Тот, кто приходит в ночи

      Он вернулся на ту же торговую улицу, где прежде оборвалась нить. Вернулся в самую толчею, прикрыл глаза и чуть не вскрикнул, когда пульсирующая красным тонкая линия всё же появилась на доли мгновения и опять пропала. Но и этого мгновения хватило, чтобы он запомнил направление и двинулся по нему — уже открыв глаза, лавируя меж телами, мысленно удерживая картину зависшей в воздухе нити и молясь изо всех сил неизвестно кому, всё равно кому, лишь бы помогло, чтобы нить появилась снова.       Вывалившись из человеческого потока, он завертел головой, решая, куда идти дальше, как вдруг затылок ожгло чужим взглядом — недобрым, тяжёлым. Сбившись с шага, Сяо Чжань медленно оглянулся, но никого не увидел — всё те же люди, и никому из них не было до него дела, но кто-то там в этой толпе смотрел на него, смотрел и готовился к прыжку, и хуже всего то, что ничего с этим поделать нельзя было. Он мог сколько угодно бежать, терять силы, задыхаться и захлёбываться от бумкающего уже где-то в горле сердца, но его настигнут — настигнут всё равно, и никакой рис больше не спасёт, потому что, Сяо Чжань был уверен в этом на все сто, возможности нырнуть в карман не будет, а даже если и будет, то поймают в последний момент и рис этот в кулаке вместе с пальцами, со всей плечевой костью выдернут, он и моргнуть не успеет. И не факт, что присутствие людей хоть как-то помешает этому. Но что же делать?       Сяо Чжань замер, лихорадочно соображая и загнанно дыша. Ведь не могло всё закончиться так, вот так, здесь. Не мог он сгинуть просто так, за здорово живёшь, по чьей-то прихоти, не завершив начатое. Или мог? Ведь если подумать, то никто и никогда не может предсказать свою смерть, и те, кого выпили досуха, они же тоже наверняка не думали о том, что вот, конец — у них были планы, были мысли, эмоции, желания, стремления, всё то, что делало живыми, пока в одночасье их не лишили всего, не оставив и крох памяти, не оставив ничего. Словно и не рождались никогда. И сейчас он мог стать одним из них — из тех сотен и тысяч, миллионов тех, что канули в небытие.       «Стой. Не двигайся», — шептал ветер, гоняя обрывки газет и бумажные стаканчики по асфальту. «Доверься, не сопротивляйся», — подмигивали неоновые вывески. «Замри, подчинись», — упрашивал, подбираясь, ночной туман, стелющийся по земле, обвивающийся вокруг людских ног и плывущий к нему. А Сяо Чжань только и мог, что хватать ртом воздух, чувствуя, как панически одеревенело всё тело, как эта тошнотворная паника волной поднимается в нём и грозит затопить сознание, обрушившись чёрной беспросветной массой. Расширившимися от ужаса глазами он следил за тем, как туман расползался и рос, с каждой секундой становясь всё ближе и плотнее, отрезая его от гомонящих людей, размывая их силуэты и заглушая голоса, раскрываясь так, будто желал обнять его и поглотить, вобрать в себя.       И вобрал бы наверное, если бы рядом с Сяо Чжанем не взвизгнул тормозами его же служебный автомобиль, став той самой спасительной оплеухой, которая вышвырнула наконец из оцепенения. Дверь раскрылась, и стоило бы, может, десять раз подумать, прыгать в салон или нет, вот только времени на это не было, да и двум смертям не бывать — какая разница, кто убьёт его первым, если всё же убьёт? Поэтому он прыгнул, не раздумывая, с силой дёрнул дверь, для верности ещё и блокировку нажал, не сильно веря в то, что это спасёт, и выдохнул только после того, как водитель дал по газам, и машина сорвалась с места, оставив позади и взметнувшийся перед самой дверью белый туман, и тяжёлый взгляд. Позволил себе на несколько секунд покричать в себя, перевести дыхание, посидеть с закрытыми глазами, чтобы потом открыть их и встретиться с безжизненным, стеклянным взглядом своего менеджера. Сложив руки на коленях, она сидела неестественно прямо и даже не качалась на особенно сильных поворотах. — Нет, — простонал Сяо Чжань. Он уже проходил такое — тогда, с менеджером Ву. Его тоже подчинили и ничем хорошим это для него не кончилось. И если сейчас то же повторится с ней, если они используют её и устранят… Что он собирался делать в этом случае, Сяо Чжань не знал, но всеми силами желал помешать этому. Он тряс её, щипал, дёргал за волосы, кричал, не замечая, как голос срывается то в нечленораздельные хрипы, то в саднящую горло истерику. Уже перестало иметь значение, куда его самого вёз автомобиль и кто сидел за рулём — некто в капюшоне, и этого хватало с лихвой, чтобы задохнуться от новой волны паники, и он бы задохнулся, если бы не страх за другого человека, за ту, что пока была жива, пока, но надолго ли? Отчаявшись привести её в сознание, Сяо Чжань снял блокировку и принялся дёргать дверь в попытке открыть — тогда бы он мог вытолкнуть девушку, прыгнуть вместе с ней, добраться как-нибудь до дома и запереть её там, обработать возможные раны, а потом снова кинуться на поиски Ибо. И вполне возможно, что одной сломанной рукой бы не обошлось, но он готов был рискнуть, вот только дверь не поддавалась. — Господин Сяо, пожалуйста, без геройств, — заговорила вдруг девушка ровным, безэмоциональным голосом, — подумайте, вы действительно хотите навредить менеджеру Фэнь? Менеджеру Фэнь? Наконец он узнал, как её зовут. Возможно за минуты до того, как имя это полностью исчезнет из всех реестров, из памяти всех, кто когда-либо её знал. Может, он и сам скоро не вспомнит, или же и сам сгинет вместе с именем и всеми своими метаниями. Он судорожно сглотнул образовавшийся в горле ком и неуверенно отпустил девушку. Та оставалась всё такой же безучастной. — Куда вы меня везёте? Чего хотите? — спросил он, посмотрев в окно на проплывающие мимо улицы. — Господин Сяо, без геройств. Вы хотели найти Ван Ибо, вас везут к нему, — и снова механический ответ. — Кто вы? Кто меня везёт к нему? И где он? — прошипел он, в шаге от того, чтобы не заорать, не схватить снова менеджера и не начать вытряхивать из неё ответы. Если бы это могло помочь, он бы так и сделал, но такое уже было раньше — с менеджером Ву, тогда, в гримёрке перед концертом для семьи Ибо. Сверх запрограммированного она сказать ничего не сможет. — Господин Сяо, пожалуйста, без геройств. Подумайте, вы действительно хотите навредить менеджеру Фэнь? Господин Сяо, без геройств. Вы хотели найти Ван Ибо, вас везут к нему. Так и есть. Всего четыре реплики. Ей отвели совсем крохотную роль. Меньше только у дерева в самом заднем ряду на сцене. И от того, насколько послушным будет он, зависело, как долго продержится она в этой постановке. Оставалось только надеяться, что везли их действительно к Ибо.       Он откинулся на сидение и принялся ждать, пару раз вздрогнув от периодически повторявшегося «Господин Сяо, пожалуйста, без геройств… Вы хотели найти Ван Ибо, вас везут к нему». Сжав кулаки на коленях, попробовал прикрыть глаза, чтобы увидеть нить — ничего. То ли его обманули, то ли кровь Ибо его больше не звала. Ни о том, ни о другом он и думать не желал. ***       Машина остановилась возле ворот сыхэюаня в квартале хутунов. В извилистой и узкой улочке к нему лепились более приземистые и непримечательные домишки — с окнами, забранными зелёными решётками, старыми, иссохшими дверями с облупившейся разномастной краской, серыми стенами, возле которых месяцами копился мусор. К иным были привалены велосипеды, тут же в грязи валялся полусдувшийся мяч, и угадать какого цвета он был при жизни, не позволял даже фонарь, светивший на него.       Сяо Чжань выбрался из машины, менеджер последовала за ним. Он оглянулся в ожидании водителя — тот вскоре и впрямь выплыл, скинул капюшон и тут же взметнулся слитным роем жирных чёрных мух. С громким жужжанием те промчались мимо, обдав холодом, и истаяли в воздухе. — Пиздец, — прокомментировал Сяо Чжань и воззрился на приоткрытые тёмно-красные ворота сыхэюаня с истёршимися золотыми буквами на них. Кое-где пятна позолоты всё же сохранились, но разобрать начертание иероглифов не представлялось возможным. Он толкнул ворота, и те с оглушительным скрипом поддались. Вместе с менеджером, идущей за ним безмолвной тенью, он переступил порог и зябко передёрнул плечами. Внутри небольшого дворика, окружённого по периметру фасадами ещё одних домиков, смотревших тёмными провалами развалившихся дверей, было не в пример чище, чем снаружи, но стоявшие чёрными обугленными изваяниями невысокие деревья, устремившие к небу свои когтистые ветви, разбитые, потрескавшиеся дорожки, заметённые многолетней пылью, словно прахом, да и общее запустение вкупе с гнетущей тишиной создавали самое мрачное впечатление. Севернее высилось главное здание, слабо мерцавшее белым светом. Каким-то шестым чувством Сяо Чжань понял, что им туда, хотя каждая клетка в его организме, казалось вопила и дрожала от страха. И холода. Чем ближе они подходили к покосившейся двери, из-под порога и сквозь щели которой пробивалось сияние, тем холоднее становилось вокруг. Сяо Чжань стучал зубами и попеременно оглядывался на менеджера — губы у той посинели, и это смотрелось жутко на и без того серой в ночном свете коже, но больше ничего и не выдавало того, что ей тоже может быть холодно, всё та же скованность механических движений и всё тот же неживой стеклянный взгляд.       Тратить время на осмотр внутренней обстановки Сяо Чжань не собирался, упрямо двигаясь к дальней комнате, где находился источник света. Но когда проходил мимо одной из комнат, то едва не навернулся, споткнувшись взглядом о стол, накрытый пожелтевшей от времени тканью, всю в россыпи каких-то тёмных пятен. И три стула, один из которых лежал поверженным на боку, выставив острые огрызки ножек. Сяо Чжань зашёл внутрь и огляделся. Всё это он видел когда-то: и этот стол, и изогнутые спинки этих стульев, и эту скатерть с рифлёным рисунком волн, и посудный шкаф с фигурками слонов на полках. Для полноты картины не хватало только разбитых тарелок и высохших тел. Дом родителей той самой девушки, которую когда-то любил Ибо, ради которой когда-то шагнул за порог раньше положенного, и которую сам же убил, не справившись с голодом. И тех, кто посмел её забыть, тоже убил. И сейчас он здесь. Они оба здесь.       Сяо Чжань выдохнул облачко пара и решительно вышел из комнаты. За спиной ступала менеджер, и, казалось, что весь дом отзывается скрипом старых половиц на их присутствие, вопрошает, стонет, предостерегает: «Повернись и уйди, пока можешь. Уйди сам и уведи эту живую. Не ходи, не надо». Но Сяо Чжань шёл и прислушивался к тихому треску и щелчкам в дальней комнате. Надо было бы бежать, но бежать не получалось — ноги едва слушались, став в одночасье ватными, словно все испытанные им прежде переживания и вся беготня вдруг разом решили о себе напомнить. И зубы никак не желали успокаиваться, отбивая настолько сумасшедшую дробь, что Сяо Чжаню впору бы испугаться за их сохранность, да только не до того было. Он вдыхал и выдыхал воздух, сплошь состоявший из морозных иголок, щипавших щёки и впивавшихся в горло, и когда наконец добрёл до комнаты, то чуть не свалился прям тут на пороге.       Весь дверной проём был увешан кварцевыми лампами. Крепились они и вдоль окон, заливая ультрафиолетом большую часть комнаты. И только один угол, отделённый выцветшей ширмой, тонул в полумраке, и именно оттуда раздавались едва слышные щелчки.       Сяо Чжань опёрся рукой о стену, переводя дыхание. В глазах, несмотря на лившийся ровным белым свет, потемнело. Он чуть было не кинулся за эту ширму, но притормозил. Ещё раз оглядел лампы и тёмный угол. Если там был Ибо, то Сяо Чжань погубил бы его в одночасье, опрокинув злосчастную ширму и не погасив прежде убийственные для него источники света. А если там был не Ибо, а кто-то другой из его вида, если эта была ловушка, то только лампы могли сейчас спасти Сяо Чжаня и жавшуюся к нему девушку от верной смерти. Но он готов был рискнуть и, если придётся, закрыть собой менеджера. Рисковать Ибо он не собирался ни при каких обстоятельствах. Поэтому, проследив взглядом провода, он выдернул вилки все за одной, погрузив комнату в темноту, разбавляемую только лунным светом, струившимся в огромное окно во всю стену. Идеальная тюрьма стала чуть менее идеальной. Но тихие щелчки не прекратились.       Осторожно ступая, Сяо Чжань двинулся к ширме, обошёл её и замер, не в силах не то что слова сказать, но и вдохнуть-выдохнуть. Ибо. Это и впрямь был он. Занавесившись светлыми волосами, сидел на полу в своих драных чёрных джинсах, сером худи, подвернув ноги в кедах, и сосредоточенно собирал ярко-голубой автомобиль из лего, густо разбросанных по полу. Рядом уже высились три башни неопознанного архитектурного стиля, словно возведённые впопыхах, хаотично из того, что первым под руку попалось. То ли дело автомобиль — над ним Ибо трудился более усердно — выбирал из горы деталей одну, и, если она крепилась к другой, отщёлкивал её и цеплял к своей полусобранной модели, если не подходила — откидывал и шарил дрожащей бледной рукой в куче разноцветных фигурок в поисках нужной. Ни на погасший свет, ни на появление Сяо Чжаня он не среагировал, будучи полностью погружённым в своё занятие. Как будто ничего важнее этого лего в принципе не могло существовать в мире.       Сяо Чжань опустился перед ним и позвал негромко. А в ответ всё то же чуть слышное щёлканье подходящих и неподходящих деталек, всё то же мелькание длинных тонких пальцев — настолько тонких и белых, что в неясном свете луны они чудились скорее принадлежащими скелету, нежели тому, кто был не только из костей, но и из плоти. Вот только у скелетов не бывает ожогов, а здесь были — розоватые язвы на ладонях. — Ибо... Бо-ди, — всхлипнул Сяо Чжань и подполз ближе. Хотел прикоснуться к нему, но застыл, не дотянувшись и пары сантиметров. Сжал пальцы в кулак и со всей силы ударил стену. Заорал, давая наконец выход скопившемуся напряжению, страху и… злости. О как же он был зол — зол на тех, кто сделал это с Ибо, кто притащил его сюда и запер, не дав и шанса на спасение. Или же спасением этим должен был стать он — Сяо Чжань? Как там говорил тип, представившийся его братом? Если Ибо убьёт своего Чжань-гэ, то потом и сам уйдёт за порог, уйдёт, чтобы уже никогда не вернуться, потому что даже они не всесильны, а уж такой юный, особенно по меркам своего мира, Ибо так и вообще — уязвимый. Пусть и в таком юном в нём ощущалась изначальная сила, но должно было пройти время, прежде чем она смогла бы расцвести в полную мощь. И кто-то явно не желал, чтобы этот день наступил, потому что тогда уже никто не смог бы справиться не с маленьким принцем, а с тем, для кого и монарший венец не стал бы непосильной ношей.       И теперь этот кто-то в шаге от исполнения своего замысла. Только Ибо почему-то действует совсем не по плану — не кидается, хотя, наверное, должен бы. Сколько он не ел? Сколько мог не есть? Он говорил, что может продержаться какое-то время. Сяо Чжань помнил это. Но какое именно время? И в каком состоянии его доставили сюда, и что делали для того, чтобы довести до крайней черты, после которой разум отключается и остаются одни инстинкты? Да и их отрубили. Чтобы уж точно не мог защищаться? Чтобы уж точно не сбежал? Что он здесь видел? Был ли в той комнате, или же его сразу притащили сюда? И что было здесь? Комната абсолютно пустая, если не считать ширмы и ковра старого лего. Сердце кольнуло нехорошей догадкой. Могла ли это быть комната той девочки? — О, Господи, — простонал Сяо Чжань. Он не верил в Бога, ни в какого из, но теперь, если бы это могло спасти Ибо, поверил бы. Вот только Бога рядом не было, а он был. И кто знает, кто ещё мог пожаловать сюда с минуты на минуту, да и ночь не будет длиться вечно. Надо было выбираться. И как можно быстрее.       Он склонился над Ибо и решительно дёрнул за руку, вынуждая встать. Тот вскинулся с угрожающим рыком и зло посмотрел исподлобья. Сяо Чжань отшатнулся, но хватку не ослабил. Ибо вибрировал всем телом и плавно поднимался, не отрывая потемневшего голодного взгляда от Сяо Чжаня и облизывая бледные губы, кривившиеся в ухмылке. Ничего в нём сейчас не напоминало того мальчишку, которого знал Сяо Чжань.       Заострившиеся скулы, запавшие щёки, морозная бледность и чёрные, без белков глаза. Жутко. Это было так жутко, что Сяо Чжань с трудом сдержался, чтобы не взвыть — не от страха за себя, от страха за Ибо. — Бо-ди, пожалуйста, пойдём, а? Ну пожалуйста? Прошу тебя? — чуть не плакал Сяо Чжань, а, может, и плакал, потому что глаза и нос нестерпимо щипало и жгло. Ибо же послушно шёл, склонив голову к правому плечу, и смотрел заинтересованно и жадно. Сяо Чжаню же казалось, что он ступает по тонкому льду, который вот-вот пойдёт мелкими трещинами, а затем и расколется, бросая во власть ледяной тёмной воды — той самой, что сейчас ворочается затаившейся опасностью в глазах Ибо.       Они уже почти вышли из комнаты, когда менеджер, молчавшая до этого, вдруг кинулась на шею Сяо Чжаню и принялась лезть с поцелуями. Он обмер. Ибо недобро прищурился и оскалился, показывая длинные изогнутые белые клыки. Рванул к ней, и, если бы не Сяо Чжань, она бы уже фонтанировала кровью из разодранной аорты. Одной рукой он отпихнул девушку, другой же пытался удерживать Ибо, рычавшего и кидавшегося на неё, словно обезумевший цепной пёс. — Ибо, не смей! Слышишь! Не смей! Я не прощу тебе этого! Не смей! — кричал Сяо Чжань в то время, как менеджер снова подползла и, обхватив за ногу, стала скользить ладонями к паху. Ибо взвыл и кинулся к ней, клацнув зубами в опасной близости от лица радостно смеявшейся девушки, но Сяо Чжань успел дрыгнуть ногой с прилипшей к ней менеджером, отпрыгнуть и завалиться вместе с Ибо на пол. Перекатившись, они замерли — Сяо Чжань тяжело дыша, Ван Ибо изучая его настороженным взглядом. — Бо-ди, я так… так боялся за тебя. Бо-ди, — прошептал Сяо Чжань и прижал его к своей шее, сам неловко клюнув куда-то в изгиб плеча, зарывшись пальцами в волосы, по которым так скучал, скучал по всему Ибо, а тот водил носом по его коже, обжигал холодом дыхания и ледяных губ, и дрожал. — Сяо Чжаааань, — нараспев протянула менеджер прямо над ними, и Сяо Чжань даже моргнуть не успел, как Ибо подорвался и, схватив её за волосы, потащил куда-то с такой скоростью, что Сяо Чжань, вскочивший следом, чуть не упал, стараясь поспеть за ними. — Господин Сяо! Спасите! Спасите меня! — извивалась и орала менеджер Фэнь, загребала ногами в тщетной попытке уцепиться хоть за что-нибудь, затормозить прущего как танк Ибо. Она царапала его за руки, силилась разжать их, но он держал крепко и всё тащил и тащил по длинному коридору, тонущему во тьме с редкими светлыми квадратами от окон. — Ибо! Остановись! Ибо! Не смей! — кричал Сяо Чжань, но Ибо как не слышал его, упрямо двигался к своей цели. Фэнь уже не просто орала, она верещала, визг её перемежался всхлипами, рыданиями и беспрестанными мольбами о пощаде, в которых и слов никаких разобрать было нельзя, кроме бесконечного «Сяо, Сяо, господин Сяо, спасите, спасите, пощади, Сяо, господин Сяо». И каждый раз, как она выкрикивала его имя, Ибо дёргал её сильнее, отдирая от пола и снова чуть ослабляя хватку до следующего «Сяо», пока наконец не впечатал в одну из закрытых дверей на пути и не откинул голову, явно намереваясь укусить как можно сильнее, как можно глубже погрузить клыки в её плоть, вгрызться до самой кости. — Нет! — завопил Сяо Чжань и, подскочив, попытался оттолкнуть Ибо. Но он лишь ощерился и отбросил в сторону. Сяо Чжань налетел снова, и снова был отброшен. Он поднимался и падал, поднимался и падал, ударяясь то плечом, то бедром, то ещё чем. Боли уже не чувствовал, только дикий страх за то, что должно было случиться. И когда он снова схватил Ибо за плечи, силясь оттащить его, тот уже не скинул его, но с оттяжкой припал к шее ревущей Фэнь. Та зашлась в безудержном крике, а Ибо, сделав пару глотков, вдруг судорожно закашлялся, отпустил её и согнулся, сжав своё горло руками. Он кашлял и кашлял, надсадно, с хрипами и с каждым кашлем выхаркивал сгустки чего-то вязкого и чёрного, шлёпающегося на пол. Фэнь смеялась победно и зло — прислонившись к двери, она размазывала по шее и груди то, что предположительно было кровью. По крайней мере, Сяо Чжань думал, что это кровь, но уж слишком тёмная и густая она была. Раны от клыков Ибо никуда не делись, и по логике, кровь из них должна была не просто струиться, но бить ключом, однако выступала она только когда Фэнь надавливала на них. — Да что это такое? — просипел Сяо Чжань, переводя взгляд с очень странной Фэнь на кашляющего Ибо и обратно. — Мёртвая кровь, — хрипло ответил Ибо, утирая рот тыльной стороной ладони и косясь на Фэнь, та подмигнула ему и ковырнула одну из ранок. — Ты… ты пришёл в себя? — Сяо Чжань несмело коснулся его спины. — Не знаю, не уверен, — вздрогнув, Ибо разогнулся и стиснул руку Сяо Чжаня своей. — Надо валить. Мне это не нравится. — Мне тоже, — шёпотом согласился Сяо Чжань, — но мы не можем бросить менеджера Фэнь. — Ещё как можем, — обрубил Ибо и потянул Сяо Чжаня за собой. Менеджер отлипла от двери и двинулась за ними, жалобно плача. Но потом замерла посреди коридора, рухнула на колени и, протянув руки, запричитала: — Господин Сяо, вы же не бросите меня здесь? Не бросите? Мне страшно, господин Сяо, — скулила она, — мне так холодно, господин Сяо. И страшно, очень страшно. Этот господин — что он сделал со мной? Зачем сделал мне больно? Господин Сяо, не бросайте меня! Не бросайте!       Ибо шёл вперёд, а Сяо Чжань оглядывался и упирался, просил остановиться, вернуться за ней, ведь нельзя же так, нельзя, уговаривал он Ибо, но ни выдернуть свою руку, ни затормозить не мог. Менеджер рыдала и всхлипывала, размазывая потёкшую тушь, смешивая её с тёмными разводами своей крови, взывала к Сяо Чжаню, а коридор всё рос и рос и, казалось, конца ему не будет. — Сяо Чжааааань, — закричала менеджер и, упав, поползла в их сторону, цепляясь пальцами за половицы. Вся она сейчас казалась ожившей картинкой из фильмов ужасов: белое лицо в обрамлении длинных спутанных чёрных волос, змеями следовавших за ней, тёмные провалы глаз, синие губы, дрожащие от нескончаемых рыданий и руки со скрюченными пальцами, которыми она подтягивала своё тело. — Почему… почему она не встанет? — дёрнувшись в очередной раз, спросил Сяо Чжань. — Не может, — сухо бросил Ибо, даже не оглянувшись. — Но ты же взял совсем немного её крови… — Это не я. Не во мне дело. Её… — Сяо Чжааааань! — пронеслось новым криком боли и страха, — не бросайте меня! Мне страшно! Очень страшно! Зачем вы так со мной? Что я сделала вам? Что сделала этому господину? Я не хочу! Не хочу умирать! Пожалуйста! Вытащите меня! Не хочу! Не могу умереть! Я не могу умереть вот так! Пожалуйста! Моя мама… она не переживёт! Я одна у мамы! Пожалуйста! Мне нельзя умирать! Нельзя! — Ибо! Мы не можем её бросить! — Сяо Чжань снова дёрнулся и, к его удивлению, Ибо разжал пальцы. Но не успел он кинуться к менеджеру Фэнь, как Ибо опередил его — смазанной тенью метнулся к заверещавшей от ужаса девушке, сжал её голову и с громким хрустом и треском выдернул из тела вместе с частью позвоночника. Сяо Чжань как стоял, так и осел на пол, в шоке наблюдая за тем, как из обезглавленного тела не вытекает ни единой капли крови, а губы Фэнь продолжают складываться в слова и фразы, которые доносятся будто сквозь вату. «Господин Сяо», «Сяо», «мне страшно», «не хочу умирать», «мама», «мама», «не могу умирать», «спасите», «Сяо», «Сяо Чжань».       Он закрыл лицо руками и заорал — громко, надсадно, выплёскивая всё, что скопилось и чему бы он и названия не дал, но что рвало и жгло его изнутри, сдавливало сердце и горло. Он орал и орал, раскачиваясь из стороны в сторону, не веря в то, что видел своими же глазами. Не желая верить. Это кошмар, просто какой-то кошмар, кажется, кричал он. Но вот он этот кошмар — лежал обезглавленным женским телом, а в нескольких шагах от него — и сама голова со всё ещё двигавшимися губами и бешено вращающимися белками глаз. Смотреть на это не было никаких сил, понимать, что в этом есть и его вина — тяжелее втройне. Он тёр лицо руками, щипал себя в надежде, что это всё же сон. А когда пробуждение не наступало, снова закрывался ладонями, избегая смотреть на Ибо. — Всё, теперь мы можем идти. Пойдём, — легко тронул тот его за плечо. Бессильно мотнув головой, Сяо Чжань прошептал: — Иди сам. Я останусь здесь. — Ты пойдёшь со мной. И это не обсуждается, — ледяным тоном отрезал Ибо, и Сяо Чжань снова взвыл — так Ибо сейчас напоминал своего старшего брата, всех их, не считающихся с желаниями других. И впрямь — кто будет считаться с желаниями пищи, мяса на тарелке? Как его вообще угораздило так вляпаться? И хуже всего то, что увяз он по самую макушку — нет жизни ни с Ибо, ни без него. Сяо Чжань подтянул колени к груди и уткнулся в них головой. — Чжань-гэ, нам пора. Если ты, конечно, не хочешь, чтобы я сгорел дотла, — мягко сказал Ибо и опустился рядом с ним. — А как же менеджер Фэнь? Мы не можем оставить её здесь. Как ты…ты… ты убил её! Ты убил её! Убил! — Не я. Её убили до меня, — терпеливо возразил Ибо, — но я виноват, да. Потому что всё это произошло из-за меня. Не из-за тебя. Из-за меня. Кто-то так жаждет власти, кто-то так уверен в своих силах, что решил поиграть со мной. И задействовал для этого все фигуры на доске. — Менеджер Фэнь не фигура! Она не была фигурой! Она человек! Была… живым. — Да. Ты прав. Меня тоже обманули, мои инстинкты обманули. Потому что пахнет как живая, выглядит как живая, но мёртвая. Я даже не уверен в том, что это тело настоящей менеджер… как там её… — Фэнь Мин. Её звали Фэнь Мин! — Да. Может, менеджер твоя спит сейчас в своей кроватке дома, видит сны, и всё у неё хорошо. — Ты врёшь. — Вру. Но возиться с её телом я сейчас не могу, время поджимает. А до ближайшего убежища надо ещё успеть дойти. И я бы мог, конечно, попробовать остаться здесь, чтобы дождаться и посмотреть на тех, кто рискнёт прийти по мою душу. Но тобой рисковать не хочу. Пошли. — Ибо… — Пошли, я сказал, — резко подняв, Ибо развернул его в сторону выхода, — смотри, коридор больше не растёт. Я обезглавил это… чем бы оно ни было, и вся эта хрень иллюзорная перестала работать. Надолго ли? Я не уверен и, признаться, проверять не хочу. Я бы вообще, честно говоря, спалил этот дом к херам собачьим. И… Чжань-гэ, если ты не пойдёшь, я тоже не смогу. Веришь или нет, но мне тоже хреново. И я бы повыл. Не будь тебя здесь, я бы повыл или… не знаю. Но ты здесь, и я… Чжань-гэ, ты не только моя слабость, но и то, что делает меня сильнее. Я много думал, пока сидел здесь. Временами мне казалось, что я свихнусь или уже… того… я забывал себя, не помнил, тонул в этом доме, а когда пытался вылезти, то… кажется, я звал тебя, не помню. Помню, что я пиздец как боялся. Боялся, что ты придёшь, и я… короче, если ты хочешь всё прекратить, хочешь, чтобы я сдох, так тому и быть. Я останусь здесь. Но ты… ты уходи. Пожалуйста. — Нет, Ибо. Я… я не хочу, — пролепетал Сяо Чжань. — Отлично. Тогда кончай страдать экзистенциальной херней, и двигаем отсюда. ***       Они петляли по кривым узким улочкам, то свивавшимся в кольца, то разворачивающимся перепутьями. Бежали мимо серых коробок, резных ставен, красных фонарей, забытого на улице скарба, зелёных решёток и трепыхавшегося на ветру белья, протянутого меж домами. Ныряли то в один проулок, то в другой, а по пятам… что-то следовало по пятам. Сяо Чжань чувствовал это. И Ибо тоже, судя по тому, как нервно он стискивал его руку и обеспокоенно оглядывался, встряхивая светлыми волосами. Это нечто жужжало как сотни мух, собравшихся в одном месте, гасило фонари за кварталы до них, обрушиваясь чернотой на те дома, мимо которых они уже промчались. И в противовес этому небо на востоке начинало светлеть — ещё неявно, только обозначая скорый исход долгой зимней ночи, сегодня казавшейся особенно бесконечной.       Наконец они затормозили у одной из дверей, и Ибо принялся молотить по ней руками и ногами, пиная так отчаянно, что с каждым пинком сердце Сяо Чжаня ухало вниз, а фонари там, откуда они только что прибежали, кратко мигали и тухли. — Да открывай же ты, старый хрен! — вскричал Ибо и пнул так сильно, что удивительно, как только не вышиб хлипкую дверь. Он занёс ногу для очередного пинка, но им всё же открыли. Старик. Невысокий, едва ли достающий Сяо Чжаню до груди, он подслеповато щурился и светил Ибо в лицо экраном древнего мобильника. — Привет, дедуля, это я. Давно не виделись. Пустишь? — нервно облизнувшись, Ибо расплылся в самой искренней улыбке и состроил такое несчастное выражение, что все котики мира обзавидовались бы. Старик моргнул, расцвёл в ответной улыбке и посторонился. — Конечно, заходи. И приятеля своего заводи. Что, опять из дома сбежал? — Типа того, типа того, — ответил Ибо, проскользнув внутрь и увлекая за собой Сяо Чжаня. — Гаси свет! Сейчас же весь свет! Гаси! — зашипел он, захлопывая дверь и метеором проносясь по дому, зашторивая все окна. Старик послушно выключил телефон и уселся на стульчик в ожидании дальнейших указаний. — Всё отлично. Дедуля, ты молодец, твой внук любит тебя, — схватив его за плечи и уставившись глаза в глаза, тихо говорил Ибо. — Но если вдруг кто ещё попросится в гости, ты никого не впустишь. И пока мы здесь, никому не откроешь дверь. И днём тоже. И ночью. Больше никогда в своей жизни ты никому не будешь открывать дверь ночью. — А если это будет мой любимый внук? — И внуку тоже. Никому и никогда ночью. Понял? Сегодня ты мне открыл, больше никому не открывай.       «Ага, — отстранённо подумал Сяо Чжань, — зачем ему тебе открывать, если ты и сам войти теперь сможешь. Кстати, а чего сейчас просился? Откуда он знал, что тут будет одинокий старичок?». Додумать свою мысль Сяо Чжань не успел. Ибо сел на пол и подтянул его к себе. Расширившимся глазами он смотрел на зашторенные окна и, кажется, даже не дышал. Сяо Чжань успокаивающе сжал его руку, хотел спросить про старика, но мимо окон вдруг прошло что-то большое и тёмное, завозилось у двери и там замерло. Жужжание усилилось, а вместе с ним стало и ощутимо холоднее. Ибо, который и без того был ледяным, заледенел ещё больше и пригнулся, приподняв верхнюю губу, обнажая удлинившиеся клыки. Кто бы ни вошёл сюда, драться с ним Ибо готов был на смерть.