Хогвартские знамения

— Эй, может ты уже оторвёшься от своих книжек? — пробурчал Кроули, присаживаясь к другу. — Они никуда не убегут. Азирафель даже не удостоил его взглядом, и лишь тихий ответ свидетельствовал, что они не в ссоре: — Но время бежит, — он нахмурился, — А я не намерен упускать столько хороших книг. «Как же» — подумал с усмешкой Кроули, опуская голову ему на плечо, — «Ты просто злишься на меня» Конечно, слизеринец понимал, что задел его гордость, но: а) Азирафель не был горделивым и б) он не настолько идиот, чтобы отказываться от помощи. Значит, причина крылась в каких-то его внутренних тараканах, о которых тот не мог сказать даже своему лучшему другу! Кроули украдкой взглянул на непоколебимого, будто скала, Азирафеля: на его глаза, быстро скользящие по страницам, на его сердито поджатые губы и сдвинутые к переносице брови. Казалось, что он взволнован, напуган и оскорблён одновременно. В общем-то, так и было. — Ты знаешь, что я прав, — как бы между прочим заметил Кроули, — Может, ты не нуждаешься в моей защите, — хотя это было не так, — Но я и не спрашивал у тебя разрешения. Азирафель тут же оторвался от книги и резко спросил: — И? Для тебя мои слова — пустой звук? — турмалины обжигали злостью. — Если это цена твоей безопасности, то да, — с улыбкой ответил Кроули. — Ты сколько угодно можешь кричать о правах человека, но это и мое право тоже. — Право на меня? — холодно уточнил Азирафель. — Ты подарил мне его, когда назвался моим другом, — и они оба знали, что это правда. Друг снова вернулся к чтению, ни одним мускулом лица не выдав своего гнева. Вот только Кроули не нужны были ни слова, ни жесты, чтобы читать Азирафеля. — Я приму любое наказание, только дай мне возможность уберечь тебя от глупости, — тихо прошептал он, вкладывая в голос именно ту боль, которую Кроули ощутил бы, если бы ангел пострадал. И это сработало. — Из тебя плохой мученик, дорогой, — со смешком заметил Азирафель, глядя прямо на него: и напряжение тут же ушло. Ангел просто не мог сопротивляться, когда Кроули становился искренним и ранимым. И то, что более всего отрезвляло друга, было знание — именно он, Азирафель, был его раной. Той самой брешью, которая может потопить даже крейсер. Поэтому Азирафель не мог позволить себе такую роскошь, как право самому защищать себя — ведь в первую очередь пострадает его лучший друг. — А из тебя плохая жертва, ангел, — промурчал Кроули и зарылся носом в его белые кудри. Друг мгновенно отстранился и наградил его предупреждающим взглядом. «Да-да, я помню» — скрипнул зубами слизеринец. Это тоже было частью их игры: за эти полтора года, кажущиеся вечностью, они привыкли играть в салки — где он догонял, а Азирафель лишь убегал и прятался. Кроули не мог понять: почему ангел так холоден? Конечно, друг часто улыбался ему, мог даже позволить себя обнять, полежать на плече. Но сам он никогда не делал шаг первым — будто боялся, что это станет чем-то Плохим. «И религия тут не причём» — тут же отмёл Кроули: они ведь не были любовниками и даже не пытались вступить в подобную связь. — «Что же тогда его так пугает?» Кроули вернул свою голову на положенное ей место и осторожно вдохнул: тут же что-то сладкое растеклось по его языку, а ноздри защекотал цветочный аромат. Это не были духи. И даже не запах одежды или окружающих их цветов. Так пах сам Азирафель — его кожа, его волосы. Кроули плохо знал биологию, но прекрасно понимал, что люди обычно вырабатывают другие запахи. Довольно неприятные и острые — это он ощутил в слизеринской раздевалке, где переодевались потные и мокрые игроки. На самом деле Кроули какое-то время думал, что у него просто что-то не так с мозгами, мол, всё из-за привязанности, любви к Азирафелю — его мозг просто выдавал ложные сигналы. В конце концов, его тётя интересовалась парфюмерией, и кое-что он оттуда запомнил. Но теория всё равно была ущербной — ведь Кроули ощущал, что одежда Азирафеля пахнет мылом и порошком, а руки, которые тот обрабатывал кремом, пахнут ванилью и маслом персика — именно тем, из чего изготавливался крем. После этого он окончательно уверился в одном — это не психология. Азирафель действительно пахнет чёртовыми цветами и чёртовым мёдом. Кроули осторожно переместился на чужие колени и посмотрел в светлое лицо напротив. «Неестественно» — вот, что было его первой мыслью. А всё неестественное, что случалось с ними, имело лишь одно объяснение. Он перевёл взгляд выше, на старое дерево, которое, вопреки холодному декабрю, оставалось зелёным и пышным. Древо Познания изменило их куда сильнее, чем они ожидали. Если этот «яд» проник даже в их физиологию, то что ещё он успел с ними сделать? — Кроули, — позвал Азирафель, отвлекая его от нерадостных мыслей, — Ты закрываешь мне книгу, — вообще-то, он лежал на ней. — Может, изучишь меня вместо неё, а? — кокетливо улыбнулся слизеринец. — Тебя я и так прекрасно знаю, — терпеливо ответил друг, — А вот про Тайную комнату я читаю впервые. — В ней нет ничего интересного, ангел, — буркнул Кроули, — Всё тайное рано или поздно становится явным, — произнёс он, копируя занудливый тон друга, — А раз комнату до сих не нашли, значит её никогда и не было. Азирафель закатил глаза: — Это не аргумент, — парировал он, — И Сократ говорил совсем не об этом. — А я говорю именно об этом, — настоял Кроули, — Это детская сказочка, которой кормят детей, наивно мечтающих найти Тайную комнату и разжиться сокровищами Салазара. Азирафель покачал головой: — Бога тоже многие считают сказкой, но… — в ответ он получил красноречивый взгляд, — Ладно, плохой пример, — друг на секунду задумался, — Но то, что кто-то считает это невозможным, не означает, что это нереально. Кроули поморщился: — Давай не будем философствовать, — это никогда не приводило ни к чему хорошему. — Но мне всё ещё интересно, — напомнил Азирафель, — Я успел прочесть лишь о том, что Салазар Слизерин спрятал некое чудовище где-то в Хогвартсе, чтобы избавиться от маглорождённых. — Чушь собачья, — резко сказал Кроули, — Салазар не идиот — если бы он хотел избавиться от части учеников, то мог бы сделать это менее прямолинейно, и Годрик ничего бы не заподозрил. — Но Салазар Слизерин не хотел принимать грязнокровок на обучение, — отметил Азирафель, которого совершенно не оскорблял собственный статус крови. — Может быть, у Салазара действительно были предрассудки по этому поводу, — Кроули задумчиво постучал по щеке, — Но он выгонял маглорождённых не из-за этого. Азирафель вскинул бровь, мол, «и почему же, о Мудрейший?». — Святая инквизиция, — прошептал Кроули, — Детей учили в магической школе, где не было место христианству. И когда эти маленькие идиоты возвращались домой, их верующие родители приходили в замешательство, — Кроули усмехнулся, — Их детишек обучали махать палкой и нарушать законы физики. Ну чем не ересь? — Хочешь сказать, — Азирафель удивлённо поднял брови, — Слизерин хотел защититься? Поэтому он запрещал брать маглорождённых в Хогвартс? — Не знаю, — Кроули устало вздохнул, — Но даты сходятся, и других объяснений я не вижу*. Азирафель задумчиво прикусил губу. — Но разве лучше было бы оставлять волшебников в семьях? Магические выбросы никто не отменял, — заметил друг. — Поэтому они оба поступили неправильно: и Годрик, и Салазар, — уверенно заявил Кроули, — Стоило изымать маглорождённых из семей навсегда, а родителям стирать память… — и тут же осёкся. — Неплохое решение, — сказал выходец из магловской семьи, — Но мне не нравится мысль, что кто-то будет копаться в мозгах у моих родителей. «Они уже там покопались» — с горечью подумал Кроули, — «Иначе тебя бы здесь не было» — Маглорождённых усыновляли бы волшебные семьи, — продолжил слизеринец, уводя разговор от опасной темы, — Тогда ты бы вырос среди волшебников, и никто и никогда не назвал бы тебя «нечистым». Взгляд Азирафеля вдруг потеплел: — И ты бы взял меня в семью? Кроули ошарашенно захлопал глазами и почти сказал «да». Ведь ангел бы быстро поладил с его мягкой, набожной матерью. Может, они бы с ним жили в одной комнате, ходили вместе на ужин, играли на заднем дворе и… им бы не пришлось расставаться каждое лето. Это было той самой мечтой, о которой он даже не смел думать. Но потом Барти Крауч вспомнил. Конечно, ведь есть ещё отец. — Нет, — отчеканил Кроули, — Я бы никогда не пожелал тебе такой семьи. Азирафель не стал ничего спрашивать — потому что и так знал причины. *** — Всё хорошо, Рагнарёк абсолютно здоров! — пробасил великан, гладя мантикору по спинке, — Правда, мяса он хочет побольше. И поохотиться, — добавил Хагрид с тем видом, будто мог читать мысли его фамильяра. «Хотя если вспомнить отношение лесничего к местной фауне — самой опасной и дикой её части, то подобное и впрямь могло иметь место» — подумал Кроули со вздохом. Так как в его домашних питомцах числился хищник ХХХХХ ранга, то приходилось каждые пару месяцев относить его на осмотр опытного магозоолога — то есть Рубеуса Хагрида, единственного волшебника в Хогвартсе, который более или менее смыслил в животных. — Разрешаю тебе охотиться на учеников, — сказал слизеринец своему хвостатому товарищу. — Кроули! — тут же воскликнул Азирафель, приходящийся ему Совестью и Моралью. — Их не жалко, — продолжил он как ни в чём не бывало и улыбнулся радостно скалящемуся зверю. Друг что-то буркнул себе под нос и отсел от него подальше — пусть даже стул, на котором они вдвоём ютились, не особо к этому располагал. — Останетесь на чай, ребятки? — дружелюбно спросил великан, хотя и знал, что они всегда ответят «да». И, что удивительно, не из жалости, а из некого чувства родства. За эти полтора года они очень хорошо узнали Хагрида, как и он — их. Больше лесничий не поднимал тему «тёмных и опасных» слизеринцев, чему Кроули был несказанно рад. Ведь далеко не каждый человек может переступить через свои убеждения. Даже если они ложны. — Конечно, мистер Хагрид, — вежливо ответил Азирафель, не обращая внимания на «не надо никаких мистеров» (просто потому, что вежливость была неотъемлемой частью его роли — а ангел просто обожал театр). Лесничий тут же просиял и пошел ставить чайник. Эта его доброта и прямолинейность против воли располагали к себе — даже Кроули проникся к великану дружеским чувством. Особенно после того, как тот научился заваривать приличный чай. — Ну что ж такое, — пробурчал Хагрид, безуспешно колдуя огонь под чайником. Кроули только вздохнул и безмолвно сотворил огонёк на конфорке. Азирафель тут же улыбнулся ему, даже чуть насмешливо: «Я же говорю, ты очень добрый». Слизеринец в ответ поморщился: «Ничего подобного!». — Мистер Хагрид, — вдруг позвал Азирафель, — Можно личный вопрос? — великан непонимающе нахмурился, но на всякий случай кивнул, — Почему вы пользуетесь такой… м-м, ущербной палочкой? «Ущербной» было большим приуменьшением — от неё осталась только половина, да и та была частью пёстрого зонтика. Кроули удивлённо воззрился на друга, а потом понял: конечно, Азирафель ещё не учил магического права и не знает, за что ломают палочку. (Хотя слизеринец и сам плохо представлял этого дружелюбного великана за каким-нибудь преступлением и уж тем более за убийством.) — Э-э, это долгая история, — протянул Хагрид, тут же отвернувшись к окну. И тем самым только разжёг в них огонь любопытства. — До отбоя ещё далеко, — заметил Кроули и пригубил чай. — Ну раз так… — лесничий явно не хотел вспоминать это, но их внимающие лица всё-таки убедили его, — Было это очень давно, я ещё на третьем курсе учился, — начал Хагрид и отхлебнул из своей чашки: явно сожалея, что там чай, а не что-то покрепче, — Сорок второй год шёл, ужасное время! Ещё при Гриндевальде то было. «Сорок второй?» — удивился Кроули: какая-то мысль зачесалась на краю сознания. — Я в тот год подобрал в Запретном лесу Арагога — маленького акромантула… «АКРОМАНТУЛА?!» — тот же ужас был написан и на лице Азирафеля. — Ой, вы не подумайте! — тут же замахал руками Хагрид, — Он совсем безобидный — даже мухи не съест! Ну разве что мышку какую-нибудь… — Так вы… — что ж, стоило ожидать чего-то подобного от человека, считающего драконов и мантикор милыми зверушками, — Прятали в Хогвартсе акромантула? — Кроули старался убрать всякое обвинение из голоса, но, судя по печальным глаза великана, получилось не очень. — Арагог пообещал, что не будет есть учеников! — «Как обнадеживающе» — И я точно знаю, что он сдержал своё обещание — да и не любит он человечину, — «А вот это звучит совсем тревожно» — И что же произошло? — перебил Азирафель, которого явно не устраивали разговоры о людях в качестве закуски. — Кто-то убил ученицу, — прошептал великан, и они резко втянули в себя воздух, — Девочка Миртл была убита в женском туалете. И снова какая-то мысль затрепетала в его мозгу — здесь точно что-то нечисто. — Никто не знал, кто это сделал, и… — Хагрид горько вздохнул, — Один студент увидел, как я прячу Арагога, и подумал, что это он убил Миртл*. «Что ж, у него были причины так думать» — Поэтому меня отправили под суд, а затем исключили из Хогвартса и сломали палочку… Это, — он показал на зонтик, — Всё, что от неё осталось, и всё, что смог починить директор Дамблдор. Тысяча вопросов тут же зароились в его голове: история оказалась куда более запутанной, чем он предполагал. — И у суда были доказательства? Хагрид поморщился: — Я плохо помню, но подтверждения у них точно не было. «Ага» — подумал Кроули с горькой усмешкой, — «Они просто нашли козла отпущения и наплевали на то, что подсудимый — беззащитный третьекурсник!» — Мистер Хагрид, — учтиво обратился Азирафель, — Но почему именно вашего… э-э, питомца обвинили в убийстве? Тело девочки было закутано в паутину и выпито? — Нет-нет! — лесничий покачал головой, — Я видел… тело Миртл, и оно было целым. Ни ран, ни укусов. Лишь глаза её были открыты. «Никаких видимых следов?» — Кроули задумчиво потёр щеку, — «Это напоминает мне…» «Авада» — одними губами произнёс Азирафель, глядя ему в глаза. Кроули мягко улыбнулся и взял руку ангела в свою: «Всё хорошо. Я рядом». — А что за студент донёс на вас? — спросил слизеринец: очевидно, что именно он был убийцей. — Это был староста Слизерина с пятого курса, — тихо ответил Хагрид, — Его звали Том Риддл. «Попался!» — с торжеством подумал Кроули, наконец уловив нить сюжета. Вот, что тревожило его, мигало на краю сознания и скрывалось в глубине этой истории — Загадка. — И что же, ему все поверили? Без доказательств? — уточнил Кроули, хотя и догадывался об ответе. — Он был старостой, и все его уважали, — с горечью ответил великан, — Я же… никто. Полукровка. Отродье великана, которого не слушается палочка, — на его глаза навернулись слёзы: каждое слово ранило, будто нож — и не только его. Кроули никогда не упрекали в его статусе крови*, но он видел это: каждый день в Хогвартсе, и всё детство в собственном доме. «Она — грязнокровка! Как ты посмел привести её в Дом?! Предатель Крови!» — слова набатом звучали в его голове. Кто-то осторожно сжал его ладонь, и это нежное прикосновение вернуло его к жизни. «Забудь. Всё это было давно. Забудь об этом» — но полувеликан сидел напротив и плакал, потому что в ответ на его доброту большинство людей ответило отвращением и злобой. Что-то тёмное зашевелилось в его душе: пришло ли время?.. Но спокойные топазы тут же погрузили его тьму в сон: засыпай, засыпай навсегда. *** — Уже отбой! — как бы между прочим заметил Азирафель. — И? — спросил Кроули, продолжая осматривать кабинки. — И нас могут поймать! — тихо прокричал хаффлпаффец, которого шаблоны обязывали чтить законы. — Могут, но не поймают, — заверил Кроули, перейдя к окну. Азирафель неловко потоптался на месте: ему явно не нравилась эта ситуация. — Что мы вообще здесь делаем? — привёл он свой последний аргумент. — Ты имеешь в виду, ночью, в закрытом женском туалете на третьем этаже? — Именно! — воскликнул друг и тут же осёкся: у них же Режим Секретности — ночная операция как-никак. — Мы расследуем убийство, — буркнул Кроули себе под нос. — Это было тридцать лет назад! — сказал Азирафель, — И если тот ученик убил девочку Авадой, то никаких улик не будет. Да и зачем они тебе? Ты… — он удивлённо поднял брови, — Хочешь оправдать Хагрида? «И почему я раньше не додумался до столь благородного предлога?» — с обидой подумал Кроули. — Не совсем, — уклончиво ответил слизеринец, — Я просто… м-м, чувствую, что мы можем что-то найти. Азирафеля, конечно, это не убедило. — И что ты будешь делать, если мы и впрямь что-то найдём? — друг не мог долго с ним спорить, да и любопытство было их общим грехом. — Не знаю, но что-нибудь обязательно приду… — и тут его взгляд, пристально рассматривавший раковину, за что-то зацепился. Кроули склонился к умывальнику и осмотрел ручку крана: нет, ему не почудилось. На нём действительно была выгравирована маленькая змейка. Ещё один пазл встал на своё место. «Совпадение?» — слизеринец широко оскалился, — «Нет, не думаю»