Где растет физалис

знал этот свет много сестер и братьев, но таких он впервые встретил. каждый из них свое сердце в другом утратил так, что не мог разлучить их случайный третий. много он видывал братьев разных, много их грязевую жижу месило. но впервые – таких, что стали друг другу компа́сами. но впервые – таких, что стали друг другу мессиями. рассказывал старший, идя по кромке: – покорим мы с тобой Эверест, Макалу и Анды, доплывем до истока тягучей Конго и дойдем до девятого круга Данте, будут нам самоцветы светить Кунгурской – малахитовым змеем, огнем цитрина, и ничто не сведет нас, не выбьет с курса – ни тепло квартиры, ни блеск витринный; доберемся до Припяти, там – Чернобыль, до карельских топей, сибирского частокола; что нам, братец, скажи, эти нежные снобы? если есть в рюкзаке тушенка с колой, и моток веревки, и мешок карабинов, и чукотские песни о хрупком снеге. младший, запомни, загубишь спину, если однажды уснешь в панельке. будешь до вечности в офисе бры́каться, если однажды наденешь тройку, тот, кто придет туда – просто свыкнется, с тихой покорностью землеройки. младший внимал внимательным стражем, шли они по камням, пересекая местность, но точил, глодал по ночам его жуткий бражник – так хотелось проверить из какого он теста, рудную выплавку, номер, калибр, и страх его превращал в свинцовую тяжесть. он метался в горах, как мизерная колибри, и смотрел, как карта в колоде ляжет, и по-прежнему рвал тугие жилы, и жилы рвались звенящим хлёстом. и думал: ну как же я тут господи выжил – под этими ледяными блестками? как же я вытерпел этот воздух, что дает дышать лишь самую малость? может быть, стало немного поздно, может, внутри меня что-то сломалось? и пока старший вещал о далеких чащобах, о степях, в которых ветер с каждой секундой злее; младший, смотря на небо, дышал учащённо, и ползли по щекам дорожки соленых змеек; эта тропа опять ему виделась монстром, а брат – её верный маг, хранитель учений; младший думал, что это слепое солнце выжжет его глаза и выгрызет череп. однажды – хоть плачь, хоть заливисто смейся, – он действительно ощутил, что сил больше нету, и улетел через несколько дней первым рейсом, ничего не сказав, чтобы позже не шли по следу. и ночами жил теперь там, куда позвали, покупал в супермаркете дорогую пищу, от бессонницы пил чудотворный валиум, и не думал, что брат его неустанно ищет; что шатается по подвалам и небоскребам, по дворовым пустыням, заросшим женьшенем, что его не единожды били, ломая ребра, что сквозняк городской кусал до обморожения. год за годом, свой бизнес и люксовая машина, иногда с друзьями – закинуться кетамином, алименты жене, у которой – другой мужчина, – так попался он в этот капкан змеиный; суматоха, теракты, сводки о кризисе, всё по кругу, как в детстве катали на пони, только вместо попкорна – порция извести; если брат и был... то уже не помнит. но в постели, поскуливая, как собачка, так что утром першит невозможно в горле, он тихонько в беспамятстве глухо плачет… ведь во сне кто-то снова зовет его в горы.