Энн из приемной доктора Уорда

Энн замедлила шаг и судорожно втянула ртом воздух. Взгляд метался от огромного костра в центре площади к неравномерным группам людей. Они кучковались у столов с едой, неподалеку от огня, у здания ратуши — мужчины и женщины всех возрастов. В кончиках пальцев неприятно кольнуло, и Энн сжала руки в кулаки. На секунду показалось, что из-за накатившего оцепенения ее вывернет наизнанку прямо тут у всех на виду, в разгар праздника. Нет, худшего расклада и не придумать! Энн попыталась успокоиться, но вместо этого ощутила, как ледяная волна тошнотворной паники стремительно окатывает изнутри, словно океан — песчаный берег. И уносит в темные воды остатки мужественности и благоразумия. Энн в отчаянии прикрыла глаза. Ну почему, почему она никогда не могла отыскать силу духа, чтобы безукоризненно контролировать свои эмоции и тело? Она неистово мечтала быть стойкой, несгибаемой вне зависимости от количества устремленных в ее сторону оценивающих взглядов, всюду входить с гордо поднятой головой. И быть красивой. Возможно, имей Энн иную внешность, окружающих гораздо меньше заботило бы ее прошлое. — Энн? — Гилберт тоже остановился и обернулся. Нельзя по щелчку пальцев перестать быть несуразной. Так же как и нельзя изменить свою суть. «Если весь мир ненавидит тебя, — мысленно вернулась она к любимым строкам, — и считает дурной, но ты чиста перед собственной совестью, ты всегда найдешь друзей»*. — Иду, — решительно кивнула Энн. Они пересекли площадь. Ни музыка, ни гул голосов не стихли; никто не оторвался от дел и не устремил на них любопытный взгляд. Все веселились, разговаривали, им не было дела до того, что кто-то чужой вторгся в их маленький праздник. Энн облегченно улыбнулась и почувствовала, как радость и восторг от окружающей красоты переполняют сердце. Здесь было восхитительно. По периметру площади располагались деревянные конструкции, украшенные цветами и пестрыми лентами, на помосте у здания ратуши возвышались музыканты, а костер в самом центре был большим и захватывающим дух. — Сюда, — Гилберт мягко коснулся ее локтя и повел к девочкам, собравшимся у одного из столов. Уинифред помахала им рукой. — Добрый вечер. Позвольте представить вам Энн, мою гостью из Шарлоттауна. — Приятно познакомиться, Энн, — самая невысокая из девочек, с роскошными темными волосами, о которых Энн могла только мечтать, радостно улыбнулась. — Меня зовут Диана. Добро пожаловать в Эвонли. — Я Руби Гиллис, — круглолицая девочка с огромными светлыми глазами взволнованно посмотрела сперва на Энн, затем на Гилберта. — Тилли Бултер, — с важностью представилась последняя. — Я так рада! — Энн выдохнула и с улыбкой уставилась на девочек, не представляя, что можно добавить и не показаться неуместной или невоспитанной. — Как ты находишь этот праздник? — так кстати поинтересовалась Уинифред. — Он чудесный, — Энн огляделась по сторонам. — Много украшений и костер... Никогда не видела такого большого костра! Только на картинках в моей книге об обрядах Европы прошлых веков. — Обрядах? — с опаской переспросила Руби Гиллис. — Да. Наши предки в Европе воспринимали огонь как неотъемлемую часть религии, — она загадочно добавила: — ритуальные огни. Ей очень нравилось это словосочетание. Даже произносить было волнительно, а уж воображать, как проходили сами ритуалы... — Расскажи нам, Энн! — попросила Диана. О, лучшего места и времени для подобного рассказа и представить нельзя. Вот бы еще усесться возле костра, чтобы пламя отражалось в глазах! Но так тоже пойдет. — Самый древний вид ритуального огня — костер, — Энн перешла на полушепот, потому что говорить о таких сакральных вещах обыденным тоном — настоящее преступление. — Он фигурирует во всех календарных обрядах европейских народов. Костры возводили в дни зимнего и летнего солнцеворота, осеннего и зимнего равноденствия и... — Солнце... Что? Какого еще солнцепереворота? — Руби Гиллис испуганно округлила глаза. — Энн говорит о солнцестоянии, — вмешался Гилберт. — Когда дважды в год в полдень солнце достигает максимальной высоты над горизонтом. Самый длинный день летом и самый короткий зимой. Энн закатила глаза. Она сама прекрасно знала, как объяснить, что такое солнцеворот, и не нуждалась в помощи — вечно Гилберту Блайту необходимо вставить слово. Будто планета закрутится в обратную сторону, если он не продемонстрирует своих знаний. Она ничего не сказала, но метнула на него выразительный взгляд. Гилберт едва заметно приподнял руки в капитулирующем жесте и театрально сомкнул губы, мол, «Нем как рыба, продолжай». — Люди верили, что пламя обладает силой, и жгли огромные костры в надежде на хороший урожай. По яркости огня и направлению дыма они могли предсказывать, будет ли удачным год, — Энн восторженно сцепила руки перед собой, видя заинтересованность на лицах девочек. — А еще считалось, что у огня есть целительные свойства. Люди прыгали через небольшие костры, чтобы очиститься от злого духа и иметь крепкое здоровье. — Звучит очень опасно, — взволнованно нахмурилась Диана. — Нет-нет, это увлекательно и весело! — Мне кажется, я никогда бы на такое не решилась, будь передо мной даже самый маленький костер, — сокрушенно покачала головой Диана. — Ты смелее, чем думаешь, — заверила Энн. — Я уверена, ты бы смогла. — Но мы через костры прыгать не будем, — с улыбкой произнесла Уинифред, когда все в задумчивости повернулись к огню. — Оставим это средневековым европейцам. Всякому времени свои забавы и развлечения. Энн не успела возразить — музыка сменилась, заиграла задорная мелодия. Люди оживились и начали постепенно парами стекаться к центру площади. — Пора танцевать! — торжествующе объявила Тилли Бултер. Словно по волшебству возле них материализовались трое парней. В первую очередь пригласили Уинифред. Неудивительно, та была невероятно красивой: серые глаза, выразительные брови, превосходные золотистые локоны, спадающие до лопаток. Сразу после худощавый парнишка протянул руку Тилли Бултер, и та, обменявшись с Руби Гиллис и Дианой короткими смешками, с величественностью приняла приглашение. — Любишь танцевать? Энн удивленно моргнула, осознав, что вопрос Гилберта адресован ей. — Я... Нет! Не люблю танцевать и не танцую, — категорично заявила она. — А мне казалось, ты собиралась танцевать всю ночь у костра, — Гилберт пытливо прищурился. — Это другое, — резко ответила Энн, скрестила руки на груди и отступила. — Светские танцы не по мне. — Могу я пригласить тебя? — наконец обратился третий парень к Руби Гиллис. Та застенчиво улыбнулась и с довольным видом вложила крошечную ладошку в протянутую руку. Гилберт неоднозначно повел бровью и отвернулся. Энн прикусила губу. Возможно, ей не следовало отвечать так грубо, но весь ее опыт сводился к двум крайне неприятным и неловким танцам, повлекшим за собой лишь унижение и ни капли веселья. Не хватало еще, чтобы Гилберт ее пригласил. Хотя с чего бы ему это делать? Наверняка он спросил из вежливости, чтобы поддержать разговор. — Значит, ты из Шарлоттауна, Энн? — прервала молчание Диана. — Моя тетя оттуда, мы иногда гостим у нее. Мне очень там нравится. — Правда? А мне больше нравится в Эвонли. Хотя я не могу не любить Шарлоттаун, потому что он подарил мне Мариллу и Мэттью, мою восхитительную семью, но в глубине души я всегда хотела оказаться в месте... Как ваше, — Энн взглянула на видневшийся со всех сторон темный лес и мечтательно прикрыла глаза. — Тут открывается невероятный простор воображению. Я в Эвонли всего один день, а сколько чудных историй посетили мою голову! Жду не дождусь записать их все. — Ты писательница? — Диана посмотрела на нее с неподдельным восхищением. — Нет, я... Хотя зависит от того, что мы вкладываем в это слово, — Энн в задумчивости присела на скамью. Диана устроилась рядом. — Я лишь переношу истории, которые мир рассказывает моему воображению, на бумагу. И надеюсь, однажды смогу поделиться ими с кем-нибудь еще. — Так ты хочешь стать писательницей в будущем? Энн неоднократно об этом задумывалась. Кажется, писать у нее выходило неплохо. Впрочем, рассказы она никому не читала, поскольку желающих не было, а школьные сочинения чаще всего не устраивали учителей по содержанию — Энн не боялась поднимать провокационные вопросы и выражалась максимально прямо. Мариллу трижды вызывали в школу из-за «возмутительных и неподобающих» высказываний в сочинениях. Однако Энн также могла отчетливо представить себя в роли журналистки. Выискивать захватывающие сюжеты, проливать свет на произошедшее, делиться всем этим с читателями — разве не удивительная профессия? По правде говоря, она видела себя в самых разных ипостасях, и в каждом варианте было особенное очарование. — Я не знаю, кем хочу быть, — неохотно призналась Энн. — Существует миллион — нет, триллион — возможностей, вот только создается впечатление, что от нас их прячут. — Она обернулась к Диане, которая смотрела на нее с явным недоумением. — Мы можем стать кем угодно — вот просто кем вздумается. Даже археологами. Или моряками! Трудись упорно, страстно желай этого и однажды достигнешь цели, ведь так? Тогда почему нам с детства навязывают ограниченный выбор?.. Это и выбором назвать нельзя, — Энн презрительно скривилась. — Я счастлива, что Мэттью и Марилла позволили мне ходить в школу, невзирая на то, что преподобный Джон как-то сказал, будто для такой неспокойной особы, как я, лучше подойдет домашнее обучение и скорейшее замужество. Но меня угнетает мысль, что в мире есть столь глупая несправедливость! — на лице Дианы отразилась смесь задумчивости и тревоги. Энн запоздало спохватилась. — Я... Я бываю излишне многословной, так что, прошу, смело давай знать, когда захочешь меня остановить. — Я не считаю тебя излишне многословной, Энн. Я просто не знаю, что сказать, — Диана поджала губы и помолчала несколько секунд. — Должна признать, я прежде не задумывалась над подобными вопросами. Не могу сейчас выразить свое мнение. Казалось, по какой-то скрытой причине это сильно расстроило Диану. Энн почувствовала укол вины и в порыве ободряюще сжала руку девушки. — Ничего. Мне постоянно напоминают в школе, что я не могу стать кем-то лишь потому, что я девочка, вот я и рассуждаю об этом. Кстати о школе, — Энн интуитивно ощутила, что необходимо сменить тему, — Гилберт рассказывал о вашей учительнице. Мне безумно хочется познакомиться с удивительной мисс Стейси. Боже правый. Гилберт! Она завертела головой и обнаружила, что Гилберт стоит в ярде от них с двумя другими мальчишками. Энн мысленно стукнула себя по лбу: ее так поглотил разговор с Дианой, что она напрочь забыла о чем-либо. Оставалось надеяться, что Гилберт не усмотрел в этом грубость или пренебрежение. — Уверена, что видела ее в начале праздника, — просияла Диана. — Если хочешь, я с радостью вас представлю друг другу. Энн жаждала этого не меньше, чем знакомства с Эмили Стоу* или с самой королевой. По словам Гилберта, с приездом мисс Стейси жизнь в школе — и в самом Эвонли — изменилась. Ни городской совет, ни общество Прогрессивных Матерей не желали принимать модернизированную учебную программу, считали нравы и поведение учительницы с материка далекими от консервативных, а саму мисс Стейси — пагубным примером, отравляющим юные умы. Однако та не сдавалась, и спустя месяцы упорного труда ученики и некоторые родители прониклись новым методом преподавания. Мисс Стейси не просто делилась знаниями — вовлекала в процесс, пробуждала подлинный интерес, не переходила к новой теме, пока все дети не разберутся с предыдущей. А еще мисс Стейси не носила корсета, могла позволить себе вне школы надеть брюки, ездила на велосипеде с мотором и проводила часть уроков на улице. Гилберт упомянул это вскользь, но для Энн услышанное стало потрясающим откровением. Она была готова восхищаться мисс Стейси уже за то, что та с нечеловеческой смелостью противостояла социальным предрассудкам и осуждению общества. Это казалось удивительным. Воплощение многих размышлений и мечтаний Энн во плоти. Конечно же, ей не терпелось своими глазами увидеть эту прекрасную молодую женщину. — Ох, это было бы просто чудесно! Она обернулась, чтобы предупредить Гилберта, однако вокруг сделалось ужасно многолюдно — кавалеры приглашали дам на очередной танец. Энн тщетно поискала знакомое лицо, затем сдалась и последовала за Дианой. Они обошли почти целую площадь, но либо мисс Стейси оказалась среди танцующих, либо вовсе покинула праздник. — Странно, нигде ее не вижу. — Диана приподнялась на носочки и в очередной раз осмотрелась вокруг. Энн тоже блуждала взглядом по людям. Внезапно ее точно ледяной водой окатило — поодаль стояли две девочки и глазели на нее. Одна из них, в красивом сиреневом платье, что-то увлеченно нашептывала второй на ухо. — Мисс Стейси, скорее всего, уже ушла. Очень обидно, Энн! Уверена, она бы тебе понравилась. Те девочки дружно засмеялись и снова посмотрели на нее, лишая всяких сомнений: они определенно обсуждали Энн. А рядом с ними были еще четверо, включая Тилли Бултер. — Энн? — Диана коснулась ее плеча. Энн сглотнула сухой ком. Ей были знакомы устремленные на нее взгляды — предвестники неминуемой беды. Вероятно, Диана заметила девочек, потому что те помахали им и принялись активно подзывать к себе. — Представишь нам свою новую знакомую, Диана? — громко поинтересовалась девочка в сиреневом платье. — Конечно, Джози. Дамы, это Энн, она приехала к нам из Шарлоттауна. А это Джози Пай, Джейн Эндрюс, — Диана кивнула на девочку с блестящими каштановыми волосами, стоявшую бок о бок с Джози Пай, — Сара Джонсон, Шарлотта Гордон и Стелла Мэйнард. — Мне крайне приятно познакомиться с каждой из вас! — от всего сердца заверила она. — Я нахожу ваш... — Просто Энн? — перебила Джози Пай и требовательно приподняла брови. — Энн Ширли-Катберт, — поспешно исправилась Энн. — Я... — Ширли — фамилия твоей родни по крови, не так ли? — Джози Пай вежливо улыбнулась. — Все верно, — Энн предпочла не заметить, что ее уже дважды оборвали на полуслове, тихо выдохнула и решила играть по предложенным правилам. — Я не смогла быть просто Энн Катберт. Тогда я бы потеряла важную часть себя. Мне не хочется забывать о своих родителях. — Резонно. Люди всегда должны помнить свое место. Энн не понравился тон, которым Джози Пай произнесла эти простые слова, но настороженный вопрос Джейн Эндрюс не позволил подумать над этим: — Ты в самом деле сирота? — Катберты взяли тебя... — Тилли Бултер замялась. — Ну... Из приюта? — Так это правда! — охнула одна из девочек, чье имя вылетело у Энн из памяти. — Ну конечно правда, Джози же сказала, что это не пустые слухи, — зашептал кто-то в ответ. Энн не успела понять, кто именно. — Миссис Линд не стала бы врать! — О боже мой! А история про поджог? — Вы уверены, что ее привез Гилберт? Как же так... Энн не могла понять, кому какая реплика принадлежит, — девочки переговаривались тихо и одновременно. Стоявшие впереди всех Джози Пай и Джейн Эндрюс молча изучали ее испытывающими взглядами. — А ты давно живешь в Шарлоттауне? — поинтересовалась Тилли Бултер, вырывая из оцепенения. — Там здорово, да? — Три года. До этого я много где жила, даже... Она умолкла на полуслове, услышав, как кто-то за спиной Джози Пай возмутился: — Глупости! Гилберт не привез бы ее к нам, будь это правдой. — Я тоже в эту историю с поджогом не верю. — Каким поджогом? — в отчаянии повысила голос Энн. Все разом стихли. Она обернулась к Диане, которая, судя по выражению лица, также не понимала, что происходит. — О каком поджоге идет речь? Все молчали, минуты казались истинной мукой. Сердце колотилось как сумасшедшее, и Энн дорогого стоило сохранять оставшиеся крохи спокойствия. — Одна семья пустила к себе сироту, а он спалил их вместе с домом, — наконец ответила Джози Пай. — Миссис Линд читала об этом в прошлом месяце. — Я не... — Энн растерянно качнула головой, сцепила руки за спиной и до боли заломила пальцы. Она не знала никакой миссис Линд. И не представляла, каким образом ее появление на празднике связывают с тем поджогом. — Я не понимаю. Какое я имею к этому отношение? — А я разве сказала, что имеешь? — та небрежно дернула плечом. — Просто очередная история о вопиющей и бесчеловечной выходке сироты. Газеты полны подобного. — Джози, это грубо! — с негодованием воскликнула Диана. Стоявшие поблизости люди повернули к ним головы. — К тому же, далеко от правды. Когда ты или твои родители последний раз читали о чем-то таком? Не слушай ее, Энн. Джози явно не в себе. — Все в порядке? Энн обернулась к подошедшей Уинифред. Та слабо улыбнулась и вопрошающе, с явной настороженностью посмотрела на Диану. — Нет, Уинни, совсем не в порядке! — выступила вперед светленькая девочка, на вид самая младшая из всех, лет четырнадцати. Кажется, Сара Джонсон. — Ты точно можешь развеять наши опасения. Мы обеспокоены тем, что рассказала миссис Линд, — и наградила Уинифред многозначительным взглядом. — Ну, знаешь... — девочка покосилась на Энн. — О безопасности Эвонли. Сперва на лице Уинифред отразилась нечитаемая смесь не то беспокойства, не то возмущения. Затем оно сделалось непроницаемым, Энн прежде видела такое выражение только на лицах взрослых дам. — Я не имею ни малейшего понятия о словах миссис Линд, Сара. Однако как бы там ни было, все это может подождать завтрашнего дня. Энн — наша гостья, и уверена, ей доставляет дискомфорт присутствовать при обсуждении наших повседневных забот, — Уинифред решительно развернулась. — Скажи, Энн, тебе уже показывали здание ратуши? Это одна из гордостей Эвонли. — Энн отрицательно покачала головой. Наверное, ей стоило испытывать облегчение или благодарность за то, что Уинифред вырвала ее из жуткого разговора, вот только она чувствовала лишь растерянность и унижение. — В таком случае, позволь тебя проводить. Энн сжала плашку с нетронутым ягодным напитком и досадливо поморщилась, когда на переферии зрения появилась мужская фигура. — Я искал тебя, — Гилберт опустился рядом на деревянные ступени нежилого здания, располагавшегося позади ратуши. — Мне нужно было собраться с мыслями. Ей хотелось побыть одной. Здесь, за пределами главной площади, почти не слышались треск костра и шум голосов — лишь звуки музыки, такие далекие, что создавалось ощущение, будто праздник, Джози Пай и злые слова остались в другом мире. — Извини, что помешал. Если хочешь, я уйду. Энн чувствовала себя ужасно и не нуждалась в свидетелях минут слабости. Однако в глубине души она была признательна Провидению, что ее укрытие обнаружил именно Гилберт. Мысль, что сейчас придется говорить с кем-либо другим, ввергала в отчаяние. — Нет, не хочу, — честно ответила Энн и закрыла глаза. Остаться наедине с собственными чувствами внезапно показалось ужасной перспективой. — Пожалуйста, посиди со мной немного. — Конечно. Глаза защипало, и Энн, испугавшись непрошенных слез, запрокинула голову. Без костра небо было невероятно темным, глубоким — бездна, усыпанная яркими звездами. Завораживающее зрелище. Бескрайняя красота, величественная, которую нельзя охватить взором. Энн любила смотреть на небо или на океан. Это даровало силы, сулило мириады возможностей, наполняло сердце надеждой. В такие секунды мирская суета и все проблемы, горести и печали виделись чем-то крошечным, незначительным. — Я могу просидеть так целую вечность, а то и дольше, — выдохнула Энн. — Просто смотреть на восхитительное чернильное полотно с узорами из звезд. Знаешь, в сравнении с бесконечностью небесного покрова многие вещи перестают казаться... — она закусила губу, — заслуживающими столько внимания и сил, сколько мы им отдаем. Гилберт повернул голову, но Энн по-прежнему не хотелось встречаться с ним взглядом. Вдруг самообладание изменит ей в самый неподходящий момент. — Уинифред рассказала, что произошло. Джози Пай надменна, груба и несправедлива. Энн, — Гилберт произнес ее имя с такой значимостью, что Энн невольно взглянула на него, — мне так жаль. Черты лица было невозможно разглядеть в темноте, однако все в его позе — от наклона головы до сжатых в кулаки рук — свидетельствовало о том, что Гилберт смотрит на Энн пристально, напряженно. Его участие ощущалось горячим теплом глубоко внутри Энн, и на мгновение горло сдавил спазм от переполнивших счастья и благодарности. — Не стоит, — Энн покачала головой. — Я не жалею ни о чем. И особенно о таком замечательном дне, как этот. Если бы мне дали выбор, я прожила бы его точно также. Мне грустно только от того, что завтра настанет время покинуть чудесный Эвонли. — Ты не обязана покидать его навсегда, — как бы невзначай обронил Гилберт. — Приглашение не было разовым. Наш с Башем дом... — он замялся и взъерошил волосы на затылке. — Если тебе захочется вновь посетить Эвонли, мы будем рады принять тебя. Энн уставилась на него, не в силах поверить собственным ушам. — Ты серьезно? — У нас всегда есть свободная комната. В его голосе слышалась улыбка, и Энн, не веря свалившемуся из неоткуда счастью, радостно рассмеялась. — Гилберт, ты представить не можешь, какой грандиозный дар мне преподносишь. Приезжать в такое место, как Эвонли — хотя бы иногда — это предел мечтаний, ничуть не меньше! — Энн вскочила на ноги, сделала несколько шагов в сторону и вернулась к крыльцу. Слишком велико было возбуждение, чтобы сидеть на месте. — Я в абсолютном, переполняющем до кончиков пальцев восторге! Он со смехом откинулся на локти и склонил голову набок. — Не так уж многое тебе нужно для абсолютного восторга, я погляжу. — Это ты не замечаешь, в каком удивительном месте живешь, — отмахнулась Энн. И замерла, сраженная неожиданной мыслью. — Катберты родились в Эвонли, — задумчиво пробормотала она. — Если бы они не переехали в Шарлоттаун, если волею небес они бы нашли и полюбили меня... Эвонли был бы и моим домом, — Энн произнесла это медленно, осторожно, словно примериваясь к звучанию слов, свыкаясь с их смыслом. Она не тешилась наивной надеждой, что здесь ее приняли бы с распростертыми объятиями. Джози Пай наглядно продемонстрировала обратное. Однако в груди болезненно сдавливало, стоило подумать, что при ином раскладе живописные просторы Эвонли, Гилберт, мисс Стейси, Диана и множество других — незнакомых, но, возможно, прекрасных — людей могли стать частью ее жизни. — Я не хочу звучать неблагодарно, — она запрокинула голову, обращаясь скорее к звездам, чем к Гилберту. — Судьба подарила мне любящую, удивительную семью и возможность поступить в колледж. Я правда этому рада. Вот только не могу удержаться... Против воли представляю, какой была бы моя жизнь, попади я в Эвонли, — Энн обернулась к Гилберту. — Я работала бы на ферме, помогала бы Мэттью, даже если бы Марилла это не одобряла. И, разумеется, ходила бы в школу. Мы были бы в одном классе, подумать только! Гилберт задумчиво хмыкнул. — Было бы славно. — Да, — Энн с уверенностью кивнула, а затем нахмурилась и испустила тяжелый вздох. — Но мы бы постоянно пререкались и спорили. — Это еще почему? — Потому что, к твоему сведению, Гилберт Блайт, порой ты просто несносен. Учиться вместе с тобой было бы полнейшей катастрофой. — Нет, если бы ты избавилась от необходимости доказывать, что знаешь все на свете, — поддразнил Гилберт. Он определенно забавлялся. Энн скрестила руки на груди в праведном возмущении. — Я не знаю всего на свете, но я умнее всех в своей школе. — Что ж, а я — в своей. Увы, небо никогда не даст ответа на твой вопрос: кто же из нас справляется с учебой лучше. — Небо, может, и не даст, а вот выпускные экзамены — вполне, — фыркнула Энн. — Осенью и посмотрим. — Посмотрим, — весело вторил он. Энн хотела отпустить в ответ какую-нибудь колкость, но различила в темноте задорную улыбку Гилберта и тоже усмехнулась. Хоть в чем-то они были согласны. Утренний лес пах свежестью, хвоей и вдохновением. Энн любовалась замысловатыми кронами высоченных деревьев, сквозь которые рассеивались солнечные лучи. Она трижды споткнулась о корни и едва не упала, но все равно не могла опустить голову. Смотреть под ноги, когда вокруг такая захватывающая дух красота, — даже вообразить невозможно. Гилберт шел рядом и один раз успел подхватить ее у самой земли, когда Энн набрела на большую кочку. — Ты расшибешь себе лоб, — назидательно сообщил он. — Ну и пожалуйста. Это крошечная плата за такой восторг. Они вышли из дому ни свет ни заря, не дождавшись завтрака. Гилберт хотел показать что-то до ее отъезда. Сюрприз. От одного слова кожа покрывалась волнительными мурашками. В жизни Энн было мало сюрпризов, по крайне мере, приятных, и она всей душой любила эти драгоценные секунды неожиданного счастья. К тому же, так было проще отвлечься от печальных мыслей о расставании с Эвонли. Конечно, ей стало легче, когда Гилберт пригласил еще погостить у них с Башем. Однако тягостная тоска на сердце никуда не делась. Если бы место могло стать родственной душой человеку, для Энн без сомнений это было бы Эвонли. Нигде и никогда она не чувствовала такого умиротворяющего единения с природой. Энн любила жизнь с Мариллой и Мэттью в Шарлоттауне, вот только — великое Небо! — как же ей хотелось, чтобы Катберты никогда не покидали Эвонли, а она имела радость расти среди бескрайних просторов, высоких лесов и кристально-чистых озер. — Пришли. Она с интересом окинула взглядом видневшуюся впереди ферму. Аккуратный белый дом, два больших серых сарая по бокам и длинная светлая изгородь. — Где мы? Вблизи стало заметно, что ферма прибывает в запущении: белая краска облупилась, а землю никто давно не возделывал. — Это Зеленые Крыши, — Гилберт положил руку на изгородь. — Они принадлежали Катбертам. Энн пораженно уставилась на большой, некогда красивый, но в то же время скромный дом. Никакой вычурности и помпезности, здесь ощущалась рука Мариллы. Подумать только... Много лет назад в этом самом месте Мэттью с любовью работал в огороде и сарае, а Марилла вела хозяйство. Энн почувствовала, как изнутри пробивает мелкая дрожь. Представлять подобную картину было одновременно и восхитительно, и больно. Наверное, что-то отразилось на ее лице, потому как Гилберт спросил с беспокойством: — Все хорошо? Энн зажмурилась. Слезы покатились по щекам, но она их не стыдилась — это слезы не обиды или страха, а светлой грусти и радости. — Все... Замечательно. Спасибо, — с чувством произнесла она. То, что Гилберт сделал для Энн, было потрясающим, и никакие слова благодарности не могли выразить переполнявшие сердце эмоции. Она не знала, подозревает ли он, насколько важно для нее своими глазами увидеть отчий дом Мариллы и Мэттью. Или осознать, что она желанная гостья под его крышей. Или ощутить заботу и небезразличие к ее чувствам. Гилберт подарил ей все это просто так, без какой-либо корысти, и Энн хотелось смеяться и плакать от распиравшего счастья. Она повернулась и крепко сжала Гилберта в объятиях, уткнулась носом в его светлую рубаху. Он замер на несколько долгих секунд, и Энн уже забеспокоилась, что вновь выкинула что-то их ряда вон выходящее и недопустимое, но Гилберт осторожно обнял ее в ответ.