Хогвартские знамения

Кроули ходил и не видел стен. Пола, потолка, людей. Перед глазами так и застыл безразличный — серый — взгляд. «В чём я провинился?» Внутренности обжигало холодом и тут же — огнём. Пульс стучал где-то в висках, а рот кривился в зверином оскале. Слизеринцы старались не подходить к нему: Регулус все больше молчал, натыкаясь на злобные взгляды, Цисси недоуменно вздёргивала бровь, как бы говоря: «Ты в порядке?». Даже Соболь затыкался и старательно избегал контакта. Не убегал от него только один человек. С виду ласковый и добрый, с мягким прищуром туманно-серых глаз и вежливой улыбкой на лице. Но только с виду — определять его маски Кроули научился уже давно. И сейчас — в первый раз за всё их знакомство — он не смог заглянуть внутрь: за искусное кружево лжи и этот обходительный тон. Впервые Кроули увидел там пустоту. Не море плещущих эмоций или зыбучие барханы чувств. Нет. Только звонкую, сосущую пустоту — безразличие — которым Азирафель душил всех окружающих его людей. Всех, кроме него. Кроули ходил, не различая пути: единственным его компасом была связь. Тонкая ниточка, по которой бежал ток от одного разума к другому. Раньше Кроули с легкостью находил Азирафеля, где бы тот ни прятался — это знание было вшито ему в подкорку. Сейчас же шёлковая нить дрожала и тлела, пропадая каждый раз, когда Кроули ощущал ангела особенно близко. Будто человек по ту сторону связи дразнил его, манил идти за ним — дальше и глубже — в сеть тёмных коридоров. И Кроули шёл: на ощупь, следуя за одним лишь запахом — едва заметным цветочным нектаром и ноткой озона, оседающей на языке предстоящей бурей. Каждый раз он двигался на зов, и каждый раз ловил лишь пустоту. Они по-прежнему виделись на занятиях и в библиотеке — но так, будто никогда не были знакомы. Ангел смотрел и не видел его: улыбался так же дружелюбно, как и любому другому студенту, глядел на него — холодно и вежливо — как глядел бы на Барти Крауча. Это не раздражало, не вызывало ярость. Лишь глухое и серое ничто. «За что ты меня наказываешь?» — думал Кроули, глядя в бесцветные глаза напротив. Его словно окунули в ледяную воду и оставили там — под слоем толстого льда. А ведь весна так нескоро… *** Кроули сидел в дальнем углу библиотеки, тупо уставившись в книгу: часть страниц уже превратилась в пепел. А ангела всё не было. С того дня, как его обожгло, ударило — чужим безразличием — Азирафель так и не появился ни за их столиком, ни на их поляне. Он будто пытался сказать: «Между нами нет ничего личного». Но это что-то — было. Сидело в его грудной клетке, выло и стонало от боли. Кроули пытался спрашивать, кричать, хватать его за руки. Но на любые вопросы ангел строил удивлённое лицо, говорил вежливо: «Я не понимаю, о чём ты». А на щеках выступал слабый румянец, словно Азирафелю было стыдно за поведение докучливого однокурсника. «Когда мы стали чужими?» Кроули ощущал себя избитым, оплёванным и, что хуже — брошенным. Абсолютно. Ненужным. — Можно присесть? — раздался сверху неуверенный девчачий голос. Кроули поднял взгляд: рыжие волосы, живые зеленые глаза и чуть блестящие розовым губы. «Лили Эванс» — вспомнил он, не отрывая взгляда от чужого лица. На белой коже («Почти такая же» — мысленно отметил Кроули) вспыхнул румянец: окрашивая щёки яркой клубникой. Но не персиком. — Можно, — пустым голосом протянул Кроули, глядя на девчонку из-под ресниц. Эванс удивлённо округлила глаза и села на соседний стул. Дрожащими пальцами она вытащила из сумки тетрадки («Магловские» — кольнула вторая мысль) — такие розовые, с отвратительными блёстками и цветками на обложке. Такие девчачьи. — А т-ты что будешь делать? — проблеяла испуганно гриффиндорка: она будто не верила, что её пустили за стол. Кроули задумчиво склонил голову набок: — Я? — и улыбнулся, обнажая кончики острых клыков. Лили тут же отвернулась, спрятав красное лицо за рыжими — неправильными — локонами. — А кто же ещё? — буркнула она тихо, уткнувшись в конспекты. «Какая смелая» — мысленно усмехнулся Кроули: даже Регулус от его «улыбки» мгновенно смолкал и отходил на десяток шагов. — «Маленькая храбрая гриффиндорка» — Нумерология, — угрожающе-тихо ответил он, пододвигая к ней толстый учебник. Эванс с опаской взглянула на книгу — математика для волшебников была куда менее понятной, чем махание куском дерева. — Это… очень сложный предмет, — после долгой паузы заметила девочка, всё так же глядя перед собой. — А ты считаешь меня тупым? — весело поинтересовался Кроули, склоняясь к чужому лицу. Лили тут же вскинулась, подняв на него грозный изумрудный взгляд: — Я так не говорила, Крауч! — и сжала свои маленькие — ухоженные — кулачки. «Как интересно» — внутри, посреди пустого глубокого ничто, вспыхнула искра любопытства. — Но имела в виду, Лили, — усмехнулся он, глядя на растерянную, полыхающую румянцем девчонку. — Ты ошибаешься, Б-Барти, — Эванс сдвинула брови и поджала пухлые, измазанные в блеске губы. В этот момент Кроули заметил и длинные чёрные ресницы, и юбку чуть выше колена, и легкие цветочные — почти знакомые — духи. «Ах, вот оно что» — осклабился Кроули и на пробу коснулся чужого плеча. Девочка вздрогнула, но не отстранилась. Гордая, ещё непуганая лань. «Никогда не пробовал оленину» — вдруг подумал Кроули и предвкушающе оскалился. *** — Ты долбанный идиот, — раздалось за его спиной. Кроули, прекрасно зная, чей это голос, только усмехнулся, откидывая голову на зелёную, свежую траву. Поляна у древа Познания не переставала его радовать. — А ты не долбанная идиотка, — заржал он, открывая один глаз. Пандора нависла над ним грозной тенью, даже не дернувшись на его «тонкий» намек. — У тебя отстойное чувство юмора, — она на секунду скривилась, — Как и вкус. Кроули недоуменно вздёрнул бровь: — По крайней мере, у меня эти вкусы есть, — и едва сдержал смешок: полоскать Элдайр на тему личной жизни он не переставал, даже будучи на девять десятых мертвым — как это было сейчас. — Рыжее с рыжим не сочетается, если ты не знал, — усмехнулась Пандора и села рядом. Кроули коротко рассмеялся: — Это что, ревность? — спросил он и повернулся к девчонке лицом. — Это голос разума, кретин, — прошипела она, тряхнув белой косой. Кроули весело фыркнул, когда кончик строптивой косы ударил его по щеке. — Спасибо, но в услугах зануды не нуждаюсь, — и ядовито улыбнулся. Пандора сощурилась, а запах металла перекрыл собой тонкий аромат вишни: — А в начале года нуждался, — заметила Элдайр, напоминая о его попытках заполучить союзников. Кроули только покачал головой: теперь в этом не было нужды. Ведь если рядом нет ангела, то какой вообще смысл в его «миротворческой» деятельности? — Я думала, ты сильнее, — тихо обронила Пандора, не глядя на него. — Как оказалось, это было ошибкой, — огонь чужих глаз едва не ожёг его, — Потому что ты слабый, тупой, нецелеустремленный и совершенно… — Я понял, — раздражённо прервал Кроули. — Что-то ещё? Элдайр насмешливо хмыкнула: — Ты глупец, — губы сложились в кривую улыбку, — Выпустивший из рук то, за что некоторые готовы убивать и развязывать войны, — и какая-то застарелая грусть послышалась в ее голосе. Кроули напрягся прежде, чем мысль успела обрести форму: — Ты кого-то любила, — выдохнул он, — Так же сильно, как… — «я люблю Азирафеля» осталось висеть между ними. — Любила, — зло выплюнула Пандора, — И была убита. Этой любовью, — и тут же поджала губы: она не собиралась выворачивать перед ним душу. Элдайр молчала, пробуя свои мысли на вкус: стоит говорить или нет? Кроули не нарушал тишины (он знал, что девчонке некому выговориться, кроме как ему) и бездумно пялился в небо — серо-голубое — почти топазовое. — Это было давно, — после долгой паузы начала Пандора, — Мне было восемь, когда я встретила её, — она рвано выдохнула. Кроули мысленно споткнулся об «неё». Но быстро вспомнил, что и сам любит «его». — Не думай лишнего, идиот, — Элдайр тут же нахмурилась, — Я не желала её тела. Только душу. Разум. И всё время её мира, — она подавилась вздохом, — Но я просила слишком… многого. Кроули невольно прислушался: это слишком, слишком напоминало ему себя. — Сейчас я понимаю, что глупо было требовать от магловской девочки подобного… — Ты нарушила статут Секретности?! — едва ли не восхитился Кроули. — Нет, — она покачала головой, — Я ей ничего не рассказывала. Была обычной девчонкой из дома на вершине горы, — Пандора горько усмехнулась, — Мы дружили несколько лет. Пока я наконец не поняла, что это не дружба, а… — Зависимость, — сказали они одновременно. — Вижу, ты понимаешь, о чём я, — улыбнулась Пандора, но глаза её остались больными. — И что было дальше? — тихо спросил Кроули, мысленно удивляясь их схожести. — Дальше… был разрыв, — она осклабилась, — У нее появилась новая подруга, если ты не понял, — добавила девчонка язвительно, чтобы скрыть свою кровоточащую — до сих пор — рану. «Теперь понятно, почему она так одинока» — вдруг подумал Кроули, сглатывая слова сочувствия: ей они были не нужны, — «Она просто не может… довериться снова» Кроули сел на траве, заглянув в прозрачные — почти мёртвые — глаза, и спросил: — Почему я? Пандора молчала, поджимая губы. А затем резко выдохнула: — Потому что тебя невозможно любить. *** Шло занятие. А его пальцы до сих пор дрожали. Ученики набивались в класс, шумели роем непоседливых пчёл в ожидании учителя. Соболь скалился, обмениваясь шутками с Цуйбингер. Люциус, сидящий где-то во главе ряда, изображал памятник самому себе в окружении стайки прихвостней. Слизеринцы галдели и жужжали над ухом. «Как надоедливые насекомые» — довольно усмехнулся голос, — «Беззащитные, такие слабые…» И Кроули даже не понял, что этот голос принадлежит не ему. Голова была занята совершенно другим — короткой запиской, которую принёс их родовой чернокрылый филин: «Это не твои проблемы». Вот и всё, что написал ему отец. Барти невольно сжал кулаки. Он не мог любить мать. Не после этого. Но внутри по-прежнему тлела искра любящего сына — мальчика, у которого была семья. И лишь одна личность. Отец никогда не врал ему — умалчивал, искажал смысл. Поэтому отец не мог сказать: «С мамой всё хорошо», если это было не так. А это было не так. Взгляд по привычке метнулся к белой макушке на другом конце класса. Сегодня у них было сдвоенное занятие. Азирафель, как и во все предыдущие разы, не обернулся. Не встретился, не сцепился с ним взглядом. Хоть и наверняка почувствовал: как жжёт плечо и незащищенную шею от чужого внимания. Кроули хотелось подойти, прижаться к белому мёду волос и вдохнуть чистый нектар — чтобы внутри все затихло, не скреблось так отчаянно и больно. Хотелось подойти и сказать: «Кажется, у моей мамы рецидив, и она может не выжить в этот раз». Хотелось прошептать на ухо: «Я так боюсь остаться один — пожалуйста, не оставляй меня». Но вместо этого он сидел, словно прикованный, на жёстком деревянном стуле и молча кусал губы. Пока в класс, наконец, не ворвался учитель. Профессор Гавриил никогда долго не распинался, предпочитая практику занудливым лекциям — и это единственное, за что Кроули его уважал. Темой сегодня были боггарты. Ученики тут же загомонили: никому не хотелось выставлять свои страхи напоказ. Тем более слизеринцам. Однако профессор Гавриил был непреклонен — всех несогласных он напрямую посылал к директору или Министерской комиссии. Студенты мгновенно затихли. Кроули даже не пытался слушать вводную: он и так прекрасно помнил, что из себя представляют боггарты. Привидения-социопаты, предпочитающие места потемнее. Любящие тишину и пугающие навязчивых людишек их собственными кошмарами. В чем-то их даже можно было понять. Чего понять было нельзя, так это оружие, которое идиотский учебник рекомендовал против боггарта — смех. Кроули было очень интересно, под каким углом автор ударился головой об стену. Ведь для того, чтобы использовать против своего Воплощенного Страха заклинание смеха — надо быть полным идиотом. — Ну что ж, а теперь приступим к практике, — широко улыбнулся Гавриил, глядя на скривлённые лица детей. Они шли по очереди — змеи, пауки, мумии, заваленные экзамены и подкроватные монстры. Кроули заскучал где-то на середине процесса: детские фобии его не интересовали. — Будьте внимательны, мистер Крауч, — зачем-то добавил Гавриил, глядя ему в глаза. Кроули лишь отмахнулся: если его ментальную защиту не раскусил даже василиск*, то и какое-то жалкое привидение не сможет. Он встал напротив грозной фигуры профессора Веллс в каких-то цветастых тряпках — именно таким был «осмеянный» страх одного из хаффлпаффцев. «Удиви меня» — усмехнулся Кроули и шагнул к боггарту ближе. «Вельзевул» отшатнулась, широко распахнув глаза — она испугалась. На мгновение Кроули позволил себе победно улыбнуться. А затем висок кольнуло острой болью, и мир пошатнулся. Фигура «Вельзевул» потекла, словно восковая фигура, чёрными жирными каплями — растекаясь по полу бензиновой лужей. «Что за хрень?!» — только и успел подумать Кроули, когда лужа начала… двигаться. Капли наползали друг на друга, образуя подобие ног и худого, с рядом выпирающих костей, туловища. Чёрные кляксы обратились восковой долговязой фигурой с длинной — слишком длинной — шеей и головой без лица. Лысый череп с натянутой чернеющей кожей обернулся к нему. Он не слышал, как вскрикнул кто-то из учеников, не видел, как профессор Гавриил застыл в ошеломлении. Потому что на пустом лице появился белый провал рта — кривой широкой улыбки — и заговорил его голосом: — Боиш-шьс-ся, мальчик? — прошипела фигура, склонив голову набок. Кроули замер, не в силах пошевелить даже пальцем: словно нервные сигналы разбивались об невидимую стену, не доходя до конечностей. Чёрная фигура усмехнулась и раскрыла глаза — на лице появились две белые щели, изогнутые, словно смешливая маска. — Я — это и ес-сть ты, — с улыбкой сказала Тьма. Теперь Кроули знал, кто перед ним. Тварь, которую он запер в подвале своего разума. Тварь, что шепчет в его голове о терпком вкусе крови, тепле человеческих тел и остром лезвии ножа. «Заткнись, заткнись» — беззвучно орал Кроули: тело его не слушалось. — Тебе не с-сбежать от с-себя, мальчик, — провал рта растянулся, натягивая восковую кожу. Тьма подняла костлявую руку и медленно потянулась к нему. В этот момент учитель подорвался к нему, а сзади кто-то грохнулся в обморок. Но Кроули не видел этого — только жирный воск маски напротив своего лица. Пока что-то внутри — тонкая шелковая нить — не натянулась до треска. Не зазвенела в ушах знакомым, таким родным голосом: «Кроули!». В тот же миг он выхватил палочку и крикнул «Бомбарда!»: восковая фигура треснула и разлетелась жжёными кусками черноты. А в голове раздалось насмешливое шипение: «Боиш-шьс-ся» — сказал голос, прежде чем картинка перед глазами потухла. *** — Хватит валяться, идиот! — процедил злобный девчачий голос. — Вы не могли быть более вежливой, мисс Элдайр? — страдальчески протянул второй — уже мальчишеский. — Просто заткнитесь оба, — холодно прервала другая девочка. Кроули с трудом разомкнул веки, чтобы тут же закрыть, скривившись от яркого света. — О, наша спящая принцесса проснулась, — насмешливо протянула Пандора, сидящая на соседней кушетке. В нос ударили запахи зелий и хлопковых простыней — он в Больничном крыле. — Что… — голос охрип, — Случилось? Регулус, сидящий поодаль, в ответ покачал головой и недовольно нахмурился: — Ты упал в обморок. Прямо в классе. «Вот блядство» — упасть на глазах однокурсников — глупее не придумаешь. — А вы тут что делаете? — спросил Кроули и осторожно поднялся на локтях: в теле ощущалась непривычная тяжесть. — Стережём твой покой, принцесса, — усмехнулась Элдайр, успешно игнорируя испепеляющие взгляды Блэка. — Тебя нёс профессор Гавриил, — вмешалась Цисси, — А мы с Блэком в тот момент проходили мимо. Откуда появилась эта девка, — острый взгляд метнулся к Пандоре, — Я не знаю. Но Кроули было уже всё равно, откуда те появились. Куда больше его волновал другой вопрос: — Гавриил нёс меня на руках? И озорная улыбка Элдайр была ему ответом. «Надо же было так опозориться» — мысленно простонал Кроули. — Жалко, я не успела сделать колдо, — весело заметила Пандора: на этот раз Регулус согласно улыбнулся. — Так, ладно, — прервал Кроули поток насмешливых гляделок, — Зачем вы пришли? Пандора язвительно ответила: — Хотели проверить, не сдох ли ты. — Мисс Элдайр! — воскликнул Регулус и тут же себя оборвал: повышать голос на даму — верх неприличия. — Просто волновались за тебя, Барти, — уже мягче добавил он. Имя резануло слух, и Кроули едва не сморщился. — Но раз ты жив, мы пойдем, — холодно обронила Цисси и заглянула ему в глаза, — Если ты не хочешь нам что-то сказать. И все трое уставились на него. — Нет, ничего, — Кроули удивлённо вздёрнул бровь: это ещё что за цирк? Они переглянулись. — Тогда… выздоравливай, — тихо выдохнул Регулус, прежде чем выйти из палаты вместе с Цисси. Пандора на секунду замялась, будто решаясь на что-то. Но спустя мгновение всё-таки открыла рот: — Твой цветочек приходил. «Азирафель?!» — Кроули едва не подскочил на месте. — Спрашивала о твоем здоровье, — осклабилась Элдайр, — И даже занесла тебе конспекты по теме, — и постучала пальцем по отвратительно-розовой тетрадке, что лежала на тумбе. После чего Пандора резко отвернулась и пошла на выход. «Лили» — подумал Кроули, оценив обложку — блестящую, яркую, словно фантик из-под конфеты. Такую… девчачью. «Значит, так и должно быть?» — горько улыбнулся Кроули, — «Девочки носят свои тетрадки парням. Как это делают нормальные люди» Он раскрыл конспект на случайной странице: как и ожидалось, почерк оказался плавным и круглым. Женским. Совершенно не похожим на летящие, с трудом понимаемые буквы ангела. Мысль кольнула и исчезла. Кроули сжал розовый глянец в руках: «Разве это… правильно?»