***
Стоял промозглый вечер. Вода с неба не капала, но норовила свалиться ливнем прямо мне на голову, поэтому я на всякий пожарный случай захватила свой залатанный зонтик. На душе было противно и сыро, а на улице — темно и дождливо, так как солнце закрыли чёрные тучи, не давая лучам пробиться. Людей на Ритрест-стрит тоже было немного, потому что кому вздумается гулять в такую погоду, тем более в окрестностях Лондона? А я отстранённо сидела на раскладном стульчике, в одной руке держа картины, а в другой — свой зонт. Им же я закрывала почти всё лицо и волосы, а смотрела вниз, прямо в сырой асфальт. В голове проносился ворох мыслей, сумбурных мыслей, печальных и упаднических. Надежды на покупателя совсем не осталось, поэтому я встала, подхватила картины со стулом и двинулась вперёд, как меня окликнули. Обернувшись, среди высоких тёмных силуэтов я заметила молодого блондина в стильном пальто, продирающимся сквозь толпу. — Стойте, мисс! — приглушённо кричал он. С небес посыпались мелкие капли, а одна из них упала мне на нос, тем самым немного смутив. Я вжалась в зонт и пошагала далее по мокрому тротуару, игнорируя назойливого прохожего. — Да стойте же! Крепкая рука схватила меня за плечо и насильно остановила. — Отпустите сейчас же! — завизжала я, выронив зонтик из рук. Картины тоже упали на асфальт, при чём лицевой стороной вниз, но я не могла их спасти от печальной участи, так как пыталась вырваться из крепких рук блондина. Слишком уж подозрительного блондина… — Отстаньте от меня! — Поймите, мисс, я всего лишь хотел купить одну из ваших картин!.. — начал парень, но, заметив моих «детей» валяющимися на тротуаре, отпустил меня и замолк. Я тут же наклонилась и взяла одно из собственных произведений искусства, да вот только вместо внятных фигур на холсте было подобие абстракции, при чём настолько размытой, что и не поймёшь, что это вообще. Вторая и третья картины были точно такими же — смешанными и смытыми от дождя, поэтому про них и говорить нечего. — Извините, я… я не хотел. — начал оправдываться парень и, подняв мой тёмно-синий зонтик, вернул его мне. — Извините ещё раз. Я могу нарисовать точь-в-точь такие же картины, если хотите! Я собрала абстракции в большой пакет и подняла глаза на блондина. Зелёный свитер под расстёгнутым пальто, взъерошенные светлые волосы и голубые, пронзительные очи. Я не стала долго задерживаться на его внешности, лишь натянуто улыбнулась и выдавила: — Ничего страшного, мистер, вы ни в чём не виноваты, а я случайно приняла вас за плохого человека. И рисовать новые картины нет нужды, я уверяю вас в этом… — Вы… уверены? — собеседник обеспокоенно заглянул в моё лицо, но я сразу же отвела взгляд и промямлила: — Уверена, уверена. Прощайте. — и стремительно удалилась из поля зрения блондина, представляя себе бессонные ночи за холстами и набором недавно купленных красок. На следующий день в двенадцать часов утра я вновь вышла на Ритрест-стрит, но уже без зонта, так как погода обещала быть ясной, и с новыми картинами за пазухой. — Здравствуйте, а это вы та девушка, которая продаёт картины, верно? — подошёл ко мне голубоглазый блондин, мой вчерашний знакомый. «Уж думала — больше не встречу» — пронеслась язвительная мысль. Снова натянуто улыбнувшись, я затараторила: — Да, это я. Вы хотите купить одну? Я выложила перед потенциальным покупателем все три картины — на выбор. Парень поразмышлял, спросил цену и, наконец, решил купить. — Какую желаете? — Вот эти обе. — он указал рукой на два произведения искусства, на которых были изображены летний и осенний пейзажи. Обе картины стоили одинаково: 200 фунтов за одну штуку. Блондин был довольно предусмотрительным и взял летний пейзаж, а осенний я обещала доставить ему в квартиру. Тем же вечером я, зная точный адрес доставки, поскакала по лужам (после обеда Лондон обильно поливал дождик) с картиной в охапку к невзрачному домику около старой церквушки. Мне открыл голубоглазый парень в одной футболке, домашних штанах и тапочках. — Здрасте! — по-деловому воскликнула я и протянула пакет со сдачей. — Ваш заказ! Парень с минуту недоумённо на меня посмотрел, принял картину с деньгами и снова через минуту неуверенно предложил: — Может, зайдёте и чая попьёте? Моя бабушка заваривает очень вкусный чай, вы будете без ума от него… «Вот чего-чего, а ума мне будто не надо» — подумала я, но твёрдо ответила: — Простите, но у меня нет времени пить с вами чай. У меня ещё с десяток потенциальных покупателей, которые ждут свои картины. Прощайте. Я повернулась и, игнорируя последний оклик голубоглазого, быстро спустилась по лестнице в подъезд и выбежала прочь из дома. Раскинула руки, подняла голову вверх и, зажмурившись, поскакала по лужам, обливая осенние сапожки грязью. Ветер дул прохладный и не сильный, развевал мои вольные золотистые кудри и обдувал щёки. Это была предпоследняя неделя августа, и завтра я собиралась пойти в Косой переулок — закупаться учебными принадлежностями.***
В последнюю неделю я пришла к мадам Розмерте по её же просьбе и стала работать в одну смену, так как обнаружила в себе помимо способности владеть огнём — умение правильно держать кисть над холстом. Поэтому в понедельник я рисовала, а во вторник отрабатывала смену в «Три метлы». И за всей этой суматохой я совсем забыла про свой праздничек, а напомнил мне про него Том, неожиданно объявившийся в кабаке. — Том, здравствуй! А что тебя сюда привело? — радостно поинтересовалась я, поставив очередной бокал вверх дном на полотенце. — Смородинового рома, пожалуйста. — хмуро ответил Реддл, облокотившись о стойку. Я обеспокоенно взглянула на Тома и невольно заметила на его правой руке странное кольцо, которого раньше не было. — Том, всё хорошо? А почему ты, мне интересно, всё это лето не появлялся в приюте? Семикурсник снял капюшон и отмахнулся: — Дела были. Где мой заказ? — Сейчас будет! — живо воскликнула я и тут же вернулась к обязанностям бармена. — А как у тебя дела, Карла? — невзначай поинтересовался Том, стараясь разгладить напряжённую паузу. — У меня всё хорошо. Вот, решила на подработку устроиться. — я улыбнулась и, протерев стеклянный бокал, поставила его на полотенце. Реддл отставил рюмку алкоголя на столик, вынул из внутреннего кармана мантии подарочную коробочку и протянул мне. Я изначально не поняла намёка и вопросила: — Это… мне? — Тебе, а кому ещё? Что, забыла, какой сегодня день? — Двадцать шестое августа, суббота. Не забыла, как видишь. — Том ничего не ответил, лишь тяжело вздохнул и подставил под щёку ладонь с перстнем. — Что? Я что-то спутала? И подарок зачем? Том! — Ох… когда у тебя день рождения, Мерльдэн? — Эм… двадцать шестого апреля, но не сегодня. Ты, наверное, перепутал. — к стойке подошла посетительница, и я махнула на Тома рукой: — Всё, иди, мне надо работать. Здравствуйте, чего желаете? Когда женщина отошла и села за столик, Реддл подскочил ко мне и начал свою тираду: — Сегодня твой день рождения! — Н-но… — хотела возразить я, но он меня тут же перебил: — Без «но»! Твой день рождения двадцать шестого августа, дурында, августа! Не апреля! Вот, принимай подарок, а в шесть жду тебя в «ВериВульфе» — праздновать пойдём. Том всунул мне подарочную коробку и поспешно удалился, больше не сказав ни слова. А я осталась стоять в ступоре за стойкой, держа в руках диковинный подарочек. Надо же, забыла про собственный день рождения, вот дура! Хотя… с этакой беготнёй да картинами тут и не про эту чепуху забудешь, а про что-нибудь посерьёзней. После окончания смены я развернула подарочную обёртку, сняла с коробки крышку и чуть в обморок не грохнулась! На синей подушечке лежало потрясающее ожерелье, состоящее из алых рубинов, которые красиво переливались на свету. На моё-то пятнадцатилетие — и такое! Я вряд ли достойна такого дорогого подарка, и, честно говоря, было как-то неловко принимать его из рук лучшего друга. Я взглянула на часы и тут же поняла, что сегодня в «ВериВульф» я, несомненно, опоздаю. Из кухни вышла мадам Розмерта с кружкой чая в руках, а, увидев ожерелье, чуть не поперхнулась чаем. — Это кто у тебя такой щедрый? — поинтересовалась она, придя в себя через минуту. — Это… мой лучший друг. — я улыбнулась и попыталась надеть украшение, но со спины у меня глаз не было, поэтому мадам Розмерта поставила кружку на стойку и тут же помогла мне примерить ожерелье. А я порылась в карманах брюк, наконец достала её оттуда и наколдовала карманное зеркальце (трансфигурация в помощь). Немного полюбовавшись, я подвела итог: это ожерелье прекрасно подходит ко всем моим свитерам и сарафанам! А ещё оно очень мне идёт. То же самое сказала Розмерта, подытожив: — Восхитительно! Это ожерелье просто идеально сочетается с твоими глазами, Карла! — Спасибо. — пробормотала я, опустив от смущения взгляд. Но тут же подняла глаза на часы, понимая, что пунктуальностью я явно не отличалась, ведь стрелки показывали без пятнадцати шесть, что совсем не радовало. — Мадам Розмерта, я обязательно приду в понедельник, а сейчас мне пора! — крикнула я, уже стоя на пороге бара. Работодательница кивнула и тепло улыбнулась, а я, подхватив свою сумку со всеми вещами, трансгрессировала в моё любимое кафе, перед чем я трансформировала свою рабочую одежду в неброское светло-оранжевое платьице, чтобы не появляться на людях в фиолетовом свитере и синих брюках. Там были все: профессор Слизнорт, Сара, Малфой и ещё многие с факультета. А Том стоял впереди всех в чёрном смокинге, держа в руках огромный торт с пятнадцатью свечками. — С днём рождения… — прошептал он, после того как меня все поздравили, мы сели за стол и разрезали торт. Я смущённо улыбнулась и поцеловала его в щёку, как бы благодаря за всё. — Спасибо. И за ожерелье тоже, оно очень красивое. — Карла, а ты загадала желание, когда задувала свечки? — спросила Сара, совершенно не обращая внимания на косые взгляды и перешёптывания со стороны слизеринцев. Вот за что я ценила свою подругу, так за то, что она не принимала всё близко к сердцу и жила свободно, без комплексов. Я задумчиво поковырялась вилкой в торте и произнесла: — Да… загадала. — я искоса взглянула на справа от меня сидящего Тома, который так же задумчиво ковырялся в тарелке, но не ел. Что у него было в голове в тот момент — остаётся тайной и по сей день. А моё желание было, несомненно, связано с ним. Но в народе, если расскажешь желание, оно же не сбудется? Вот я и молчала, весь вечер многозначительно поглядывая на друга. Он же посылал мне недоумённые взгляды, хотя мог бы с лёгкостью прочесть мои мысли, с его-то талантом к легилименции. Но, как ни странно, этого не делал, а после праздника повторно поздравил меня и испарился без следа.