жила до последнего. Что Олух всё ещё его дом. Что Валка, Стоик и Бьёрн его семья. Но судьба решила иначе. Даже им на слова ему было сложно поверить. Когда Олух уснул, Иккинг прокрался и в Большой зал, и к окну своей комнаты. Луна светила ярко, словно позволяя всаднику рассмотреть как можно больше подробностей в последний визит. Но сиблинги не соврали, как бы не хотелось обратного. — Нам нужно лететь. Куда угодно, лишь бы подальше отсюда, — наполненным болью голосом заговорил он, вернувшись в овраг. Беззубик заурчал, пытаясь поддержать своего всадника, и даже не возмутился, когда Абсалон подошёл ближе, тыкаясь человеку в ладонь. Иккинг машинально погладил чешуйчатый нос. — Летим к Снэру. А там — видно будет. Знакомая когда-то земля отдалялась с каждой секундой. Но впервые, надолго покидая её, всадник не обернулся. Больше это не его дом. Здесь ему делать нечего. Он всё ещё любит тех, кто вырастил его, кто дарил свою любовь… но теперь у него иная тропа. «Прощайте». Это было лучшее время нашей жизни, Но теперь перевёрнута страница Истории, которую мы написали. Это было лучшее время нашей жизни, И я не забуду тех, Кого оставил позади. Так трудно отказаться от лучшего, Но если это должно закончиться, То я рад, что ты был моим братом В лучший период нашей жизни.