***
— Думаешь, я сдала? — О господи, сейчас свалюсь в обморок. Мне дурно. Гилберт отошел в дальний угол класса, подальше от гомона взбудораженных ребят. Чарли последовал за ним и уселся на край парты. — Волнуешься? — Немного, — признался Гилберт. — Ох, если даже ты волнуешься, то что остается нам. В распахнутых дверях появилась мисс Стейси. Она тяжело дышала, будто после бега. — Студенты Куинс, — с ходу торжественно объявила она, быстро прошла вглубь класса. Все мгновенно столпились вокруг нее, Чарли тоже вскочил с парты. — У меня в руках результаты ваших вступительных. Как бы там ни было, я горжусь вами, знайте это. Вы добросовестно поработали и защитили честь Эвонли. Для меня было огромным наслаждением обучать таких способных учеников, как вы. А теперь, — она широким жестом положила на стол листы с результатами, — штурмуем крепость. Класс взорвался охами, восклицаниями и смехом. — О боже! — Поверить не могу! — Покажите, дайте сюда! — Диана прошла! — взвизгнул кто-то из девочек. — Ну ничего себе, Диана! Какая умница! — Ты прошла, поздравляю! Гилберт взглянул на лучившуюся счастьем Диану, которую заключила в объятия Руби. На самом деле, он не припоминал, чтобы Диана посещала дополнительные занятия мисс Стейси для подготовки к вступительным в колледж. — Гилберт на первом месте! — провозгласила Тилли. — У Гилберта лучший результат! Все загалдели еще громче, мальчишки обступили его. Гилберт изумленно принимал поздравления, застигнутый врасплох неожиданно бурной реакцией одноклассников. Перехватил обрадованный взгляд Уинифред и благодарно улыбнулся ей в ответ. Муди обхватил его обеими руками за плечи. — Вот это да! С такими оценками ты, должно быть, скажешь всем нам «Au revoir»*, потому что лучший ученик Эвонли едет в Париж! — Смотри, Уинни, какой у тебя высокий результат, — продолжила вещать Тилли. — Ты на третьем месте! — Ну что, дружище? — Муди снова улыбнулся. — Значит, Сорбонна, Париж, очаровательные француженки. Вот это жизнь! Когда отправляешься? Нужно от души тебя проводить. — Я не поеду в Париж, Муди, — негромко сообщил приятелю Гилберт. Тот пораженно раскрыл рот. — Я потом все объясню. — Но... Да как же так, Гилберт? — Я не могу туда уехать, — он положил руку Муди на спину. — Просто не могу. Ты первый, кому я об этом говорю. Пожалуйста, оставь это пока между нами. — Ребята, — позвала мисс Стейси. Возбужденные голоса стихли, все снова собрались вокруг учительницы. Гилберт тоже подошел и поймал странные взгляды стоявших поблизости Бекки и Мойры. — С большой грустью, но с еще большей гордостью скажу вам в последний раз: все свободны, урок окончен! — Спасибо вам! — Мы будем безумно скучать! — Вы лучшая учительница, мисс Стейси, — Диана порывисто обняла ее, и мисс Стейси засмеялась. Гилберт видел в глазах учительницы слезы. — Без вас у нас ничего бы не вышло. — Боже правый. Неужели отмучились? — Чарли вздохнул с облегчением и толкнул Гилберта локтем в бок. — Нам обязательно нужно это отметить. Весь ужас позади. — Посмотрим, что ты скажешь, когда начнется учеба в колледже, — подразнил Фред. — Гилберт, — Диана, радостно улыбаясь, подбежала к нему, — что-нибудь слышно от Энн? Как прошли ее экзамены? — Она написала, что еще не знает результат, но по ощущениям... — Гилберт попытался припомнить дословно строчку из письма Энн: — «Это было настолько же волнительное и страшное приключение, насколько потрясающее и захватывающее». — Диана звонко рассмеялась. — Энн приедет завтра, расскажет подробнее. — Только не говори ей, что я тоже сдавала экзамены! Я хочу сама. — Конечно. Гилберт перестал улыбаться, снова встретив взгляды сестер Нельсон. Отчего-то ему сделалось не по себе. Девочки резко отвернулась, и Бекки что-то энергично зашептала Мойре на ухо. Все вокруг шумели и ликовали. Гилберт подошел к опустевшему столу, взглядом пробежался по результатам, а затем обернулся. Мойра и Бекки вместе с остальными направлялись к выходу из школы. Больше они на него не смотрели, однако охватившее Гилберта дурное предчувствие не исчезло.***
— Лучший балл в классе! — в который раз зачарованно повторила Энн, остановилась и вскинула руки над головой, точно хотела воззвать к деревьям вокруг. — Да здравствуют колледж в Куинсе и новая жизнь, захватывающая и невероятная! — из ее груди вырвался счастливый смех. Энн крутанулась на каблучках и посмотрела на Гилберта. — Ты не подумай, я очень рада и твоему высокому результату. Просто... Меня переполняют столько потрясающих сильных эмоций, что хочется петь, танцевать и кричать об этом на каждом углу! Гилберт с усмешкой покачал головой и возобновил шаг. Не прошло и двух часов с момента, как Энн сошла с поезда в Брайт ривер, а они уже направлялись в школу. Энн хотела поговорить с мисс Стейси, посоветоваться о своем будущем, и непременно как можно скорее. Гилберт тщетно пытался уговорить ее передохнуть с дороги и подождать его возвращения — сегодня они с ребятами под руководством мисс Стейси выпускали их последний еженедельный номер газеты Эвонли. Гилберт не без сожаления подумал о том, что в новом году над местной газетой будет работать другой класс. — Какая досада, что наша школа не додумалась выпускать свою, — Энн быстро его нагнала. — Я бы попробовала себя в издательском деле и уже точно знала бы, хочу я быть журналисткой или нет. — Журналисткой? — наиграно удивился Гилберт. — А что случилось с идеей защищать морские просторы от пагубного влияния пиратов? Энн наградила его убийственным взглядом. — Я серьезно, Гилберт. У меня скоро голова лопнет от этих мыслей. Они омрачают радость и предвкушение колледжа. Настоящие грозовые тучи среди ясного неба! Ну почему так сложно определиться, кем я хочу стать? Не понимаю. Это ведь то, к чему я стремлюсь всем сердцем. Разве я не должна отчетливо слышать этот зов? Вот ты же его слышишь, верно? Гилберт отвел глаза, поборол неожиданно накатившую неловкость и произнес: — Понимание того, что тебе действительно необходимо, приходит не сразу. Но когда оно придет, ты это почувствуешь и не будешь сомневаться ни секунды. — Так было с тобой, когда ты решил посвятить себя медицине? — Я и правда в один момент осознал, что хочу быть врачом, и почти никогда не сомневался в этом, но сейчас я о другом... — Гилберт посмотрел на школу, так не вовремя оказавшуюся совсем рядом, и с трудом сдержал вздох разочарования. В маленьких окошках мелькали силуэты ребят. Нет, он не мог оборвать разговор на таком месте. Раз уж не дождался более подходящего момента и начал, то следовало довести дело до конца. — Энн, мне нужно с тобой поговорить, — Гилберт покосился на окна школы и кивнул в сторону пролеска. — Прогуляешься со мной еще немного? Энн недоуменно нахмурилась, но кивнула. — Я понимаю, это твой последний визит в Эвонли перед поступлением в колледж и тебе не терпится поговорить с мисс Стейси, — начал он, когда густой пролесок укрыл их от школьных окон. — Но поскольку после этого и наши с тобой пути могут разойтись, я чувствую, что должен... Я хочу... — Гилберт запнулся и сухо сглотнул. Сжал заледеневшие пальцы в кулаки. Все это казалось таким правильным и лаконичным, когда он переносил мысли на бумагу, однако сейчас собственные слова слышались чужими, чопорными, неубедительными. Разве можно ими тронуть сердце такой страстной натуры, как Энн? Боже правый. Уж лучше бы он написал ей все в письме! Энн смотрела на него внимательно со смесью замешательства и — Гилберт надеялся, — волнения, а затем вдруг скользнула взглядом за его плечо и изменилась в лице. Гилберт обернулся и с изумлением увидел приближавшихся к ним со стороны школы девочек. Бекки Нельсон шла впереди. — Это просто уму непостижимо, — вместо приветствия заявила та, остановившись в нескольких шагах. — Гилберт Блайт, от имени всех нас я прошу тебя перестать. Твое поведение отражается на репутации жителей Эвонли, поэтому мы считаем себя обязанными вмешаться. Гилберт обвел девочек ошеломленным взглядом. Стелла Мэйнард и Джейн Эндрюс выглядели такими же серьезными и решительными, как Бекки. Скрестившая руки на груди Тилли Бултер смотрела на него с неприкрытым неодобрением, почти враждебно. — О чем ты, Бекки? — Гилберт попытался сохранить холоднокровие. — Во что вы должны вмешаться? — Бекки! — возникшая из-за поворота Мойра Нельсон вместе с Уинифред спешно приблизилась к компании и сжала локоть сестры. — Ты с ума сошла? Немедленно прекрати. — Оставь меня! — Бекки раздраженно отдернула руку. — Я не буду молча наблюдать за этим... — разинула рот, точно не могла подобрать слов, взглянула на Энн и гневно сверкнула темными глазами. — За этим беспределом! Энн вздрогнула. По ее лицу скользнула тень испуга, однако через мгновение Энн вскинула голову и ответила на взгляд Бекки. — Я не понимаю, о чем ты. Если я чем-то тебя обидела, я... Гилберт интуитивно почувствовал, что Энн не следовало давать Бекки шанса обратиться к ней лично. Он хотел перехватить инициативу в разговоре, но было уже поздно. — Ты оскорбила моих подруг, и для меня этого более чем достаточно, — та оборвала ее на полуслове. — Ребекка, прошу тебя, — в тихом голосе Уинифред явно слышалось отчаяние. Гилберт посмотрел на Уинифред в надежде получить разъяснения, однако не смог перехватить взгляд подруги. — Ты хоть представляешь себе, что ты сотворила с бедняжкой Джози? — продолжила Бекки, не обращая внимания на слова Уинифред и многозначительные взгляды Мойры. — Это ты появляешься в Эвонли, когда тебе вздумается, а ей и ее семье предстоит здесь жить. Ты подумала об этом, прежде чем уничтожить ее репутацию? Очень сомневаюсь. — Энн втянула ртом воздух, явно намереваясь возразить. Бекки не дала ей такой возможности. — Я слышала о тебе много разного, но до последнего не воспринимала всерьез. Да и тебя, Гилберт Блайт, — Бекки сморщила острый нос, — я считала порядочным человеком. — Я же просила, прекрати! — Уинифред повысила голос и добилась того, чтобы Бекки повернула голову. — Давайте немедленно вернемся в класс и оставим этот постыдный разговор. — Как ты можешь это терпеть, Уинни? — вступилась Тилли. — Бекки права, дело зашло слишком далеко. Или ты хочешь кончить так же, как Джози? Уинифред побледнела. Гилберт переводил взгляд с одной девочки на другую и ощущал себя дураком, потому что совершенно не понимал, что происходит и как это остановить. — Это касается только Уинни и Гилберта. Ты не имеешь права вмешиваться в это, — сердито процедила Мойра сестре. — Ты ведешь себя возмутительно! — Не надо ее стыдить, Мойра, — Стелла положила руку на плечо Бекки. — Она резка и откровенна лишь потому, что Уинифред грозит страшная беда. И если кое-кого это не заботит, — та осуждающе взглянула на Гилберта, — то мы должны ему напомнить о благоразумии и правилах приличия. — Хватит говорить так, будто меня здесь нет, — Гилберт всеми силами старался скрыть охватившие раздражение и злость. — Вы можете толком объяснить, в чем дело? В чем именно я неблагоразумен и о каких правилах приличия забыл? — холодно поинтересовался он. Девочки молчали. — Уинифред? — Насчет Джози, — неожиданно вступила в разговор Энн, — клянусь, мне так жаль! Я осознаю, какой вред нанесла ей и ее родным, но у меня и в мыслях не было этого делать. Я хотела как лучше. Пожалуйста, поверьте мне, — она шагнула к Бекки. — Твои слова справедливы, я действительно не представляла, какими будут последствия... Признаться, я вообще тогда не была в состоянии об этом думать — я только хотела как-нибудь помочь Джози. Но ты права, это меня не оправдывает и не отменяет того факта, что я усугубила ситуацию. Я... Я лишь не понимаю, каким образом к этому причастна Уинифред. Бекки несколько секунд сверлила ее взглядом, затем обернулась к Гилберту. — Повтори при всех то, что ты сказал вчера Муди. — Прошу прощения? — Очевидно, Уинни и некоторые из нас не осознают, насколько серьезна ситуация. Что заставляет меня искренне недоумевать, — Бекки обратилась к сестре, — ведь ты, Мойра, стояла рядом со мной и тоже все слышала. Однако чтобы ни у кого не осталось сомнений, Гилберт, будь любезен, повтори то, что сказал Муди о своих намерениях касательно Парижа. Гилберт ощутил подступившую волну ледяного гнева. Весь шум из-за его решения? Они в самом деле заставили Энн выслушивать эти унизительные обвинения, потому что он решил отказаться от Парижа? Немыслимо. И отвратительно. — Я не буду поступать в Сорбонну. Я не успел тебе сказать об этом, Уинни, но я еще никому, кроме Муди, не говорил. Сожалею, что ты вынуждена узнавать об этом таким образом. Я как раз собирался сообщить тебе на выходных. — Я не понимаю, — Уинифред подняла на него недоумевающие глаза. — Ты не поступаешь? Как это... Как это возможно? — Видишь, Уинни? — Бекки торжествующе всплеснула руками. — Он передумал ехать с тобой в Париж, я же говорила. — И все мы знаем, по какой причине, — добавила Джейн, неприязненно поглядывая на Энн. — Правда, откровенно не представляем, как такое возможно. Теперь все взгляды были обращены к остолбеневшей Энн. В ее широко распахнутых глазах читались изумление и ужас. Гилберт стиснул зубы. Ну, это уже было за гранью! Кто дал им право осуждать его выбор и так пренебрежительно отзываться об Энн? — Разлучница, — с неодобрением протянула Тилли негромко, но достаточно, чтобы все расслышали. Гилберт пораженно уставился на Тилли. Понимание прошлось по телу, словно электрический заряд. — Ч-что? — Энн тряхнула головой. — Я не... — Достаточно! — он резко подался в сторону Тилли. Та мигом перестала выглядеть такой самодовольной. — Что за вздор вы несете? Мы с Уинифред — друзья. О чем может идти речь? Почему вы вообще позволяете себе говорить такие вещи? — Хочешь сказать, ты не собирался просить руки Уинифред? — ничуть не смутившаяся Джейн скептически выгнула бровь. — Не собирался отправиться вместе с ней в Париж? — Не надо на меня так смотреть, Гилберт, — Бекки вздернула вверх нос. — Все в Эвонли знают, что у тебя были планы на Уинни. Да боже правый, ее мама уже обустроила вам квартиру в Париже! Он только и смог, что перевести ошарашенный, беспомощный взгляд с Бекки на Уинифред. — Так вы с Уинифред обручены? — раздался неуверенный голос Энн. — Или... Или что-то вроде этого? — Нет! — Гилберт повернулся к Энн с немой просьбой ему поверить. — Я не понимаю, что все это значит. Уинни, почему ты молчишь? Останови это безумие! Мы никогда... Мы даже никогда об этом не заговаривали, — он поморщился, ощутив нарастающую боль в затылке. Голова грозилась лопнуть. Уинифред была настолько бледной, что, казалось, сейчас лишится чувств. Притихшие девочки разглядывали их с непониманием и плохо скрытым интересом. Стелла что-то быстро шепнула на ухо Джейн. Гилберт ощущал себя актером-любителем очень плохого театра, причем доставшаяся роль была ему абсолютно не знакома. Происходящее действительно больше напоминало представление, нежели реальность. У него в голове не укладывалось: как подобное могло случиться? Кто вообще воспринял всерьез слухи — даже, скорее, шутки — из далекого детства? Да, они с Уинифред дружили много лет, ходили в школу и обратно вместе, ведь их фермы по соседству. И возможно, до Гилберта несколько раз доходили комментарии приятелей, мол, он счастливчик, у него под боком столь выгодная партия, как Уинифред. Но неужели этого достаточно, чтобы считать вопрос о помолвке решенным? Какая-то нескладная чепуха. — Я... — наконец произнесла Уинифред, когда молчание сделалось невозможным. — Не знаю, что и сказать, Гилберт, — в выражении глаз Уинифред было нечто такое, от чего у него болезненно сдавило в груди. Та посмотрела на собравшихся девочек, прерывисто вздохнула и отвернулась. Уинифред неподвижно стояла с безукоризненно ровной спиной, однако Гилберт видел, что ее пальцы мелко трясутся. — Прошу меня простить, я не смогу помочь вам закончить выпуск «Вестника Эвонли». Я должна идти. — Уинни, — он подался следом, — ты не можешь просто уйти. Пожалуйста, объясни, что все это... Уинифред обернулась, и он осекся под ее взглядом. — Тебе недостаточно того, насколько я унижена? — тихо и горько прошептала она. — Ты хочешь, чтобы от моей репутации совсем ничего не осталось? В ее голосе было столько неподдельной боли, что Гилберт не осмелился возразить. Светлые глаза Уинифред блестели от слез. — Уинни... — Прошу, оставь меня. Все это было неправильно, чертовски неправильно. Произошла чудовищная ошибка, и Гилберт обязан разобраться и попытаться все исправить. У пролеска осталась лишь Энн, беспомощная, подавленная и явно не понимающая, что делать дальше. Гилберт сдержал рвущийся наружу стон. Он бы отдал все на свете, чтобы Энн узнала о его чувствах иначе. Это было так нечестно и мерзко по отношению к ней. Гилберт вернулся, обеими руками порывисто обхватил ладонь Энн и крепко сжал. — Ты и Уинифред, — пробормотала Энн, затем встрепенулась, словно стряхнула с себя оцепенение, и высвободила ладонь. — Что все это значит? Хотел бы он быть в состоянии объясниться! Но оправдываться и заверять в собственной искренности, толком не понимая, что именно и почему случилось? Сперва необходимо закончить вопрос с Уинифред, добиться ясности. — Энн, я прошу тебя, подожди меня дома. Я должен поговорить с Уинифред. Я все объясню, как только... — Гилберт запнулся и глубоко вздохнул. Ситуация была одновременно нелепой и пугающей. — Как только смогу. — Уинни, пожалуйста, подожди, — Гилберт нагнал ее в лесу. — Нам нужно поговорить, — он споткнулся о торчавший из земли корень и едва не упал. Уинифред не убавила шагу. — И во всем разобраться. Это какое-то недоразумение, я не понимаю, почему они... — Что ты не понимаешь, Гилберт? — вспылила Уинифред. — Это не одна из медицинских задач из твоего учебника, тут не надо ничего понимать, — она остановилась, достала платок и вытерла щеки. Гилберт замер в футе от нее. — Ты уже сказал более, чем достаточно. Я осознала, что ты не рассматриваешь наше совместное будущее как возможный вариант развития событий. Кроме того, ты отказываешься от помощи моего отца и не поступаешь в Сорбонну, — произнесла она гораздо сдержаннее. — О чем еще ты хочешь поговорить? Гилберту казалось, еще немного — и затылок треснет от боли. — Какое совместное будущее? Уинни, я не понимаю, я ведь никогда не заговаривал об этом, не давал тебе повода думать, что намерен... — он замолчал, ощутив сковавшую неловкость. — Ты серьезно? — Гилберт сухо сглотнул; взгляд Уинифред был невыносим и причинял боль. — Мы неразлучны с самого детства, хорошо знаем и понимаем друг друга, наши семьи дружили, мои родители относятся к тебе, как сыну!.. — с каждым словом Уинифред говорила быстрее и громче, в ее глазах вновь виднелись слезы. — Мы собирались ехать в Париж! Наше будущее могло быть таким прекрасным, — она сжала дрогнувшие губы и отвернулась. — Все вокруг шептались об этом, и многие нам завидовали. Это настолько идеальный и логичный расклад, что я... Ведь ты никогда не опровергал этих слухов! Скажи, неужели после стольких лет у меня не было оснований полагать, что я занимаю в твоем сердце хоть какое-нибудь место? — Гилберт ошеломленно молчал. — Я считаю, что у меня есть право знать: ты давно решил, что не собираешься на мне жениться? А если никогда не собирался, почему позволил этим слухам расползтись? Зачем так жестоко ввел меня в заблуждение? Гилберт сильно сжал челюсть. Складывавшаяся по кусочкам картинка постепенно приобретала смысл, но от этого происходящее не переставало быть одним большим, глупым и вместе с тем крайне опасным недопониманием. — Уинифред, — на выдохе начал он, внимательно глядя на нее, — ты очень мне дорога, ты одна из самых близких моему сердцу людей. Но я не испытываю и никогда — теперь я в этом точно уверен, — не испытывал к тебе романтических чувств. Я должен быть с тобой откровенен. Ты права, ты заслуживаешь этого, как никто другой. Наша дружба прекрасна, и ты... Ты удивительная, Уинни. Было время, когда я правда думал о том, что все складывается наилучшим образом. Признаю, — Гилберт прочистил горло и с трудом продолжил: — мысль о совместном будущем с тобой в Париже какое-то время казалась мне возможной, но клянусь, это были лишь предположения. У меня никогда не было намерения давать тебе повод думать о том, что я хочу связать наши жизни. Может, в будущем, при иных обстоятельствах, я задумался бы о подобном, однако с той самой минуты, как я встретил Энн, меня больше не посещали эти мысли. Да, я собирался уехать в Париж, но разве я мог так поступить — просить тебя стать моей женой, когда прекрасно знаю, что испытываю к тебе только дружеские чувства? — Уинифред не перебивала. По ее щекам текли слезы. — Господи, Уинни, я так сожалению, что заставил тебя пройти через это. Пожалуйста, прости меня за все. Наше совместное будущее невозможно. Это было бы низко и подло по отношению к тебе. Ты не заслуживаешь такого. Могу я?.. — Гилберт стиснул пальцы в кулаки и поблагодарил Небеса, что она не смотрит в его сторону. Вопрос даже в мыслях слышался возмутительным и неприличным, но Гилберт слишком дорожил Уинифред, он должен знать, сколько боли ей причинил. — Могу я спросить? То, что ты чувствуешь ко мне... Твои чувства больше, чем дружеские? Уинифред резко повернула голову. — Ты смеешь спрашивать меня об этом после всего, что сейчас сказал? Чего ради? Успокоить совесть, избавиться от груза вины? — Чтобы снова просить у тебя прощения, — серьезно ответил Гилберт, — за то, что был настолько слеп и невнимателен, что не заметил чувств у близкого мне человека. — Чувства... — Уинифред горько усмехнулась. — Моя репутация скоро будет окончательно уничтожена, весь Эвонли начнет судачить обо мне — вот мои чувства! Мне страшно, Гилберт, за мое будущее, за положение моей семьи. И обидно, потому что ты сказал правильно: я не заслужила всего этого. Все так... Так ужасно, несправедливо, — она промокнула щеки платком. — У нас с тобой есть то, что служит основой любого крепкого союза — дружба и поддержка. Мы могли быть так счастливы в Париже. — Этого недостаточно, Уинни, — мягко возразил Гилберт. — Брак без любви... Это бессмысленно. Он не принес бы никому счастья. — Любовь редкость. Иногда она приходит со временем, — на мгновение голос изменил ей. — Впрочем, я была бы счастлива и без нее. Нас ждала действительно хорошая жизнь, Гилберт, — она перевела на него непонимающий взгляд. — Ты был бы успешен, Сорбонна открывает бесчисленное количество дверей. И мы бы с тобой отлично ладили, я знаю это. Гилберт шагнул вперед и осторожно взял руки Уинифред в свои. В груди сдавило от боли и сочувствия. — Ты удивительная, — уверенно повторил он, — поэтому заслуживаешь настоящего счастья. Умоляю, не думай, что в твоей жизни не будет любви. Появится человек, чьи сердце и помыслы будут принадлежать безраздельно тебе одной, и именно с ним ты свяжешь свою судьбу. Уинифред долго смотрела на него нечитаемым взглядом. Гилберт не был уверен, удалось ли ему ее переубедить. Затем она медленно высвободила руки, прикрыла глаза. — Если твое решение окончательное, — устало проговорила она, — прошу сообщить о нем отцу. Он должен знать о... Твоем отказе от Сорбонны. — Конечно, — тихо согласился Гилберт. — Я отправляюсь в Париж как можно скорее, чтобы быть подальше от сплетен, когда всем вокруг станет известно о твоих намерениях. Сплетни. Она всегда так их боялась, а теперь вынуждена оказаться в самом центре. И во многом виной тому служил Гилберт. Головная боль сделалась воистину непереносимой, он потянулся пальцами к пульсирующим вискам. Как же Гилберт ненавидел эту крошечную общину, где за лицемерными улыбками жителей скрывались жестокость, низость и жажда осудить ближнего. Ни Уинифред, ни Энн не были виноваты в случившемся, это его решения и поступки — его одного. Вот только злым языкам Эвонли нет до этого дела. Он причинил вред своим самым дорогим людям. И с этим уже ничего не поделать. — Уинифред, — позвал Гилберт, когда она развернулась, чтобы уйти, — пожалуйста, если сможешь, прости меня. Но она ничего не ответила. Баш встретил его на веранде. Молчаливый и угрюмый, тот вырезал из деревяшки нечто, что в будущем, вероятно, должно стать уткой. — Энн в доме? — Гилберт взбежал по ступенькам и потянулся к дверной ручке. — Она уехала, — Баш поднял голову, отложил нож. — Что, черт возьми, между вами произошло? Никогда не видел ее такой. Гилберт мысленно выругался, рванул на себя дверь и кинулся в комнату. Баш последовал за ним. Нет, нет, нет. Энн ушла, и это была целиком и полностью его вина. Отправься он к ней сразу же после разговора с Уинифред... Однако Гилберт был точно оглушен и все бродил по лесу, не в силах взять себя в руки и вернуться домой. — Что она сказала? — нетерпеливо спросил он, не переставая перебирать содержимое комода в поисках кошелька. — Как давно ушла? — Достаточно давно, чтобы успеть на последний поезд. Она ничего толком не объяснила. Сказала, что была счастлива познакомиться с нами и гостить в нашем доме, а затем попрощалась так, будто мы видимся в последний раз. — Баш преградил ему дорогу, когда Гилберт попытался выйти из комнаты. — Говорю же, поездов сегодня больше не будет. Куда ты собрался, скакать всю ночь верхом? Гилберт ощутил всколыхнувшееся изнутри бешенство. Он понимал, что злится не на Баша, а на самого себя, однако ничего не мог с этим поделать. — И ты просто позволил ей уйти?! — А должен был запереть в чулане до твоего возвращения? — Гилберт бесцеремонно отодвинул Баша плечом и вышел в коридор. — Да что с тобой, Блайт? Ты скажешь мне, что за чертовщина случилась, или нет? Из кухни вышла обеспокоенная Мэри, малышка Дельфина висела у нее в простыне через плечо. Гилберт окинул их беспомощным взглядом, обхватил голову руками и опустился на нижнюю ступеньку лестницы. Усталость и отчаяние навалились тяжким грузом, и Гилберт осознал, что у него нет сил не только преодолеть верхом расстояние до Шарлоттауна, но и просто подняться. Этот день походил на дурной сон, настоящий кошмар. Гилберт хотел очнуться, однако не представлял как. — Я все испортил. И не уверен, возможно ли это исправить.