Энн из приемной доктора Уорда

Гилберт прищурился от полуденного солнца и сложил руки у глаз козырьком. У подножия дуба виднелись две женские фигуры, и, хотя отсюда разглядеть их было невозможно, Гилберт ни секунды не сомневался: кто еще мог забраться в такую даль и расположиться в корнях огромного дерева? Энн и мисс Стейси сидели на земле, обе раскрасневшиеся от жары и абсолютно довольные. На подоле юбки мисс Стейси красовались разводы грязи, а Энн и вовсе выглядела так, будто недавно свалилась в ручей. — Гилберт! — радостно воскликнула она, когда он пересек поле. — У нас было большое приключение, — Энн засмеялась и развернула платок, полный цветков, разнообразных камушков и бог знает чего еще. — Прекрасный день! Мы гуляли по лесу, собирали сокровища у ручья, а потом мисс Стейси познакомила меня с этим величественным дубом, — Энн запрокинула голову. — Из всех деревьев на острове она выбрала самое старое и доброе. — Вот как? — Гилберт устроился рядом и положил ладонь на толстый корень. — Приятно познакомиться, мистер Дуб. — Это одно из моих любимых мест в Эвонли, — мисс Стейси прислонилась к стволу дерева, прикрыла глаза. — Мне нравится, что вокруг лишь поле. Такое уединение, спокойствие... Я люблю приходить сюда и читать или готовиться к занятиям. — Звучит как истинное вдохновение, — с благоговением прошептала Энн. Одна из ее косичек расплелась, из запутанных прядей торчали маленькие веточки и колючки чертополоха. — Я очень хочу забраться наверх. Уверена, с вершины открывается потрясающий вид! Гилберт окинул исполинский дуб оценивающим взглядом. — Не выйдет. Ветви растут слишком высоко от земли. — А я придумаю способ, не сомневайся, — запальчиво бросила Энн. — Я наслажусь каждой частичкой прекрасного, которую мне может предложить это место. — Мир огромен и удивителен, — Гилберт хмыкнул и окинул задумчивым взглядом заросшее цветами поле. — Он предлагает гораздо больше, чем Эвонли. Энн скорчила недовольную гримасу. — Эвонли и есть часть мира. И вообще, я глубоко убеждена, что наслаждаться можно абсолютно любым уголком на нашей планете, и этим местом — в особенности. — Гилберт хотел отметить, что она просто не видела поразительных контрастов стран, в которых он побывал, но Энн решительно мотнула головой. — Даже не вздумай пытаться меня переубедить! Сегодня слишком замечательный день для споров. — Мы уже спорим, Энн, — Гилберт с трудом сдержал смешок. — И не делай вид, словно наши споры портят день. Будь так, ты бы не находила тысячу и один повод поспорить. Энн вспыхнула и быстро обернулась к мисс Стейси. — Возмутительная неправда! Гилберт сам вечно начинает, — она пытливо посмотрела на него. — Тебе просто жизненно необходимо продемонстрировать, что ты знаешь если не все на свете, то близко к этому. — Ничего подобного, — невозмутимо отозвался он, не в силах спрятать довольную улыбку. — Но лестно, что ты считаешь, что я знаю почти все на свете. — Я так не считаю, — с нажимом, интонацией выделяя каждое слово, отрезала она и раздраженно возвела глаза к небу. — И я решительно не нахожу в спорах никакого удовольствия. Мисс Стейси опустила голову, но Гилберт успел заметить усмешку. — Порой споры приносят пользу. Как говорил Сократ: «В них рождается истина», — мисс Стейси аккуратно поправила полевые цветы, которые украшали шляпку. — Однако он же уточнял, что нельзя вступать в дискуссию, считая себя умнее оппонента. В этом нет никакого смысла, ведь тогда невозможно вынести из спора для себя ничего нового и полезного. — Обесценивается сама суть спора. Я понимаю, — Энн серьезно кивнула. — Логично и мудро. — Не просто так он считается великим философом, — улыбнулась мисс Стейси, затем надела шляпку и поднялась с земли. — Уже давно за полдень, боюсь, мне придется прервать наше увлекательное путешествие. Я получила огромное наслаждение, Энн. Надеюсь, в будущем мы обязательно повторим. — Я так рада это слышать! Потому что я тоже получила наслаждение, неимоверное и прекрасное, — она счастливо выдохнула. — Непременно повторим. Уверена, в Эвонли еще много мест, которые с нетерпением нас ждут. — Я в этом не сомневаюсь. Энн, Гилберт, хорошего вам дня. Энн и мисс Стейси нашли общий язык практически моментально, стоило представиться случаю их познакомить. Впрочем, иного расклада Гилберт и не ожидал. Он не сомневался: Энн увидит в мисс Стейси родственную душу и — как она сама неоднократно повторяла, — истинное вдохновение. Мисс Стейси знала много незаурядных мест, и каждая такая новая прогулка ввергала Энн в неописуемый восторг. — Вам всем неимоверно повезло с мисс Стейси, — тихо произнесла она, глядя вслед удалявшейся по полю фигуре. — Я бы многое отдала, чтобы в моей школе учителя были хотя бы немного похожи на нее. Энн сидела на террасе в подрагивавшем свете лампы и писала, положив тетрадь на колени. Рыжие пряди под конец дня выбились из косичек и падали на лицо, но, видимо, совсем не заботили Энн, поскольку она изредка отрывалась от работы лишь для того, чтобы напряженно всмотреться в сгустившуюся за пределами дома темноту. А затем, словно получив от ночи желанный ответ, вновь склонялась над тетрадью. — Вот скажи, — от неожиданности Гилберт захлопнул учебник и обернулся к бесшумно подошедшему Башу, — хоть одно умное слово из этих книжек задержалось сегодня вечером в твоей непутевой голове, или ты просто все время сидел и любовался юным дарованием на нашей террасе? — Никем я не любовался, — возмутился он, подхватил с табурета исписанные листы и демонстративно потряс ими. Баш ухмыльнулся и сел на освободившееся место. — Я всегда здесь занимаюсь. Разве Гилберт виноват, что отсюда хорошо просматривается терраса? — Что правда, то правда. Захламляешь кухню своими жутко сложными медицинскими талмудами, — Баш взвесил на руке ближайший учебник. — Этим можно человека убить, Блайт. Гилберт с усмешкой забрал учебник и принялся складывать материалы. В словах Баша была капля истины: с тех пор, как Энн стала частой гостьей в Эвонли, заниматься каждый вечер не удавалось. Приходилось засиживаться до поздней ночи или, наоборот, вставать раньше, чтобы нагнать упущенное. По договоренности с доктором Уордом Гилберт должен был за неделю учить не менее четырех тем. С каждым разом эта задача становилась сложнее. Он едва успевал подготовить установленный минимум, а ведь для того, чтобы поступить в Сорбонну, ему следовало заниматься вдвое усерднее. Энн довольно быстро освоилась в Эвонли и каждый раз всячески заверяла Гилберта, что он не обязан уделять ее приезду столько внимания и сопровождать во всех исследовательско-приключенческих экспедициях. Однако Гилберт не мог иначе. И дело было не в том, что Энн могла заблудиться в лесу или забрести слишком далеко — по правде говоря, она действительно неплохо здесь ориентировалась, — просто дни, когда Энн гостила в Эвонли, всегда были особенными. Яркими, запоминающимися, непохожими друг на друга и наполненными смыслом. Раньше это место казалось Гилберту ловушкой. Рутина, затапливающая людей с головой, вовлекающая в круговорот из бесконечного хозяйства, посевов и сборов урожаев. Он вернулся сюда только для того, чтобы окончить школу и иметь возможность поступить в колледж. Когда отец Уинифред заговорил о Сорбонне, Гилберт ухватился за эту идею, точно за спасительную соломинку. Колледж Куинс не сулил перспектив, кроме как всю жизнь быть сельским врачом и находиться вдали от прогресса и судьбоносных открытий. Гилберт хотел не просто лечить известными лекарствами — он желал исследовать новые пути, создавать спасительные возможности, даровать людям то, что медицина раньше не могла позволить в силу заблуждений или нехватки знаний. Здесь он никогда не реализует своего потенциала, не привнесет в мир ничего важного, революционного. Из-за этого Гилберта тяготила жизнь в Эвонли. Но Энн... Это место в ее глазах было особенным, даже восхитительным. Оно не ограничивало ее, а напротив, давало простор. Гилберт всегда находил Эвонли красивым, однако Энн заставила его по-другому посмотреть на привычные вещи и понять, что он воспринимал эту красоту как должное. С Энн все здесь казалось более живым, значимым, по-новому прекрасным. Гилберт просто не мог отказаться от всего этого. Нужно было разработать другой план, учить больше в часы, свободные от работы на ферме. — Она пишет историю? — Баш кивнул на террасу, и Гилберт тоже перевел взгляд на Энн. — Да. Хочет прочесть свой рассказ мисс Стейси. — Ты молодец, что их познакомил, — одобрительно хмыкнул Баш. — Энн и твоя учительница... Они из одного теста. Как глоток свежего воздуха всем нам в Эвонли. Гилберт улыбнулся. Лучше и не скажешь. — Они удивительные. — И что ты намерен с этим делать, друг мой? — он в недоумении посмотрел на Баша. Тот подпер кулаком висок и многозначительно поджал губы. — Брось, Блайт, будь мужчиной и не трусь признать очевидное хотя бы самому себе. Ну, или в данном случае мне. Я ведь вижу, какими глазами ты на нее смотришь. Гилберт невольно оглянулся на Энн и ощутил всколыхнувшийся изнутри клубок эмоций. Паника явно превалировала. А затем он нахмурился и недовольно покосился на Баша. — Глупости. Вечно ты что-нибудь этакое ляпнешь. — В самом деле? Ну давай, Блайт, скажи мне в лицо, что это неправда. Он набрал в легкие воздух, собираясь ответить, но вдруг осознал: ему нечего возразить. К такому повороту он не был готов. Гилберту действительно нравилась Энн — ее веснушки и восторженный смех, ее пылкий, сильный характер и сочувствующее сердце, яркие волосы и потрясающее воображение. Почти с самой первой минуты знакомства она заставляла его испытывать нечто не совсем понятное и в то же время великолепное. И Гилберт не знал, что с этим делать. — Что ты хочешь, чтобы я сказал? — он устало потер висок, поднялся. — Мы знакомы всего ничего. Разве... Разве я должен?.. — он сбился. В голове творился настоящий кавардак. Гилберт сжал кулаки, чувствуя прилив бессильной злобы от того, что не может собраться с мыслями и четко выразиться. — Я никогда не испытывал такого ни к кому другому. Но разве это значит, что я готов прожить с ней всю жизнь? Как я могу это знать? — он уставился на Баша в надежде, что тот волшебным образом преподнесет готовые ответы. Однако Баш молчал. — А как другие принимают подобные решения? Господи, это просто какая-то бессмыслица, — Гилберт опустился на табурет и уткнулся лицом в ладони. Баш успокаивающе похлопал его по спине. — Ну ты и разошелся, приятель. Кто ж тебя тащит сразу в церковь? Не каждая девушка, к которой ты испытываешь чувства, является той единственной. Понимаешь? Гилберт посмотрел на Баша и немного погодя честно выдал: — Нет. Я не представляю, как в таком вообще можно быть уверенным. — Послушай, Блайт. Не буду строить из себя знатока любви, скажу лишь одно: я погулял с Мэри несколько раз, и вот я уже пьяный валяюсь в корзине для белья и делаю ей предложение. В какой-то момент меня осенило: это женщина с лицом ангела, на которой я хочу жениться. И тогда я понял, что знал это всегда, с момента, как увидел ее в прачечной. Ты обязательно все поймешь, когда придет время. Без понятия, как это работает, просто поверь, — Баш снова хлопнул его по плечу и улыбнулся. — Все, что я хотел сказать, — не отрицай собственных чувств, смело прими их и понаблюдай, что из этого может выйти. Гилберт молча смотрел на Баша. На языке вертелось множество слов. Например, что тот все-таки строит из себя знатока. Или что Гилберт вовсе ничего не отрицает — нельзя же отрицать то, чего нет, ну или почти нет. По крайней мере, он не думал обо всем этом в подобном ключе, а значит, сказанное Башем не было справедливо. «Принять собственные чувства». Как будто это проще простого! Разобраться бы еще, что за чувства, а потом уж... Гилберт неопределенно хмыкнул и поднялся с табурета. — Позову ее внутрь. Уже поздно, на улице похолодало. Стоило ему открыть дверь, как Энн с коротким вскриком подпрыгнула на месте и уставилась на него широко распахнутыми глазами. Гилберт непроизвольно отпрянул. — Как ты меня напугал! — Энн прижала ладонь к груди. — Прости, я увлеклась. Подумала, эту скрипучую дверь отворил призрак, пришедший по мою душу. — Ничего она не скрипучая, — Гилберт подавил смешок и кивнул в сторону кухни. — Может, вернешься в дом? — Знаю, что время позднее, но ничего не могу поделать, — она обхватила колени руками. — Кругом непроглядный мрак, в лесу воют волки, ухают совы и этот звук... — Энн приложила палец к губам, призывая вслушаться. — То ли ветки скребутся друг о друга, то ли шепчутся мистические существа, которых я призвала своим рассказом. Сегодняшняя ночь идеальна для вдохновения! Пожалуйста, Гилберт, я почти закончила. — Ладно, — он с улыбкой качнул головой. — Но только во имя искусства. Поведаешь, о чем твоя история? — Рассказ называется «Проклятая долина», — Энн перешла на нагнетающий шепот. — О девочке и королеве призраков. Хочу попробовать себя в жанре готического романа. Скорее, как у Шелли, а не как у Уолпола*, без средневековых замков и рыцарей. Я делаю акцент не на замкнутости пространства, а на неизвестности и непредсказуемости природы, — она повернула голову к лесу. — Главная героиня чувствует, как темные силы сгущаются вокруг, но не видит их. — Жутковато. — Ты еще не знаешь концовки, — заговорщицки сообщила Энн. — Деревья-скелеты схватят девочку и отдадут королеве призраков! Впрочем, я еще не решила. Знаю только, что все будет мрачным и роковым. Ох, кажется, мне сегодня не уснуть! Она задумчиво улыбнулась, не отводя взгляда от погруженной в темноту фермы. Вдали действительно ухнула сова. Энн шумно вздохнула. Хотелось устроиться рядом, плечом к плечу, чтобы ощущать ее тепло, и слушать про мистические истории — да про что угодно — хоть до самого утра. Гилберт нахмурился и задержался на этой мысли, пытаясь сформулировать, что же именно он чувствует. Энн неожиданно повернула голову, встретилась с ним взглядом и в недоумении вскинула брови. — Что не так? У меня что-то на лице? — она коснулась щеки, затем прошлась по волосам. — Измазалась чернилами? — Нет, — опомнился Гилберт, — все в порядке, я не... — он отшагнул, схватился за ручку двери и мысленно чертыхнулся. Как назло, в голове снова было пусто. — Я иду внутрь. Постарайся сильно не задерживаться.

***

Девочки стояли на окраине опушки — все нарядные, с маленькими зонтиками и корзинками для пикника. Гилберт сразу различил высокую фигурку Уинифред в золотистом платье. Что-то было не так. Он приостановился, поудобнее перехватил мешки с сахаром и солью и лишь через несколько секунд понял, в чем дело: девочки образовали подобие полукруга, Уинифред находилась в стороне. Они будто не разговаривали, а спорили, и она была их единственным оппонентом. В следующее мгновение Уинифред заметила Гилберта, что-то коротко сказала девочкам и направилась к нему. — Привет, — она закрыла зонтик и сунула в корзинку. — Как удачно мы встретились. Я тоже собиралась домой. Надеюсь, ты не против компании. — Нисколько. Воскресный пикник? — Да, — Унифред откинула золотистые кудри за спину. — Давно мы его не организовывали, а сегодня дивная погода, совсем не жарко — нельзя упускать такую возможность. Они прошли с полмили, болтая о пустяках, прежде чем Гилберт остановился. — Уинни, — он обеспокоено посмотрел на нее, — все в порядке? — Уинифред с удивлением приподняла брови, затем непринужденно улыбнулась, но он не дал ей ответить: — Между тобой и девочками последнее время что-то происходит. Я знаю, многие из них не одобряют визиты Энн в Эвонли, повторяют всякие глупости вслед за старшими. Мне нет до этого дела, однако, если ты невольно оказалась втянула в разговоры, это в корне все меняет. Давай я поговорю с ними? Пусть скажут мне в лицо, что они... — Гилберт, даже не думай о подобном, — Уинифред пораженно разомкнула губы и качнула головой, точно он предложил нечто из ряда вон выходящее. — К тому же, в этом нет никакой необходимости, — ее лицо вновь сделалось невозмутимым. Уинифред возобновила шаг. — Между мной и девочками не происходит ничего, что может заслуживать твоего внимания. И уж тем более требовать вмешательства. Мне приятно твое беспокойство, но все хорошо. Гилберт поморщился. Это явно было не так. Жители Эвонли — как бы тепло о них ни отзывалась Энн, — могли быть жестоки в суждениях, а удаленность от города и ограниченность кругозора только усугубляли ситуацию. Они неохотно принимали все новое, порицали тех, чьи взгляды разнились с их мнением, зачастую сформировавшимся благодаря предвзятости и предрассудкам. Гилберт неоднократно наблюдал подобное: Баш, мисс Стейси, Мэри. Эвонли не желал изменений и находил десятки предлогов, чтобы отторгнуть любого, кто не вписывался в устоявшуюся картину. Точно так же многие из жителей Эвонли отнеслись к Энн, и если у Гилберта получалось хоть отчасти оградить ее от их предубеждений и желчности, сделать то же самое для Уинифред он не мог. Все это было чертовски неправильно, ведь Уинифред не была повинна в его решении привезти сюда Энн. Ему нужно хоть как-то изменить ситуацию. — Позволь мне помочь. Должно же быть что-нибудь, что я... Уинифред наградила его серьезным взглядом. — Существуют вещи, в которых мужчины не могут помочь, как бы сильно ни хотели. Так устроен мир. Я знаю, что в твоих поступках нет недоброго умысла или желания кого-либо оскорбить. Этого достаточно. Ты можешь помочь тем, что избавишь меня от неудобных вопросов, которые джентльмену совершенно точно не подобает задавать даме, — она лукаво прищурилась. Гилберт от удивления остановился. Такого ответа он не ожидал услышать. — Недобрый умысел? — в растерянности переспросил он. — Какой у... Со стороны фермы раздался пронзительный долгий крик. Гилберт вскинул голову и различил впереди скрючившегося у изгороди Баша. Тот в следующее мгновение поднял над головой доску и с иступленным и одновременно разозленным воплем швырнул себе под ноги. — Баш! — Гилберт положил наземь мешки и бросился к изгороди. Баш разразился ругательствами на явно не английском языке и в сердцах пнул злосчастную доску. — Черт бы побрал эту старую изгородь и все тут вокруг! — Баш отошел на несколько шагов и схватился за голову. — Сил моих больше нет. — Что произошло? — А ты сам не видишь? — зло спросил Баш и еще раз долбанул ногой по доске. — Чиню изгородь. Нет, Блайт, уже починил — смотри, какая мастерская работа! — Спокойно, — Гилберт поправил съехавшую набок кепку и попытался ободряюще улыбнуться, — это всего лишь изгородь. Сейчас мы вместе приладим эту доску. — Всего лишь изгородь? — Баш посмотрел на него с отчаянием. — Если бы так, Блайт!.. Я все тут порчу или вообще не довожу до конца. Гилберт услышал за спиной шаги Уинифред. — О чем ты говоришь? Ничего подобного. К тому же, изгородь тяжело в одиночку починить, сам ведь знаешь. — Да в гробу я видал эту изгородь! Прости, Уинифред, — Баш скривился, потер ладонью переносицу и опустился на землю. — Я чуть не загнулся с посевами в июне. Скоро первый урожай собирать — как представлю, тошно становится. А об октябре и вовсе думать страшно. — Гилберт сел рядом, и Баш тихо признался: — Прошлым летом у нас почти ничего с этим урожаем несчастным не вышло. Если б не яблоки твои, понятия не имею, на что бы мы год жили. Я не хочу так же в этот раз. Гилберт положил руку Башу на плечо и крепко сжал. — В этот раз все будет по-другому. — С чего бы? — Баш уныло усмехнулся. — Фермер из меня никудышный, и — будем честны, Блайт, — по части земледелия ты тоже не ахти какой знаток. — И когда это нас останавливало? Гилберт попытался придать голосу веселую уверенность, но Баш помрачнел еще сильнее. — С чего я решил, будто смогу за пару лет освоить фермерство? Осенью ты уедешь в свою Сорбонну, а я останусь здесь с осознанием факта, что не в состоянии позаботиться о собственной семье. Ты прав: в этот раз все будет по-другому. Яблоки нам уже не помогут. Баш не был из тех, кто легко сдается, Гилберт своими глазами видел, как тот с завидным упорством день изо дня учился вести хозяйство. И ни суровый канадский климат, ни молчаливая враждебность местных жителей не убавили Башу решительности. Однако Гилберт и сам знал о посевах и сборах урожая ничтожно мало — они с отцом практически не возделывали землю, — так что в этом вопросе им с Башем приходилось полагаться на скудные знания Гилберта и советы Джери, паренька-француза, которого мистер Роуз нанял работать в поле. Получалось, откровенно говоря, не шибко хорошо, но Гилберт и представить не мог, что Баш возлагал на урожай столь большие надежды. Яблоки и мед пока держали их на плаву, и, к стыду Гилберта, он не задумывался о долгосрочной перспективе. — Прошу прощения, что встреваю в разговор, — Уинифред подошла ближе и поставила корзинку у ног. — Почему бы вам не продавать где-нибудь еще, помимо Кармоди? — она перевела внимательный взгляд на Баша. — Возможно, кто-нибудь захочет поставлять ваш товар в Шарлоттаун или вовсе за пределы Канады. — Это... — Баш нервным движением прошелся ладонью по щетине. — Все это не так просто. Для самостоятельной торговли у нас маловато знаний да и нет нужной квалификации, а искать посредника, который согласится сотрудничать с цветным, — Баш мрачно усмехнулся, — что ж, я бы с удовольствием посмотрел на такого человека. — Перестань, — Гилберт легонько пихнул Баша в бок и поднялся на ноги, — из этого вправду может что-нибудь выйти. Для начала поговорим с мистером Тэйтом — он продает наши яблоки и мед в Кармоди, — пояснил Гилберт Уинифред. Она одобрительно кивнула. — Вдруг он заинтересуется идеей? Если нет, будем искать нужного человека. Баш поднял голову и посмотрел на него с явным скепсисом, однако Гилберт по глазам видел: сказанное возымело должный эффект. — Я говорил тебе, что твой местами нездоровый оптимизм порой изрядно раздражает? — Да, припоминаю что-то такое, — Гилберт протянул руку и рывком помог Башу встать с земли. — Тем не менее он привел нас сюда. Уже неплохо, признай. Баш с улыбкой хлопнул его по плечу. — Не отрицаю. Ладно, Блайт, план таков: приладим чертову доску и начнем поиски того единственного на весь Остров Принца Эдуарда, кто захочет представить наши яблоки свету. — Звучит отлично. Оставалось надеяться, что им сказочно повезет и они успеют до первой волны урожая. В противном случае Гилберт понятия не имел, где брать лишние часы в сутках, чтобы справиться со всем этим и добросовестно подготовиться к экзаменам. Одно он знал наверняка: это будет сложное лето.