delta

возвращаться сюда, в аэропорт, кажется нереальным. хосок надел свои желтые кроссовки и то же зеленое пальто, волосы убраны с лица. разница в том, что он крепко обнимает намджуна, и намджун чувствует тепло губ хосока на своей шее. разница в том, что юнги с сумкой для поездок тоже тянет хосока в объятия. — мы будем созваниваться постоянно, — обещает он, проводя губами по щеке хосока. — и мы вернемся прежде, чем ты почувствуешь наше отсутствие, — добавляет намджун, — всего несколько недель. — знаю, — отвечает хосок, улыбаясь им обоим, — все будет нормально. детишки уже напросились ужинать вместе каждый день. я больше за тебя волнуюсь, — он берет лицо намджуна в свои руки, и намджун пытается не дрожать, не волноваться о том, что кто-то может увидеть, — просто... я надеюсь, все пройдет хорошо, джуни. все — это возвращение в сеул, чтобы разобраться с теми остатками его жизни. продажа апартаментов и решение судебного вопроса с компанией и всем тем, что должно уже закончиться. после долгих обсуждений было решено, что юнги поедет с ним, оставив ресторан на сокджина. ( я сделаю чонгука совладельцем на несколько недель, сказал сокджин, помахивая рукой. не волнуйся, мы проследим, чтобы это место не сгорело. чонгук серьезно кивнул. я за ним прослежу, хен, не волнуйся. ой, засранец! и затем это переросло в добродушные споры, юнги ворчал о том, что ему нужно собрать чемодан, и все закончилось.) он так рад, что у него есть юнги, что ему не придется справляться с этим одному, но оставлять хосока мучительно, особенно сейчас, когда отношения между ними новые и такие нежные. — со мной все будет нормально, — повторяет хосок, замечая его нервозность. он приподнимается на носочках совсем немного, чтобы оставить быстрый поцелуй на скуле намджуна, — хорошего полета, ладно? — ладно, — отвечает намджун, чувствуя, как юнги переплетает их пальцы. из-за этого по его спине снова пробегает дрожь, которую он приказывает себе игнорировать. он не против, когда его оттаскивают от хосока, смотря, как тот машет им, пока они проходят контроль безопасности. смотря, как он поворачивается и уходит, не оглядываясь, потому что вот так чон хосок справляется с тяжелыми, эмоциональными моментами — просто пропускает их через себя. — он правда будет в порядке, — говорит юнги, сжимая его руку, — пока шла служба, мы два года не виделись, а тебя не было рядом намного дольше. мы умеем с этим справляться. — знаю, — отвечает намджун и делает глубокий вдох, — спасибо, что едешь со мной. он словно снова ощущает почву под собой, когда юнги улыбается ему. словно земля под его ногами наконец перестала двигаться. — конечно, — бормочет юнги и отпускает его руку, чтобы найти свой паспорт, — мы же сказали, ты не один, джун-а. намджун не думает, что существуют слова для описания того, что творится в его груди, так что он сжимает плечо юнги, надеясь, что тот поймет. его нежный взгляд говорит о том, что он понимает. _ _ намджун покупает билеты в первый класс по привычке, но реакция юнги того стоит. он, наверное, раз двадцать говорит о том, сколько здесь пространства, и тихо таращится на то, какое положение может принимать кресло и сколько опций в телевизоре, и это так чертовски очаровательно. он знает, что юнги ненавидит перелеты, и он рад хоть немножко облегчить это для него — ему приходится бороться с тем, чтобы на самом деле не начать умиляться, когда он забирается под одеяло, как милая черепашка. — так вот как живет один процент населения, — дразнится юнги, кладя руки на подлокотники. — ты мог бы и предупредить. я готовил себя к эконом-классу и к тому, как какой-нибудь ребенок пинал бы мое кресло на протяжении четырнадцати часов. — я хотел тебя удивить, — говорит намджун, пожимая плечами, — сюрприз, хен. юнги фыркает на него, но его улыбка широкая и во все тридцать два, а глаза ярко горят. намджун мысленно фотографирует это и убирает в дальний уголок сердца на всякий случай, чтобы смотреть на это, когда ему будет нужна стабильность — напоминание, для чего вообще все это. это будет больше, чем просто стоить того. _ _ юнги засыпает спустя час после взлета, натянув одеяло до подбородка с открытым ртом. намджун делает фото на свой телефон и отправляет его хосоку. в ответ приходят смеющийся смайлик и фотография хосока, лежащего на диване с холли на его груди, который занимает почти весь кадр. _ _ на улице в сеуле солнечно, но почти морозно, когда они приземляются, и шерстяной шарф юнги закрывает его лицо почти полностью, когда они покидают терминал инчона. намджун в маске, а его кепка низко опущена на глаза. его целью является проскользнуть в страну так же тихо, как он и уезжал из нее, чтобы никто не знал, что он вообще вернулся. у него такое чувство, словно он обнажен, словно все за ним наблюдают, и он несколько раз ищет скрытые камеры, прежде чем сесть в такси. он думал насчет того, чтобы вызвать своего обычного водителя, но это было бы слишком очевидно. так что он бормочет своей адрес, замечая, как глаза юнги расширяются. — trimage towers? — шепчет он. к счастью, таксист не так уж и удивлен, он спокойно кивает и вбивает адрес в своей телефон. — ага, — намджун тоже шепчет. он немного удивлен тем фактом, что юнги слышал об этом месте, но, наверное, ему не стоит удивляться. строительство начиналось, когда они были трейни, и уже тогда его считали самым роскошным квартирным комплексом в сеуле. они, скорее всего, даже говорили о нем, мечтая жить в похожем месте. риелтор намджуна на самом деле советовал ему купить что-нибудь в hannam the hill, в un village или в richensia, но собственная вилла только для себя — слишком. даже сейчас в его комплексе есть спа, гольф и целое кафе, но он все еще не привык к этому. к тому, что люди постоянно его ждут. — ну да, — говорит юнги, ерзая на месте, — да, хорошо. это здорово. намджун хочет поцеловать его, прикоснуться к нему, но он не может сделать это на публике. — это странно? — спрашивает он вместо этого, — вернуться сюда? — не то чтобы, — отвечает юнги, — мой брат теперь здесь живет, и я его иногда навещаю. родители тоже подумывают переехать сюда. со здоровьем мамы обстоят не очень хорошие дела, думаю, брат хочет быть рядом с ней, чтобы помогать отцу о ней заботиться. — черт, юнги, — намджун этого не знал, и он чувствует приближение страха и сочувствия. отношения с родителями юнги были плавающими во времена трейни. юнги не нравилось об этом говорить, но намджун знал: они его не поддерживали, отказывались контактировать с ним из-за того, что он уехал из дома. видимо, те мосты восстановили, но юнги и так через многое прошел. потерять родителей было бы "вишенкой на торте". — все хорошо, — уверяет его юнги, — жизни это не угрожает. пока что. два года назад ей было намного хуже. я чуть не переехал обратно в тэгу, настолько мне было страшно. им нужно было прикрыть ресторан, управлять им было сложно, но сейчас ей лучше. и мой брат приглядывает за ними обоими. намджун кивает. понижает голос. — ну… если тебе нужна будет помощь с чем-нибудь. со счетами из больницы или с чем угодно, я могу- — мне не нужны твои деньги, — перебивает его юнги, остро, и намджун морщится. — пожалуйста, это не… какая польза от них, если я не могу потратить их на что-то хорошее? — он аккуратно опускает руку на коленку юнги и наклоняется, чтобы водитель не услышал, — какая от них польза, если я не могу помочь людям, которых люблю? обещаю, это не жалость, хен. или благотворительность. я... он не знает, как объяснить свои ощущения насчет того, что часть его денег должна принадлежать юнги и хосоку, потому что в другой жизни они бы были вместе на тех сценах, они бы выигрывали премии, покупали бы собственные роскошные апартаменты в сеуле. — хорошо, — юнги смягчается и гладит руку намджуна, которая все еще находится у него на коленке, — хорошо, спасибо. намджун кивает и облокачивается назад. оставшиеся пятьдесят пять минут они едут в тишине, пока намджун не говорит водителю высадить их у ворот комплекса. юнги шокирует вид блестящих башен, и он свистит себе под нос. намджун проводит его внутрь по светлому вестибюлю с дорогим столом, за которым сидят консьержки — две безупречные женщины в выглаженных костюмах, на их лицах профессиональные и приветствующие улыбки. — с возвращением, намджун-ним, — говорит младшая из них. намджун предполагает, что ее зовут минсо, и ему стыдно, что он не запомнил ее имя. предположительно минсо рассказывает ему, что его апартаменты содержали в чистоте, как и было приказано, и попросила звонить, если ему что-нибудь будет нужно. он замечает, как ее взгляд несколько раз с интересом останавливается на юнги, и пытается побороть волну паранойи — страх завтрашней статьи на таблоидах с громким названием: РЭП МОНСТР ВОЗВРАЩАЕТСЯ В СЕУЛ С ЗАГАДОЧНЫМ МУЖЧИНОЙ. никто, кто работает в этом комплексе, который в свою очередь полон других знаменитостей, никогда не сливал личную информацию. он об этом знает. боже. — спасибо, — отвечает он минсо, сразу направляясь к лифтам и заводя юнги внутрь. — хей, — говорит юнги, пока намджун жмет кнопку сорокового этажа, — дыши. — прости, — отвечает намджун и пытается последовать совету юнги, выпуская дрожащий выдох, — прости, мне просто... не нравится быть здесь. — знаю, — просто говорит юнги и тянется к руке намджуна. намджун шарахается от этого, а потом замечает боль в выражении лица юнги. — прости. блять, прости. я просто... камеры. здесь. камеры, блять, везде, думает намджун почти истерично, даже в темных уголках ресторанов. — хорошо, — юнги засовывает руки в карманы своего пальто, но, к счастью, разозленным он не выглядит. (намджун надеется, что он правда не злится.) дверь открывается в короткий коридор, в котором много дорогих картин и декоративных растений. квартира намджуна последняя, в углу. она стоила почти 1,6 миллионов долларов, и он не знает, нужно ли говорить об этом юнги. спросит ли юнги. — вот и мое жилище, — говорит он, вводя пароль. дверь издает "бип", и он толкает ее, позволяя юнги пройти первым. он пытается посмотреть на апартаменты глазами юнги: чистые деревянные полы, белые стены, покрытые дорогими картинами, современная мебель, которая выглядит почти новой, широкий вид на сеул и реку хан за огромными окнами. — вау, — говорит юнги, медленно кружась, — думаю, я не понимал, насколько ты богат, джун-а. — около восьми миллионов долларов, — пробалтывается намджун, наблюдая за открывшимся ртом юнги. — блять, — отвечает юнги, качая головой, — но это место не так уж и похоже на тебя. такое чувство, будто я в ебаном журнале. это… правильный вывод, думает намджун, бросая взгляд на современное искусство и черную бытовую технику. он ничего здесь не трогал, даже беспорядок не устраивал. — здесь все дело рук архитектора-декоратора, — объясняет он. вспоминает, как дрожала его рука, когда он подписывал договор об аренде, не веря, что он собирается потратить столько денег, и чувствуя себя, в двадцать два, таким беспомощно молодым. вспоминает, как смотрел на пустое место и чувствовал себя не силах сделать что-то и недостойным всего этого, недостойным просить своего риелтора найти дизайнера, чтобы тот позаботился об обстановке. он почти никак не участвовал в процессе — слишком отчаянно пытался вписаться, выглядеть профессионалом, а не ебаным ребенком, которого никто не воспринимал бы серьезно. в итоге, он получил великолепные апартаменты, которые ненавидел. в которых он не чувствовал себя как дома. — ах, — говорит юнги, тихо посмеиваясь, — теперь все понятно. намджун позволяет ему бродить вокруг, пока он снимает пальто и ставит чемоданчик у дивана. он проскальзывает в ванную, и намджун улыбается его восклицаниям по поводу того, как сложно настроен душ и насколько огромная ванна, следуя за его голосом и предсказуемо находя старшего на постели. — она такая комфортная, что за хуйня? — говорит он, разложившись посередине двуспального матраса. и это единственная вещь, которую намджун здесь любит: кровать правда абсолютно невероятная. — было бы здорово, если бы ты трахнул меня на ней, — продолжает юнги, и намджун задыхается, будучи слишком шокирован, чтобы хоть как-то ответить, — черт, — говорит юнги, когда замечает, садясь на кровати с красным лицом, — прости, я привык к хосоку и, э, к тому, что не нужно думать о том, что говорю. намджун приходит в себя, хотя он уверен, что румянец еще не сошел, и ложится рядом с юнги. прошло только две недели с тех пор, как между ними тремя начались отношения, и дальше объятий и поцелуев дело еще не доходило. не то чтобы намджун ни о чем не фантазировал, это не новое, потому что он на протяжении нескольких лет представлял, как проводит с ними время в постели. — ты… думаешь о том, как я буду трахать тебя? — спрашивает он, все еще не уверенный, что ему позволено. — конечно, — отвечает юнги, снова говоря все прямо, — я дрочил на это, когда мы были трейни, и теперь все мои подростковые фантазии возвращаются. особенно потому, что ты стал выше и еще привлекательнее и ах. это ебучая проблема, понимаешь. нет, намджун не понимает, но его распирает от восторга. юнги тоже о нем думает. юнги хочет его. — но не без хосока, — говорит Намджун, — я не... прости, не хочу делать ничего без него. не в первый раз. — нет, — тихо соглашается юнги, наклоняясь ближе, — нет, я тоже хочу, чтобы он здесь был, — ухмылка расползается по его лицу, — кроме того, он замечательный в постели. — да? — спрашивает намджун, надеясь, что не слишком пищит. юнги мычит. — он танцор, его ноги, умение держаться и его бедра, это... вау. юнги свистит, и намджун внезапно представляет, как хосок прижимает его к кровати своими бедрами, и ему приходится прикусить стон, он чувствует, как его лицо снова краснеет. юнги бросает на него знающий, довольный взгляд. — ага, именно то, что ты представляешь. — заткнись, — ворчит намджун и бьет юнги по плечу, — я отказываюсь от стояка, когда не могу ничего с ним сделать. — извини, прости, — юнги смеется и оставляет поцелуй на его плече, — я просто... мне было интересно, ты когда-нибудь? был с кем-нибудь? — с женщинами, — отвечает намджун, — пару лет назад, когда пытался не быть геем. с мужчиной никогда не был. я был слишком напуган, чтоб рисковать. рисковать своей карьерой из-за какого-то быстрого перепихона или типа того. и в итоге, я разрушил все из-за ебаного поцелуя, но все равно. думаю, ты понимаешь, о чем я. — так мы будем твоими первыми? — спрашивает юнги, зарываясь пальцами в волосы намджуна, благодаря этому волнение, которое появилось в его животе, становится все меньше. — да, — отвечает намджун, облизывая свои губы, — так что заранее прошу прощения за то, как ужасно это будет. — нет, — нежно перечит юнги, — мы заставим тебя чувствовать себя замечательно, обещаю. намного лучше того, что чувствовали мы в наш первый раз. сердце намджуна одновременно и болит, дрожит из-за мысли о том, что они позаботятся о нем, заставят его чувствовать себя хорошо, из-за мысли, что он будет с людьми, которые его любят, и желания удовлетворить их тоже. — когда это было? — спрашивает он, потому что ему было интересно, но он не решался спросить. — буквально за день до того, как я ушел на службу, — отвечает юнги со смехом, качая головой, — клянусь, мы словно были в ебаной драме. мы громко с рыданиями признались друг другу в чувствах, а затем был очень романтичный, но неловкий первый секс, а потом мы не виделись два года. — вау, — отвечает намджун, — но это вообще-то мило. — это было смущающе, — бормочет юнги, но он улыбается, — но я не жалею об этом. и мы намного лучше сейчас. обещание на мизинчиках. он протягивает свою руку, и намджун хихикает из-за того, как это нелепо. соединяет их мизинцы и качает рукой сверху вниз. — ловлю тебя за язык, хен. это своего рода контракт. я буду ждать того, чтобы мою голову снесло. — ох, так и будет, — отвечает юнги и наклоняется, чтобы поцеловать его, горячо, глубоко и желая. намджун стонет в поцелуй, в ощущение тела юнги, прижатого к его собственному, но быстро отодвигается. — прости, — говорит он, надеясь, что не был грубым, — мы снова возвращаемся к проблеме со стояком. юнги смеется над ним без издевки и садится. — да, прости. покажи мне, что еще есть в этих нелепых апартаментах. — я покажу тебе самую нелепую часть всего, — говорит намджун, вставая с кровати и направляясь к гардеробу. он открывает двери и приглашает юнги зайти, словно он дворецкий в роскошном заведении. юнги поднимает брови, но заходит внутрь, останавливаясь, чтобы намджун включил свет. а затем он чуть ли не задыхается, смотря на ряды дизайнерской одежды, аксессуаров и обуви с широко открытыми глазами. — охуеть. — ага, — отвечает намджун. — это гуччи. — и ив сен-лоран, и баленсиага, и mastermind, и суприм, и visvim... — ебать.. — ага. юнги аккуратно дотрагивается до куртки от visvim, которая, намджун уверен, стоила ему нескольких тысяч долларов. ему опять стыдно, что он не знает точную цену, что даже не думал об этом, что где-то на пути к его вершине ценники стали бессмысленными и несущественными. — вообще не говори мне, сколько стоит хоть что-либо из этой одежды, — информирует его юнги, — у меня сердечный приступ случится. и что ты собрался делать со всем этим? перевезешь в нью-йорк? — нет, — отвечает намджун, слегка дергая меховое пальто, в памяти смутно возникают моменты, когда он носил его для mv года два назад, — ничто из этого не похоже на меня уже давно. я хочу свежее начало. — можешь хотя бы что-то цветное прикупить, — соглашается юнги, и намджун фыркает. — говорит человек, у которого все вещи одноцветные. — не вся моя одежда, — юнги поднимает пару очков и надевает их. его лицо почти полностью тонет под ними, — я покупаю черные вещи, потому что мне нравится цвет. а ты покупаешь черное, потому что думаешь, что ты обязан носить этот цвет, дабы выглядеть как засранец. намджун морщится, прекрасно понимая, что юнги прав. юнги всегда лучше всех знал, что у него на уме — всегда срывал его щит и видел самые безобразные и уязвимые вещи — и, кажется, за семь лет, что они провели в разлуке, это умение никуда не исчезло. — ну, думаю, я все отправлю, как пожертвование. я уверен, какая-нибудь организация это все заберет, — он поищет что-нибудь об этом завтра. а сейчас он достает телефон и делает фото юнги в тех очках. отправляет его хосоку. хосок вы в магазине или чо? я не, в моей гардеробной хосок ㅇㅁㅇ скажи юнги что он выглядит тупо — хоби говорит, ты выглядишь тупо, — передает намджун юнги и смеется, когда юнги показывает ему средний палец. я юнги говорит ㅗ хосок ㅋㅋㅋㅋㅋㅋ намджун нежно улыбается, смотря в телефон. в нью-йорке сейчас рано, около шести часов утра, поэтому он представляет, как хосок смеется за кухонным столом, окруженный эссе его студентов и с холли, устроившимся на его домашних тапочках. он уже скучает по нему, что очень знакомо ранит, но на этот раз это хотя бы временно. он будет держаться за это и за юнги рядом с собой, который теперь аккуратно убирает солнцезащитные очки и смотрит на него понимающе. он никогда не знал, как отвечать на подобные взгляды, на понимание и сочувствие в глазах юнги. поэтому он просто целует юнги снова посреди своего нелепого гардероба, впитывая вес юнги в себя, символ спасения в руках юнги, обвитых вокруг его талии — словно юнги стал его гравитацией, удерживающей его на земле.