delta

следующим утром на завтрак он кушает хлопья, сидя на диване и слушая рассказы хосока о своих студентах. намджун убеждается еще больше, что, даже если порой он приходит домой разбитым, даже если есть те, кто не хочет слушать, ему нравится то, чем он занимается. некоторые из учеников приходят на танцевальные занятия, они зовут его хоби, и каждый из них точно занимает особенное место в его сердце. в начале обеда ему нужно идти на работу, но он объясняет намджуну, где находится ресторан юнги, и говорит, что ему следует заглянуть туда на ланч. вот как он оказывается в автобусе, который делает остановку на рузвельт авеню. let's meat выглядит намного роскошнее, чем намджун ожидал, когда судил ресторанчик по названию. дизайн выполнен в спокойном и современном стиле, но традиционные детали тоже присутствуют. на полках расположены растения, а на стенах можно увидеть исторические рисунки. ему сразу же приходится по душе атмосфера этого местечка. здесь словно все отполировали, но чувствуется нотка сокровенности, здесь профессионализм, пропитанный гостеприимством. старшая официантка, не признав его, улыбается и проводит его к столику в углу, правда, она выглядит немного сбитой с толку, когда он застенчиво объясняет, что он здесь один. она предлагает ему меню с ланчами, в котором так же есть часть с бургерами и отдельными блюдами, и возвращается на свое место. он подумывает, стоит ли заказать бургер с кимчи, когда раздается низкий голос. — вау, чимин не шутил. он поднимает голову и возле своего столика видит высокого, элегантного мужчину, который выглядит очень знакомо. это ребенок номер три: тэхен. его волосы яркого зелено-голубого цвета, а блестящие сережки сочетаются с черно-белой формой официанта. его глаза выглядят немного широкими за очками, но он хотя бы ведет себя намного спокойнее, чем чонгук. — я как бы... стараюсь не светиться, — говорит намджун с долькой мольбы в голосе. — не волнуйся, намджун-ши, — произносит тэхен, квадратно улыбаясь, — со мной тебе не стоит волноваться об этом. я просто собираюсь устроить юнги лекцию о том, какие детали важны, если ты о чем-то рассказываешь. — думаю, он пытался защитить мою личность, — парирует намджун, странно желая защитить юнги, хотя он прекрасно понимает, что тэхен шутит. — но все равно, хотя бы предупредить нужно было, — говорит тэхен. — чонгук чуть не умер. намджун морщится, вспоминая этот смущающий момент, и тэхен смеется, низко и громко. — извини, я просто шучу, намджун-ши. что ты хотел бы заказать? — он щелкает ручкой над своим блокнотом, и намджун думает пошло оно все и заказывает бургер с кимчи и колу. — хороший выбор, — говорит тэхен и, к счастью, кажется, он не обманывает, — скоро вернусь с твоим напитком. когда он уходит, намджун выдыхает с облегчением и осматривает ресторанчик еще немного. пытается представить юнги здесь. представить юнги, думающим над дизайном, то, как были горды родители юнги, когда состоялось открытие. картинка не укладывается в голове полностью, потому что он все еще не может представить юнги без музыки, но он уверен, скоро все встанет на свои места. кола с грохотом опускается на его столик, и он снова поднимает голову, но это уже не тэхен, а красавчик-совладелец, который еще привлекательнее в настоящей жизни. боже, он был бы замечательным айдолом, даже если судить лишь по одной внешности. или он мог бы играть в драмах. он точно выглядит так, словно появился из телевизора, даже если его лицо покраснело из-за жары на кухне. — привет, — говорит он. слава богу, ему, похоже, плевать на знаменитостей. — ты намджун. — он самый, — отвечает намджун, пытаясь понять, что происходит. — я сокджин, — произносит красавчик-совладелец и протягивает руку. — приятно познакомиться, сокджин-ши, — говорит намджун, пожимая его руку. ладонь сокджина грубая и мозолистая. — ресторан хороший. — спасибо, — отвечает сокджин, — мы оба им очень гордимся. юнги продолжает ныть, что название ужасное, но он врет. не слушай его. — название отличное, — признает намджун, и радостная улыбка сокджина становится шире. — вот именно! я рад, когда кто-то признает гения сразу. кто-то прочищает свое горло, и намджун видит стоящего за спиной сокджина юнги со скрещенными руками. на нем накидка шефа, одна бровь приподнята. — хен, прекрати, пожалуйста, беспокоить наших посетителей. — ах, не вини меня, юнги-я, — говорит сокджин, вставая с места, — я должен был увидеть мужчину, о котором ты не затыкаешься. глаза юнги становятся по пять рублей. — хен! — мне не нравится бороться за твое внимание с кем-то, помимо хосока, юнги-я, — произносит сокджин, нелепо подмигивая. — о боже мой, — стонет юнги, закрывая лицо рукой, — прекрати. возвращайся на кухню. — да, — вмешивается тэхен, держа еду намджуна, — если ты хотел поработать за меня, то нужно было просто сказать, хен. зарплата побольше мне бы не помешала. — тебе не просто так нельзя заходить на кухню, тэ-я, — бормочет юнги, все еще пряча свое лицо. — а еще никто не выглядит в форме официанта так хорошо, как ты, — джин снова подмигивает. тэхен мычит, его улыбка становится немного развратной. — согласен. а форма шефа идет только тебе, хен. — абсолютно точно, — соглашается сокджин, отряхивая несуществующие пылинки со своей шефовской накидки, — мне все идет. в конце концов- — достаточно, — парирует юнги, забирая еду намджуна у тэхена и прогоняя их в сторону кухни, — идите устраивайте свои брачные игры где-нибудь в другом месте. тэхен шипит. — это не- — мы просто- , — настойчиво начинает сокджин, но юнги с твердостью толкает его в спину. — прости за них, — говорит юнги, как только они уходят, ставя еду намджуна перед ним. — если бы я знал, что ты придешь, я бы предотвратил все это. — все хорошо, — уверяет его намджун. их перепалки, вообще-то, были хорошим развлечением. — мне они нравятся. — ты потом поймешь, что был не прав, — говорит юнги, но его голос полон нежности. юнги не пускает в свою жизнь людей настолько сильно, пока не поймет, что они достойны любви, и это все, что нужно знать намджуну. сокджин и детишки — все они хорошие люди. намджун рад, что они есть у юнги. что юнги улыбается вот так, мягко и во все тридцать два, пока стоит в месте, которое он построил, которым он гордится. это все, что намджун хотел для него: чтобы он был счастливым, свободным от всех внутренних демонов, которые так норовят разорвать его в клочья. и он полон облегчения, зная, что его эгоизм не смог разрушить его путь ко всему этому. — я так рад, — признает он, прежде чем может остановить себя, про еду никто не помнит, — что у тебя все в порядке. удивленный юнги моргает, потому что они никогда не говорили об этом: о депрессии, ненависти к себе, тревожности. хотя должны были. — у меня больше, чем все в порядке, — отвечает юнги, беря себя в руки, — у меня все отлично. я, эм, после переезда сюда я начал посещать терапевта. в колледже. и мне прописали медикаменты. это очень помогло. — я рад, — повторяет намджун. раньше он и сам подумывал попросить о помощи. с его пустотой. с печалью. с алкоголем, который стал своего рода опорой. но он всегда был слишком напуган, боялся, что об этом узнают. разрушат его репутацию. ну теперь это не имеет значения. юнги кивает головой в согласии. — у меня есть ее визитка, — говорит он, — если тебе когда-нибудь захочется поговорить с кем-нибудь. пока ты здесь. — спасибо, — отвечает намджун, тронутый его словами, — я подумаю насчет этого. — это все, что я прошу, — говорит юнги, вставая. — мне лучше пойти убедиться, что ничего не горит. оставайся столько, сколько хочешь. еда за счет заведения. — юнги- , — протестует намджун. они должны прекратить тратить на него деньги. — за счет заведения, — решительно повторяет юнги. намджун хочет сказать я этого не заслуживаю, но он знает, что спорить с юнги, когда выражение его лица означает "даже не думай мне перечить" не стоит, так что он вздыхает, кивая. — хорошо, спасибо. — окей. и, намджун-а? — говорит юнги, играясь с воротом своей накидки, — просто... ты можешь называть меня хеном, ты же знаешь. все нормально. намджун пытается не выдать своего изумления. — м- могу? юнги кивает. — я все еще твой хен, хорошо? хочу им быть. все в порядке. не придавай этому слишком большое значение, говорит себе намджун. — хорошо, хен. спасибо. юнги снова кивает. — увидимся вечером, — говорит он и исчезает на кухне, не оглядываясь. находясь в шоке и чувствуя легкое головокружение в то же время, намджун грузно выдыхает и сосредотачивается на еде. бургер с кимчи на самом деле вкусный, и намджун ругает себя за сомнения в кулинарных способностях юнги. он также оставляет щедрые чаевые для тэхена, что благодарит его поклоном в стиле королевы драмы и подмигивает ему, когда он направляется к двери. он возвращается в дом, чувствуя себя странно, когда вставляет ключ, который ему дал хосок, в замок. как будто он здесь живет, думает он, впуская холли с заднего двора и приводя в порядок всю посуду, оставленную хосоком после завтрака. как будто он принадлежит этому месту. оставшуюся часть обеда он проводит в раздумьях, беря рандомные книги с полки юнги и просматривая их, поднимая телефон, чтобы зарядить и убирая его обратно, не в силах сбросить постоянную печаль, которая накрывает его плечи, словно старое, ненужное одеяло. он просто лежит на диване со спящим холли на его животе и смотрит на вентилятор на потолке, когда вернувшийся хосок залетает внутрь с ветром позади. на улице пошел снег, и хосок по-доброму ноет о холоде, когда холли прыжками бежит встретить его с взволнованным лаем. затем он замечает намджуна и говорит "не-а". — что? — спрашивает намджун. — больше никакой хандры, — отвечает хосок, забираясь на диван, сталкивая ноги намджуна своей, — поднимайся. намджун со стоном садится, напряженный и уставший, но заинтересованный. — что мы делаем? хосок подходит к шкафу с книгами и садится на корточки перед самой нижней полкой. на ней несколько игр с доской, и хосок возвращается с пачкой красочных карточек. — когда-нибудь играл в "уно"? — нет, — говорит намджун. он даже не помнит, когда в последний раз играл в нечто подобное. — лучше, когда людей побольше, — произносит хосок, быстро поднимаясь, — но правила простые. он также достает бутылку вина из холодильника и наливает его намджуну в чистую кружку. — по классике, — дразнит намджун, и хосок танцует бровями. они убирают все с кофейного столика и садятся друг против друга. холли лениво наблюдает за ними с дивана, когда хосок объясняет правила. к приходу юнги намджуна уже расслабило, и он кричит "УНО!" во весь голос, пока хосок, краснолицый и более пьяный, плавно рассыпается в хихиканьи. — только когда у тебя одна карта! — восклицает он, ударяя по столу, — одна карта, джуни. — я думал, у меня осталось одна! — спорит намджун, — я не видел, что она упала на мои колени. — ты вообще не умеешь врать, — хрипит хосок. — ничего нового, — комментирует юнги, подходя к ним. у него в руке еда, которая очень вкусно пахнет, а на лице мягкая улыбка. — хей, детка, — говорит хосок, поднимая голову с дивана, чтобы улыбнуться юнги, — ты дома. — я дома, — отвечает юнги, голос полон любви, — а ты все еще быстро пьянеешь, соки. — ага, — соглашается хосок, — накорми меня, и я буду в порядке. — к счастью для тебя, еда у меня есть, — говорит юнги, гремя пакетом. намджун неуклюже поднимается на ноги, чтобы помочь, отмахиваясь от протестующего юнги. — я хочу. он достает тарелки из буфета и палочки для еды из выдвижного ящика, пока юнги распаковывает еду и раскладывает большие порции риса, мяса и овощей на каждую тарелку. — веселитесь? — спрашивает он. намджун кивает. — я слишком много хандрил. по словам хосока. — скорее всего, он был прав. — ох, да. и я плох в "уно", но это весело. — хорошо, — мягко говорит юнги, — тебе следует веселиться время от времени, намджун-а. — думаю, я забыл, как это вообще, — признается намджун. — не волнуйся, — отвечает юнги, — этому ты можешь научиться снова. они возвращаются в гостиную к хосоку с новой бутылкой вина и кружкой для юнги и меняют "уно" на "колонизаторы" — еще одна игра, о которой намджун не слышал. но ему нравятся правила, и он понимает что к чему быстрее, чем это было с "уно". вскоре он, пьянее на два бокала вина, спорит с юнги из-за цены на овец. — я не дам тебе больше, чем одну пшеницу, — настаивает юнги, подозрительно косясь на него. — но ты получаешь пшеницу почти каждый ход, — перечит намджун, позволяя вину развязать ему язык, — а у меня было десять ходов, и я не получил ни одной. — пять ходов, — подсчитывает юнги. — у тебя, блин, штук шесть карточек с пшеницей, хен, ты можешь лишиться двух! — и дать тебе выиграть? — я вообще далек от победы, я просто хочу построить один ебаный поселок. — я знал, что вы будете себя так вести, — говорит хосок, закатывая глаза, но он звучит счастливо, а не обвиняюще, — просто дай ему долбаные карты с пшеницей, юн. юнги ворчит, но протягивает карточки с пшеницей. позже намджун, хихикая, выигрывает пять ходов, и юнги бросает ему в голову свои оставшиеся карты с пшеницей. ему так легко на груди, словно там пузырьки, больше никакого напряжения, и он не хочет, чтобы это заканчивалось. он хочет оставить их рядом с собой — краснощекого юнги, который ноет из-за блефа намджуна и расслабленного хосока, голова которого покоится на плече юнги. он никогда больше не хочет отпускать их опять. _ _ за эти недели в его жизни появляется некая рутина. он спит больше, чем спал все эти годы. он бродит по дому юнги и хосока. выгуливает холли по району. ездит в манхэттэн и растворяется в занятых улицах, наслаждаясь тем, что никто не узнает его. на второй неделе он спрашивает у юнги: "твои родители знают?" — обо мне и хосоке? — спрашивает юнги, ложка с хлопьями застывает на полпути в рот. намджун кивает, и он откладывает ее со звоном. — да. знают. — как... как они отнеслись к этому? — сначала были в шоке, — говорит юнги, — они ничего не говорили на протяжении недели. я был... я был здесь тогда, и тишина сводила меня с ума. затем отец позвонил. спросил счастлив ли я. с хосоком. делал ли он меня счастливым. и я сказал да. после этого он все принял. маме было сложнее — думаю, она все еще иногда страдает из-за этого. но она пытается. и честно, это даже больше, чем я ожидал. когда мы вернулись в страну в прошлом году, она пригласила хосока на чусок. — а родители хосока? юнги вздыхает. — думаю, его мама всегда подозревала? когда он признался ей, она не так уж и удивилась. просто потребовала, чтобы я заботился о ее сыне. его отец... он менее поддерживающий. но я думаю, он тоже пытается. как и моя мама. он вежливо со мной обращается и никогда не говорил ничего негативного или оскорбительного. но хосок его единственный сын. наверное, ему нужно отпустить те ожидания, которые у него были, понимаешь? ожидания, каким хосоком мог бы быть. — было сложно? — спрашивает намджун, пытаясь все это обдумать, — рассказать им? — самое пугающее, что я когда-либо делал, — отвечает юнги без сомнений, — я- может это было плохо с моей стороны, но я ждал. когда выпущусь. и я знал, что в ресторане дела идут хорошо. потому что я хотел быть успешным. к тому времени, как признаться. думал, это как-то поможет. как-то... как-то заставит их выслушать. понять, что это не плохо. что хосок это лучшее, что со мной случалось и любовь к мужчине не... не отобрала у меня шансы на успех, или что-то типа того. думаю, они чувствовали себя преданными, ведь все пять лет у меня был партнер, о котором я им никогда не говорил, но. я не жалею об этом. это логично. намджун подумывал поступить так же, когда у него еще был шанс. он звонит им на следующий день, развалившись на обеденном столе и прижимая новый телефон близко к уху. он зашел в старый какаоток, надеясь, что мама поднимет трубку. она поднимает на второй гудок. — намджун? — привет, мам, — говорит он уже дрожащим голосом, — прости, что не позвонил раньше. — ох, намджун-а, — произносит она, — мы так волновались. — я знаю, — отвечает намджун, моргая, когда все становится размытым, — я знаю. мне так жаль. я просто- я не могу- мне нужно было уехать... — где ты? — нью-йорк. я с- с хосоком и юнги. — хосок и юнги? — спрашивает его мама с понятным удивлением. — да. они теперь здесь живут. я остановился в их гостевой комнате. на- на некоторое время, — он сглатывает, немного приподнимаясь на стуле, — и мне так жаль. что я ничего не сказал или что не рассказал раньше. я- мне было страшно. я не хотел разочаровать вас, а теперь- теперь я все испортил- прости... — намджун-а, — говорит его мама, и в ее голосе только сочувствие. любовь. — намджун-а, я всегда хотела, чтобы ты был счастлив. в тебе так много любви. мне все равно, на кого ты тратишь ее до тех пор, пока это хорошие люди. до тех пор, пока они хорошо относятся к тебе. и не слушай те ужасные вещи, которые о тебе говорит эта тупая пресса. карьера не должна быть важнее твоего счастья. — ма-, — икает намджун, не в силах выражаться ясно. он бы хотел, чтобы она была рядом, чтобы обнять его, — мам... — все будет хорошо, намджун, — говорит она, — твой отец и я любим тебя. и мы будем гордиться тобой, несмотря на твои решения. несмотря на то, с кем ты будешь в отношениях. — я так сильно люблю тебя, — удается сказать намджуну, пока он вытирает свое лицо, — так так сильно. прости. — все хорошо. скажи хосоку и юнги, чтобы они позаботились о тебе. и звони нам почаще. но не возвращайся, пока не будешь готов. — ладно. ладно, буду, я обещаю. — хорошо, — говорит она, — мне нужно идти, но позвони, как только сможешь. твой отец тоже хочет услышать твой голос. — хорошо. я тебя люблю. — и я тебя люблю. он сбрасывает звонок, кладя телефон на стол, и проходит всего несколько секунд, прежде чем он начинает рыдать. наконец-то хотя бы слезы. он прячет лицо в руках и плачет, громко и неряшливо, и пытается не чувствовать себя глупым, даже не зная, в чем причина его слез. может, из-за облегчения, что у него самые поддерживающие родители в мире? может, из-за горя, ведь он ничего больше не вернет? из-за страха будущего? может это не имеет никакого значения. может ему просто нужно поплакать. вдруг вокруг его плеч обвиваются руки, а к макушке прижимается щека. хосок, говорит ему та часть его разума, что не занята слезами. это хосок держит его. — все хорошо, — нежно говорит он, — я рядом. я рядом, джун-а. пожалуйста, думает намджун, прижимаясь крепче, пожалуйста, не отпускай меня. и хосок не отпускает, не отпускает, пока последняя слеза не высыхает, а рыдания полностью не стихают. _ _ — как насчет небольшой компании? — спрашивает его юнги в начале третьей недели, прижимаясь к столу на кухне, пока намджун делает кофе. из-за него слегка спирает дыхание: на голове беспорядок, в голосе утренняя грубость, а ключицы обнажены под широким воротом рубашки. намджун пытается не смотреть, в то же время пытаясь закрыть коробку, потому что если он не мог быть с ними в восемнадцать лет, он совершенно точно не может быть с ними сейчас. — что за компания? – обычно по вечерам в среду у нас семейный ужин. приходят детишки и джин, если мы можем прикрыть ресторан. иногда приходят хвиин и хеджин, но я подумал, что мы можем начать с детишек. мы ничего не устраивали все эти недели, потому что не хотели напрягать тебя. намджун открывает рот, и юнги тычет в него палочкой для еды. — нетушки. никакой больше вины. и ты можешь отказаться, если это слишком. — нет, — решает намджун, — нет, вы должны их позвать. я бы этого хотел. — хорошо, — говорит юнги, уголки его губ приподнимаются, — потому что они заваливают вопросами о тебе. — о нет. — не волнуйся, — говорит хосок, заходя на кухню, целуя юнги в щеку и подмигивая намджуну, — они будут шелковые. _ _ вечером в среду хаос все равно было трудно контролировать. покрытые снегом детишки появились в шесть вечера на крыльце и ждали, пока юнги пустит их. – ох, так теперь вы не пользуетесь своим ключом? — бормочет юнги, пока холли возбужденно бегает кругами. — ты попросил быть вежливыми, — напыщенно указывает чимин, всовывая бутылку вина в руки юнги, — рад встрече, намджун-ши. — выглядишь лучше, — замечает тэхен, снимая огромный шарф со своей шеи, — не так подавленно. — прости, что чуть не умер при тебе, — говорит чонгук, но он словно до сих пор отговаривает себя от поклона. он присаживается, чтобы поднять холли, морщась, когда песик облизывает его подбородок, но никак не пытаясь его остановить. — все нормально, — отвечает намджун, пытаясь расположить к себе, — правда. рад снова вас видеть. хосок высовывает свою голову из кухни. — ага, ага, мы рады, что вы здесь. а теперь помогите мне. — властный хен, — чимин ворчит, но идет помогать, тэхен с чонгуком следуют за ним. — как это произошло? — намджун спрашивает юнги, как только они остаются вдвоем в гостиной, потому что ему всегда было интересно, с того момента, как хосок рассказал об этом случайном усыновлении. юнги пожимает плечами. — я знал тэхена еще с тэгу. наши семьи жили рядом, мы общались время от времени после того, как я переехал в сеул. он услышал, что я переехал в нью-йорк и попросил совета насчет этого, насчет учебы здесь. следующее, что я помню — это как забирал его и двух других ребят из аэропорта, и затем каким-то образом у них появился ключ от моего дома, и мы все вместе кушали мою еду. — ты не так уж и расстроен, хен, — говорит намджун, но он не удивлен. глубоко внутри юнги всегда нравилось заботиться о людях. он всегда присматривал за ним, хосоком и другими трейни, даже когда ему самому было трудно. — я и не расстроен, — отвечает юнги, не думая и пожимая плечами снова, — думаю, они нуждались в ком-то. нуждались в том, чтобы им сказали, что это нормально — быть теми, кем они хотят быть, — он с пониманием смотрит на намджуна, тот пытается не ерзать, — когда мы росли, у нас не было ничего из этого. — да, — соглашается намджун, потому что нет смысла отрицать это, — а тэхен тоже..? — неловко тянет он, думая, слишком ли это личный вопрос. — не по девочкам? — подсказывает юнги и улыбается, когда намджун кивает, — да. он и сокджин флиртуют друг с другом уже целый год. когда-нибудь они вытащат свои головы из своих задниц и начнут встречаться. тогда я смогу расслабиться. намджун смеется, а улыбка юнги становится такой широкой, что видно его десна. в этот момент чонгук выходит из кухни. — хоби-хен сказал прекратить прохлаждаться и начать накрывать на стол. — властный хен, — бормочет намджун, повторяя за чимином, и юнги хихикает из-за этого. — давай, лучше сделать то, что он сказал. — на семейные ужины обычно готовит он? — спрашивает намджун. — да, мне нельзя, потому что я много времени провожу на кухне в ресторане. а помогают детишки. по правде говоря, в кухне полно народу и много шума. хосок, одетый в цветочный фартук поверх зеленого свитера, стоит за плитой. чонгук рядом с ним размешивает лапшу в большой кастрюле. у него тоже откуда-то появившийся черный фартук со словами "ох дерьмо!" белого цвета посередине. тэхен и чимин стоят за другим столом, споря по поводу правильной нарезки лука. юнги протискивается между ними, чтобы взять тарелки, кружки и палочки для еды, отдавая их намджуну, который стоит у входа для собственной же безопасности. более того, он боится подходить к тэхену и чимину, когда у них обоих ножи в руках. — тэ, что ты, блин, творишь? — спрашивает чимин. — вот такими кубиками нужно нарезать овощи. — нет, не так. эти куски слишком большие. — тогда, может, ты будешь это делать вместо меня. — или, может, ты посчитаешь это уроком и начнешь резать их правильно. — или вы можете прекратить свои споры и просто уже нарезать эти овощи. которые нам вообще-то нужны для супа, — вмешивается чонгук. они кидают на него оскорбленные взгляды, но он не видит этого, потому что возвращается к плите. намджун подавляет в себе желание засмеяться. _ _ как-то так получается, несмотря на хаос, что приготовление ужина обходится без каких-либо проебов, а стол накрывают, не разбив никакую посуду, и все собираются вместе, чтобы покушать. технически стол не был рассчитан на шестерых, но они разбираются и с этим — все прижимаются друг к другу, а чимин вообще сидит на коленях чонгука, несмотря на нытье чонгука, что он не может из-за чимина нормально есть. — либо так, либо я буду каждый раз бить тэ в лицо локтем, — объясняет чимин. — спасибо за заботу о моем здоровье, чимини, — говорит тэхен уже с едой во рту. чонгук снова вздыхает, но обнимает талию чимина одной рукой. лицо чимина выражает самодовольство. намджун вжат в хосока и юнги, и он прекрасно знает о своих неуклюжих конечностях, но ему удается ничего не сбить или никому не причинить боль. он не помнит, чтобы когда-то был на подобном ужине. по крайней мере, не в свете последних событий. все громкие и оживленные, отовсюду раздаются разговоры о разных вещах. он узнает, что тэхен специализируется в изобразительном искусстве (что вообще-то не удивляет), и что он хочет продолжить свою специализацию в нью-йоркском университете, он хочет реставрировать картины из музея. все три ребенка ноют о приближающихся экзаменах и проектах, в которых они буквально тонут, раздаются сплетни о ресторане, и у кого был самый сумасшедший посетитель на этой неделе (побеждает чимин с женщиной, которая не понимала, в чем смысл готовить на гриле мясо самой, она ушла не оплатив счет — за это заплатил чимин). хосок рассказывает о новых студентах, с которыми он работает, один из них пришел на танцы на этой неделе, и ему понравилось. юнги, узнает намджун, учит игре на фортепиано в центре хосока каждую субботу, и у него тоже есть новый ученик, которого трудно контролировать, но он способный. (он понимает, что его наполняет облегчение, так как в жизни юнги все еще присутствует музыка.) у намджуна не хватает времени хоть как-то вжиться в разговор, пока чимин не наклоняется с серьезным выражением лица. — ну что, намджун-ши, как тебе нью-йорк? — да, — поддакивает тэхен с полным ртом лапши, — какое любимое место? — манеры, — указывает юнги без особого энтузиазма, и тэхен делает смешную рожицу. юнги же в ответ показывает ему язык. — мне здесь нравится, — говорит намджун, чувствуя себя некомфортно из-за внимания, которое ему все уделяют, — атмосфера здесь полностью отличается от сеульской. здесь очень много национальностей. если быть клише. но мне это нравится. — и мне, — вмешивается чонгук, и, кажется, он стал более расслабленным. — можно услышать столько языков, просто гуляя по куинс. из-за этого я чувствую себя не так потерянно. тэхен кивает. — словно путешествие по нескольким странам, но это всего лишь несколько улиц. после этого сыпятся вопросы: куда именно он ходил (пока только куинс и манхэттэн), и какое любимое у него место (центральный парк), и скучает ли он по сеулу (иногда). они не спрашивают ни о статье, ни о рэп монстре, ни о его планах на будущее, или как он вообще познакомился с хосоком и юнги, и он благодарен за это. после ужина они все собираются в гостиной с соджу и играют в монополию. намджуна объявляют банкиром, и борьба за территорию сразу же начинается. когда места покупаются, все кричат, а юнги спокойно строит империю в park place и boardwalk и забирает у всех деньги, пока чимин и чонгук спорят насчет зеленых квадратиков, а тэхен с хосоком тихо приобретают все дешевые здания. в итоге выигрывает хосок — чисто из-за территорий, которые он купил — и все опьянели, все смеются, когда он встает для исполнения нелепого победного танца, который, видимо, является традицией. намджун наблюдает за всем этим с теплом в своей крови, и это никак не связано с алкоголем. он чувствует себя дома, чувствует, словно это его семья, и за все это долгое время он там, где хочет быть. _ _ конечно, хорошее всегда быстро заканчивается, и когда он заходит в кухню на следующее утро, сонный и с маленьким похмельем, хосок собран на работу, но разговаривает по телефону с расстроенным лицом. — извините, — говорит он, формально и чересчур вежливо, — где вы узнали мой номер? земля уходит из-под ног намджуна — пол стал пропастью. хосок смотрит на него с тревогой во взгляде. — нет, — говорит он слишком спокойным голосом, — его здесь нет. не знаю, как вы вообще додумались до этого, но я не видел его семь лет. пожалуйста, больше сюда не звоните. он сбрасывает вызов, тыча на кнопку домашнего экрана на телефоне сильнее, чем нужно. намджун пытается выдохнуть весь обжигающий воздух из своих легких. — это бы- — твоя компания тебя ищет, — говорит хосок, морщась, — они как-то достали мой номер. — твою мать, — произносит намджун. — надо предупредить юнги, — говорит хосок, но слишком поздно. в доме раздается звонок, после которого слышится сонное бормотание юнги. встревоженный намджун встречается взглядами с хосоком, и он спешит в гостиную. они находят юнги, прислонившегося к стене в коридоре с хмурым лицом. — нет, — говорит он не так вежливо, как хосок, — я не знаю, почему вы думаете, что мой партнер дал вам неточную информацию, но его здесь нет. я не видел его уже несколько лет. отъебитесь и больше мне не звоните. он сбрасывает трубку и затем блокирует номер на всякий случай, поднимая на них все еще хмурый взгляд. — мне так жаль, — говорит намджун, груз в его груди начинает двигаться, залезая еще глубже, ломая кости. втягивать их во все это он хотел меньше всего. — это переходит всякие границы. я позвоню им. мысль об этом пугает его, но он не брал свой телефон в руки три недели. наверное, ему нужно быть смелее. — ты можешь не делать этого, — говорит юнги. — мы можем справиться с ними, — добавляет хосок. — вы не должны с этим разбираться, — настаивает намджун, — это мои проблемы, — он резко проводит пальцами по своим волосам. серый цвет почти вымылся. — я даже не знаю, как они нашли ваши номера или как вообще додумались позвонить вам. я же был осторожен. не использовал ничего, что связано с компанией, не заходил в социальные сети, и я знаю, что детишки тоже ничего не выкладывали. может, конечно, кто-то увидел меня на улице и узнал. черт, знал же, что не нужно было так часто выходить из дома — я просто не думал, что кому-то здесь есть дело, я- — прекрати, — бормочет юнги, подходят к нему, чтобы взять его руку, — прекрати, все нормально. мы бы не предлагали тебе приезжать, если бы знали, что не справимся с этим. — мы в порядке, — добавляет хосок, сжимая его плечо, — мы со всем разберемся. — они, наверное, разорвут мой контракт, — говорит намджун, — или подадут на меня в суд. он не добавляет вы оба заслуживаете лучшего, чем это, потому что знает, что ни один из них не примет этого. — тогда мы разберемся и с этим, — говорит юнги, словно они снова одна команда. словно это не намджун ворвался в их жизнь после того, как проебал все шансы с ними, когда впереди было совместное будущее. — завтра, — добавляет хосок, — мы разберемся с этим завтра. — хорошо, — бормочет намджун, позволяя себе быть эгоистом на какое-то время. позволяет им держать его, — завтра.