Менестрель в руках дракона

Менестрель прижал его к себе. — С возвращением, господин мой. — Он порывался даже встать перед ним на колени, но руки майа удержали его. Линдир всматривался внимательно в лицо Саурона, изменившееся, но хранившее ставшие ему дорогими черты. Оно исказилось, казалось старше и даже как будто еще злее, и сломленность отразилась на нем, но все же от этого он стал ему только еще более дорог. — Вы прекрасны, несмотря ни на что. Эльф покрывал поцелуями его руки с одним-единственным оставшимся перстнем с темно-красным гранатом в нем, из глаз его текли слезы, и он был счастлив, как никогда. Жаль только, что с новым его обличьем его господину нигде нельзя было показываться, но менестрель все равно обещал служить ему, как мог. Эту ночь решили провести вместе в Дол Гулдуре. Костер разводить было рискованно, но ночевка в стенах полуразрушенного замка все равно была теплее. Над ними в осыпавшихся трубах и стенах свистел ветер, но на первом ярусе стены защищали от его порывов и от непогоды. Линдир натаскал веток и накрыл их тяжелым гобеленом, сорванным со стены, устроив превосходную постель. За ужином пили только воду, но менестрель все равно чувствовал себя опьяневшим от счастья. Громко петь и наигрывать на флейте было опасно, так что все внимание он обратил на чародея. — Вот ты и вернулся ко мне, — он обнял его за шею, а потом уронил на импровизированное их ложе, обнимая так крепко, что не хотел отпускать. Саурон улыбнулся ему и прильнул поближе, наслаждаясь лаской, от которой он уже успел отвыкнуть. Он провел весь вечер и всю ночь в объятиях своего менестреля, трепетно покрывая поцелуями его лицо. Положив голову ему на грудь, майа размышлял, что ему делать дальше. Линдир еще спал, когда Саурон поднялся с постели и направился в библиотеку. Жить под открытым небом и скрываться от каждого смертного ему совсем не нравилось. Хотя Линдир и говорил, что теперь счастлив, самому Саурону для счастья нужно было намного больше. Ему нужны были свои земли и крепости, много слуг, что исполняли бы любой каприз. И, конечно же, армия. Майа никогда не мог довольствоваться малым, ему нужно все и сразу, особенно теперь, чтобы радовать роскошью и богатыми подарками того, кого он полюбил сильнее жизни. Но без своих сил он ничего не мог достичь. У него оставался единственный вариант – некромантия. Для этого не требовалось слишком много магии, только мастерство и точность. Теперь у Саурона появилось новое занятие. Он изучил несколько своих старых фолиантов, чтобы освежить память и по ночам, когда Линдир засыпал, спускался на нижние уровни крепости, где убитых за все время было вдвое больше, чем на любом кладбище. Так что скоро благодаря своим стараниям смог как раньше навести морок на крепость и скрыть, то, что творилось в ней от чужих глаз. Он даже начал понемногу восстанавливать некоторые комнаты и залы. К концу столетия крепость была полностью восстановлена, а в подчинении у майа оказалось несколько сотен орков и трое смертных, желающих обучаться некромантии. Крепость снова начала вселять страх в жителей окрестных земель. Саурону практически удалось вернуть себе былую красоту, на голове осталась только одна седая прядь. Рядом со своим менестрелем он будто молодел, каждое прикосновение возрождало его к жизни. Майа тихо подошел к стоящему у окна Линдиру и нежно обнял его со спины. Он больше не носил доспехи, лишь длинные черные мантии, а потому объятия были очень теплыми и особенно приятными. — Ну, как тебе, дорогой? А ведь всего несколько десятков лет назад мы с тобой были вынуждены жить в лесу, ютиться в норах и старых медвежьих берлогах. — Саурон поцеловал его в висок и прижался щекой к щеке. — Теперь здесь довольно уютно… Конечно, нет такой роскоши, как в Мордоре, но все же. А потом, взглянув на эльфа, задумчиво смотрящего на леса, расстилавшиеся от подножья замка до горизонта, он задал вопрос, который волновал его все прошлые годы: — Ты ведь счастлив со мной? Ты меня любишь, Линдир? Саурон крепче сжал его в объятиях, все еще не уверенный в ответе. Он не понимал, почему эльф все еще оставался с ним. После всего, что он натворил, Линдир должен был сбежать от него при первой же возможности. А возможностей было предостаточно. Саурон не запирал его в покоях и не держал под стражей, так что он мог уйти в любое время. Может быть, и уйдет еще, кто знает. Особенно если майа поделится своими планами на счет лесных эльфов. В королевстве Трандуила почти никого не осталось. Захватить его сейчас было вполне в его силах. — Люблю как никого другого, — выдохнул Линдир, крепко стискивая его в ответ. — Разве мои годы с тобой — не лучшее доказательство? Он был так же доверчив и нежен — то было необратимое свойство его натуры. Он давно простил господину и побои, и унижения, и годы тюрьмы, и начал подзабывать их, зато помнил, как счастлив был в редкие минуты их единения. Но сейчас Линдир начинал весьма опасаться, видя все военные приготовления. Он хорошо знал неугомонный характер Саурона. И увиденное сильно его печалило. Он искал способа мягко поговорить с господином о том, что не стоит простирать свои притязания так далеко — ведь уже много раз они приводили майа к падению и многократно сокращали его силы. Но любые его доводы Саурон отвергал с насмешкой; в самом деле, что простой менестрель и секретарь мог понимать в том, как простирать влияние все дальше и дальше, обретая большую власть, признание, средства к этой власти и прочие сопутствующие блага? Ему было тоскливо от предчувствия катастрофы, но, может, эльф и впрямь был слишком пуглив? Саурон убеждал его, что теперь, когда все члены белого совета, и почти все эльфы, кроме этих северных лесных нандор и остатков телэри давно покинули Средиземье, а царства людей — совсем не то же самое, что и царства эльфов. Они расцветают кратковременно и крайне подвержены чужому влиянию, и даже нуждаются в дальновидной силе, руководящей ими извне (под силой этой Саурон, естественно, подразумевал себя). И Линдир вынужденно соглашался с неоспоримыми доводами его логики. Соглашался насчет людей, но не эльфов. Лорд Трандуил был высокомерен, заносчив, дивно хорош собой, высокий и светловолосый, любил богатые одежды, расшитые красным и золотом, имел вздорный характер, был жаден, непримиримо защищал свое маленькое увядающее королевство от любых беспокойств со стороны, и все-таки не заслуживал бесславного конца в лапах темного майа. Об этом Линдир и сказал Саурону. — Боюсь, владыка Трандуил не перенесет этого. Скажи, ты претендуешь только на территории или на власть над его эльфами? Если последнее, то они не собираются легко сдаваться, я подозреваю. А нового кровопролития мне не хотелось бы, и ты это знаешь, — и он печально опустил глаза. — Что до Трандуила, то видеть его узником в темнице я не хочу, как бы надменно он не обходился со мной. В последний момент Саурон изменил свое решение. Его войска отправились в город людей, располагающийся под Одинокой горой. Гномы не пришли на помощь людям и все земли вокруг озера отошли под власть Саурона. Все же он не хотел расстраивать менестреля и потому решил остановиться на достигнутом. По крайней мере пока. Позже он несомненно будет распространять свое влияние на другие земли. А сейчас есть вещи намного более важные. Пока Саурон был занят делами, Линдир совсем заскучал без него. Майа зашел в его покои, тихо прикрыв за собой дверь. — Неужели ты грустишь здесь один, птичка моя? — спросил Саурон, сев рядом с ним на постель. — У меня кое-что есть для тебя. — И он протянул менестрелю изящную лютню. — Ты так давно не играл. Майа взял его руку, нежно целуя каждый пальчик. Он преданно заглянул в глаза Линдира. — А как же Мирквуд? Ты же сам хотел повести войска., — немного смущенно проговорил эльф, принимая подарок. — Я думал, ты сейчас собираешься в бой. — У меня уже есть один очаровательный ушастик, которого я люблю, зачем же мне еще? — с улыбкой спросил Саурон, погладив его по щеке. Он повернул голову эльфа к себе за подбородок и накрыл его губы своими, мягко целуя. — К тому же, я тут подумал и пришел к выводу, что уже не помню, когда последний раз мы делили ложе. Еще в Мордоре, наверное. — Саурон начал надвигаться на него, пока не уронил на постель. — Это срочно нужно исправлять! — Не думай, я ни в коем случае не ревную — просто боюсь за него. Впрочем, та мысль, что Саурон полюбит Трандуила... Линдир подумал, что майа пришлось бы слишком долго его завоевывать, поскольку неприступный король нандор и синдар так легко не сдался бы. Тут эльф испуганно вскрикнул под напором страсти майа, но тут же приник к нему так спокойно и мягко, как Саурон и любил. Он целовал его, а когда майа устроился поудобнее, обнаженный, эльф склонил голову и опустился пониже. Губы его обхватили естество майа, и он старательно, как когда-то давно, принялся вылизывать его, заглатывая и снова краснея от комментариев вроде: "Надо же, какой старательный! Можно подумать, все это время ты практиковался... Только вот на ком?" Но времени и возможности возражать у Линдира не было — рот был занят. Когда он наконец оторвался, то выдохнул: — Я так соскучился по близости, что уже думал, что вы... больше неспособны желать. И боялся предлагать удовлетворить вас. — Он покраснел смущенно, умалчивая, сколько ночей провел в одиночку, вжимаясь в простынь и пытаясь отогнать чувственные видения. — Если бы вы подготовили меня, я был бы рад, — и он лег перед ним, послушно раздвинув бедра. Майа улыбнулся прежней кошачьей непроницаемой улыбкой. — Ты все тот же, ушастик. Но ему не хотелось так быстро переходить к вершине этого вечера, и он жаждал насладиться телом эльфа полностью, так что Линдир почувствовал, как тот исследует его, задевая чувствительные точки вроде сосков или места над ключицей, где билась жилка, и прикусывал их. Он прикрыл глаза, наслаждаясь им. — Я просто боялся, что стал не достаточно хорош для тебя, потому и избегал близости, — проговорил майа, вжимая его в постель. — Но все эти годы ты оставался для меня самым желанным существом. Тщательно вылизывая шею и уши эльфа, Саурон начал осторожно подготавливать его к соитию. Добавив побольше смазки, он аккуратно проник в него двумя пальцами. Майа не выдержал и, опьяненный запахом своего любовника, довольно сильно укусил его за плечо. — Какой ты послушный, — промурлыкал майа, зализывая место укуса, — разве может сравниться с тобой этот гордый холодный король хоть в чем-то? И разве мог я полюбить кого-то другого? Закончив с подготовкой, он начал медленно проникать в тело эльфа. Дав Линдиру привыкнуть, он стал двигаться резче и глубже, одной рукой лаская плоть менестреля. — Я не хочу никого, кроме тебя. Теперь я только твой, — прошептал Саурон в острое ушко. Услышав эти слова, Линдир вздрогнул и притянул его к себе за шею. Саурон блаженно прикрыл глаза, когда ушастик запустил пальчики в его волосы. Линдир двигался размеренно и долго, доставляя себе больше удовольствия. Он вскрикнул пару раз "Больно, господин!" от непривычки, но тут же сам продолжал, вцепившись в него, насаживаться на его член. — Нет, нет, не отпускайте меня... Ему нравилось чувствовать хватку Саурона, а еще сильнее — его огромный орган внутри себя, и он, не сдерживаясь, вскрикивал с каждым движением. Он снова кончил раньше майа, но послушно поддавался ему, давая достичь вершины и кончить самому. Выплеснувшись, майа упал на него, закинув ногу ему на бок, и притянул к себе, не вынимая члена. Линдир ответил ему нежным поцелуем. Он чувствовал слабость и блаженство одновременно, и улыбался ему, перебирая его шелковистые волосы. — Мой прекрасный майа, — счастливо вздохнул он. Когда оба отдохнули, Линдир устроился сидя на той же постели и притянул к себе лютню. Пальцы его впервые за очень долгое время коснулись струн, извлекая простым перебором долгий протяжный звук, затем еще и еще один, и звуки эти, сплетаясь, возвращали их памятью в прежние времена. Саурон явно наслаждался ими, растянувшись и обняв менестреля за талию. Осмелев, тот решился: — Простите, что я открываю рот... Но, быть может, вместо войны здесь, мы могли бы тоже направиться в Валинор? Только не злитесь, умоляю! Я знаю, валар благи и милостивы, и простили бы вас за все прегрешения. И мы жили бы в благословенном краю, не подверженном смерти и разрушению... Он испуганно замер, ожидая пощечины или по крайней мере того, что майа жестоко расхохочется над его робкими мечтами и пожеланиями по его исправлению. — Я сбежал от туда не для того, чтобы через несколько тысяч лет вернуться, — проговорил майа, поцеловав его в макушку, — там не так замечательно, как ты себе представляешь. Он откинулся на подушки, наслаждаясь музыкой и лениво перебирая одной рукой его волосы. — И даже если валар меня простят, мои бывшие приятели — нет. А я сейчас не так силен, чтобы справиться сразу с несколькими майар… И где гарантии, что ты не влюбишься в кого-нибудь другого, я же не один такой красивый. Саурон перевернулся на живот, обнял подушку и прикрыл глаза, задремав. — Или тебе так не терпится снова увидеть Элронда? — Нет! Вернее, да, но... Я просил об покаянии вовсе не поэтому. Я понимаю, это не в твоих привычках, — Линдир вздохнул. — Просто мне как эльда свойственно надеяться на лучшее и стремиться к свету. Это непреодолимое свойство. Так же, как и твоя любовь к власти. Прости. Забудем это. И он снова прижался к нему, согревая его прохладное тело своим, теплым, и вельветовой кожей. Он любовался майа, убирая пряди волос с его лба и заплетая их в тонкие косы у висков, как было принято в его юность в Имладрисе, а потом лег, тоже прикрыв глаза, и скоро уснул вместе с ним. Оба наслаждались этим первым моментом глубокого единения, первого за сотню лет, и эльфа уже кололо сожаление за свой непрошеный совет. В конце концов, по-своему он хотел для майа лучшего, хотя и не догадывался, что на суде валар его господина ждет долгая тюрьма. Наутро проснувшись, майа под боком он уже не обнаружил — должно быть, тот унесся наводить порядок в новых землях. Гномьи копи требовались Саурону для развития производства, вооружения армии, которой требовался металл и камень для строительства укреплений — это он объяснял ему. Оставалось снова смириться с его отлучкой. Любящий моменты рассвета и заката особенно сильно, как и все эльфы, Линдир, взяв лютню, спустился вниз, бродя по окружающему лесу и наигрывая себе и деревьям, вспоминая прошлое. Задумавшись, он забрел достаточно далеко, но совершенно не волновался — защита майа, под которой он находился, сделала и без того беспечного эльфа совсем легкомысленным. Он уснул прямо в лесах, забывая, что вся стража из числа орков занята на дальнем рубеже, и что сам он пересек границу чар Саурона. Поэтому, когда он вновь открыл глаза, ему в лоб упиралась стрела, вложенная в туго натянутый лук. который держал в руках стражник из нандор. За ним стояло еще трое лесных эльфов. То были воины Трандуила. — Кто ты такой и что тут делаешь? — от него требовали немедленного ответа, а Линдир затруднялся с ним, и поэтому в кратчайшие сроки предстал перед тем, кого недавно так ревностно защищал от майа Саурона, мрачным владыкой Трандуилом. В позднеосенней короне из голых черных веток он казался особенно суровым, а брови его нависали над холодно сверкавшими глазами особенно низко. — А-а, Линдир, слуга Элронда и предатель. Тон его не предвещал ничего доброго. Не найдя вечером Линдира, Саурон пришел в ярость и жестоко наказал всех стражей, что должны были охранять его. Он сам отправился на поиски, обратившись волком, он возглавил небольшой отряд орков. Майа быстро взял след, и по лесу пронесся его устрашающий вой. Наткнувшись на следы еще нескольких эльфов, Саурон остановился. В его голове появлялись самые разные мысли, начиная с того, что Линдир все же сбежал к сородичам, и заканчивая тем, что его похитили. Следы вели прямиком к чертогу лесного короля. Раздосадованный и злой до крайности Саурон приказал готовиться к бою, как только вернулся в крепость. Уже было не важно, сбежал Линдир, или был уведен насильно. Главное, что появился повод для войны. Меньше, чем через неделю войска Саурона начали осаду. Орков было втрое больше, и с ними было трое некромантов, что еще больше усугубляло положение светлых. Через неделю осады Саурону надоело ждать, он беспокоился за своего эльфа. Майа не мог позволить себе потерять единственное существо, которое его по-настоящему любит. Он с помощью магии выбил врата, и полчища орков и других темных тварей ринулись внутрь. Саурон не сомневался, что и в этот раз одержит победу, поэтому доверил командовать захватом своему лучшему ученику, а сам бросился в подземелья, жестоко убивая каждого на своем пути. Сейчас он мог думать только о Линдире. Поскольку владыка Зеленолесья следовал своему излюбленному утверждению "Я терпелив, и я подожду", Линдир после отказа говорить, что делает в его королевстве, все время проводил в темнице. Правда, эльфы обращались с сородичем сносно, если не дружественно, и он почти все время проводил в зачастую довольно весёлых беседах с собственными надзирателями. Но с каждым днём каким-то шестым чувством пленник ощущал гнев майа и то, как он рвется к нему. Вокруг чертогов Трандуила раздавался шум, слышный даже сквозь холм — то были войска Саурона, тысячи орков. А лесных эльфов было, увы, в разы меньше — ведь многие отправились к Гаваням, чтобы отплыть к светлому краю. Скоро Линдира не охранял никто, поскольку все занимались обороной. А потом шум усилился многократно, и вниз хлынули орки, а во главе их был Саурон, повиновавшийся чутью. Скоро черная высокая тень метнулась к клетушке, где держали пленника, и запоры и замки лязгнули, падая на землю. — Ты вызволил меня! — Да, моя прелесть. Как только ты решился уйти? Они слились в коротком, но горячем поцелуе. — Я слишком далеко забрался в его владения. Это я виноват! — Замолчи. Времени нет, бежим! — Но Трандуил! Он не простит... — Мои войска взяли приступом этот чертог. А его король под стражей. Идём, — и он властно повел менестреля за собой. Оставив наместника, Саурон предпочел вернуться в Дол Гулдур и восстановить силы после сражения. Там он гораздо лучше себя чувствовал, подпитываемый темной энергией старой крепости. Майа еще не решил, что будет делать с Трандуилом. — Какой ты беспечный, Линдир, — недовольно проговорил Саурон, снимая доспехи, — я ведь уже почти отказался от идеи развязать войну с лесными эльфами, у меня появились другие планы… Сняв доспехи, он подошел к зеркалу, чтобы получше рассмотреть свое плечо. Его ранили во время боя, но он так торопился забрать своего менестреля, что не успел даже на обратном пути наскоро замотать рану первой попавшейся под руку тканью. — Или тебе нравится попадать в плен? — спросил он, осторожно, чтобы не потревожить плечо, снимая рубашку. — Если так, то мог бы просто попросить, я бы запер тебя в камере. Он позвал слуг, чтобы те привели лекаря и тяжело опустился на постель. Никому не хотелось злить Владыку, поэтому совсем скоро в покои почти бегом явился целитель. Он склонился над некромантом и, обработав рану, начал зашивать. Саурон поморщился и постарался расслабиться. — Думаю, мне стоит поесть, чтобы восстановить силы, ты же покормишь меня, прелесть? — позвал Линдира майа, — распорядись, чтобы принесли что-нибудь. Линдир побежал вниз, на кухню, потом вернулся и сел у изголовья постели, напевая целебную песнь эльфов. Вряд ли она могла исцелить сущность майа, но по крайней мере успокаивала. Через четверть часа вошла служанка из эдайн с подносом еды, и Линдир, отламывая небольшие кусочки фруктов, овощей и мяса, отправлял их в рот Саурону, который то облизывал его пальцы, то клацал зубами, делая вид, что вот-вот укусит. Оба смеялись, и сцена казалась идиллической, но Линдир помнил о катастрофе, свершившейся по его вине, и скрывал печаль. Он наблюдал, как Саурон жадно отрывает мясо, и вспоминал, как в бытность в Мордоре тот любил лакомиться кровью эльфов. — Ты пострадал из-за меня... Все случилось из-за моей неосторожности. Может быть, ты хочешь крови? Он с готовностью потянулся за маленьким ножичком и пустил себе кровь из маленькой венки, быстро наполнив кубок. Саурон зло прикрикнул на него, одернув, но менестрель уже с готовностью протягивал ему рюмку вина. Майа недовольно смотрел на него. — Не хватало теперь, чтобы обессилели двое! Но Линдир отнесся к предостережению довольно беззаботно: кровь у него уже перестала течь. Эльфа волновало иное: — Что теперь будет с его величеством? Ты... его казнишь? Он побледнел. — Не “из-за тебя”, а ради тебя. Это разные вещи, сокровище. Ты ни в чем не виноват, но тебе следует быть осторожнее. Хоть Саурон и высказывал свое неодобрение, кровь он выпил с огромным удовольствием. — О, кажется, я знаю, что буду делать с пленными. Кровь монаршей особы должна быть особенно вкусна, — он довольно улыбнулся, а Линдир похолодел, осознав участь, на которую обрек короля. Майа поцеловал менестреля в щеку и притянул поближе к себе, чтобы лечь у него на груди. — Спасибо за заботу, милый, но если еще раз пустишь себе кровь, я тебя накажу. Саурон удобно развалился на своем эльфе и откинул голову назад, подставляясь под ласковые руки. Он поймал запястье Линдира и мягко слизнул выступившие капли крови, а потом достал из сумки лекаря бинты и аккуратно замотал руку менестреля. Линдир устроился поудобнее. Рука его скользила по плечам и по волосам майа, даря расслабление и легкое тепло. Они укрылись покрывалом и уснули. Саурон походил на огромного опасного льва, пообедавшего оленятиной. Сон же менестреля был тревожен. Он боялся за Трандуила и вовсе не хотел, чтобы тот обессилел от потери крови, в том же, что аппетиты майа будут только расти, он не сомневался. Беда будет в том, что гордый Трандуил откажется принимать всякую помощь из его рук, считая менестреля предателем, и тем только ускорит свой конец. Он даже не сможет ему помогать! Естественно, он ничего так не хотел, как убедиться, что с венценосным пленником и прочими лесными эльфами все в порядке, но Саурон, проницательно угадав его тайные побуждения, на следующий день наотрез отказался отпускать его куда-либо, заставляя то наигрывать себе, то петь, то поручая срочно сочинить новый гимн оркам. Но он сильно удивил Линдира, заявив, что позволит лесным эльфам обитать на прежнем месте. — Мне требуются их леса, а не их жизни. Этим они и займутся: начнут выращивать лес и заготовлять корабельную древесину, и я планирую обучить их другим методам ведения хозяйства, — поделился с Линдиром он. — Сам знаешь, эти лесные кролики так ленивы. Только и знают, что пить и танцевать дни напролет. Но я их приучу к труду. Если кто-то и мешает им жить иначе, так это их излишне либеральный король. Так что им придется поступиться. И майа расхохотался, наблюдая за страдальческой гримасой, появившейся на лице своего ушастика. Отчасти слова его были справедливы: нандор и впрямь не особенно любили труд, предпочитая жить одним днем и добывать пищи ровно столько, сколько требуется сейчас. — Что, не терпится увидеться с сородичами? — хохотнул Саурон, признав интерес менестреля и его заботу о судьбе пленников. — А они с тобой — не особенно! И впрямь, спустившись однажды в темницу, где держали Трандуила, он увидел, насколько полны ненависти глаза владыки. — Ты служишь ему! Он и слушать ничего не хотел. — Поймите, владыка, вам будет хуже. Вы должны бежать. Он уготовил вам смерть долгую и мучительную. — Что тебе до того? Как его слуга, ты должен быть только рад. Линдир поджал губы. Слезы наворачивались ему на глаза. — Вовсе нет! Вы должны бежать, — повторил он, доставая ключ. Трандуил через решетку перехватил его руку и оттолкнул его от камеры. — Тогда некромант убьет тебя. — Только накажет, — покачал головой Линдир. — Он слишком привык ко мне. — Я король и не собираюсь сбегать. Мой долг погибнуть тут, вместе с моим народом, раз уж так и не смог его защитить. Ты сможешь спасти всех? Этого Линдир не мог. Большая часть эльфов работала. Исчезнуть всем и разом? На такое хватило бы мастерства у одно Саурона. но тот не стал бы делать этого. А спасаться один король эльфов не желал. — Вы не понимаете! Он готовит страшную смерть именно вам! Он выпьет всю вашу кровь, — продолжал твердить Линдир. Но Трандуил ему отказывал, даже когда совсем ослаб. Линдир притаскивал ему еды и хорошего вина; Саурон, обнаружив это, даже не слишком разозлился. Он высокомерно заметил, что понимает, насколько его ушастик соскучился по обществу другого. Он позволил ему забрать его с собой и не держать в клетке — все равно тот так ослаб, что не смог бы бежать, да и не хотел. Все, что печалило менестреля теперь, так это участь остальных лесных эльфов, но те если и были принуждены работать больше, чем привыкли, то по крайней мере не страдали от недостатка пищи, питья или истязаний со стороны орков. Им была предоставлена относительная свобода, хоть свободную эльфийскую натуру она и тяготила. *** Линдира Саурон старался отвлекать от мыслей об их участи, часто устраивал пиры и праздники, приглашал музыкантов, танцоров и певцов. Понемногу влияние Саурона начало распространяться дальше. После смерти Арагорна и Арвен на гондорском престоле остался малолетний сын и регенты. Именно в этот период Гондор был особенно уязвим для чужого влияния и потому быстро покорился Темному Властелину. После этого началось восстановление Мордора. Таким образом, практически все Средиземье отошло под власть Саурона, остались только гномы с Железных холмов, но они Владыку пока что мало интересовали. Решив развеселить Линдира, Саурон распорядился, чтобы привезли нескольких музыкантов-полуросликов из Хоббитании. Хотя по своей воле хоббиты никогда бы не покинули родной дом и не отказались от привычного уклада жизни, их удалось соблазнить едой и возможностью посещать пиры. Саурон до последнего не рассказывал об этом Линдиру. Лишь перед праздником он в красках расписал, что пригласил невероятно талантливых менестрелей из далекой страны. Их голоса приятнее пения птиц, слаще меда, а песни вселяют в сердце радость и умиротворение. Такими витиеватыми речами Саурон не описывал даже пение Линдира. Эльф чуть было не обиделся на него за это. Он долго не мог понять, каким же голосом должны обладать те певцы, чтобы их так высоко оценил майа. Но когда распахнули двери зала, и перед взором Линдира возникли порядком подвыпившие хоббиты, весело горланящие песни прямо на столе, менестрель расхохотался. Саурон улыбнулся, целуя его в висок. — Едва ли тебе удастся сравниться с ними в мастерстве, - ехидно прошептал майа. Эльф усмехнулся и крепко обнял Саурона. — Пожалуй, ты прав. Разве что ты вызовешь их на песенный поединок... Но и в этом случае я бы не был так уверен в твоей победе. Темный Властелин фыркнул и растрепал волосы эльфа. Все еще улыбаясь, он слился с ним в нежном поцелуе. Теперь он мог быть полностью уверен, что все будет хорошо. Он наконец полюбил, нашел свою прелесть и теперь никогда не расстанется с нею.