* * *
Джинни зашла в комнату, на которую ранее указал ей Драко, и замерла у порога. Просторам и шику владений Малфоя можно было действительно позавидовать, настолько всё казалось «другим» даже для неё самой. В квартире Драко не было места рюшам и кружевам, на каждом углу не стояло классической мебели в обрамлении халтурно выполненной лепнины, а с высоких потолков не свисали с детства знакомые люстры, по размеру напоминавшие шатёр цирка. И если сначала его жильё показалось мрачным и тёмным, подобно душе этого ядовитого выродка, то сейчас девушка смогла заметить в нём совершенно другие качества: пустоту и одиночество. Просторная спальня для гостей встретила её серыми стенами, но эта вся эта серость была залита утренним заревом, что пробивалось в комнату через огромное окно, едва ли спрятанное за полупрозрачными гардинами. Жидкое золото просыпающегося солнца тонкой паутиной оплетало воздух комнаты, редкие пылинки танцевали в этом свете свой танец под известную только им мелодию. Девушка, как зачарованная, следила взглядом за этим вальсом, пока не заметила знакомую реку и мерцающее в морозном воздухе колесо обозрения. В это раннее утро оно словно было из золота, выкованное изящным кружевом на фоне предрождественского пейзажа Лондона. Это был один из самых прекрасных видов, что ей довелось созерцать в своей жизни. Но, к глубочайшему сожалению, свидетелем этой красоты была лишь она и одинокое бордовое кресло почти подпирающее окно. В остальном комната не выделялась какими-либо цветами, разве что огромная кровать в центре могла привлечь к себе внимание тем ворохом из одеял, что водрузился на ней подобно Эльбрусу. — Гермиона? — осторожно произнесла девушка, прислушиваясь к каждому звуку в помещении, но ответом ей было лишь собственное дыхание. — Это я, Джинни. Драко написал, что тебе… тебе плохо. Ты спишь? Тишина. Эта коварная девица навалилась на Уизли всем своим весом, словно пара центнеров тяжелого груза, упавшего на грудь. Джинни не любила тишину, всегда её боялась. Было ли это по той простой причине, что в её доме никогда не было тихо? Или, может, тишина пугала тем, что в ней возможно было услышать свои мысли? Джинни не была уверена. Хотя в данный момент она знала ответ. В этой комнате и в эту секунду тишина пугала Джинни неизвестностью. Это было похоже на то, словно она ступала в густой туман, липкий и вязкий; он окружал её с ног до головы, не позволяя рассмотреть, что впереди. Будет ли это мягкая трава? Или ты окажешься в пропасти? Джинни заставила себя сжать кулаки и сделала несколько шагов вперёд, доверившись собственной судьбе. Густой туман тишины обволакивал её, заставляя чувствовать себя зажатой в тисках, вынуждая кровь быстрее бежать по венам. Гермиона по-прежнему не подавала признаков жизни, но и протестов не высказала на неожиданное вторжение. И, с одной стороны, было чертовски страшно, но, если взглянуть на вопрос под другим углом — очень обнадёживало. Набравшись смелости, Джинни дошла до кровати и приоткрыла угол одеяла, заглядывая внутрь. Подобно тому, как если бы она проникала в чужой мир, Джинни высматривала подругу под ворохом одеял. Гермиона была такой маленькой, словно сломанная игрушка, она лежала, свернувшись в клубочек, и почти не двигалась. Если бы не вздымавшееся из-за дыхания тело, Джинни запросто могла бы сравнить девушку с бездушным манекеном. От вчерашней прически не осталось и следа, а платье подружки невесты было помятым, как костюм оборванца с улицы. Гермиона Грейнджер представляла собой совершенно уничтоженного человека, птицу с подрезанными крыльями. Она просто ждала своей смерти в тишине спальни и темноте одеял, заранее выдвинув себе приговор. И созерцая эту картину становилось понятно, почему Малфой воззвал к помощи. С таким невозможно справиться в одиночку. — Гермиона, — голос девушки дрогнул, когда она осторожно присела на край кровати, опасаясь, что эта тишина может резко оборваться, отправляя её в бездну боли и отчаяния, поглощающей сейчас её подругу. Она не знала, что говорят людям, чьих родственников арестовали, не знала, как хреново себя можно чувствовать из-за этого. Но одно было ясно точно: такой участи не пожелаешь даже врагу. Девушка протянула руку к подруге, мягко погладив её плечо, удивляясь холоду, что исходил от тела, пролежавшего под одеялом столько часов. Гермиона даже не вздрогнула, продолжая смотреть перед собой. И тот вязкий туман тишины, что сгустился в комнате, был порождением Гермионы, её детищем, был её спасением. И её могилой. — Я понимаю, что сейчас тебе не захочется говорить, возможно, даже слышать нас. Но, пожалуйста, выслушай всего лишь раз, — тихо начала Уизли, продолжая мягкими прикосновениями поглаживать заледеневшее плечо. — Мы всегда будем рядом с тобой, Гермиона. Всегда будем здесь, чтобы выслушать, чтобы помочь. Насколько это возможно. Что бы ни происходило, мы всегда будем с тобой. Я хочу сказать, что ты не должна сдерживаться или винить в чём-то себя. Хотя, что я такое говорю? Ты-то здесь причём? Это просто грёбанное стечение обстоятельств, повлиять на которое не мог никто, — Джинни ощутила, как ком подступает к её горлу, и сразу убрала свою руку от Гермионы, начиная нервно щёлкать ногтями. Это её хоть как-то отвлекало, потому что состояние Гермионы плавно, но верно, начинало затягивать и её саму в пучину уныния. Девушка с беспокойством посмотрела на сгорбленную спину, стискивая зубы от осознания чёртового бессилия. — Кричи, если тебе больно. Плачь, когда обидно. Не хорони эти чувства в себе. Не оставляй нас. Тишина… Давящая и какая-то нездоровая. Она отравляла каждый сантиметр в этой комнате, захватывая липкими щупальцами всё пространство. За дверью стало приближаться тихое пение, которое было легко узнаваемо. По всей видимости, Полумна решила присоединиться. Высокая дверь тихо приоткрылась, пропуская белокурую девушку с двумя прозрачными чашками на подносе в эту обитель беспросветной тоски. Взгляд Лавгуд блуждал по пространству комнаты, пока не остановился на отрешённой Грейнджер. Голос Полумны прозвучал мягко и ненавязчиво, подбираясь к сознанию Гермионы, как к пугливому оленёнку, и пытаясь выманить его из чертогов разума в реальность. — Просто удивительно, на что способно наше воображение, не правда ли? Думаю, гораздо лучше, чем кино. Технологиям ещё далеко до нашего мозга. Сотни тысяч воспоминаний о том, что мы видели, слышали и пробовали на вкус. А ещё запахи. Как думаешь, чем пахнет грусть? Мне всегда казалось, что она пахнет как дождливый холодный вечер в ноябре. Пронизывает до костей, как северный ветер. И капли моросящего мелкого дождя впиваются в кожу, как иголки… — Лавгуд поёжилась, представив в красках сию зябкую картину. По спине и рукам пробежались мурашки, и Гермиона подняла голову, встретившись взглядом с бездонными глазами Полумны. Сил что-либо ответить всё ещё не было, собственно, как и идей для ответа. Заметив, что подруга наконец-то начала реагировать на раздражители извне, Лавгуд продолжила. — Люди постоянно пытаются объяснить свои чувства. Но, я думаю, что это изначально неправильный и ошибочный подход, — заключила блондинка, изучая взглядом бордовое кресло у окна. — Чувства можно ощутить, пережить, но не объяснить. Сколько объяснений не найди, а испытывать чувства иначе никогда не станешь. Страх останется страхом, любовь любовью, а боль болью. Какую причину или объяснение ей ни присваивай. Боль нас испытывает, а мы её переживаем. Проживаем с ней какой-то период нашей жизни, — девушка сделала паузу и всё же опустилась в кресло, удачно располагающееся напротив кровати. — Сейчас ты переживаешь шторм. Я вижу грозовые тучи над твоей головой, — Полумна многозначительно посмотрела на Джинни, давая понять, что сейчас ей лучше остаться с Гермионой тет-а-тет, и продолжила свой монолог. — Но каким бы ни был долгим шторм, тучи в итоге всё равно рассеются и выглянет солнце. Я знаю тебя, Гермиона Грейнджер. Самым важным для тебя всегда был поиск истины. В любом деле, — снова пауза, девушка взяла с подноса чашку и сделала глоток, опустив взгляд в чай, который солнце превратило в магический напиток. Лучи плескались в медово-золотистой прозрачной жидкости, перескакивая с лепестка на лепесток бутончика сакуры, раскрывшегося при заварке. — И так случилось, что то, чему ты верила столько лет, оказалось обманом. Но это уже произошло, и это в прошлом. Ничего не изменить. Но именно от тебя зависит то, какими будут твои сегодня и завтра. Не позволяй своей боли стать сильнее тебя, не позволяй утащить себя на дно и задушить. Чем больше власти ты даёшь своей боли, тем больше ты закрываешь себе глаза, — Полумна сделала ещё один смачный глоток, прикрыв глаза от удовольствия. — Правда ведь у каждого своя, а истина одна. И я знаю наверняка, тебе точно не нужна чужая правда. Услышав знакомую фразу Гермиона, вздрогнула и во все глаза уставилась на подругу: — Дедушка мне так же говорил… — первые слова, произнесённые ею после того злосчастного вечера. — Думаю, твой дедушка прекрасно понимал, о чём говорит, и очень хорошо знал тебя, — улыбнулась одними уголками губ Лавгуд и, захватив вторую чашку, подошла к кровати, а затем опустилась на колени, присев на пол, и вручила горячий напиток Грейнджер. — Держи. Это не решит ни одной из проблем, но и не навредит. Можешь ничего не отвечать. Я понимаю, что у тебя сейчас нет сил на разговоры. Поэтому, если ты не против, то мы просто вместе выпьем чаю.* * *
Джинни вышла в гостиную. На её сердце повисла тяжесть, словно булыжник тянувшая её на дно, куда ранее уныние утащило Гермиону. Странно и пугающе, насколько заразным может быть настроение. Но вся квартира Малфоя будто была пропитана тем мраком, который приоткрылся ей сегодня. Девушка с подозрением посмотрела на блондина, что спокойно расположился за барной стойкой, что-то проверяя в своём ноутбуке. Драко выглядел спокойным, только вот напряжение едва заметно сковало его плечи. Будучи откровенной, она впервые видела Малфоя таким домашним и простым. В растянутой кофте и с мокрыми волосами, когда чёлка спадает на глаза, он выглядел совершенно отличным от того образа, к которому они все привыкли. Стоило ему заметить вторжение, как Драко сразу поднял глаза от экрана и захлопнул крышку, словно скрывая преступление. В его глазах отразился молчаливый вопрос, и Джинни сразу почувствовала себя лишней под этим взглядом и странным образом обязанной. Даже смешно. — Я… — Уизли на мгновение зависла, понимая, что воздух застрял в глотке от такого строгого взгляда, с которым ей пришлось столкнуться сейчас. — Я хотела узнать, есть ли у Гермионы какая-нибудь одежда. Но ты прав, это глупость. Постараюсь что-нибудь придумать, — Уизли быстро развернулась, желая скрыться обратно в спальне. Теперь ей становилось ясно, что имела в виду подруга, говоря об убивающем и ненавидящем взгляде. Испытывать его на себе было крайне неприятно. — Стой. Драко шумно вздохнул прежде, чем встать, уходя в сторону своей спальни. Он вернулся довольно быстро, держа в руках аккуратно сложенные вещи, молча протянув их молчаливой девушке. — Вот. Думаю, что это ей подойдёт на первое время. Чуть позже я куплю ей что-нибудь на смену. — Это чьё? — Джинни с опаской посмотрела на одежду, не решаясь пристально рассматривать её. Взгляд Драко говорил сам за себя, а точнее выражал удивление от прозвучавшего вопроса. — Моё, чьё ж ещё может быть в этой квартире? — А мне почём знать, каких дамочек ты сюда таскаешь? — едкий комментарий сам просочился наружу, что вызвало у Драко только улыбку. Парень медленно склонился к рыжей бестии, нарушившей покой его обители, и смерил её тяжёлым взглядом, словно мысленно примораживая девушку к полу. — А вот это, Уизлетта, не твоё поганое дело. Ты здесь только из-за неё. И я ещё подумаю, действительно ли от тебя есть какая-либо польза. Джинни показалось, что колкий мороз просочился в квартиру и забрался ей под кожу. Уизли замерла, сама не понимая, чего ждёт. Драко прищурился. Он изводил себя всю ночь, да и сейчас ему не было спокойно достаточно, чтобы он мог сосредоточиться на своих заботах. И несмотря на старания вчитаться в е-мейл от Сириуса, удавалось это ему из ряда вон плохо. Все мысли были по ту сторону двери гостевой спальни, где прошлой ночью он уложил девушку в кровать. И сейчас молчание Уизли, её поведение, окончательно пробивали броню его выдержки. В груди словно оборвался последний стальной трос, что удерживал его на месте. — К чёрту, — выдохнул он, больше не дожидаясь ответов, и ломанулся в сторону спальни. Дверь открылась с грохотом, ударяясь о стену. Когда Драко увидел лишь пустую кровать, то сердце гулко булькнуло, подогнав тошноту к глотке. Смятое одеяло и только напоминание о присутствии девушки, что лежала под ним ещё несколько минут назад. — Нет. Туда нельзя, — слова Джинни парень пропустил мимо ушей. Уизли следом шагнула в спальню, тоже удивляясь отсутствию в помещении. Только звук воды в ванной комнате позволял иллюзии разрушиться. Малфой среагировал мгновенно, пинком оттолкнув с прохода чей-то рюкзак, чтобы оказаться внутри. Почему-то ему показалось, что это может быть опасно. Животный страх охватил сознание, затуманивая все здравые мысли. Драко быстро открыл дверь в ванную комнату, почти ввалившись туда, когда Уизли влетела ему в спину, а он так и замер, в растерянности смотря на открывшуюся картину. Гермиона выглядела такой маленькой и хрупкой, сидя к нему спиной в наполненной ванной. Она представляла собой какое-то мифическое существо. Малфой видел, как её вьющиеся волосы изящными волнами прилипают к влажной коже, исчезая в тонкой глади воды. Капли жидкости скатывались по округлым плечам, очерчивая изящные изгибы и приковывая к себе внимание. И та самая очаровательная родинка, что когда-то привлекла его взгляд в приоткрытом вороте блузки, сейчас была отчётливо видна. Драко почти ощутил нежность прикосновения к этой коже, мог почувствовать её волосы под своими пальцами, но вот спокойное покашливание вернуло его в реальность, где он оказался конченным извращенцем, вломившимся к девушке в ванную. — Я прошу прощения, но мы вас не звали, — Лавгуд с самым умиротворённым и строгим видом встала с бортика ванной. Только сейчас Драко заметил ортез в её руках, и как Гермиона осторожно обнимала свои ноги, явно стараясь размять мышцы. Только это вторжение и размеренный голос подруги заставили её обернуться, уставившись на парня глазами, полными испуга. — Малфой, какого чёрта?! — возмущённо воскликнула она, и Драко отвернулся словно по команде. В комнате было душно, каждый вдох давался с трудом, только вот было ли это от пара или от стыда — сложно определить. Недовольный взгляд Джинни был красноречивее некуда. — Я… прошу прощения… думал… неважно… Стук сердца где-то в ушах и гул крови по венам. Что это было? Драко с трудом ориентировался в собственной квартире, мечтая просто провалиться под землю. Что с ним вообще происходит?* * *
Если бы у эмоциональной боли существовала шкала, как для оценки мощности землетрясения или разрушительности урагана, то на каком значении от 1 до 10 больно становится настолько, что хочется, чтобы было ещё больнее? Сколько баллов необходимо, чтобы запустился режим саморазрушения? Огонёк внутри зажжённой сигареты стремительно угасал под завороженным взглядом Грейнджер. Голос за спиной заставил её вздрогнуть, и сигарета в пальцах хрустнула пополам. — Гермиона?.. ты… ты куришь? — Нет, — девушка поспешно бросила окурок в ранее найденную пепельницу и стряхнула налипший на пальцы пепел. — Это моя первая… на вкус как взрослая жизнь, — Грейнджер неприязненно скривила губы. — Кто бы мог подумать, как много общего у реальности со вкусом пепла на губах и едким дымом на языке. Малфой замер. Картина перед его глазами вводила в ступор. Все мысли, которые должны были обрести словесную форму, вдруг разбежались, как тараканы при включении света на кухне. Перед ним стояла незнакомка, новая Грейнджер, которую он ещё не встречал. Тени позднего вечера окутали девушку с головы до ног, и только отсвет тонкого месяца тусклым лучом ложился на её распущенные волосы. Странно и так непривычно видеть её такой: в его кофте, что была велика по размеру, с болтающимися рукавами, в слишком широких штанах, которые Гермиона, должно быть, затянула на максимум. Он видел очертания её босых ног, и как она поджимала пальцы, явно ощущая холод от поверхности, что успевала остыть на балконе, если открыть окно. Но самое большое отличие читалось вовсе не во внешности, а в её голосе, движениях и даже во взгляде — всё это изменилось в Грейнджер до неузнаваемости, словно зарубцевавшийся шрам. — Ты извини. Я взяла у тебя сигареты, не спросив. И вот… одну сломала, — её тихий, всё ещё хриплый после вчерашней истерики голос отвлёк Драко от созерцания бледных пальцев, то поджимающихся, то снова опускающихся на прохладный паркет. — Ерунда. Это не то, за что стоит извиняться. — Покуришь со мной? Только сейчас Драко понял, что так и застрял в проходе, не решаясь пройти дальше. Словно бы этот шаг стал для него ошибкой. Проникновением в её личное пространство, которое сейчас казалось очень хрупким. Простая фраза, но от этого скромного приглашения на сердце словно капнул раскалённый воск. Скупая надежда на что-то лучшее снова зажгла свечу. Малфой сделал несколько медленных шагов в сторону Гермионы и остановился чуть в стороне, поглядывая на коробку своих сигарет, зажатых в пальцах. — Вот так и сразу? Грейнджер, это самое интимное предложение, которое я когда-либо слышал от тебя, — Драко надеялся хоть немного разогнать тучи вокруг Гермионы. На мгновение Малфою показалось, что его слова смутили девушку — на несколько секунд она замерла и уставилась на него не моргая, но потом опустила взгляд и улыбнулась уголком губ. А вот и лучик света. — И что? Ни слова в духе «как же так, негоже такой, как ты, курить, тебе это не подходит»? — явно пытаясь кого-то передразнить, тихо проворчала Грейнджер. Драко только фыркнул, зажав сигарету губами, и чиркнул зажигалкой. Маленький всполох света озарил его лицо чуть ярче, в эти секунды можно было разглядеть отражение окружающего мира в его глазах. — Не мне тебе читать проповеди о вреде курения. В конце концов, это меньший из возможных недостатков, — так же негромко ответил он, выпустив первые клубы дыма. Малфой молчал. Просто потому, что понимал, что слова сейчас будут излишними. Гермиона наслушалась их вдоволь за день от своих странных подруг и от Блейза, которого выставить из квартиры оказалось не так-то просто. И только тот предлог, что девушек стоит отвезти по домам заставил итальянца взять на себя хоть какую-то горсть ответственности. Хотя, если обратить внимание на мелочи, то Забини просто откровенно боялся Полумны и её странных увлечений и познаний, явно опасаясь сглаза со стороны своеобразной блондинки. Иногда Блейз был слишком суеверным. Гермиона тоже открыла пачку и взяла вторую сигарету, неумело и неловко пытаясь подцепить её за край. Драко не мог не улыбнуться. Не сказать, что он одобрял этот порыв, Гермиона нравилась ему своей идеальностью, ею же и бесила. Но если Грейнджер нужен был этот маленький порок, этот мгновение забвения, то Малфой готов был дать ей его. Драко сам чиркнул зажигалкой, помогая Гермионе закурить, наблюдая за тем, как её брови сосредоточенно нахмурились. — Как ты начал курить? Это был не самый ожидаемый вопрос в свете последних событий. Жизнь Гермионы претерпевала кардинальные изменения, и Драко было страшно. За неё. И хотя сейчас казалось, что она отлично держится, ему не хотелось доверять этому обманчивому впечатлению. — Мне было пятнадцать, когда я попробовал закурить впервые, — Драко также понимал, что подобные истории с большой вероятностью помогут девушке отвлечься от беспокойных мыслей. — Стащил из отцовского стола. Уже тогда мы с ним не ладили. — Почему? — её заинтересованность не сбавляла оборотов, и Малфой продолжил: — Уже тогда я знал, чем он занимается. Отец учил меня тому, как вести дела, и частенько заставлял делать то, что мне не нравится. Именно поэтому в шестнадцать я съехал. Я не смог жить по его правилам и порядкам. Можно сказать, что я сбежал. Гермиона затихла. Она смотрела на верхушку своей сигареты, тлеющей в темноте вечера, вдыхала запах мороза, которым веяло из открытого окна, и размышляла об услышанном. Грейнджер могла представить Драко пятнадцатилетним бунтующим подростком, характерным и в чём-то даже трусливым. Но это было нормально! Он был всего лишь мальчишкой да и боролся он за что-то лучшее, чем свои капризы. — Ты жалеешь об этом? — О чём? — Что переехал? Драко сделал последнюю затяжку, когда огонёк сигареты подобрался слишком быстро к фильтру, и затушив остатки, нахмурился. — Нет. Я не жалею об этом побеге. Я бы долго не протянул там, я бы сдался. Все рано или поздно сдаются там. И ломаются. А здесь, в этих стенах, на меня не смогут повлиять. Малфой осмотрелся быстрым взглядом, пока его глаза снова не остановились на девушке. Растрёпанная макушка Грейнджер была совсем близко. Ветер подхватывал её локоны и щекотно прижимал их к щекам. Драко даже не успел задуматься, как поймал её волосы и осторожным движением собрал сзади рукой, заправив за воротник. Одно движение, которое вызвало дрожь во всём его теле. Гермиона вздрогнула и снова подняла на него взгляд, как тогда пару месяцев назад в чёртовом лифте в клинике Крауча. Снова её глаза были так широко распахнуты и смотрели прямо на него. — Прости… — сразу стушевался Малфой, ощутив неловкость. — Это было больно? Сделать выбор и уехать, — выбор вопроса удивлял. Драко так и замер, всё ещё держа руку на её волосах, однако Гермиона не отстранилась, хотя у неё была возможность. Малфой сглотнул, понимая, что у него нет шанса солгать ей. — Делать выбор всегда больно. — Почему? — Потому что это значит, что ты отказываешься от другого варианта. Точка невозврата пройдена. И ты переходишь к новому порогу отсчёта. Делая выбор в пользу чего-то одного, ты отказываешься от другого. И всё же темнота обладает удивительной способностью срывать маски и обнажать чувства. Грейнджер внимательно слушала Драко и как зачарованная не могла оторвать от него взгляда. Она никогда раньше не позволяла себе такой наглости — бесцеремонно пялиться на человека. Но сейчас отказываться от такого соблазна совсем не хотелось. Происходящее вокруг за последние сутки казалось шумом на фоне, чем-то нереальным и совершенно размытым, будто за толщей мутной воды. Единственным, что позволяло держаться за реальность, что удивительно, был голос Малфоя. Глубокий и согревающий, потрескивающий словно пламя в камине, этот голос проникал под кожу и растекался по телу искристым огнём. Очередной поток ветра всколыхнул тонкие занавески, отвлекая Драко от созерцания лица Гермионы, и именно в этот момент девушка поддалась своему порыву подняться на носочки и оказаться ближе. Это было необдуманно и совершенно спонтанно, но Грейнджер была уверена в правильности этого выбора для себя. Быстро оперевшись на плечи парня, она заставила его наклониться к себе. Поцелуй Гермионы был мягким и почти невесомым, будто спрашивающим разрешения. Малфой замер, мышцы налились свинцом, пока осознание происходящего доходило до заторможенного мозга. Несколько секунд он просто не мог в это поверить. Но второй более уверенный поцелуй подействовал на Драко отрезвляюще. Гермиона была так близко, что даже через плотную ткань можно было ощутить, исходящее от её тела тепло, не обнять её в ответ было просто невозможно. Волнение и трепет от прикосновений Малфоя разошлись мурашками от затылка и вниз до кончиков пальцев. — Ты… — наконец-то сделав полноценный вдох, попытался что-то сказать Драко, но эта попытка очень быстро была пресечена. — Без комментариев. Давай сегодня больше без слов. Пожалуйста, — почти шёпотом произнесла Грейнджер и не оставляя и шанса на сопротивление, снова прильнула к тёплым губам Малфоя, обвивая его за шею руками. Описывая эти минуты, Драко сказал бы, что был сбит с толку, если бы мог составлять слова в предложения — сейчас для мозга это казалось невыполнимой задачей, мысли путались и, не успев возникнуть, тут же растворялись. Гермиона чувствовала себя опьяневшей: в груди нарастало тепло, растекающееся по всем конечностям, а ноги превращались в ватные. Девушка даже не заметила, как Малфой успел взять инициативу на себя, расцеловывая податливые губы, и от этих поцелуев у Грейнджер начинали подкашиваться колени. На этот раз она сама прервала поцелуй, понимая, что ей нужна точка опоры, иначе попросту упадёт. Гермиона опустилась на пятки и, взяв Драко за рукав, как ребёнок, посмотрела на него снизу вверх и потащила в сторону комнаты. Всё ещё пребывая в некой растерянности от происходящего, Малфой молча повиновался и зашагал следом, боясь, спугнуть внезапно откровенное настроение Грейнджер. Девушка остановилась у кровати, неловко закусив губу и не отпуская из цепкой хватки несчастный рукав рубашки Драко. Кажется, только сейчас до неё начало доходить, к чему она собственноручно ведёт дело. Задавая себе вопрос, а уверена ли она в своём намерении, Грейнджер ответила бы утвердительно, однако волнительности это не уменьшало. Гермиона вздрогнула, ощутив успокаивающее поглаживание пальцев по тыльной стороне кисти, и подняла голову. Взгляд Драко пронизывал насквозь и обжигал, затмевая собой сомнения и неловкость. Желание вновь прикоснуться казалось просто нестерпимым. Прикосновения рук и касания губ заполнили собой всё сознание. Это казалось таким естественным и правильным — проводить пальцами по телу, изучая все линии, ощущать запах кожи на кончике языка. Поцелуи подавшейся пьянящему порыву Гермионы становились всё более нетерпеливыми и жадными, требующими полагающегося продолжения. Весь мир вокруг сузился до размеров этой комнаты, где самым живым и настоящим были эти прикосновения, ощущение разгорячённого тела под кончиками пальцев, неровное и сбивчивое дыхание Малфоя, его дурманящие и рваные поцелуи. Чувствительная, словно оголённый нерв, кожа Грейнджер коснулась прохладной простыни. Вот она, её точка невозврата — последняя отчётливая мысль, прежде чем сознание погрузилось в блаженную темноту.