Хогвартские знамения

Кроули смотрел в потолок и осторожно гладил Раги по загривку. Удивительное существо эта мантикора — опасная тварь, но при этом ведущая себя куда человечней некоторых людей. Его фамильяр был очень чувствителен к чужим эмоциям, но даже если он ощущал от кого-то опасность (его шерсть тут же вставала дыбом), Рагнарёк сносил это молча и мог напасть лишь при непосредственной угрозе — в то время как большинство его знакомых (стоит заметить, что это были двенадцатилетние дети) предпочитали тут же бросаться в бой с кулаками и палочками. Кроули старался не задумываться об этом, но когда на него находила хандра, он часами размышлял о том, как эволюция (о которой слизеринец узнал из магловских учебников матери) пришла к такому финалу — кровожадному и беспощадному монстру по имени человек. — Хш-ш! — предупреждающе шикнул Раги, уткнувшись лбом в его ладонь. «Да-да, я обещал не нагружать себя мизантропными мыслями» — усмехнулся Кроули, мысленно обращаясь к своему питомцу: и он точно знал, что его поняли. Чудесным образом Рагнарёк улавливал его эмоции даже в те моменты, когда Кроули сам ещё не до конца понимал, что именно испытывает (возможно, мантикоры обладали эмпатией — но так как слизеринец никогда не считал себя учёным, он не обращал внимания на подобные мелочи). К примеру, если Кроули испытывал страх — Раги ощетинивался и искал опасность, если ему было грустно (как сейчас, хотя это было ОГРОМНЫМ приуменьшением), тогда его фамильяр тихо мурчал под рукой и смотрел особенным проникновенным взглядом, какого не может быть у животного. Так же стоило отметить, что Раги был очень удобным питомцем — он с лёгкостью помещался в карман, а с виду напоминал обычную кошку, да и взросление у него было довольно затянутым (пройдёт ещё лет пять, прежде чем он станет походить на льва, и ещё столько же, пока он не вымахает до размеров гиппогрифа). Поэтому Кроули в каком-то смысле успел привязаться к этой животине — и в основном потому, что они были довольно похожи. Даже любовь к Азирафелю (особенно к его теплым удобным коленям) была у них схожей. (Мысль об ангеле больно кольнула его в висок, и Кроули поспешил затолкать её в самый дальний угол своего сознания.) — Эй, не кусайся! — шикнул слизеринец, вынимая окровавленный палец из пасти мантикоры (и совершенно не обращая внимание на то, что эти хищники, на секундочку, обладали смертельно-опасным ядом). Кроули с немым укором покосился на наглое животное, которое ещё и одарило его саркастичным взглядом. Это немного отвлекало от пожирающей изнутри боли, но лишь едва. С тревогой он подумал, что если вдруг Азирафеля не станет (его мозг в ту же секунду зарядил ему пощечину и, визжа от ужаса, сказал больше так не делать)… кхм, если Азирафель уедет в неизвестном направлении навсегда и безвозвратно, то Кроули всего скорее просто загнётся от тоски. Это было как минимум удручающе. И кто-то нормальный добавил бы, что это очень, в смысле ОЧЕНЬ странно. Но слизеринцу, чахнущему от одиночества, как подсолнух без солнца, не было дела до разумных аргументов. Он просто целыми днями смотрел в окно, включая уроки, гладил Раги и периодически развлекался с хулиганами, которых подсылал Малфой («И как ему это не надоело?») или кто-то третий, так как некоторые «наёмники» были гриффиндорцами (стоит заметить: идиотами-гриффиндорцами). В общем и в частности, Кроули умирал от тоски и не мог что-либо с этим сделать. Потому что: а) Азирафель ему врал, б) это было довольно больно и в) друг так и не пришёл, чтобы сознаться в своих истинных чувствах. Всё это разрушало Кроули, как если бы он болел чумой, а на дворе стоял четырнадцатый век. В конце концов, провалявшись на постели больше трёх часов подряд, слизеринец решил прогуляться. Всё равно до отработки у профессора Михаэлис осталось совсем немного времени. Однако, выйдя в общую гостиную, он придумал занятие получше: на одном из диванчиков (который располагался дальше всех от основного скопления слизеринцев) молча читал Регулус Блэк. Кроули хмыкнул и, глядя прямо на него, вышел в коридор. Ровно через две минуты в нём оказался и Блэк. «Не лучшая маскировка» — подумал Кроули, но решил, что его, несомненно, «умные» однокурсники всё равно ничего не заметят. — Ты что-то хотел, Крауч? — спросил Блэк без всякого выражения, будто стоял здесь по собственной прихоти, а не потому что кое-что ему должен. — Не тебя, не волнуйся, — усмехнулся Кроули, заслужив предупреждающий взгляд от змеёныша. «Как страшно» — Ты ничего не забыл? — как бы между прочим спросил он, глядя на первокурсника сверху вниз. — Забыл, — оскалился в ответ Блэк, — Когда ты, поджав хвост, побежал за своей хаффлпаффской подружкой. Хаффлпаффской? Кроули удивлённо вздёрнул бровь: потомок священных двадцати восьми* не заикнулся о «грязной крови»? Слизеринец прищурился — он, наконец, нащупал его мотив. — Но у тебя гриффиндорских дружков гораздо больше, чем у меня, — тонко улыбнулся Барти Крауч, который прекрасно помнил, где учится его второй кузен. Регулус Блэк не вздрогнул, но заметная трещина побежала по его обычно невозмутимой маске. «Вот оно что» — Ты не отказался от него, — «не отказался от Сириуса, даже когда вся семья отвернулась от этого олуха», — Глупо, очень глупо. Блэк вздёрнул подбородок и низко зарычал: — Не смей. — Не буду, — только и ответил Кроули, прежде чем уйти прочь. Слизеринец не стал его догонять — что было очень разумным поступком, иначе бы Кроули сказал ему что-нибудь гадкое. Было немного неприятно, что Кроули просчитался с его мотивами. Он ожидал, что маленький мальчик, заигравшийся в интриги, решил сделать ставку на него, слизеринского отщепенца, которого опасались даже старшекурсники. Блэк, по его прикидкам, должен был подать ему руку помощи, предоставить пару союзников, после того, как Непобедимый Барти Крауч размажет по полу трёх лучших дуэлянтов, а затем присоединиться к его партии, противостоящей Малфою. Кроули улыбнулся, продолжая неспешно идти в сторону кабинета декана Гриффиндора. Вот только он не был настолько глуп, чтобы подвергать сомнению гегемонию Лорда Малфоя — это было бы не столько опасно, сколько глупо. Кроули не любил власть, он использовал её лишь для того, чтобы получать какие-нибудь занятные вещицы для Азирафеля (эта мысль тут же ударила его хуком справа) или для своих маленьких забав (сталкивать лбами мелкие фракции учеников было довольно смешно). И во власти как таковой Кроули не нуждался и потому не стал бы ввязываться в обременяющие его скромное существование дела. Но чёртов змеёныш его удивил. Кроули приблизился к кабинету, на двери которого красовался герб львиного факультета. Регулус оказался очень сентиментальным. И верным. Это немного уменьшало его слизеринский потенциал, но делало куда человечней, чем ту же злобную и будто состоящую из ненависти и насмешки Кармин Цуйбингер. И Блэк помимо воли внушал ему симпатию — потому что Кроули тоже был идиотом, у которого имелся лишь один предохранитель, лишь один спусковой рычаг. Азирафель. Имя осело на языке странной смесью сладкой, цветочной надежды и горькой, отчаянной тоски. Кроули дорожил им так, как никто не дорожил своими друзьями (всего скорее даже члены семьи так не дорожили друг другом). И где-то на задворках сознания он понимал, почему этот комочек света и тепла стал для него якорем — но признаваться, вытаскивать из памяти события пятилетней давности было слишком болезненно. Поэтому Кроули просто заткнулся и ничего не сказал Регулусу Блэку, который до сих пор любил своего опального старшего брата. И любил настолько, что готов был встать в оппозицию Люциусу, только бы защитить его. Неудивительно, что Блэк решил выбрать целью его — Барти Крауча, который по неизвестной причине общался с хаффлпаффцем-грязнокровкой теснее, чем с любым другим слизеринцем. «В этом есть смысл» — подумал Кроули, толкая тяжелую дверь. — «Когда-нибудь Азирафелю может понадобится моя власть» *** К счастью, у профессора Михаэлис было слишком много дел, чтобы заняться им лично, поэтому она просто отправила его на квиддичное поле: там он должен был помочь мадам Хуч (преподавательнице по полётам, которую, если судить по урокам, взяли исключительно из-за фамилии). Сама же профессор отправилась на какое-то совещание, посвященное предстоящему матчу. — Тебе нужно очистить все трибуны и подготовить гоночные мётлы, — отчеканила мадам Хуч и удалилась с поля. И так как ему никто не запрещал пользоваться магией, Кроули просто пару раз взмахнул палочкой, и зрительские трибуны заблестели от чистоты. Конечно, любой нормальный второкурсник умер бы от такого большого количества использованной магии, но Кроули даже не поморщился. Быть всесильным так удобно. Оставалось лишь почистить мётлы — и с этим были определённые трудности. — ТОРМОЗИ, ИДИОТ! — орал капитан слизеринской команды по квиддичу своему ловцу, который камнем падал на землю. Так как в данный момент гоночное оборудование было занято. Кроули с отстраненным интересом смотрел за падением неудачливого ловца, сейчас ловившего лишь землю — в основном ртом. Остальные члены команды тут же кинулись к пострадавшему, который не подавал признаков жизни. Тяжко вздохнув, Кроули направился к ним. — Грэкхем, приди в себя! — орал капитан (очевидно, не знавший правил первой помощи). Кроули неспешно приблизился и кинул на ловца диагностирующее заклинание (с некоторых пор он решил учить медицину: просто на тот случай, если это понадобится Азирафелю). — Перелом правой руки, ноги, ребер и сотрясение, — заключил он, не обращая внимания на враждебное рычание. — И когда он поправится? — спросил капитан команды, проглотив возмущённое «Какого хрена ты влез, Крауч?!». — Не ранее чем через неделю, — спокойно ответил Кроули, внутренне матерясь: он слишком глупо раскрылся, тем более на публике. Теперь любой мало-мальски умный человек, сложив два и два, поймёт, что его магический резерв как минимум, как у четверокурсника! Но поразмыслив пару секунд, Кроули успокоился: в Хогвартсе таких людей было не больше десяти, и среди учеников, летающих на МЁТЛАХ, их точно не будет. — Вот блядь! — капитан саданул кулаком по земле. «Ой, как неприлично» — У нас завтра чёртов матч! А этот Мордредов засранец выбыл! Понятное дело, провести отбор для ловцов сегодня было невозможно — уже стоял вечер, и квиддичное поле вот-вот закроют. Кроули задумался. «Оно тебе не надо» — сказал его Здравый смысл, — «Ты не любишь командные игры» «Но тебе всё равно нечего делать» — сообщила другая его часть, которая почти умирала без Азирафеля, — «Тебе нужно чем-то занять себя, пока мы все тут не загнулись» «ДАЖЕ НЕ ДУМАЙ!..» И конечно, желание повеселиться перевесило голос разума. — Я знаю, кто может сыграть за ловца, — заговорщическим тоном произнес Кроули. *** Трибуны ревели, приветствуя своих фаворитов: то есть 3/4 Хогвартса поддерживало Гриффиндор, а остальные — Слизерин. Удивительно, что факультет, где учились дети самых влиятельных личностей Британии, оставался изгоем. Стоило задуматься, что так ослабляет Слизерин… Но Кроули не хотел тратить время на какие-то глубокие интриги, поэтому просто сосредоточился на инструктаже капитана Эйвери. Старшекурсник говорил чётким яростным тоном, обещая страшные муки любому, кто оплошает. Его, Барти Крауча, временно исполняющего роль ловца, Эйвери лишь наградил грозным взглядом, но не посмел озвучить угрозу. «Поразительно, моя слава бежит вперёд меня» — подумал Кроули с усмешкой, — «И ведь никто из этих болванов даже не помнит, что с ним сделали, но всё равно боится!» — какое-то тёмное веселье растянуло его губы в оскале, заставив вздрогнуть пятикурсника-загонщика, стоявшего рядом. — Ну всё, выходим! И ТОЛЬКО ПОСМЕЙТЕ ПРОИГРАТЬ! — проорал напутствие капитан. Прозвучал свисток мадам Хуч, и они взлетели. Игра началась, но не для Кроули. Он, как охотник на золотых мошек, висел высоко над полем и со скучающим видом оглядывал трибуны. Пока не увидел кое-что среди жёлто-чёрного моря учеников. Азирафель. Даже с такой высоты Кроули мог с уверенностью сказать, что это он. Белая макушка с яркими полуденно-серыми глазами, устремлёнными в небо. Он будто что-то искал в вышине, пока все остальные смотрели на поле. «Он ищет меня» — понял Кроули и затаил дыхание. И наконец, нашёл. Их взгляды встретились, сцепились, не смея оторваться даже на миг.  — Он пришёл, — тихо выдохнул Кроули: его сердце замерло где-то в горле, — Ради меня… пришёл… «Ты же не любишь квиддич!» — но ангел тут, сидит на трибунах и смотрит прямо на него. Он не моргал уже довольно долго: глаза начали слезиться от резкого ветра. — Прости, ангел, прости… — и вся та обида, злость и всё непонимание, которые душили его эти недели, вдруг исчезли. «Почему ты не ходишь на матчи?» — спросил он однажды у Азирафеля. «Потому что не люблю спорт и толпы галдящих людей» — друг поморщился, выражая крайнюю степень презрения, — «А на квиддиче всё это комбинируется, и… мне плохо при большом скоплении народа» — признался ангел и тут же отвёл взгляд. Кроули не знал, как там Азирафель: отсюда не было видно, бледен ли он, сжимает ли нервно руки, теребит ли край мантии? Лишь в одном Кроули был уверен — его ангел здесь. Он волнуется за него. Ждёт и верит. Он здесь, несмотря ни на что. Сердце бешено колотилось в груди, а счастье вспыхивало золотыми искрами в его глазах. «Люблю тебя» — подумал Кроули и рухнул вниз, заметив сияние снитча у самой земли. На периферии он видел, как гриффиндорский ловец устремился к нему, но слишком медленно и неловко, чтобы обогнать его. Кроули слышал, как кричат его имя слизеринцы: даже те, кто недавно презрительно кривил губы (наверняка, Малфой тоже на трибунах и видит, что его идея с бойкотом провалилась). Но все эти «БАРТИ! БАРТИ!» проходили мимо его ушей, и только одно достигло его слуха — громкое, звонкое «КРОУЛИ!». Хаффлпаффцы или не услышали, или не поняли, к кому обращался их сокурсник. Но Кроули всё слышал, и потому не сдержал торжествующего крика, когда схватил рукой снитч. *** Кроули стоял, опираясь на ствол старой как мир яблони. Вся трава в округе уже высохла и покрылась слоем грязи, кроме небольшой полянки, на которой росло древо Познания (и, возможно, древо Жизни* одновременно). На этот раз встречу назначил именно он. И Кроули был уверен, что Азирафель уже обнаружил записку и идёт сюда. Матч, всухую выигранный слизеринцами, закончился только два часа назад, но он уже успел получить кучу поздравлений от своих однокурсников и предложение вступить в команду. И это несмотря на то, что дом Эйвери был одним из вечных подпевал Малфоев! Кроули это немного польстило: неужели предыдущий ловец был настолько бездарен, что даже его — новичка, впервые играющего в квиддич — с радостью приняли в команду? Но как бы то ни было, Кроули отказался. На самом деле он любил скорость — ветер в волосах и резкий холодный воздух, финты и всевозможные выпады — он любил риск. Когда гравитация — всего лишь слово, и в любой момент ты можешь упасть на жёсткую землю. В далёком детстве он часто катался на метле со своим… дедушкой (мысль неприятно кольнула и исчезла), однако теперь полёты были для него сродни пытке: всё это бередило воспоминания, давно похороненные в глубине его сознания. И даже сегодня, поднявшись над землёй впервые за эти пять лет (он игнорировал уроки полёта на первом курсе), Кроули всё вспомнил и едва не упал с метлы от дрожи — если бы не Азирафель, который следил за ним неотрывно, Кроули уже лежал бы в лазарете. — Где же он? — шепнул он себе под нос, пристально следя за входом в замок. Поэтому Кроули отказался от столь почётного места (хотя другие слизеринцы наверняка бы заткнулись после его вступления в команду). Возможно, он смог бы постепенно побороть свой страх, но… Кроули печально хмыкнул. Квиддич забирал бы слишком много времени, которое он мог бы посвятить Азирафелю. А подобная трата была просто недопустима. Кроули с улыбкой вспомнил злые лица членов команды и сжал в руке свой сувенир — маленький золотой мячик, которого наверняка не досчитались в школьном инвентаре. — Кроули? — осторожно прозвучало сбоку. Ангел стоял в десятке шагов, будто боясь подойти: он нервно кусал губы и не отнимал взгляда от земли. Где-то внутри засветилось маленькое солнышко, и все тучи тут же разошлись: друг расскажет. Всё в своё время. Кроули может — и будет — ему доверять, несмотря ни на что. Своему ангелу-хранителю. Он тихо приблизился, оставляя между их лицами не больше десятка дюймов. А затем взял его руки в свои и вложил в них свой первый трофей. Азирафель поднял глаза: сияющий циан смотрел прямо на него. Да, между ними будет ещё много тайн и недомолвок. Ещё тысячу раз ангел промолчит и откажет, но Кроули никогда… никогда больше не отвернётся. — Не уходи, — прошептал он, сжимая маленькие прохладные ладошки. «Пожалуйста, не оставляй меня одного, мне страшно» — Не уйду, — прошептал в ответ ангел и прижался своим лбом к его. «Я всегда буду рядом, чтобы охранять твои сны»