Mr. Greenlantern or: How I Learned to Stop Worrying and Love the Bat

Хэл представил молоток, и перед ним возник молоток из зелёного света. В ходе эксперимента выяснилось, что молоток мог быть как обыкновенный, так и размером с человека — когда Хэл попробовал увеличить его, он, правда, начал дрожать, словно изображение на телевизоре, когда тарелка плохо ловит. Ну да вначале у него не получалось и в два раза его больше сделать. Чем больше и хитроумнее конструкт, тем сложнее было его поддерживать. Нужно было концентрироваться и держать в голове полную картинку. Даже не так. Нужно было не просто представить то, что он хотел воплотить в жизнь — нужно было представить его уже существующим. Взаправду увидеть предмет. Если он представлял просто картинку, то и конструкт получался плоским. Брюс настаивал на том, что необходимо было довести эти действия до автоматизма, чтобы можно было концентрироваться не только на конструктах, но и на происходящем вокруг. Хотелось огрызнуться. Не так-то легко одновременно думать на двух уровнях, особенно когда один ты только осваиваешь. На самолётах ты тоже не сразу взлетаешь. Думать об этом как о самолёте помогало. Присутствовать, но не терять из внимания окружение. Сидеть в кабине было неудобно, но стоило завести мотор, и всё менялось. Он знал, что делать при любом изменении ситуации. Руки порхали по приборной панели, глаза следили за показателями, мозг решал задачи. Так и здесь. Конструкты растворялись в воздухе, стоило ему потерять концентрацию, но тем не менее, костюм поддерживался как-то сам по себе. Когда он уставал от тренировок до головокружения, перед глазами у него словно мигала предупредительная лампочка. Также с активированным кольцом Дж’онн не мог прочесть его мысли, если только Хэл сам не открывал их. Хэл не до конца понимал, как действовало кольцо: иногда оно казалось ему механическим продолжением его самого, а в другие моменты казалось едва ли не живым существом с самосознанием. Ответ, должно быть, находился где-то посредине. Пока он пытался тренироваться с кольцом, Дж’онн поддерживал наблюдение за Лютором, едва ли не пристальнее второй телохранительницы, Мёрси, засевшей сторожевой собакой у двери в палату хозяина. На момент взрыва она отсутствовала, потому теперь решила, видимо, приклеиться к патрону намертво. Лютор был в тяжелом состоянии, и его перевезли в Нейшенел-сити, в пентхаус, формально принадлежавший его сестре. Журналисты оживились, судя по их статьям, Лена Лютор была человеком-загадкой, не нашлось даже её фото старше двенадцати. Судя по статьям, Лютор всюду искал всевозможные лекарства и неортодоксальные способы лечения. О причине и характере болезни или несчастного случая издания между собой спорили, но некоторые намекали, что и развитие Норд Американ Роботикс было как-то связано с Леной, оттого главное здание и открыли совсем рядом с городом её обитания. То, что до сих пор её место нахождения оставалось загадкой, как ничто другое говорило о трепетном отношении Лютора к сестре. Здание больше напоминало крепость, не пропускающую никого неавторизированного. За несколько дней слежки Дж’онн ни разу даже близко не оказался к двери, ведущей в часть апартаментов, где находилась Лена. Вход туда и вовсе был заказан всем, кроме самого Лютора, его телохранительниц и личной сиделки. Двери и стены были оббиты каким-то материалом, не позволяющим телепатам проникать внутрь, скорее всего, тем же, из которого Доктор сделал себе шлем и который вживил Лютору-младшему в голову. Хэл ломал голову над тайной узницы башни. Возможно, настоящая Лена давно умерла, а Лютор пытался сотворить её клон? Лена никогда не болела, просто обезображена и не желает показываться на публике? Лютор насильно удерживает её в золотой клетке? Каждая версия казалась безумнее предыдущей, и каждая в своем безумии казалась вполне реальной. Брюс, давно знакомый с Лютором и находящийся с ним в неком подобии приятельских отношений, распыляться на эту тему не спешил, считая любопытство Хэл праздным. Ворчливый зануда слишком уж близко к сердце принял поговорку «молчание — золото», и решил, что любую информацию от него получат только через его труп. Сложив скупые реплики и поделив газетную чепуху на три, Хэл остановился на том, что со смертью отца, жизнь Люторов не особо улучшилась. Проект развалился и вместе с ним они потеряли большую часть состояния. Даже их няня сбежала. В бедности их, конечно, не оставили, но забрали даже имя — они были рождены вне брака, от «цветной» женщины, один позор, да и только. В восемнадцать Лекс Лютор вернул себе фамилию и компанию, и с тех пор держал совет директоров в ежовых рукавицах. Становилось понятно, откуда в нём столько самоуверенности, напыщенности и мизантропии. Возможно, поэтому он и спрятал сестру? Боялся, что её используют против него? Пролистывая газеты, со смаком обсасывающие трагедии Люторов, Хэл зацепился за упоминание знакомого имени. «Кажется, Брюс Уэйн родился под счастливой звездой! Ему снова повезло выйти из смертельной опасности практически без единой царапины. Осиротевший в восьмилетнем возрасте, готэмский любимец…» Хэл с отвращением отшвырнул газету. Мерзавцы. Телефон на рецепции отеля, в котором официально остановился Брюс, разрывался от звонков со всей Америки, но больше всего, конечно, из Готэма. Бедняжки-администраторши не успевали отвечать, что с мистером Уэйном всё в порядке, и записывать пожелания скорейшего выздоровления. Его имя они опустили, кому была интересна судьба какого-то там телохранителя? Меж тем, мецената Ричарда Дэвиса объявили одним из пропавших без вести. Хэл боролся с горьким подозрением, что старик лежал где-то в обломках, убитый вовсе не взрывом, а брошенный там, чтобы замести следы. Никакой Доры не существовало. И он отпустил Риччи прямо в руки убийце! Кто-то методично уничтожал всех, связанных с проектом Доктора. Лютор ввязался в это дело, чтобы узнать правду о смерти отца, и уже это послужило достаточной причиной покушения на него. Хэл уже не верил в случайность смерти Кена Ардена, пропажу Герка Стоуна, внезапное помешательство Риччи… Насколько же далеко расползались эти интриги, на каждом повороте новые жертвы… Действительно ли оно стоила того? Во что он только вляпался? Или никакого выбора у него не было с самого начала? Как сказал Карл, он был одним из избранных и, хотел того Хэл или нет, оказался бы в любом случае втянут во всё это? С тех пор, как он получил кольцо, по словам Оракула, он пропал с радара. Остальные менялись как и прежде. Тогда он взглянул на список по-новому. Ведь если Хэл являлся носителем кольца, получалось, что это был список его замен. Анна, Гай, Дженсен-Линн, Джон и Кайл. Интересно, что они сейчас делали? Как жили? Возможно, они испытывали облегчение, ведь странные зелёные сны закончились? Гай, судя по списку, находился в Коаст-сити, так почему Карл не связался с ним, предпочтя кого-то на другом конце страны? Конструкт молотка задрожал и растворился в воздухе. Хэл помассировал виски и приготовился к новому заходу. На этот раз он попробует представить молоток из разных материалов, с разной плотностью. Места здесь было немного, так что с размерами конструктов было не разогнаться, совсем не так, как на заброшенном ангаре. Сейчас они вынуждены были сидеть на чердаке возле апартаментов Лютора, словно шпионы. Собственно, «шпионы» очень точно описывало то, чем они сейчас занимались. Дж’онн через глаза находящихся в здании напротив следил за происходящим, Хэл от нечего делать баловался с кольцом, а Брюс обычно сидел, с головой уйдя в чтение. Вчера, например, это были атласы с подробной анатомией ящеров. Необычное хобби, особенно в их положении, но пути Брюсовы неисповедимы. Проснувшись живым и здоровым, Хэл сначала думал, что их разговор ему приснился. Потом решил, что ему приснилось всё остальное. Брюс не избегал его. Не совсем. Это было бы невозможно в данной ситуации, хотя он и старался изо всех сил. Проблема была даже не в этом — если бы Брюс просто избегал его, Хэл его на краю Земли нашёл бы — а в том, что даже когда Брюс был рядом, он отсутствовал. Он словно сидел в бункере, и Хэл бился головой о бетонные стены. Больно нужен! Хэл не дурак, намёки понимать умеет. Зачем такую драму разводить, как будто этот перепихон значил что-то. Не то, чтобы тут были замешаны нечто большее. Хер с ним. И хорошо, что всё закончилось, пока он не придумал себе какую-то хрень, какие-то чувства… У них были свои цели, у них было задание, Америка и, если верить Карлу и Даниэлю, целый мир в опасности, действительно, не время для обид, для выяснения отношений, для чего бы то ни было… Поэтому Хэл сосредоточился на кольце. Чем лучше он им управлял, тем полезнее был. — Кажется, с этой штукой можно создать даже сложные механизмы! Возможно, даже жидкости, — Хэл радостно обернулся к своим соглядатаям. Дж’онн как раз склонился над столом, разглядывая чертежи Брюса. Последний что-то негромко объяснял. Видимо, мистеру Дж’онззу можно смотреть свящённые чертежи, на которые дураку Хэлу и глазком взглянуть нельзя? Он не понял, что произошло, никто не понял, а кольцо отреагировало по-своему и превратилось в какой-то бластер, пальнувший прямёхонько в лист бумаги, который Дж’онн поднял со стола и приблизил к лицу. — И кажется, даже плазму, — присвистнул Хэл. Зелёный снаряд врезался в бумагу и растворился, расходясь посредине листа чёрным обугленным кольцом. Искра попала на одежду, и та тоже мгновенно занялась. Дж’онн закричал не своим голосом и принялся метаться по комнате. Его лицо пошло волнами, черты лица исказились и стали похожи на его настоящие, жукоподобные, монстроузные. Он выл сразу несколькими голосами, скрежетом ногтей по школьной доске, забитым животным, сиреной… Только тогда до Хэла дошло, что он наделал. Брюс отреагировал быстрее, схватил чашку с недопитым кофе и облил Дж’онна, навалился на него сверху, пытаясь остановить его метания. — Я не удержу его, — прохрипел Брюс, — помоги же ты, идиот! Хэл бросился к ним, затушил остатки огня, и соорудил мягкие тяжёлые путы, придавившие марсианина к полу. — Дьявол, прости меня, прости, Дж’онн, прости, я не специально, я не специально, — умолял Хэл, а Брюс в этот момент быстро наговаривал успокаивающие бессмыслицы, надеясь достучаться до него сквозь приступ паники. До конкретно этого момента Хэл думал, что Брюс всё ещё относился к Дж’онну как к подозреваемому. Как говорится, держи друзей близко, а врагов ещё ближе. Но так или иначе, его натура взяла верх над предосторожностями. Он явно знал, как выводить людей из такого состояния. Использовал ли он это по работе? Выучил ради детей? — Какого чёрта ты используешь огонь перед Дж’онззом? Покрасоваться захотелось? У него же очевидная фобия огня! Впервые Хэл не стал защищаться. Господи, да ведь Брюс прав. Он вспылил как подросток. — Мне очень жаль. Я не знал. И что уничтожил твои чертежи, мне тоже жаль. Прости. — Знаешь, я думал, что был несправедлив к тебе, считая тебя безбашенным дуралеем, для которого всё игра. Хэл промолчал, позволив Брюсу занять свой пост у окна. — Пока Дж’онзз приходит в себя, я прослежу за входами и выходами старым-добрым способом, — помолчав, он добавил, — в шкафчике с чайником есть ещё кое-что. В шкафчике с чайником оказалась пачка «Орео».

***

Дж’онн сидел на лестничном пролёте, так и оставшись где-то посредине между человеком и марсианином: получеловеческие черты на зелёном лице и ростом он был с детектива Джонса, пусть и высокого, но не угнетающего. — Моё любимое, — доверительно сообщил он, тут же вытаскивая одну печеньку. Разломав её, он слизал с половинок крем. Хэл и себе взял одну, проделав с ней тоже самое. — Послушай… — начал он. — Я уже услышал, — перебил его Дж’онн, — и не таю зла. Ты не совершил ничего непоправимого, Хэл Джордан. — То, что ты прочёл в моих мыслях, ещё не значит, что я по-настоящему извинился, — запротестовал Хэл. Дж’онн наклонил голову и растянул губы в чём-то напоминающем улыбку. — Что? — У моих людей нет вербального общения, только невербальное. Врать или недоговаривать, когда ты общаешься мысленно, очень сложно. Я долго привыкал к тому, что на Земле по-другому. — Да уж, тут хлебом не корми, дай кого облапошить. — О некоторых вещах упоминать стыдно, о других люди молчат, боясь наказания, — сказал Дж’онн, — иногда это вежливость, иногда пассивная агрессия. Я долго не понимал: почему многие в отношениях ждут, что об их желаниях догадались, хотя они ни разу даже не заикнулись об этом? Не понимал определённые вещи, которые якобы «понятны и без слов». Зная, что у тебя в голове, я не чувствую, словно это нечто недозволенное, словно краду у людей нечто исконно личное. Поэтому общение с тобой, Хэл Джордан, для меня подобно глотку свежего воздуха. Ты говоришь всё, что у тебя на уме. Достаточно извинений. — Мне стыдно, что я не уловил по поводу твоей фобии. Не то, чтобы в другом случае это было допустимо, но в этом совсем отвратно. — Не всем дано подмечать подобные мелочи. Особенно не тем, кому нечего скрывать. — Я бы заплатил за то, чтобы узнать, что у нашего гениального идиота в башке, — вздохнул Хэл. — Я знаю лишь то, что мне показывает он сам, — почти извиняющимся тоном сказал Дж’онн. — Он всегда держит свой разум защищённым, но даже если и нет, я не стал бы смотреть. — Да там, небось, двадцать четыре на семь танцуют тараканы под песни Долли Партон. А от печенья тем временем почти ничего и не осталось. Хэл с интересом смотрел на зелёного инопланетянина в шесть с половиной футов, слизывающего крем с печенья. — Сколько тебе лет, Дж’онн? — спросил Хэл. — Сложно сказать, — задумался тот. — Не так уж и сложно, марсианский год всего лишь в два раза длиннее земного. — Я не об этом, — по-доброму ответил Дж’онн. — Сколь мы невероятно схожи, настолько же разительно мы отличаемся. Например, способ размножения. — Не совсем то, о чём я спрашивал, но отличная тема для разговора. Расскажи мне, пожалуйста, о марсианском сексе. Дж’онн, конечно, юмора не понял. — Мы живём под землёй Ма’алека’андра. Легенды гласят, что когда-то мы жили на поверхности, но стали настолько горды и заносчивы, что перестали чтить богов. Х’ронмир выжег наши дома, сады, города, и почти уничтожил наш народ, но Ц’эридьялл, богиня жизни, пожалела нас и с помощью Л’зориля, бога сновидений, указала нам путь к пещерам. Многие не поверили пророку, но те, что пошли за ним, смогли выжить и найти новый дом. Есть и научная версия, что жизнь на поверхности стала непригодна вследствие обычных природных процессов, никак не связанных с богами. Воздух в тоннелях легко воспламеняем, поэтому мы никогда не разжигаем огонь и не пользуемся им. Возможно, именно поэтому мы так смертельно боимся огня. Хэл попытался представить себе коридоры Ма’алека’андра, но его воображение во многом было вдохновлено описаниями гномьих владений во «Властелине Колец». — У нас нет понятия пола, как у землян. У нас нет половых различий. У нас есть разные обращения, но в вашем языке не существует аналога, потому я использую местоимения «она» и «он». — Как же тогда вы размножаетесь? — он сам себе не верил, что спрашивал подобное. — Почкованием? — Ну почти, — снова полуулыбнулся Дж’онн. — После Кары Х’ронмира мы научились смирению, а после Милости Ц’эридьялл вспомнили, что не всё потеряно. И пока мы помним, пламя в алтаре Х’ронмира горит ровно. Зелёных ма’алека’андранцев осталось совсем мало, и немногие решаются пройти ритуал. Только если они и вправду очень любят друг друга. Дети на Ма’алека’андре считаются проявлением высшей любви. Если ма’алека’андранцы решают завести ребёнка, то взявшись за руки, входят на алтарь Х’ронмира. Вместе с рассказом, Дж’онн попытался передать ему свои воспоминания, впечатления. Жар пламени алтаря был настолько силён, что Хэл буквально почувствовал, как опаляются его брови, как сжигается кислород в его лёгких. — Его раскалённый огонь не сжигает — плавит тела решившихся на ритуал. В этот момент происходит спор между Х’ронмиром и Ц’эридьялл. Если побеждает Х’ронмир, то влюблённые погибают, потеряв возможность быть похороненными в кристальных коридорах. Если Ц’эридьялл убеждается в силе чувств влюблённых, то позволяет им выйти из огня невредимыми. И следом за влюблёнными выходит олицетворение их любви, плод их слияния в божественном пламени. — Красивое верование, — сказал Хэл. — Дитя является отдельной личностью и разумом, но так как оно было создано из личностей и разумов родителей, но сохраняются некие смутные воспоминания. Затуманенные, словно сны. Поэтому я не могу ответить тебе точно, сколько мне лет. В наше наказание, но в этом есть и своё благо. Наш народ вымирает, но мы несём память о предках и былом. Другие племена нападают на наше. Немногие решаются на ритуал. Даже если тебе повезёт выжить, ты переживаешь невыносимую, непередаваемую боль. Одному невозможно перенести её. — А у тебя есть…? Лицо Дж’онна просветлело. — Двое, — прошептал он. — У нас с М’ири’йя было двое детей, К’иим и М’ирнн. С ними я был самым счастливым на свете. Как я скучаю по ним. Хэл не планировал детей. Он неплохо относился к племянникам, но терялся, когда находился рядом. А ведь у них всё гораздо проще — для мужчин, в любом случае. Возможно, в этом и был секрет рождения? Мужчины не испытывали ни изменений в собственном теле, ни боли, потому им было сложнее почувствовать связь с ребёнком, почувствовать его «своим»? Поэтому им так хотелось выглядеть свои черты во внешности, в характере? Хоть какую-то ниточку связи? К ним выглянул Брюс, неузнаваемый с рыжей бородой и в вязаной шапочке. — Двигаемся, — кинул он, — Мёрси Грейвс только что покинула здание. Дж’онзз, продолжай следить за Лютором, а мы за ней. *** — Мы на месте? — с сомнением переспросил Хэл. Они стояли перед домом из светлого камня. На стене красовались белые греческие буквы. Каппа Каппа Зета. По пути они успели проехать главное здание университета и несколько общежитий для простолюдинов, пока не оказались на Грик Стрит. У входа, прекрасно дополняя белые колонны и классическую музыку, доносящуюся изнутри, стояла девушка в платье в горошек. Из-под пышной юбки выглядывали ножки в чулочках. Что Мёрси Грейвс могла забыть в студенческом сестринстве? — В свете развития событий, твой маскарад выглядит ещё стрёмнее, — шепнул Хэл. Брюс скривился, признавая его правоту. Его огромная борода и надвинутая на брови шапка в любой другой ситуации не привлекали особого внимания, но в радиусе с молоденькими девчушками делали его похожим на извращенца, который крадёт женские трусики из прачечной. — Нужно было взять Дж’онзза. — Нужно было не взять твою ужасную залатанную куртку и косматую бороду. Тем более, засылать Дж’онна под видом девушки в женское общежитие кажется мне не самой достойной затеей. — Мы не первокурсники со спермотоксикозом, у нас важное задание. — Объяснишь это толпе разъяренных девиц, когда они обнаружат нас. — Бесстрашный Хэл Джордан боится студенток. — Ну уж нет, в этом нет ничего постыдного. Кэрол входила в сестринство, там происходят вещи прямиком из фильмов ужасов. В братствах для вступления нужно залпом выпить банку пива и, может, съесть живую золотую рыбку, да пробежаться голышом по улице. Женщины устрашающи как вид, а в сестринства входят самые жестокие и страшные. Такие посиделки заканчиваются не иначе чем гаданиями, кровавыми клятвами и принесением человеческих жертв. — Признаю, я не часто бывал на вечеринках йельского братства, но девушки из соседнего сестринского дома казались мне достаточно милыми. — Конечно, чтобы всякие наивные дураки считали их милыми, они купались в крови девственниц! — И бедняжка мисс Феррис едва унесла ноги? — Если бы ты хоть сколько-то знал Кэрол, то понял бы, что она была там главной ведьмой на шабаше. К ним подошла девушка со входа. — Парням вход воспрещён, — строго сказала Цербер ростом в пять футов два дюйма. Были бы они помоложе, ещё можно было бы побиться, но двум глубоким старикам старше тридцати ни на что не приходилось надеяться. Особенно когда один из них выглядел без пяти минут бездомным. Цербер сощурила свой миленький носик, приглядываясь к Брюсу. — Билл Московитц? — вдруг прошептала она. Брюс, не растерявшись, кивнул. Церберица с невинным видом осмотрелась и, убедившись, что никого их разговор в округе не заинтересовал, мотнула головой в сторону. Они послушно подошли к неприметной калитке за углом, где стояла другая девица, гораздо менее тонкокостная, чем предыдущая. — Парням вход воспрещён, — пробасила она. — Билл Московитц, — уверенно произнёс Брюс. Девица преобразилась, сладко улыбнулась и кивнула им. — Добро пожаловать в дом Каппа Каппа Зета, лучшее сестринство Стэнхоупского Колледжа! Наверное, этот Билл Московитц чей-то близкий друг, иначе чем он заслужил такой тёплый приём… Как два отважных контрабандиста во время сухого закона, они шепнули пароль вышибале и попали в девичье царство. Иначе как шабашом это назвать было трудно. В бассейне на заднем дворе плавали на надувных матрацах девчонки. Топлесс — Хэл тут же отвернулся и отказывался впредь смотреть хоть приблизительно в ту сторону. Брюс мгновенно из подозрительного бездомного превратился в студента, пишущего докторскую. Хэл в университете не был, но Кэрол ему и про таких рассказывала: мужчины постарше, самовлюблённые интеллектуалы, ловко склоняющие любой разговор к своей узкопрофильной теме, чтобы потешить своё эго. Им нравилось считать себя знатоками хорошего вина, но знатоками они были разве что сортов пива и эля в университетских барах. Слишком сосредоточенные на исследованиях и учёбе как для бакалавров и магистров и недостаточно престижные как для профессоров, доктора сами занимались созданием ореола загадочности и нудности вокруг себя. Они зашли в дом, лавируя между девчонками и нередкими парнями — оказалось, правилам Каппа Каппа Зета сегодня следовали не так уж прилежно. Они разделились, увеличивая обзор, но стараясь не терять друг друга в поле зрения. Из обмена репликами «Билла» с ребятами и всеобщего возбуждения стало ясно, что же за повод для празднования. Последняя большая вечеринка перед началом предэкзаменационного периода. Внутри дома как будто бы разбили пиньяту. Каждый пятый шаг Хэл поскальзывался на конфетти. Конфетти было в напитках, в сливках на пирожных, в волосах, на лицах. Классическая музыка играла из большой гостиной, где девчонки играли в свой вариант бирпонга. Они по очереди садились играть «La Campanella» Листа, и если играющая сбивалась, то обязана была опустошить свой стакан. Жестокие игры… Наверное, именно так же пировали воины перед началом военного похода. Не зная, чем закончится следующий день, кто вернётся — вернётся ли кто-то — они всей душой отдавались вакханалии алкоголя, беспорядочного секса и… — Элли сказала мне, что ты пришёл, Билл! — повисла на шее «Билла» девица. Хэл остановился как вкопанный, оценивая обстановку и продумывая пути отступления. — Принести пива? — мило спросила она и вытащила из-под своего кружевного воротничка двадцатку. — Я возьму полграмма. О. О… Вот почему «Билла» приняли с такой радостью… Посмотрев на Брюса, они решили, что именно так выглядел человек, толкающий дурь… Хэл кашлянул в кулак, заглушая хохот. — Ты дура? — гаркнул «Билл». Девушка испуганно захлопала ресницами, а потом засунула двадцатку обратно. — Прости, ты прав, — вздохнула она, — я что-то напилась. — Они меня сейчас как мухи облепят, — отчитал её «Билл». — Через десять минут встретимся… где тут у вас потише? — В комнате Элли, — быстро предложила она. — У неё тайник в книжках… — Принеси пива, — милостиво согласился «Билл», — и почитаем. Подумай, может, тебе захочется больше узнать о Хомском? Она понятливо кивнула и убралась восвояси. Хэл подошёл, изображая, будто вообще смотрел в другую сторону и случайно затормозил. — Хомский это такой эвфемизм травки? — Первый автор, пришедший мне в голову, — вздохнул Брюс. — Почему не Керуак? Мне кажется, гораздо логичнее был бы Керуак. — Пожалуйста, давай не будем углубляться в тонкости кодовых названий для наркотиков. И если тебе кто-то предложит, будь добр, откажись. — Говорит человек, как будто не его собственная гостиная это наркопритон. — Вероника не продаёт героин несовершеннолетним и маргиналам, а прислуга в курсе, что делать, если у кого-то из гостей случится плохой приход. — Так ты знал? — изумился Хэл. — Конечно, я знаю, что происходит в моём доме, — с приподнятой бровью ответил Брюс. — Веронике нравится думать, будто она проворачивает что-то за моей спиной, а мне совсем не сложно подыграть ей. В какой-то мере Хэл понимал. Мисс Вриланд была «Кэрол» Брюса. Наверняка она тоже состояла в сестринстве в своё время. Представить её пьющей человеческую кровь и вызывающей дьявола на девичьих ночёвках в пижаме было проще простого. Она напоминала ему богатых домохозяек Беверли Хиллс. Для него они все были домохозяйками Беверли Хиллс, пусть даже жили в Коаст-сити или на Восточном побережье. Вечно полулежащие на кушетках на террасе и наблюдающие за работой мускулистых цветных садовников и уборщиков бассейнов, пока их мужья играли в гольф или теннис. Их вторым любимым времяпровождением было встречаться с такими же богатыми домохозяйками в модных кафе, чтобы выпить бокал баснословно дорогого вина (а может, это было совсем не вино? Не нужно много воображения, чтобы представить подобное) и посплетничать. Официанты испытывали к ним неоднозначные чувства, ненависть, перемешанную с невольной любовью. С одной стороны, этим женщинам словно доставляло удовольствие придаваться праздности, пока все остальные работали. С другой, именно Беверли Хиллские домохозяйки единолично поддерживали подобные кафешки на плаву, посещая их в «неурочное» время и оставляя самые щедрые чаевые. — Как нам найти Мёрси? — Хэл опёрся на стену, и ему в спину спилась деревянная доска с объявлениями, но он слишком устал, чтобы двигаться с места. — Через десять минут она поймёт, что ты ничего ей не продашь, или всё закончится ещё раньше, когда придёт настоящий Билл Московитц. Здесь слишком много людей, и кто знает, может, Мёрси вообще уже нет здесь. — Уныние не идёт тебе, Джордан, — произнёс Брюс, продолжая рассматривать веселящихся студентов. — Набрался от тебя, — по привычке огрызнулся Хэл. Найти среди всей этой толпы Мёрси Грейвс, мало чем отличающуюся от остальных двадцатилетних девушек здесь, как найти иголку в стоге сена. Был вариант воспользоваться кольцом, но вряд ли ему удастся провернуть такое незаметно. — Ты можешь не избегать меня больше, кстати. — Не время и не место для таких разговоров. — Я бы тебе раньше сказал, но как-то не представилось возможности с тем успехом, с каким ты меня избегаешь. — Я вовсе тебя не избегаю. — Ой, оставь. Даже Дж’онн заметил. — Джордан, тебе не надоело каждый раз приплетать Дж’онзза? — А тебе не надоело избегать меня? — Я вовсе не избегаю… — Ты, черт возьми, боишься даже посмотреть на меня, — сказал Хэл. — Например, сейчас. Мы разговариваем, и ты не смотришь. Как же твоя хвалёная вежливость? Этикет, бла-бла-бла. — Мы здесь по делу, если ты забыл, — выдавил сквозь зубы Брюс. — Посмотри на меня, — потребовал он. Наконец-то Брюс перевёл взгляд на него. Слава всем богам, иначе Хэл начал бы трясти его за плечи прямо у всех на виду. — Послушай, — сказал он, — я подумал над тем, что ты сказал, и понял, что ты был прав. — Я бы спросил, по поводу чего именно, потому что есть список хронологический, а есть в алфавитном порядке, — сухо ответил Брюс. Почему ему ещё никто не сломал нос, оставалось загадкой. Возможно, его хирурги настолько хороши. Ещё немного, и они смогут это проверить. — Всё так навалилось, и мы едва ли не каждые два дня в смертельной опасности, и всё такое… Нам нужно было выпустить напряжение. В итоге всё стало ещё напряжённее, и… я не хочу этого. Было классно, не спорю, но мне не нужен этот подростковый ангст. Проехали. Забыли. Будь осторожен со своими желаниями — теперь Брюс действительно смотрел на него. Внимательно смотрел, не раздевал — препарировал его взглядом, пробирался под кожу, растекался по костям. У Хэл засосало под ложечкой. — Я не поэтому… — Брюс вздохнул. — Моё поведение и впрямь было странным. Я не подумал, что оно может быть истолковано, будто я избегаю тебя. Это не было моим намерением. — В природе всё сбалансировано, поэтому к такому лицу и заднице в придачу идёт совершенно невыносимый характер. Хэл ожидал, что Брюс закатит глаза, и всё вернётся на круги своя, но тот лишь слегка помрачнел и снова отвёл взгляд. Вдруг он нахмурился и наклонился вперёд, ставя руку на стену рядом с его лицом. Хэл хотел было возмутиться, какого чёрта, ты чего творишь — а шея и щёки покрылись гусиной кожей. Его глаза загорелись, и за пару секунд Хэл дважды успел сойти с ума, но тут Брюс отстранился. — Ну конечно, — пробормотал он, погружённый в свои мысли. Да что опять? Хэл повернулся к стене, надеясь понять, что заметил этот ненормальный сыщик. Приглашение на занятия конным спортом, расписание работы бассейна, объявление сегодняшней вечеринки, расположение девочек в комнатах. Брокерами Холли и Дебинес Рейчел делят дальную комнату на третьем этаже, Джонс Саманта и Ван Хоуп Аманда соседствуют в следующей, дальше Тюрол Лори и Дэнверс… — И что ты тут усмотрел? — Хэл повернулся и успел увидеть, как Брюс уже начал болтать с какой-то девчонкой. — Ненавижу, когда он так делает. Как будто у него язык отсохнет объяснить по-нормальному. Он принялся толкаться к нему. Девчонка в это время приподнялась на цыпочки и осмотрелась, а потом с извиняющимся видом пожала плечами. Брюс поблагодарил её и двинулся дальше. Хэл за ним. — Эй, что на тебя нашло? — Я не знаю, где здесь Мёрси Грейвс, — кинул через плечо Брюс, — но, кажется, знаю, зачем. Нужно найти Лори Тюрол. Им пришлось расспросить ещё нескольких человек, пока кто-то не вспомнил, что совсем недавно видел Лори снаружи на лужайке. Что же за Лори? Хэл напрягся, пытаясь понять, откуда смутное узнавание. Лори Тюрол, Лори Тюрол, должен ли он был знать это имя? Тюрол, Тюрол, Тюрол… На лужайке было много людей, но Брюс сразу прокурсировал к укромному местечку в углу, где на пледе раскинулись две блондинки. Одна из них была в простых джинсах и застиранной футболке, светло-русые волосы собраны в хвост, на носу уродливые круглые очки в черепаховой оправе. У второй закрученные клубничные локоны, короткая юбка, туфли с небольшим каблуком — ну прямо девочка-картинка. — Мы не покупаем, не пьём и не танцуем, — надула губы она. — Мисс Тюрол, на минутку? — бросив притворства, попросил Брюс. Та, что была в очках, приподняла их, окидывая оценивающим взглядом. Толстые стёкла скрывали её глаза, необычного, почти нереально синего оттенка. Потом очки опустились на место, и она снова стала самой обычной Ол-Америкэн студенткой. Девочка-картинка встала, демонстративно отряхивая коленки, затянутые плотными колготками в тон юбке. Она махнула подружке, показывая, что можно не волноваться, и отошла с ними. Тюрол, Тюрол, Тюрол, что же такого важного в этой фамилии? Кольцо приятно нагрелось, и Хэла словно осенило: буквы в его голове передвинулись, складываясь в новое слово. — Нужно как можно скорее убраться отсюда, — без обиняков заявил Брюс. — Я не понимаю, — ошарашено ответила она. — Кто вы? Никуда я не пойду! Особенно с вами! Что за идиотская шутка? — Боюсь, это не розыгрыш. Кто-то убил нескольких людей, недавно совершил покушение на вашего брата, и этот кто-то сегодня здесь. А значит, следующая жертва… — Это я. Лори Тюрол, она же, естественно, Лена Лютор, глубоко вздохнула. — Что же ты наделал, Лекс? — с печалью спросила она в пустоту.