Mr. Greenlantern or: How I Learned to Stop Worrying and Love the Bat

Утром прозаичности Готэму не прибавилось. Даже солнечного света не хватало, чтобы рассеять клубившиеся над городом дымы и пара и осветить мрачные улицы. Готэм словно построили по плану какого-то сумасшедшего архитектора, либо же в строительные планы случайно затесалась страница из журнала научной фантастики. В небе изредка проплывали полицейские дирижабли. Кровеносной системой через город пролегали ветки метро и надземки. Сами станции явно когда-то были произведениями искусства: мрамор, небольшие канделябры, мозаики, изображающие всякие сюжеты. Истории Хэл не узнал, скорее всего это был какой-то местный фольклор, здесь явно придавали подобным вещам большое значение. Всё это великолепие находилось в запустении и упадке: мозаика поблекла и во многих местах вместо цветных черепиц зияли пустые углубления; в канделябрах хорошо, если горело больше одной лампочки; вокруг грязь и мусор, попахивало плесенью и затхлостью; пока они ожидали поезд, мимо них пробежала крыса размером с локоть. Когда они вышли из метро, Хэл сравнил с тем, что он успел увидеть краем глаза и понял, что это был один из неплохих районов. Пара автомобилей даже стояла на улице. Они прошли ряды одинаковых трехэтажных коттеджей в несколько квартир и спустя пару кварталов оказались у порога небольшого розового домика с белыми окнами и белыми ступеньками, ведущими к круглому крыльцу и белой дверью с медным дверным молотком в форме узкой ладошки. Когда они постучались, ответили им не сразу, шторка на окне у двери дёрнулась, из-за неё выглянул сердитый глаз. Ещё спустя мгновение дверь наконец открылась, и к ним вышла девочка лет двадцати в мешковатом свитере с высоким горлом. Сложила руки на груди, уставилась на них глазами чёрными, словно Полярная ночь. — Вы не предупредили о своём приходе, мистер Диксон, — неприязненно сказала она, смерив Хэла взглядом. — А вы ещё кто такой? — Доброе утро, Джейд. Я пришёл задать вам пару вопросов, как мы когда-то договаривались. Это мой помощник, Эмиль Гастингс, решил пройтись по делу незамыленным взглядом, вдруг у него своя перспектива, — не замедлил с объяснением «мистер Диксон», обезоруживающе улыбаясь, несмотря на мерзкую влажную погоду и поездку в переполненном вонючем метро. — Если вы позволите, конечно. Джейд поджала губы, но посторонилась, давая им пройти. Спросила, какой они предпочитали кофе, позвала кого-то со второго этажа, и оставила их одних в гостиной. Внутри пряничный домик выглядел так же утонченно: стены были покрашены в ненавязчивый персиковый цвет, в центре лежал пушистый светлый ковер, диван был удобным, и пока Джейд занималась своими делами, гости могли развлечь себя разглядыванием всевозможных китчевых безделушек: стоящая на камине фарфоровая пастушка, розовый соляной камень с коричневыми прожилками, серебряная ложечка в бархатном футляре, крупный колокольчик с гравировкой на незнакомом Хэлу языке. — Доброе утро, — в дверях стоял парень, разглядывающий их примерно так же, как Хэл только что разглядывал чужие сувениры. — Мистера Диксона я знаю, а вот с вами, джентльмен, ещё не имел чести познакомиться. Я Тодд. Хэл пожал его руку и представился фальшивым именем. Джейд вернулась с подносом, расставила всем чашки и, когда все расселись, первой сделала глоток, хотя там был практически кипяток. Он попробовал повторить за ней, но обжёг язык. — Простите, — глухо сказала она, — неделька не очень выдалась. Похороны, потом эти противные журналюги. Не отбиться от них. — Мне жаль, — с искренностью заверил её Фрэнк. — У меня есть небольшие связи в полиции, если что, я могу договориться, чтоб рядом с вами поставили офицера. — Лучше найдите настоящего убийцу нашего отца, — отрезала Джейд. — Спасибо вам за всё, — одновременно с ней произнёс Тодд. Теперь, когда они сидели рядом друг с другом, в них действительно сразу можно было признать брата и сестру. Тот же горделивый подбородок, смоляные волосы, одинаково кривящиеся губы. Тодд продолжал пользоваться приютским именем, а Джейд не успела официально взять фамилию отца, так что значилась в деле как просто Джейд. Брюс дал ему почитать их дело на пути. Роуз Кантон жила в Кэпитольском женском монастыре, куда её сдали ещё подростком глубоко религиозные родители вместо того, чтоб обратиться за психиатрической помощью. Монастырская атмосфера действовало на неё благотворно, и в конце концов, все заключили, что она вылечилась. Познакомившись с неплохим парнем, настоящим рыцарем старомодных порядков, железнодорожным инженером, она назвалась фальшивым именем, чтобы он, не дай бог, не узнал о её сложном прошлом. Через полтора года она забеременела и у неё случился рецидив. Боясь за безопасность мужа и будущего ребёнка, она сбежала и оставила детей в приюте в Милуоки. Он пытался искать её, но вскоре обнаружил только, что Аликс Флорин как будто бы и не существовало никогда. В расстройстве он решил полностью поменять свою жизнь и уехал в Готэм. Двойняшек разлучили: одного ребёнка забрали сразу же после рождения, а другой ещё долго переезжал из приюта в приют, из семьи в семью. Тодд был официально проблемным ребёнком: не раз попадал за мелкие прегрешения в полицию, часто ввязывался в драки. О том, как жилось в приёмной семье Джейд, было сказано не очень много, совсем в общих чертах. Семья казалась благополучной, пара давно хотела ребёнка, никаких жалоб. Но в шестнадцать она сбежала из дома и каким-то образом нашла своего брата. Хэл не сомневался, что Брюсу прекрасно известно, что же такое произошло, что Джейд полностью разорвала контакты с приёмной семьёй, но он не собирался расспрашивать. Видимо, Брюс решил, что ворошить прошлое для данного дела было неважно. Уж Хэлу-то было известно, что кое-какие вещи должны были оставаться личными. Тодд оставил своих тогдашних опекунов, чтоб присоединиться к сестре, ещё несколько месяцев они скитались, прибились ненадолго к коммуне хиппи. И вот в конце концов они смогли найти отца, который, не веря своему счастью, принял их с распростёртыми объятиями. Но счастье длилось совсем недолго. Едва воссоединившись с детьми, Алан Скотт погиб, снова оставив их одних. — То, что Сэм якобы его убил, это всё бред, — твёрдо сказала Джейд. — Мистер Чжао был хорошим человеком, уж поверьте, мы в людях научились разбираться, — согласно кивнул Тодд. — У папы было хобби — путешествовать. Не как обычные туристы, он шутил, что в университете почти перешёл на курс антропологии. Он изучал языки, обычаи, ездил подолгу, чтоб жить как тамошние люди живут. В Гонконге познакомился с мистером Чжао, мы его Сэмом зовём, и сюда уже вернулись вместе. Полиции, понятное дело, такое не расскажешь, а пресса сделает из их истории грязный скандал. — Ни к чему пятнать память об отце и его репутацию. Свиньи и падальщики, вот они кто, — вставила свою гневную ремарку Джейд. — Они не поняли бы, — продолжил Тодд, — но это была настоящая любовь. Они любили друг друга. Открыто не могли выражать, но такое не скроешь. — Я прошу прощения за то, что бережу рану, но не могли бы вы ещё раз рассказать о том дне? Всё по порядку, — попросил их «Диксон». — Мы живём… жили тут все вместе, — начал Тодд, — большинство времени Сэм проводил тут, но сами понимаете, какие слухи могли пойти… Поэтому Сэм снимал однушку. На самом деле, он больше сдавал её, или там останавливались его друзья из Китая. Ни папа, ни Сэм толком не рассказали, что за заварушка там случилась, но нам кажется, что Сэму пришлось бежать оттуда. Теперь он помогает другим, единомышленникам, осесть в Штатах. — То есть, противникам режима и незаконным иммигрантам? — уточнил Хэл. — Людям, нуждающимся в помощи, — сузились чёрные глаза Джейд. — Я неправильно выразился, — поспешно исправился Хэл, — просто подумал, возможно ли, что это дело рук недругов мистера Чжао? — Я проверял эту теорию, — с лёгким раздражением вмешался «Диксон». — Прежде чем мы пустимся в обсуждения, давай сначала дослушаем до конца? Никто не запрещает тебе записывать. Хэл замолк, а хозяева дома вернулись к рассказу. — Дважды в месяц Сэму надо было ездить на квартиру, проверять, чтоб там скваттеры не завелись. Двенадцатого апреля как раз был такой день. Это суббота была, у Сэма выходной, а отец утром ушёл на работу, он как раз начал новый проект. — «Ветка Томаса», — сказал Тодд, а заметив недоумённый взгляд Хэла, пояснил. — Это новая ветка метро, с модернизированными поездами. Вы, сразу видно, не местный. Старый проект, все кандидаты в мэры вечно обещали запустить его, но чего верить этим вракам. Официально «Ветку Томаса» называть метро нельзя, потому что это проект Готэмской железнодорожной компании. Метро у нас общественное, а железная дорога приватный бизнес. Но в мэрии заняты всецело прожиганием наших денег, зачем им улучшать метро, они же только на личных лимузинах ездят, куда там. Поэтому папин босс взял дело в свои руки. Он неплохой парень, приходил к нам выразить соболезнования, вот нанял детектива. Сами бы мы не осилили. Внезапно он замолк, поднял руку, призывая к молчанию, а потом в два прыжка оказался у окна. Задёрнул шторы и вернулся, сжимая ладони в кулаки. — Ещё один любопытный, — прорычал он, — лезут сюда всякие. Теперь даже днём надо сидеть с закрытыми окнами. Уроды. — Отец ушёл где-то в полдевятого, Сэм часов в десять, в хорошем настроении, мы позавтракали с ним. Сэм ещё говорил, что один из его друзей сможет помочь мне, — продолжила Джейд, поправив горло свитера, — он сумел открыть клинику, так что готов был начать принимать пациентов. Пообещал, что пригласит его на ужин на неделе, чтобы познакомить. — Я пригласил Джейд встретиться с парой моих университетских друзей. Они планировали устроить антивоенную демонстрацию. Мы рисовали плакаты, прокладывали маршрут. Потом все вместе сходили выпить пива. А когда вернулись домой, столкнулись у двери с копом. Ещё подумали, что это насчёт демонстрации. Но оказалось, что он искал Сэма. — Мы, естественно, не рассказали ему ничего, — добавила Джейд, — пытались предупредить Сэма, но эти свиньи успели его схватить и обвинили в убийстве отца. Он понятия не имел, пришёл утром домой, как делал всегда. — А что с квартирой? — спросил Хэл. — Мы сожгли её, — ответила она. — Не смогли найти документов, но полиция с их собаками и всем точно бы нашла. Нельзя было рисковать столькими жизнями, так что пришлось всё сжечь, чтоб ничего не попало им в руки. — За несколько дней до… всего этого, папа начал секретничать, — внезапно произнёс Тодд. — С кем-то говорил по телефону, но не говорил с кем. Собрался в Калифорнию зачем-то. Сэм случайно нашёл его билет. Сказал, что объяснит нам всем после. Не похоже было, что у него проблемы, наоборот. Он был воодушевлён чем бы то ни было. — Наверняка это был такой же сновидец! — перебила Джейд, на этот раз обращая свой сердитый тёмный взгляд на брата. — «Сновидец»? — вкрадчиво спросил «Диксон». — Раньше вы ни о чём таком не упоминали. — Да потому что не о чем говорить, ерунда это всё. Отец вовсе не был чокнутым, просто слегка с причудой, ну и что? Он никому не вредил, разве стоит вспоминать об этом сейчас?! — И всё же, — попросил «Диксон». — Вы ведь знаете, вопрос не из праздного любопытства. Важна каждая мелочь. До сих пор вы очень открыто говорили со мной, и я благодарю вас за это. Тодд поднял брови, давая слово сестре, раз уж она начала эту тему. Она пожала плечами. — Где-то месяц назад он увлёкся, — она глубоко вздохнула, — магией. Начал книжки всякие читать, в его комнате целый склад. Надо бы всё это отнести обратно в библиотеку. Сказал, что у него начались «видения» и пытался найти им толкование. — Никаких зелий в комнате он не варил и заклинания не читал, — бросился на защиту отца Тодд, — просто кризис среднего возраста, перечитал «Песнь Нибелунгов». — Ему снился изумрудный перстень, — объяснила Джейд, — столпы зелёного света, перстень и мама. — Он забыл, как она выглядит. Только голос помнит. Видимо, когда мы пришли к нему, оно и всплыло всё. Вот папа чуть-чуть и перегнул. — А что она говорила во сне? — подался вперёд Хэл. Брат и сестра переглянулись. — Звала его по имени, — задумался Тодд, — просила найти её, что-то в этом роде. — Все эти его разговоры и поездки, уверена, это связано было с этими снами. Либо нашёл какое-то сообщество магов, либо брата по духу. Да только встречи так и не случилось, и больше нам не звонили. «Диксон» поднялся с дивана и спросил, можно ли было осмотреть комнату мистера Скотта. Джейд унесла поднос на кухню, а Тодд вызвался провести их. Они явно ничего не трогали в отцовском кабинете, так что он представал в том самом виде, в котором Алан оставил его перед последним своим уходом. Подозревал ли он, что был в опасности? И о чём же он говорил с Карлом? Рабочие документы и чертежи были неплохо организованы, инструменты лежали на своих местах по полкам и ящикам. Кабинет был в каком-то роде продолжением гостиной, на стенах висели карты, билетики, какие-то проспекты и фотографии. Алан скорее сам был фотографом, его лицо редко можно было увидеть, он больше старался запечатлеть пейзажи, местных людей. В центре всего этого была одна-единственная фотография с детьми. Все трое были высокими, только на этом сходство и заканчивалось. Алан был блондином с залысинами и носом-картошкой, глаза прищурены в улыбке. — Джейд не любит фотографироваться, только на эту и уговорили, — с тоскливой нежностью поделился Тодд. Несмотря на хаотичный порядок, царящий в столе, на столе царил полный хаос. Раскрытые книги (а вон и «Песнь Нибелунгов»), вокруг какие-то наброски, исписанные листы. Вроде бы писал он на английском, но часто срывался в немецкий, а ещё использовал незнакомую Хэлу терминологию. — Мистер Скотт вёл личный дневник? — спросил «Диксон», соколиным глазом отмечая каждую мелочь. — Не совсем. Мы пытались найти его ежедневник, чтобы узнать, с кем он пытался встретиться, но не смогли его найти. А личные мысли он писал как попало, вот что видите на столе, это всё, что я могу вам предоставить. Над столом висела застеклённая вырезка из газеты. Алан с каким-то юношей на ступенях высокого здания с колоннами, скорее всего городская ратуша или что-то подобное, такие здания везде были одинаковыми, даже в Готэме. Хэл пригляделся. На лацкане Аланового пиджака висела небольшая медаль, он со своими прищуренными от улыбки глазами пожимал руку красивому юноше с гладко уложенными назад волосами. Юноша тоже улыбался, и именно поэтому Хэл не сразу узнал его. — О, папа обожает мистера Уэйна, — проследив за взглядом Хэла, сказал Тодд, — то есть, обожал. Король Часов, козёл, устроил как-то аварию на главной железной дороге. Если бы не папа, погибло бы много людей. Вон на полке медаль стоит, папа её каждый день натирал. Вообще в подобных случаях награждает мэр, но старый пердун прохлаждался на каком-то курорте, якобы переживая психологическую травму после того, как ему угрожал Король Часов. Если честно, тем лучше. Если Рейган может быть губернатором Калифорнии, то почему Уэйну не стать мэром Готэма? Джейд крикнула что-то снизу и Тодд, извинившись, вышел, оставляя их наедине. В голове у Хэла завертелось подозрение. — Как ты узнал о связи между Аланом и Карлом? — У Скотта был обратный билет в Коаст-сити. Я не знал, с кем именно он встречается, но «Феррис Эйркрафт» давно уже были у меня на радаре, так что я не особо удивился, когда эти убийства оказались связаны. — Ты спросил про дневник Алана. Карл точно вёл такой, он всё записывал туда. Говорил, что когда-нибудь напишет мемуары. — Я знаю. Про дневник, имею в виду. Там, конечно, только кодовые имена используются и всё зашифровано, но эту запись было легко расшифровать, там было написано время прилёта Скотта. Хэл остановился, глядя только на круглые настенные часы. Если ему сейчас попадётся на глаза самодовольная наглая рожа Брюса, он ему вмажет. Тот заметил, кажется, перемену в воздухе и сам прекратил рыться в бумагах покойного. — Что не так? — Что ещё ты взял у него в кабинете? — Избавь меня от своей эмоциональности, — фыркнул Брюс, — это для расследования, а не удовлетворения моего извращённого любопытства. — А так вовсе и не скажешь. Сам сказал, что не знал тогда точно, что они связаны. — Была велика вероятность. Внезапно всё встало на свои места. Вот почему он мгновенно почувствовал, что с детективом «Диксоном» что-то не то — они уже встречались. Воспоминание, от которого он так долго отмахивался, о котором старался не думать, восстало в голове, словно кто-то прикрутил чёткость на картинке. Тогда всё его внимание было приковано к Карлу, конечно же. Его бедное тело, подвергнутое немыслимым пыткам, последний удар, так и не подаривший долгожданную смерть. Убийца был небрежным или его спугнули — и он сбежал, не завершив своё мерзкое дело. А умирающий Карл потратил последние минуты жизни на написание его, Хэла, имени на стене. Только теперь Хэл усилием воли сосредоточился на других присутствующих тогда в кабинете. Двое судмедэкспертов, расставляющих жёлтые номерки и третий, измеряющий всё линейкой и добросовестно записывающий всё в блокнот. Они были в масках, и перчатках, но Хэл мог, проснувшись посреди ночи, как некоторые молитву, как свод правил в военном лагере, с точностью ответить, какого роста был Брюс, как он чуть сутулился, увлечённый делом, какие у него острые пронзительные глаза, от которых ничто не ускользнёт. Они всего на миг пересеклись взглядом, но Хэл тогда не обратил внимание, потому что ещё один дорогой ему человек умер, умер из-за него… Вместе с воспоминанием его волной захлестнули и остальные чувства, которые он успешно держал на замке до сих пор. Нашёл время расклеиться. — Джордан, — перед ним замаячило снова те глаза из воспоминания, но на этот раз они были из настоящего, лицо у него было открыто, и оно было не безразличным, на нём было волнение, — ты в порядке? Поговори со мной. Видно, дело и впрямь было дерьмо, раз Брюс бросил своё актёрство и позвал его по настоящему имени. — Ты спас меня, потому что думал, что я смогу помочь тебе, — хохотнул Хэл. — Думал, что я знаю что-то, не так ли? Что на стене это было послание лично тебе — найди Хэла Джордана и расспроси его. Извини, что я твоему расследованию ни черта не смог помочь. — Моя ошибка, я попросил тебя говорить, — вздохнул Брюс. В семье Джорданов горевать не умели. Умели только злиться. Были настоящими виртуозами в этом деле. — Для тебя это хобби? Драмкружок? Ты рылся в вещах моего отца и не удосужился мне об этом сказать? О, ты ведь был в моем блоке, разговаривал с соседкой. У меня дома тоже порылся? Проверял, не я мог ли я быть убийцей? — Были общие характеристики, — невозмутимо подтвердил Брюс, — неопровержимые доказательства, указывающие на близкого человека, который по всем показаниям очень любил убитого и яростно отрицает даже возможность случившегося. — О господи, — голос у Хэла сел, — только не говори мне… Неопровержимые доказательства… та пропавшая запись с камер… ты ведь видел её, не так ли? — Да, — прямо сказал Брюс. — На ней я. — Да. Держи друзей близко, а врагов ещё ближе. Хэл, ты дурак, дурак, какой же ты кретин, доверие-хуерие, что ты там себе надумал, губу раскатал, несчастный ты идиот… — Какой же ты ублюдок, — рыкнул Хэл и врезал кулаком ему в подбородок. Может, хоть подпортит смазливую рожу. Он скатился по лестнице, даже не попрощавшись с изумлёнными близнецами, вылетел из пряничного домика покойника и бросился бежать куда глаза глядят.