Хогвартские знамения

Кроули молча набирал себе ванну — и желание утопиться в ней с каждой секундой становилось всё сильнее. В тот день, когда он увидел… то, что делило с ним разум — или скорее паразитировало в его мозге — их связь внезапно оборвалась. Та тонкая ниточка, что связывала их с ангелом, просто взяла и исчезла. Будто её и не было вовсе. И с тех пор Кроули не видел Азирафеля. Казалось, что это была галлюцинация — прекрасный сон, который с ним никогда не случался. Единственное, что заставляло его верить — помнить, что это было на самом деле — это Кроули. Барти Крауч по-прежнему жил в его черепной коробке, однако у руля стоял Кроули — личность, созданная Азирафелем. — Да что с ней не так, — буркнул он себе под нос, выкручивая артефакт нагрева воды на максимум — вода была слишком холодной. Наверное, именно таким и было его состояние последние пару дней — холодным. Словно кто-то затащил его в морозилку и закрыл там на пару лет. Кроули по-прежнему ходил на уроки, заводил ничего не значащие разговоры с Близнецами, спорил с Регулусом, перекидывался на обеде парой фраз с Цисси — иногда сидел под древом Познания с такой же безжизненной — почти мёртвой Пандорой. И совсем редко — встречался взглядом с изумрудными глазами. Пожалуй, только благодаря им — своим союзникам-друзьям — Кроули до сих пор ест, пьёт и даже разговаривает. Это значило, что его эксперимент сработал: он действительно способен на привязанность и подобие дружбы. Вот только боль это ничуть не ослабило. Ощущение, что внутри его рвут, крутят, жрут, давясь кровью и мясом — никуда не ушло. — Чёрт, — прошипел Кроули и саданул кулаком по артефакту: но не то чтобы это могло помочь. Потому что Азирафель не игнорировал его, не избегал (как делал это раньше) и даже не притворялся, будто они незнакомы — он просто исчезал. С завтраков, обедов и ужинов, с уроков и из библиотеки. Несколько раз Кроули спускался на нижние этажи подземелья — откуда обычно доносился зов, когда связь истончалась. Но и там он не смог ничего уловить — только слабый запах озона. Хаффлпаффцы на его вопросы не отвечали, а те, которых он допросил в особо жёсткой форме, блеяли что-то о болезни и разрешении не ходить на занятия. Это было уже больше похоже на правду. Если забыть о том, что их тела защищены от любых ядов и инфекций, а регенерация позволяет каждые пару минут резать себе вены. Кроули зло сцепил зубы. Ангел словно предлагал ему сыграть в прятки. А он чертовски плохо водил. — Да что за… — Кроули всё-таки выплыл из своих размышлений, когда ощутил запах варёного мяса. Кто-нибудь другой, вероятно, упал бы в обморок или, как минимум, блеванул бы себе под ноги. Но Кроули лишь удивлённо смотрел на свою руку — или то, что от неё осталось — и испытывал только чувство недоумения. Он с трудом вынул руку из кипятка, в который превратилась вода за пару минут, и слегка пошевелил красными, обожжёнными пальцами: кожа висела на них, словно половая тряпка, а сквозь влажное мясо уже виднелись белые головки костей. «Интересно» — подумал Кроули, всё ещё не чувствуя боли. Впрочем, он давно уже забыл, что значит чувствовать. Обмакнув вторую — здоровую — руку в ванну, Кроули стал ждать: когда придёт боль. Спустя несколько мгновений ладонь покрылась алыми пятнами, а на пальцах выступили пузыри с тканевой жидкостью. А боли всё не было. *** «Есть разговор» — сказал ему Люциус Малфой после занятий. Кроули в ответ пожал плечами: ему было глубоко всё равно на политические игры этого прилизанного засранца. И он бы ушёл, показав напоследок неприличный жест, если бы не: «Это касается твоего дружка» — сказанное предупреждающим тоном. — Так что ты хотел? — угрожающе-тихо спросил Кроули, когда они заперлись в какой-то пыльной аудитории. Люциус вздрогнул (хоть и попытался это скрыть), а поняв, кого испугался, тут же злобно сощурился: — Очевидно, поговорить, Крауч, — бесстрастно сказал он, — О тебе и твоём позорящем честь факультета поведении, — укоризненно добавил Малфой. Пожалуй, какой-нибудь задохлик из малозначимого рода боязливо сжался бы, слыша замечание из уст Наследника Благородного и Древнейшего Дома Малфоев. Однако Кроули точно был не из робких. А статус Наследника Благородного Дома Краучей — лишь добавлял ему силы. Кроули весело ощерился: — И что именно позорит честь Слизерина? — с усмешкой заявил он, прислоняясь к стене, — Общение с грязнокровкой? Гриффиндорцами? Может, помолвка с твоей дорогой невестой? — заявил Кроули и тут же улыбнулся: слова попали прямо в цель. — Это помолвка расторгнута, Крауч! — процедил зло Люциус, — Ты не имеешь никакого права на Нарциссу! Кроули многозначительно поднял брови: — Видимо, Цисси считает иначе. Он успел уклониться, прежде чем алый сгусток достиг его головы — Малфой всё-таки сорвался и обнажил палочку. «Сам напросился» — подумал Кроули и одним быстрым движением настиг Люциуса. А затем по-плебейски, самым унизительным образом, ударил Малфоя по лицу. Он не вкладывал силы — и лишь поэтому на полу не валялись зубы и ошмётки кожи. Однако этого было достаточно, чтобы на щеке остался красный след от пощёчины, а из разбитой губы потекла струйка крови. Люциус вскрикнул и тут же прижал ладони к лицу. И только потом до него дошло, что именно с ним сделали. Кроули по-звериному оскалился. Он мог бы ударить его кулаком — как мужчины обычно решают споры без палочек. Но решил, что стоит показать зарвавшемуся малолетке его место. — Ты… ты… — проблеял Люциус, всё ещё отходя от шока: никто и никогда не бил его — и уж тем более ладонью — будто непослушную девку. — Да, — улыбнулся Кроули и приблизился к чужому лицу, — И я сделаю это ещё раз, если тебе так хочется, — горячо выдохнул он. Малфой бледнел и краснел, пока наконец не пришел в себя: он выпрямился, отточенным движением палочки вылечив красноту и ссадину на губе. Кроули усмехнулся шире — Люциус не был неженкой, и играть с ним наверняка будет куда интересней, чем с тупыми хулиганами. — Я хотел предложить мир, — ледяным тоном заявил Малфой, — Мне не интересны твои игры с грязнокровками, пока это не касается Войны Факультетов, — Люциус посмотрел ему прямо в глаза (Кроули даже на секунду восхитился его смелости) и тихо сказал, — Но раз ты так отчаянно хочешь вражды… ты её получишь. И с тем же гордым видом он удалился, взмахнув напоследок полами мантии. И Кроули следовало бы догнать его, провести сеанс «шокотерапии», которую он практиковал на хулиганах, а затем стереть ему память, но… …он просто устал. Устал дышать, ходить, говорить — устал жить. И тогда Кроули подумал: что, если Люциусу захочется его убить — он не будет против. *** — Это ещё что такое? — вскинула брови Пандора, когда увидела его замотанные в окровавленные бинты руки. — Попытка самоубийства, — усмехнулся Кроули, продолжая лежать на траве. — Несчастная любовь и всё такое, — хмыкнул он себе под нос. Элдайр, как и всегда, его юмора не оценила: — И они до сих пор не зажили? — она выразительно стрельнула глазами. «Ах, да, божественная защита» — вспомнил Кроули. — «Стоит ли ей говорить, что в моём случае она нихрена не работает?» — Дай посмотрю, — с каким-то странным — живым — лицом Пандора дёрнула его руку на себя и размотала бинты. — Ого, — протянула она, рассматривая черную, некрозную плоть и ошмётки засохшей крови. Кроули не стал ей мешать: все равно его болевые рецепторы вышли из строя. Да и не только они. Как он успел заметить, его нервные окончания постепенно отключались: начиная от конечностей и всё ближе подбираясь к туловищу. Сигналы от мозга успешно доходили до органов и мышц, однако в обратную сторону — не приходило ничего. Поэтому Кроули мог спокойно ходить и говорить, в то время как стен, на которые он налетал плечом, прикосновений окружающих людей или теплых лучиков солнца — Кроули не ощущал совсем. Он безумно смеялся, когда вдруг осознал: история повторяется. Отличие лишь в том, что в прошлый раз его сначала покинуло зрение. — Ране уже несколько дней, — удивлённо выдохнула Пандора, накладывая на его руку какие-то чары, — Повреждены нервные окончания и все слои кожи, — она недовольно поджала губы, — Что за херня, Кроули? Он в ответ только поморщился — ему не нравилось, когда Элдайр называла его настоящим именем. — А ты как думаешь? — с усмешкой — как у больного бешенством зверя — спросил Кроули. Пандора прищурилась (на миг ему показалось, что её глаза стали ярче) и вытянула руку: она будто сжимала что-то в руках. А затем резко дёрнула. Кроули охнул, ощутив, как внутри — глубже всех его внутренностей — где-то в мозгу, в его магическом теле, задрожала связь. Он распахнул от удивления рот, когда почувствовал Азирафеля — где-то в замке, возле Большого зала. Кроули уже поднялся на ноги и собрался бежать — так быстро, как сможет — лишь бы успеть… Но Пандора оказалась быстрее — красный луч заклинания тут же пригвоздил его к земле. — Отпусти! — зарычал Кроули: его собственная палочка оказалась в руках наглой девчонки, которая теперь смотрела едко и почти зло. — Заткнись, идиот! — крикнула она в ответ, — Он — никуда не денется, — уже спокойней сказала Элдайр, — А вот ты умрёшь, если не возьмёшь себя в руки. — Да мне насрать! — выплюнул Кроули и усилием воли сбросил заклинание: сейчас он был гораздо слабее девчонки, но всё ещё мог дать отпор. — Мне нужно его увидеть. Белые глаза превратились в твёрдые кристаллы, а воздух вокруг наполнился запахом стали. — Ты. Никуда. Не уйдешь, — прошипела Пандора и сжала палочку, — Пока я не пойму, что с тобой. Кроули хотелось заорать: «Да нахрена я тебе вообще нужен?!» или «Катись к чёрту!». Но вместо этого он дрогнувшим голосом просипел: — Ты и так уже знаешь, — Кроули постучал себя по виску, — Из-за него. Из-за того, что между нами. Элдайр сжала зубы и едва слышно процедила: — Ты умираешь. Из-за этого… — она поджала губы: эти чувства были ей слишком знакомы. — Разве это правильно? Кроули засмеялся, откинув назад голову: «Какая же ты дура» — подумал он и посмотрел в больные глаза одинокой девчонки. — Неправильно, — ответил весело он, — Но мне плевать на это. *** «Блядь!» — подумал Кроули, чуть не врезавшись в очередного студента. Он мог не успеть — связь, что дрожала сейчас между ними, в любой момент могла оборваться. И тогда Кроули точно спрыгнул бы с Астрономической башни. С каждым шагом он всё ускорялся, чувствуя, как в теле появляется сила, а в руках вспыхивает боль. Магия возвращалась к нему. За очередным поворотом наконец показался Большой зал и… …беловолосый юноша в заляпанной чем-то мантии: глядевший потерянным, расфокусированным взглядом… …напротив — какой-то мелкий слизеринец, качающий смущённо головой… И ещё до того, как мозг отдал команду, палочка скользнула в его руку, а губы прошипели: «Ступефай!». Слизеринец грохнулся на пол. Кроули, не мешкая и не давая себе времени на размышления, схватил Азирафеля и затолкнул в ближайшую неприметную нишу. Послышались чьи-то шаги и детские возгласы. Кроули кинул чары тишины и невидимости на проход: просто на всякий случай. А затем повернулся к ангелу. — Азирафель? — мягко позвал он, глядя в удивлённые серые глаза. Теперь они не казались бесцветными. — Кроули! — тревожно воскликнул родной голос, когда он подлетел к ангелу, — Что ты делаешь? Кроули закусил губу и молча покачал головой, прижимая Азирафеля ещё ближе к себе. «Господи, как же я соскучился по тебе» — подумал он, но не произнёс этого вслух: иначе точно заплакал бы. — Ты же не убил того мальчика? — привычно-тревожным тоном осведомился Азирафель, как будто это была не первая их встреча за последний месяц. — Нет, — прошептал Кроули и потёрся носом о чужой висок: знакомый запах мёда наполнил его лёгкие. Взгляд ярких топазов был настолько привычным, что казалось, будто и не было этой холодной стены между ними, этого скользкого отчуждения и пустоты-пустоты внутри. — Прости, — вдруг выдохнул Кроули, — Что бы там ни было, прости, прости меня… Азирафеля чуть отстранился, заглянул обеспокоенно в его глаза: — За что? Недоумение было таким искренним, что Кроули почти поверил. — За… за то, что… — он и в самом деле не знал: лишь строил догадки, — Я лгал тебе, — прошептал наконец тихо, — Я кое-что узнал, и-и… Мне было так страшно, что ты уйдёшь… — Кроули на секунду зажмурился, — Я не хотел тебе говорить… хотел защитить… прости. Глаза защипало, а в горле встал ком. — Я такой идиот, — просипел он, спрятав лицо в ладонях. Что-то гладкое и прохладное коснулось его щеки, а затем Азирафель нежно отнял его руки от лица. — Да, идиот, — с мягкой улыбкой сказал ангел, — Постоянно взваливаешь на себя трудности, пытаешься решить всё один, — он покачал головой, — Но я не злюсь на тебя, — чужие пальцы сплелись с его собственными. — Совсем, совсем не злюсь… — Правда? — Правда. Азирафель коснулся губами его лба и прошептал: — Я отпускаю тебе всё*. *** Кроули мечтательно улыбался, направляясь к секретному входу в гостиную Хаффлпаффа. Внутри всё цвело и пахло, словно только что наступила весна. «Он простил меня» — пронеслось в его голове по чёрт знает какому кругу, — «Простил-простил» Кроули был настолько счастлив, что решил всё-таки показать Азирафелю те дневники и рассказать, почему он, собственно, начал общаться с другими людьми. Нормальный человек начинает дружить с кем-то из-за общих интересов, нужды или симпатии. Кроули же нормальным человеком не был. Его логика была извращённой сюрреалистичной картиной — сложно понять, а принять и того труднее. Однако он и не нуждался в чужом понимании: и люди, которыми Кроули себя окружил, прекрасно это осознавали. И потому не лезли с тупыми вопросами. Да и не то чтобы у него были на них ответы. Вместо этого Кроули просто брёл по коридорам, наложив на себя заклятье невидимости, подбираясь всё ближе к чужой — кто-то бы сказал вражеской — гостиной. А в руках он держал белый цветок, всё ещё пахнущий весной и любовью. Зира — его комнатный Эухарис — немного завял, пока его хозяин находился в депрессии, и один из цветков даже начал сохнуть. Цветоножка уже пожелтела, однако лепестки были по-прежнему свежи и белы, словно первый снег. Кроули скрепя сердце всё-таки срезал умирающий цветок (попросив перед этим у Зиры прощения) и наложил стазис, чтобы тот продержался как можно дольше. Хотя бы до того момента, когда он всучит его ангелу. Ещё лучше — если он вплетёт цветок в его белые кудри. Кроули зажмурился, чувствуя, как в груди становится тепло, а на том краю связи пульсирует чужая — и одновременно родная — магия. — Подожди немного, — прошептал он цветку Эухариса, пока тот совсем не извёлся от волнения. Кроули знал, что между ними осталось ещё много прорех — шрамов, которые не сойдут так просто. Однако он всё равно надеялся, что они их быстро залечат. И этот цветок — белая лилия — станет знаком их мира. Тайный проход, показанный Азирафелем давным-давно, нашёлся быстро — ещё быстрее Кроули слетел по ступенькам, пока не добрался до гостиной Хаффлпаффа. Учеников там не было: все ушли на обед. Кроме одного. Кроули мысленно ухватился за их связь, словно за путеводную нить, и направился к спальням студентов, скинув невидимость (более в ней не было нужды). Он хотел появиться неожиданно, распахнув дверь и широко осклабившись. Однако, услышав вскрик, Кроули без раздумий кинулся вперёд и так же резко застыл на пороге. Азирафель плакал — капли солёной влаги беззвучно катились по его щекам — на лбу выступила испарина, а щёки покраснели, будто от жара. И кроме него, в комнате никого не было. — Ангел?.. — позвал Кроули, сделав шаг вперёд. Дикий загнанный взгляд, который на него бросил Азирафель, заставил его застыть. — Что с то… — Уходи! — перебил его крик ангела. Кроули широко распахнул глаза, а сердце пропустило удар: — Но мы же… — «помирились» хотел сказать он, как Азирафель попятился и снова воскликнул: — Убирайся! Мышцы парализовало, и в голове стало тихо-тихо. — Что произошло? — быстро выпалил Кроули и сделал ещё один шаг, — Мы же… друзья… прошу, расскажи мне! Ангел упрямо поджал губы: — Я не принадлежу тебе! — яростно выплюнул Азирафель и будто приготовился к драке. Кроули задохнулся: он бы никогда не сказал ангелу, чего на самом деле желает, но… Может, Азирафель всё уже понял?.. «Понял и испугался?» — подумал Кроули, — «Я и не ждал ответа на свои чувства, но…» Его разум снова и снова спотыкался на этом «но». Потому что в тайне — в глубине своей несуществующей души — он надеялся, что когда-нибудь ангел… сможет… ответить на его любовь. «А любовь ли это?» — спросил склизкий тёмный голос — голос Тьмы. — Ангел, пожалуйста, — пробормотал отчаянно Кроули, — Я не хотел… оскорблять тебя… Я люблю тебя и… — Ложь, — выдохнул Азирафель, покачав головой, — Всё это ложь. Кроули удивлённо моргнул, почувствовав, как сердце остановилось, завяло и иссохло где-то в груди.  — Нет…нет, — он сжал кулаки, — Это правда. То, что между нами — оно есть на самом деле! Азирафель, казалось, не слышал его, продолжая сверлить сердитым, почти разъярённым взглядом: — Просто вернись туда, откуда пришёл, — тихим предупредительным тоном сказал ангел, — И тогда мы забудем об этом. Вернёмся к тому, что было до этого. «Вернёмся?» — подумал отчаянно Кроули, — «К чему? К мнимой дружбе? Будем перекидываться намёками и ходить вокруг да около чёртовыми тысячелетиями?!» — Хорошо, — холодно обронил Кроули, пытаясь взять себя в руки, — Если ты так хочешь. Мы забудем об этом. И вновь станем… друзьями. Азирафель твёрдо посмотрел в ответ: — А теперь уходи. И Кроули ушёл. *** Он обнаружил себя на берегу Чёрного озера, где его бы не достали другие люди. Потому что сил на слова, улыбки и даже на вздохи — у него не было. Будто из груди откачали воздух, оставив вакуум, наполненный смертоносной радиацией. «Это всё ложь» — вновь и вновь проносилось в его мозгу. А пропасть внутри всё росла. «Ложь?» — подумал Кроули насмешливо, — «А где же тогда правда?» Он задумчиво уставился на водную гладь — такую холодную, чёрную, близкую… Кроули уже чувствовал, как вода облизывает его ботинки, когда сзади раздалось громкое: «Барти!» — и чьи-то тонкие руки потянули его назад, на берег. «Блядь» — мысленно чертыхнулся Кроули: он ведь и правда пытался утопиться. — Ты совсем сдурел?! — воскликнул девичий голос прямо над ухом. Перед глазами мелькнул огонь, белая кожа и яркие пятна изумрудов. «Лили» — подумал он заторможенно. Эванс взмахнула палочкой, и в ботинках тут же стало сухо. — Ты собрался утопиться? — строго спросила она и ткнула его кулачком под рёбра, — Не вздумай это повторить! Он должен был холодно оскалиться и прошипеть: «А не пойти бы тебе на…», но вместо этого Кроули лишь вяло улыбнулся и пожал плечами: — Поссорился с другом, — в горле тут же запершило, — Вот и решил с горя искупаться, — безжизненно усмехнулся он. Лили в ответ покачала головой и обняла себя руками, словно ей вдруг стало холодно: — Понимаю, — тихо прошептала она, — Я тоже… п-поссорилась с другом. И только сейчас Кроули заметил, насколько помятой и ранимой выглядела девочка — уголки глаз были красными, будто она недавно плакала. На какое-то мгновение ему захотелось найти этого «друга» и хорошенько приложить об стену. Просто, чтобы сбросить пар. — И почему же вы поссорились? — так же бесцветно спросил Кроули, стараясь не думать, не думать о пустоте внутри. Лили поджала губы, словно пытаясь сдерживать слёзы, но всё-таки ответила: — Он говорил… нехорошие вещи, — она шмыгнула носом, продолжая обнимать себя за плечи, — И мне было очень б-больно слышать это от него. «Как знакомо» — улыбнулся Кроули и шагнул к девочке — такой напуганной и одинокой (совсем как он) — ещё ближе. А затем вплёл в её волосы белый цветок, который всё ещё держал в руках. — То, что он говорил — ложь, — сказал Кроули, глядя ей прямо в глаза, — Возможно, мы с тобой просто не умеем выбирать друзей, — и больная улыбка растянула его губы. Потому что он не выбирал Азирафеля. Это просто случилось. Словно молния ударила с неба и сделала этого человека — пухлого белокурого мальчика — центром его мира. «Нечестно» — подумал Кроули, — «Почему это работает только в одну сторону?» Боль пронзала его сердце каждый раз, когда он думал об ангеле… которого потерял… так глупо и безвозвратно. «Мы всё забудем» — пронеслось в его голове, и на мгновение это подарило ему спокойствие — он забудет: как любил, как страдал и как отчаянно желал. Забыть. Он прикрыл на секунду глаза. А когда открыл — напротив него горели два изумруда. — Твой друг… — неуверенно сказала Лили, — Я думаю, он тоже был не прав… ведь ты, — она на секунду замолкла, пока, наконец, не решилась, — Ты — хороший. Я знаю. Я видела, — она упрямо сжала кулачки, — Так что не верь ему. Верь мне. И это звучало как утешение — блажь, которой он сможет прикрыть свою боль. Заполнить сосущее изнутри ничто. Хотя бы на время. И потому его губы шепнули: — Лили, а у тебя есть парень?