Хогвартские знамения

Барти на ходу кивнул Регулусу — выходящему из кабинета зелий вместе со своей «группой поддержки». Блэк только закатил глаза и поприветствовал его в ответ: для него все эти знаки внимания были в новинку. Как, собственно, и для Кроули. Конечно, его не тошнило от новых союзников (это звучало куда правдивее, чем «друзья») — ведь подбирал он их в соответствии со своим вкусом: как люди обычно выбирают новую одежду или продукты в магазине. Ему импонировала острая и высокомерная Элдайр — железный клинок, прячущийся за лепестками вишни. Цисси — холодная и непроницаемая Леди — по совместительству его бывшая невестка и единственный ребёнок, с которым ему разрешали играть в детстве. Регулус — этот ушлый слизеринец с прищуром бывалого интригана и глубокой привязанностью к идиотскому старшему брату. Близнецы Прюэтт — любопытные и непостоянные, как флюгер в ветреную погоду. Кроули их не любил. По крайней мере, сейчас. Но уважать, где-то ценить, получать удовольствие от их компании — он научился. С самого начала Кроули был уверен в провале своего маленького «эксперимента». Он ждал, что чужая болтовня вот-вот начнёт его бесить, выворачивать до хруста суставы, новые лица приедятся и будут вызывать тошноту с желанием «спустить собак». Однако ничего подобного Кроули не ощущал. Да, его иногда раздражали мнительность Пандоры, уговоры Блэка «вступить в игру» за власть, чуть удивляли обрубленные эмоции Цисси и заморочки близнецов. Порой это было действительно неприятно. Иногда почти выводило из себя. Но чаще всего Кроули успевал сменить свою привычную маску на «Барти Крауча», и всё становилось вполне терпимым. Был лишь один недочёт, огромный минус в его идеальном сценарии. Азирафель. Кроули кожей чувствовал его напряжение — пока что лёгкое, едва ощутимое в спокойных топазах — но оно было. И росло с каждым чёртовым днём. А уж если вспомнить, как его ангел любит шифровать эмоции, то все эти косые взгляды и чуть тревожно сжатые ладони — лишь одна из волн приближающегося цунами. — Чего застыл? — подтолкнул его Соболь в кабинет зельеварения: у них вот-вот должна была начаться пара. Все уже расселись и вытащили книги, когда в дверях показались хаффлпаффцы. Хотя урок был назначен с гриффиндорцами. Кроули прищурил глаза и мгновенно отыскал в толпе светлую макушку с колечками медово-белых волос. Лёгкие привычно наполнил сладкий запах нектара. Пульс против воли сбился и зачастил, как после хорошей пробежки. «Долбанное подростковое тело» — в который раз думал Кроули, сглатывая вязкую слюну. Через неделю им исполнится четырнадцать. Тот самый возраст, когда тело перестаёт слушать команды мозга. Чаще всего ему удавалось держать себя на коротком поводке — но стоило ощутить родной запах или почувствовать прохладу белой кожи — пиши пропало. Спасал лишь предупреждающий взгляд Азирафеля и его вопросительно изогнутая бровь. «Неужели он не хочет?» — отчаянно думал Кроули и старательно отводил взгляд от полуденно-яркой улыбки и персика на щеках. Обо всём этом он успевал размышлять и кое-где представлять, одновременно шинкуя ингредиенты и бросая их в котёл. Пока не почувствовал натяжение — почти незаметное — в их магической связи. Кроули мгновенно выхватил палочку и обернулся: в тот же момент чей-то — и он даже знал, чей — котелок громыхнул, изливая на стол испорченное зелье. И ещё до того, как профессор Веллс успела посмотреть на Азирафеля и его покрасневшую от ожога руку, Кроули бросил в свой котёл иголок дикобраза и вызвал новый взрыв. Вельзевул переводила злобный колючий взгляд с одного на другого. Её тёмные глаза нехорошо прищурились. — Мистер Крауч и мистер Фелл! — гаркнула она, — Жду вас на отработке завтра вечером. И живо в Больничное крыло! — прошипела профессор и указала пальцем на выход. Кроули покладисто собрал вещи и вышел из кабинета. Азирафель, ожидаемо, последовал за ним. Скользнув в ближайшую неприметную нишу, Кроули обернулся и гневно сверкнул глазами: — Что с тобой? Азирафель только недовольно повёл плечом, даже не пытаясь надеть свою «праведно-вежливую» маску: — Ошибся, — бесцветно сказал ангел, не глядя ему в глаза. «Он издевается?!» — возмущенно подумал Кроули: ему было прекрасно известно, что Азирафель знает все зелья наизусть и просто физически не мог ошибиться. Это могло значить лишь одно. «Он хочет солгать мне» Во рту появился какой-то гадкий привкус. Молча Кроули залечил их раны (хотя они уже почти регенерировали) и обхватил чужое запястье. Крепко. Нащупывая ниточку пульса — сердце точно не соврёт. — Уже не доверяешь мне? — усмехнулся Азирафель и обхватил его руку в ответ: мягко и нежно, гладя тёплые, почти горячие ладони. Кроули только покачал головой: «Ты и сам прекрасно знаешь ответ» и с тревогой отметил лёгкий надлом в насмешливой улыбке. Осторожно, почти тихо — он потянул ангела на себя, кладя его руку на свою шею. То место, где бешено билась артерия. — Я никогда не предам тебя, — прошептал Кроули, чувствуя мурашки от прохладных пальцев на коже, — Солнце осыплется в труху, звёзды погаснут в чёртовых небесах, но моя любовь не изменится, — теперь он знал это точно, и ему было глубоко плевать на «искусственность» их связи. — Я знаю, — ответил тихо Азирафель, поднимая на него потемневшие турмалины. — Но и вижу я тоже прекрасно. «Блядство» — подумал Кроули и закусил губу: он не хотел рассказывать о дневнике Салазара, о тех поганых словах, которые написаны там мелким забористым почерком. Это было почти предательство. Ведь Кроули противился — всем своим существом ненавидел мысль, что ангел может отстраниться от него. Сказать: «Ты не настоящий». И навсегда погаснуть на его — Его небосводе. «Ни за что» — решил Кроули, и скорее съел бы свою руку, чем что-то рассказал Азирафелю. И потому оставалось только молчать и делать вид, что всё в порядке. Однако ложь никогда не давалась Кроули хорошо. — Ты… просто, — Азирафель сделал шаг ближе: к той красной черте, за которой у Кроули отказывал мозг, — Когда будешь готов, расскажи, ладно? — попросил ангел безжизненно. Позвоночник прострелило тупой болью. «Что же я делаю» — подумал Кроули, прокусывая губу до крови. — Обещаю, — ответил он, и пульс на секунду сбился. Ложь, как никогда горько, обожгла его язык. *** Кроули смотрел в пустоту, развалившись в бархатном кресле. Послышался скрежет портрета, а затем в гостиную — гриффиндорскую гостиную — вошли Прюэтты. И уставились на него с немым удивлением. (Благо, утро было раннее, и ни одного лишнего человека не наблюдалось.) — Можно не спрашивать, как ты сюда попал, да? — кисло улыбнулись близнецы и подошли к нему. — Особая слизеринская магия, — оскалился Кроули, всем своим видом демонстрируя веселье. Хотя внутри все скреблось и выло, а книга в руках постепенно превращалась в пепел. — На самом деле, я просто попросил домовика перенести меня сюда, — благосклонно заявил он и откинулся на спинку. Близнецы задорно переглянулись, мысленно обмениваясь заманчивыми идеями о диверсиях в чужие гостиные. — Мы даже знаем, кто тебя с этим эльфом познакомил, — насмешливо улыбнулись Прюэтты, заводя старую песню. — В Хогвартсе есть только один Святой, которому домовики готовы построить памятник. Слова больно ужалили сердце. Темнота мелькнула в его хищно прищуренных глазах. Близнецы это тут же заметили. — Ты в порядке? — спросил Гидеон, осматривая его с головы до ног. — Поругались? «Они так хорошо меня знают» — с ухмылкой подумал Кроули. — Вроде того, — прошипел он, поджимая ноги под себя. Прюэтты натянули знакомые выражения лиц, мол, «мы готовы тебя выслушать, несчастный возлюбленный». Кроули только закатил глаза: — Я не буду ничего… Но Гидеон его быстро перебил: — Он ревнует, — сказал близнец, с прищуром глядя на него. — Да неужели? — протянул Кроули заинтересованно. Близнецы глумливо оскалились: — Только слепой и давно мёртвый не заметил бы расширение круга твоих «интересов», — с намёком выдали они. Кроули уже думал над этим — что каждым своим шагом приносит ангелу боль. Но и остановить себя был не в силах. Не потому, что не хотел, нет. Кроули с удовольствием бы забил на всё и стёр себе память об этих чёртовых дневниках. Но не в этом заключалась проблема. Их связь была палкой о двух концах. Дарующая «душевное единство» и вместе с тем приносящая неумолимую боль от потери связанного. И если раньше Кроули мог списать всё на ситуацию и повышенную тревожность, то теперь… теперь он знал, что в любой момент, грозящий Азирафелю неприятностями, он застынет на месте как статуя. Поедет крышей и утонет в болоте собственных демонов. Этого Кроули допустить не мог. И потому искал, перебирая и скрупулёзно шлифуя себе «подстраховку». Тех самых союзников, которые смогут вернуть его в чувство или защитить Азирафеля вместо него. Да, процесс будет долгим — человека не так-то просто привязать к себе намертво. Однако разум требовал принять меры безопасности. Однако была и другая причина, заставившая Кроули вспомнить о существовании других людей. Причина, которая жгла язык и заставляла лёгкие сворачиваться в трубочку. Он пытался понять — как он любит Азирафеля. Сейчас у него не с чем было сравнить, поэтому вся любовь, что жила в его маленьком тёмном мире, предназначалась ему — ангелу. Любовь брата, друга и возлюбленного. Простого однокурсника, интересного собеседника, ценителя красоты и голодного до ласки зверя. Кроули хотел убедиться, что он не лжёт самому себе, когда говорит о любви. — И что мне, по-вашему, стоит делать? — спокойно поинтересовался Кроули. — Ну, — вскинулся Фабиан, — Когда Лориан начинает проедать мне мозг своей ревностью, я тащу её в кафе: с цветами, шоколадными плюшками и прочей хренью, — он невольно поморщился, — Но сомневаюсь, что тебе это подойдёт. Кроули согласно хмыкнул: Азирафель скорее съездит ему по лицу букетом, чем примет знак «мира». — Спасибо, Фаб, но для ангела нужен аргумент повесомей цветов. Близнецы удивлённо переглянулись: — Всё-таки различает, — сказали они скорее друг другу, чем ему. — Даже матушка не может отличить нас, — и уставились на него с немым вопросом. Кроули недоуменно вскинул брови: — У Фабиана шрам на щеке, — он провёл пальцем по своему лицу, — Едва заметный. Но если присмотреться, то его нетрудно увидеть. Прюэтты тут же напряглись. Кроули никогда особо не лез в их дела: не спрашивал, почему они занимаются экспериментами на людях*, почему иногда ходят с холодно-отстранённым выражением и не переваривают своих однокурсников. Но сейчас чувствовал — они откроются ему. — Тебя кто-то проклял? — тихо спросил он, потому что знал: любое физическое увечье полностью вылечивается магией. Фаб поджал губы, а Гидеон только сжал его руку — поддерживая, говоря беззвучно: «Я с тобой». Кроули мысленно скривился: изредка он замечал эту нежность и гармонию между близнецами. Любовь, до ужаса похожую на ту, что он чувствовал к ангелу. Близнецы тем временем накинули купол тишины. — Нам было одиннадцать, — начал Гид, обнимая брата за плечи, — Первый курс — лакомая добыча для хулиганов, — близнец посмотрел ему в глаза, — Ты и сам это знаешь. Кроули только сжал губы в тонкую нить — ему сказочно повезло, что все нападающие были неуклюжими идиотами. Ведь у старшекурсников объем магического резерва был куда как больше, а практика намного обширней. Стоит ему нарваться на настоящего профи — и тот размажет его тонким слоем по стенам Хогвартса. Кулаки против воли сжались — он не собирался проигрывать. Никому и ни за что. — Мы были беззащитны, хоть и прикрывались статусом Древнейшего дома, — усмехнулся Гидеон, — Но, как оказалось, бывают люди, которым плевать на твоё «лордство»… Желание поглумиться в них было сильнее, чем инстинкт самосохранения. Кроули прикрыл глаза — он уже знал, что услышит дальше. — Это были гриффиндорцы, — сказал тихо Гид, и Кроули удивлённо моргнул, — Неожиданно, да? Ты, наверно, думал, тут никто своих не обижает, да? Ха-ха, — близнец насмешливо оскалился, — Наш зверинец ничем не хуже вашего серпентария. — Их было трое, — вклинился осипшим голосом Фабиан, — Я хорошо помню их лица — перекошенные, налитые кровью. Полукровки и маглорождённые, которых задевал собственный статус крови, — он горько хмыкнул. — Они просто идиоты, — выплюнул Кроули, сжимая подлокотники, — Которые точно так же, как и «чистокровные снобы», отыгрываются на слабых. — Ты успел поцапаться с кем-то? — спросил Гид. — Это просто правило, — Кроули скривился, — Дурацкая человеческая природа. Фабиан в ответ усмехнулся: — Ну, отсутствие мозгов не помешало им кинуть в нас с братом неизвестное заклинание. — Подожди… ты хочешь сказать?.. — Именно, — Фаб потёр застарелый шрам, — Как мы потом узнали, нападавшие понятия не имели, как оно действует. Кажется, вычитали в какой-то книжке и пульнули в порыве ярости. Кроули против воли удивлённо вытаращился: кем надо быть, чтобы запустить в студента заклинание с неизвестным эффектом? — Помню, они предъявляли нам какие-то обвинения, подозревали в издевательствах над «грязнокровками», — Гидеон закусил губу, — Фаб отреагировал первым. Если бы не он, меня бы здесь не было. — Проклятье зацепило только лицо, — Фабиан сжал руку брата, — Крови натекло прилично — весь пол залило, — он хмыкнул, — Увидев её, эти «мстители» тут же ударились в бегство, поджав хвосты. Если бы не Гринграсс… Кроули тут же вскинулся: — Оуэн? В смысле слизеринец, который два года назад окончил школу? — как наследник Благородного дома, он прекрасно знал о наиболее влиятельных чистокровных родах. — В точку, — усмехнулся Фаб, — Он буквально вытащил меня с того света. Мозаика, наконец, сложилась: — Именно поэтому вы, старшекурсники-гриффиндорцы, пошли спасать меня, мелкого слизеринца? — вкрадчиво спросил Кроули. Близнецы в ответ только улыбнулись. *** — Ты же знаешь, что я не буду извиняться? — уточнил тихо Кроули, складируя котлы в раковину и включая воду. — Знаю, — тем же тоном ответил Азирафель, не отрывая глаз от нарезанных кореньев, — Ты уверен, что поступаешь правильно, и будешь гнуть свою линию, пока не облажаешься, — хмыкнул ангел, беря с полок новые ингредиенты. Кроули прислушался: но нет, Вельзевул всё ещё пропадала где-то по своим делам — оставив им гору грязных котелков и стопки корешков и листьев. — Ты сомневаешься во мне? — чуть уязвлёно заметил Кроули, заходя к нему за спину. — Нет, — Азирафель мгновенно повернулся к нему, — Это ты сомневаешься в себе. «Вообще-то, он прав» — протянул внутренний голос, — «Эта идея с самого начала отдавала тухлятиной» Но Кроули только отмахнулся: — Не могу по-другому, — покачал головой, — Или так, или… будет очень больно, — он невольно прикусил губу, — Мне. «Если ты узнаешь об этом» Что-то светлое мелькнуло в серых глазах: турмалин посветлел до привычного топаза. Азирафель устало вздохнул: — С тобой не бывает просто, да? — и осторожно погладил его по щеке. Внутри что-то вспыхнуло, заискрило — ещё немного, и загорится пожар. Ангел провёл большим пальцем по его виску, обвёл линию скул и лишь едва задел нижнюю губу. — А с тобой бывает только так, — выдохнул Кроули, подставляя лицо под незатейливую ласку. Азирафель лишь улыбнулся: топазы начали стремительно светлеть. «Я так не играю» — подумал его мозг и самоустранился. Он подался вперед — один маленький шаг — чтобы соприкоснуться с чужим дыханием. — Я подожду, — вдруг прошептал ангел, — Столько, сколько потребуется. «Чтобы ты понял» — предположил Кроули. «Чтобы ты вернулся ко мне» — сказали глаза напротив. Горячее дыхание коснулось щеки — опалило не только кожу, но и то, что внутри — за клеткой рёбер, стучит сейчас где-то в грудине. И тогда Кроули плюнул на всё и приблизился — пересечь эту долбанную черту… Нога вдруг поскользнулась на мокром полу, и тело полетело вперёд. Голова нырнула в котёл — с каким-то алым зельем, которое профессор запретила трогать — и опрокинула его навзничь. Азирафель ахнул и попытался его поймать — и в итоге оказался вместе с ним на полу, мокром от воды, вытекшей из переполненной раковины. Глаз зелье не коснулось, однако брови и волосы начало жечь, как от огня. — Кроули?! — ангел (всё ещё сидя на нём и тем самым не давая его мозгу начать функционировать) вытащил палочку и попытался очистить его от зелья. Но не тут-то было. Голову по-прежнему жгло. И жар был не только там. — Ангел, — хрипло позвал Кроули, — Можешь перестать ёрзать? Азирафель, тут же поняв в чём дело, мгновенно поднялся и сел рядом: даже с пола Кроули отчётливо видел спелую вишню, залившую его щёки. — Дорогой, у тебя… — начал было ангел каким-то смущённым тоном, но тут его прервал скрип двери. В затопленный кабинет, на полу которого развалились два студента, покрытые чем-то, очень похожим на кровь, ворвалась Вельзевул. Кроули только успел повернуться на бок, чтобы декан ничего лишнего не заметила, как та заорала: — ЧТО ЗДЕСЬ ПРОИСХОДИТ?! *** А на следующий день Барти Крауч уже щеголял с огненно-рыжими волосами.