***
Центр Бейлисвилля представлял из себя широкую дорогу с одноэтажными или двухэтажными домами по обе стороны, выходящую на живописный пейзаж с открытки: лесок и голубые горы со снежными шапками. Продуктовый, бар, местная газетная редакция, магазин оружия, семейный ресторан, вот и всё, собственно. Единственным крупным зданием был местный городской совет, трехэтажный дом из белого камня и двумя колоннами. Янг жил в канадском районе Бейлисвилля, но оказался не франко-канадцем, а французом, эмигрировавшим из Парижа в сорок четвёртом. Здесь он, кажется, пытался ассимилироваться. В библиотеке нашлись несколько статей из местной газеты, где он упоминался. Он помог построить платформу на парад в честь Дня Труда, а к двадцатилетию городка газета выпустила специальный выпуск «Наши Герои», где и была краткая биография Янга. Оказалось, он был одним из членов Сопротивления, о чём он собирался написать в своих мемуарах. На фотографии был франт лет пятидесяти, в котелке и с тростью. В библиотеке над статьями сидела двенадцатилетняя девочка с двумя очаровательными закрученными хвостиками. Важные места она зачитывала про себя ещё раз, глубоким мелодичным голосом, отдающимся в головах двух мужчин, находящихся в другом конце города, том самом канадском районе. Брюс тоже не упустил случая поучаствовать в маскараде. Ничего сверхъестественного придумывать не стал, никаких линз, париков, не красился, но каким-то неуловим образом совершенно изменился, будто даже роста другого стал. Брюс слегка сутулился, меж бровей у него была складка, потому что он постоянно хмурился, он двигался плавно, но как будто экономя движения. Этот же мужчина с идеально ровным пробором и идеально прямой осанкой был незнакомцем. Он вышагивал, словно пританцовывая на ходу, улыбаясь в тонкие подкрученные усы. Когда говорил, слегка картавил и всё поправлял костяшкой среднего пальца очки в круглой оправе. В общем, производил впечатление лёгкого на подъем и жизнерадостного человека. Хэлу выдали ковбойскую шляпу с загнутыми полями и авиаторы Рэй Бэн, сочтя его непригодным для более замысловатой маскировки. Он не спорил: в парике было жарко, от накладной бороды чесался подбородок, и он всё время забывал о мелких деталях. Даже в таком «костюме» он чувствовал себя глуповато, потому что стал похож на какого-то шерифа из второсортного вестерна. Дом у Янга был самый обычный, в садике кое-как росли ирисы, на заднем дворе был сарайчик со стройматериалами. Они постучались, потоптались на крыльце, но ответа не последовало. Брюс вздохнул, надел доброжелательную улыбку и повернулся в сторону забора, откуда торчала любопытная соседкина голова. — Доброго дня, мэм, — он слегка поклонился, — Джек Шоу и Мэтт Кройден из «Вест Геральд». — Журналисты? — ахнула старушка. — Даниэль не любит общаться с журналистами. Поэтому он и решил написать эту свою книгу. — Мы как раз по поводу этого, — ничуть не смутился Брюс, — хотели бы получить эксклюзивный отрывок. Наше издание печатается в шести штатах! То ли она соблазнилась возможность мелькнуть в газете, печатаемой в шести штатах, то ли её очаровала лучезарная улыбка красивого молодого человека, но защитница частной жизни Янга растаяла. — Главное, чтоб журналюги потом не повалили сюда рекой, — с не слишком правдоподобным опасением протянула она. — Вот только Даниэля нет дома. — О, мы с ним разминулись? — очаровательно расстроившись, воскликнул Брюс. Больше не приходилось гадать, как ему удалось разговорить миссис Дэвис. Лис из старушек верёвки вил. — Не знаю, когда вернётся, — покачала головой она, — он уехал неделю назад. Зашёл ко мне, сказал, что собрался домой, во Францию, чтобы писать свою книгу. Не сказал, когда вернётся, но дом не продал. Да что мы через забор? Заходите ко мне, выпьем кофе с яблочным пирогом. Сегодня испекла. Я Даниэля вот уже десять лет знаю, он человек замкнутый, но кое-что рассказывал. Вы выглядите как честные ребята, не переврёте. Авось хватит и на заметку. Не отрывок из книги, конечно, но лучше, чем ничего, правда? Как оказалось, «замкнутый» это ещё слабо сказано. Более подходящим описанием было бы «нелюдимый». Даниэль сторонился общения, изредка помогал починить что-то по дому, но сам на контакт не выходил. К соседке обращался исключительно за советом по поводу цветов. Единственный раз, когда он добровольно вышел в люди, был после выхода статьи про героев. Он страшно разозлился, скупил все номера, сколько смог, поджёг их перед редакцией, а когда из бакалейной лавки вышел продавец, чтобы утихомирить его, замахнулся на него тростью. С тех пор он ещё больше замкнулся, выходил только за едой и в сад. А где-то с месяц назад он вдруг переменился. Начал с кем-то болтать по телефону, пошли частые отлучки. — С замужней женщиной, — заключила заправская сплетница. Иначе отчего он вдруг так ожил? Уезжал куда-то, явно чтобы встречаться с ней где-то подальше. Однажды она случайно услыхала, как он говорил о каком-то кольце. А потом к нему домой явилась женщина, незнакомая, не из их района. Очевидно, что она нашла в себе силы развестись с нелюбимым мужем. Даниэль открыл ей незамедлительно и сразу же впустил в дом! Любовники укатили в родную Даниэлю Францию, чтобы забыть о прошлом и начать новую жизнь. — Решил закончить свою книгу счастливым концом, — заявила она. Хэлу эти посиделки показались тратой времени, а Брюс в свою очередь всячески поощрял старушку. Пирог был сухим, а яблоки кисловатыми, но он уплетал его за обе щёки и не забыл спросить рецепт. Когда им всё же удалось вырваться из лап соседки, Брюс пообещал прислать ей будущий номер «Вест Геральд». — Зачем всё это было? Скоро ночь, придётся вернуться завтра, — проворчал Хэл. Они едва отвертелись от ужина, преданные его урчащим животом. — Не получится. Днём мы и близко не подберёмся к дому. Вернёмся как стемнеет. И вправду, старуха следила за всей улицей коршуном, пройти незамеченным мимо неё не получится, а если они появятся и завтра, то может что-то заподозрить. — Думаешь, Янг запасся продуктами и прочим, и заперся в подвале? Решил стать окончательным затворником? — Нет, его и вправду уже давно не было дома, — нахмурился Брюс, переходя с певучего тона на свой обычный. — Видел, в каком состоянии цветы? Он явно заботился о них. — Значит, программа соврала? — Что-то не сходится, — согласился Брюс. — Я могу представить лишь одну причину, по которой такой человек стал бы сообщать кому-то об отъезде. Поухаживать за цветами в его отсутствие. Но Янг соседку об этом не просил. Зачем же тогда пришёл попрощаться? «Я не чувствую в доме человеческого присутствия», — присоединился к разговору Дж’онн. Остановились на ночь в местной гостинице, где на первом этаже можно было поесть в баре. Дж’онн присоединился к их столику в виде практически идентичного «шерифа», но тут большинство посетителей оказалось таких. Живая музыка, рекламируемая постером у входа, оказалась ковбоем, хрипло подпевающим чуть расстроенной гитаре. Гости частенько тоже присоединялись к песне, и выступление превращалось в хоровое. Тем лучше, не станут подслушивать. Итого: соседи считают, что Дэниэл (Даниэль) Янг уехал, но программа показывала, что он находился дома каждую ночь. Хэл принялся за стейк и пиво, но даже не почувствовал вкуса, сосредоточившись на «фактах». У Брюса на ужин был кофе, и Дж’онн выглядел так, будто хотел о чём-то спросить, но не стал. Вместо этого он уставился в свою тарелку с брюссельской капустой на пару и рёбрышками. — У меня есть теория, — не до конца прожевав, провозгласил Хэл. Брюсу очень хотелось съязвить по поводу того, что он разговаривал с открытым ртом, но он сдержался, ограничившись одним брюзгливым «гм». А теория состояла в том. С чего было Янгу сообщать об «отъезде» соседке, известной сплетнице? Возможно, как раз за тем, чтобы она разнесла это по всему району, чтобы сообщала об этом всякому, кто попытается его искать? А Янг знает, что его будут искать. Очевидно, что человеком, с которым он так тесно общался, был Карл. Кольцо, о котором он говорил, тот же самый перстень, что снился Алану. И вот, когда Карл погибает, Янг понимает, что он следующий. У него уже есть партизанский опыт, он знает, как скрываться от противника с обширными ресурсами. Наверняка Карл рассказал ему о программе. Он знает, что где бы он ни скрылся, они найдут его. Потому решил обмануть их. Для вида сказал соседке-сплетнице об отъезде, а сам залёг на дно где-то в Бейлисвилле, скорее всего у женщины, которую та видела. А чтобы сбить преследователей с толку, каждую ночь возвращается в тот дом, чтобы «отметиться» в программе. Данные ведь обновляются только один раз в сутки, в полночь, ему стоит пробыть дома лишь минутку, и всё. Конечно, это опасно, ведь они могут поджидать его там, но в то же время его опять спасает бдительность соседки. Уж она заметит, если ночью вокруг дома в отсутствие хозяина начнут шататься какие-то подозрительные личности. — Я мог бы попробовать отследить его, если он и вправду находится где-то здесь, — задумался Дж’онн, — но я могу привлечь внимания агентов, если они тоже тут. И переполошить ментально чувствительных людей. — Нет надобности его искать, — сказал Брюс. — В одном Джордан точно прав — мы знаем, где он будет в полночь. Встретим его там.***
С дверью Брюс провозился секунд тридцать, и та, щёлкнув, отворилась. Они замерли, вслушиваясь в ночную тишину. В спальном районе маленького городка любая вещь, не вписывающаяся в привычный ход вещей, привлекала внимание, а они и так уже засветились. Дж’онн подтвердил, что улица, а особенно любопытная соседка, спали, и Брюс, а за ним Хэл проникли в дом Даниэля Янга. Первым их встретил запах. Янг не заморачивался тем, чтобы вынести мусор или почистить холодильник, и в доме откровенно воняло. Хэл закрыл локтем лицо, чтобы дышать в куртку, но помогало мало. Вонь доходила даже до второго этажа. Он быстро проверил спальню и кабинет Янга. Постель неубранная, в кабинете бардак. Что за неаккуратный человек? Французы… Брюс в свою очередь должен был обследовать первый этаж, кухню, туалет и гостиную с кладовкой. Хэл давно уже заметил, что в темноте Брюс как будто бы сливался с окружением. В одну секунду он здесь, а во вторую нет, в воздухе растворился. Хэл всё ещё не был уверен, что Брюс не умел читать мысли. Может, он тоже марсианин? В голову постучал Дж’онн, сообщив, что проверил сарайчик и не нашёл там ничего интересного. Хэл сел на лестницу, приготовившись ждать. Снизу донеслось лёгкое шуршание, но это оказался Брюс, зачем-то полезший в мусорный бак. «А я говорил, что надо было поесть за ужином», — сказал по «общему каналу» Хэл. «Эта связь только для крайних случаев», — как ему удалось прошипеть через мысли, бог знает. Хэл ответил бы, но Дж’онн мягко выключил звук у обоих и объявил, что до полночи осталось три минуты. Все затаились. Несмотря на то, что он состоял в воздушных силах, ему нередко приходилось сидеть в засадах. Вначале, в пятьдесят восьмом, Хэла отправили на Воздушную Базу Дананга, где он выслужился и получил командование над отрядом. Отряд был разведывательным, они искали партизанские точки, уничтожали мелкие посты. Очень часто им нужно было опускаться вне баз, где придётся, чтобы не засекли. По долгу службы Хэл и его отряд часто оказывались на территории Северного Вьетнама и коммунистического Лаоса. Другой их задачей было находить лагеря Вьетконга и раскрыть сообщения и передачу ресурсов и оружия от Северного Вьетнама партизанам. Пока они играли в благородных спасителей, другие отряды искали предателей, вьетконгцев, на земле. Бесконечные самолеты над головой были обязаны призвать жителей деревень к порядку, напомнить им, что за ними всё время велось наблюдение и в любой момент на них могли посыпаться бомбы. Откуда же было им знать, что оружия на разведывательных самолётах не было, дабы не отяжелять их? После его возвращения в мир живых, Хэла отправили в Сайгон, восстанавливаться. Тоже своеобразная засада. Сердце затаилось в бетонных джунглях, ожидая возможности нанести удар. Великой освободительнице Америке, её солдатам — блаженным убийцам, а главное, самому себе. Ухаживающий за обезвоженным, полубезумным Хэлом дедушка вырвал чеку, но сердце оказалось гранатой замедленного действия. Оно взорвалось немного позже, посреди бувьёнского бара, увешанного бумажными гирляндами и американскими флагами, с цветами в кадках и цветами-официантками. Многие из них так и просили их называть, Хоа. Городские успевали ухватить кусочек получше: они разъезжали в автомобилях с откидными верхами, носили красивые платья, и солдаты, державшие их под ручку, были им мужьями. Другим девушкам, деревенским и простым, не хватало слабых познаний в английском, не хватало быстроты реакции. От их улыбки зависели их семьи, и они улыбались широко и радостно, продавая еду, напитки, себя… Пару осколков его сердца так и остались там, на шумных улицах с неровным тротуаром, на рынке, по которому гоняли на мопедах мальчишки с курами в клетках и фруктами в корзинах, на пластиковых столах вокруг клееночных палаток, гордо именуемых пивными Бувьёна, на загруженной Пастёр, где гудят застрявшие в вечных пробках автомобили, водители матерятся на шныряющих меж ними юрких велосипедистов, где таксисты пытаются проветрить машину, разгоняя духоту веером из эротического журнала, и в открытые окна проникает музыка из магнитофонов, клейкой лентой привязанной к заднику велорикши. Велорикши катятся и того медленней, потому что обзор худощавому велосипедисту в конической шляпе закрывает целая самодельная карета, с навесом от солнца, с мягким сидением (выкорчевал из дивана, который украл в квартирке интеллигентов, сбежавших от войны куда-то заграницу). По углам дремлют в тени полицейские, воткнув винтовку в землю и сложив на ней ладони. А у гостиницы для американских военных стоит, роя сношенным тапочком землю, девочка. Ей едва восемнадцать, но она бойко отвечает на шутки проходящей мимо солдатни. Её зовут просто Хоа, настоящего своего имени она так и не назвала. Не Хэлу оно было предназначено. Ни одному из них, самопровозглашённых спасителей, невольных завоевателей. «Двенадцать ноль пять», — объявил Дж’онн. Никого нет. Даниэль Янг не пришёл домой. План провалился. «В отеле есть телефон. Свяжемся с Оракулом, узнаем, где сейчас Янг. Далеко не успеет уйти. Нагоним», — Брюс сразу перешёл на план Б. Они что-то упустили. Хэл вернулся в спальню, закрывая нос. Боже, что за жуть, тут вроде ещё сильнее несёт, чем на кухне. «Я не чувствую ни одного бодрствующего человека в радиусе полкилометра, — добил Дж’онн, — думаю, здесь мы большего не добьемся. Поддерживаю твою идею. Хэл?» В доме было два санузла. Один на первом этаже, а второй смежный со спальней. При беглом осмотре с выключенным светом он и не сразу заметил за шкафом дверь. «Хэл, ты на связи?» «Он тут». Хэл включил свет. Всё равно уже не важно. «Он всё это время был тут». Дознаватели поощряли местных доносить на вьетконговцев. Не самая продуманная система, так как в какой-то момент доносы стали инструментом местных разборок. Многие доносили на соседей, поссорившись из-за коровы или огорода. Другие доносили из-за долгой семейной вражды. Третьи удаляли конкурентов на пост сельского старшины. Часто тела после казни бросали в реки. Хэл видел оббитые камнями, поцарапанные голые тела, выброшенные ленивым течением на берег. Набухшие, зеленовато-чёрные, измазанные илом, с ветками и листьями в волосах и изъеденными птицами лицами. — Брюс, — забыл о конспирации он, — Брюс! — Я здесь. Он появился из ниоткуда, сначала осмотрел Хэла, положил ему руку на плечо, молча спрашивая, в порядке ли он. И как только ему ясно значение этих маленьких жестов? Брюс точно марсианин. Брюс перевёл взгляд внутрь и нахмурился. В ванне лежал Даниэль Янг, вдоль откинутой на бортик руки зияла рана. Розовая вода давным-давно остыла.