браслеты

      Удивительно, но время шло довольно-таки быстро, и в пятницу, когда уроки закончились и все спешили домой, дабы поскорее расслабиться и отдохнуть от учёбы, Эмерсона на выходе из школы догнал Ремингтон.       — Хэй! — Парень положил руку на плечо художника, заставив того едва ощутимо вздрогнуть от неожиданности, поскольку он ничего не слышал из-за громкой музыки в наушниках, вынуть один и развернуться к улыбавшемуся блондину. — Занятия ещё в силе?       — Типа того, — спокойно ответил Барретт, всё ещё ощущая теплоту чужой руки сквозь пальто и рубашку. Не сказать, что ему не нравилось, но он считал это за нарушение личного пространства. Или же он просто немного долбанутый.       ремингтон вот не немного, ему же жить это не мешает       о, как называется эта стадия отношений, когда говнишь человека, а все равно любишь?       не люблю я его!       И именно такие споры с самим собой происходили в его голове последние несколько дней. Отлично, Эмерсон, ещё немного, и точно врачей вызывать надо будет.       — Что, с занудой уже не хочется иметь дела?       — Если бы не хотел, я б к тебе на метр не приблизился бы, — ответил Реми, пожав плечами, и его улыбка стала какой-то... нежной? Фу, Эмс, что за сопли, не ври сам себе. — Ладненько, до завтра тогда. — Он снова, уже который раз за несколько дней, подмигнул ему, отчего Барретт тяжело вздохнул, словно выражая своё недовольство, но данный жест, в глубине души, — и не хотелось это признавать — нравился ему.       — До завтра, — кивнул Эмерсон на прощание, и Кропп наконец отпустил его плечо, и, улыбаясь, будто ему в детстве по голове шандарахнули чем-то тяжёлым и он остался таким на всю жизнь, направился в противоположную сторону.       Барретт вставил вынутый ранее наушник в свободное ухо и поплёлся домой, где наверняка никого нет, а если есть — всем на него насрать, да и это было взаимно. Эмерсон последние лет пять, если не больше, жил так: взрослые в заботах, и он предоставлен сам себе. Конечно, он бы мог тратить деньги родителей на всякую хрень, вроде дорогих шмоток, на клубы, алкоголь, наркотики и девчонок, но ему это было неинтересно. Ему были интересны книги, искусство, сигареты — больше ничего ему не нужно было, даже родительской любви, которой и так не чувствовал последние годы.       Не все богатые — счастливые.       Но и несчастным он не считал себя: у него была крыша над головой, деньги, еда и вода, возможность самосовершенствоваться и похуизм родителей — этого хватало для жизни, в большем он, опять же, не нуждался.

* * *

      Эмерсон проснулся из-за противного жужжания рядом с его ухом, и, открыв глаза, обнаружил, что уснул на своей кровати с раскрытой книгой, а рядом с ним лежал его мобильник. Включив его, он обнаружил, что уже два часа дня, именно поэтому он чувствовал себя несколько помятым. Ну да, читать до пяти утра так полезно для организма, да, умник?       ты действительно зануда, как дед какой-то живешь       Разблокировав телефон, он открыл сообщения и нажал на непрочитанный диалог. приветики как делишки сладкий? эу ну где ты :с спишь что ли? проснись и пой принцесса       Эмерсон поймал себя на мысли, что Ремингтон не просто чёрт, а настырный чёрт.

привет, прости, что раньше не отвечал

сладко спалось я надеюсь? :) кстати во сколько встретимся?       Эмерсон встал с кровати и посмотрел на себя в зеркало: выглядел он, мягко говоря, не очень, а потому ему нужно какое-то время и несколько чашек кофе, чтобы прийти в себя и взбодриться, иначе они оба уснут. Один от скуки, другой от усталости — красота какая, прямо картину пиши, называться будет «Типичные представители мух в Сонном Занудном Царстве», может, даже на выставку заберут.

давай через полтора часа у школы?

без проблем эми ;)       Барретта одновременно и злил такой вариант сокращения его имени, и заставлял что-то в его каменном сердце дрогнуть: его так в детстве называла мать, и ему никогда это не нравилось, но почему-то слышать от Реми такое было приятно.       Этот Ремингтон-шило-в-заднице-Кропп, кажется, скоро сведёт его с ума. Только он рождал в Эмерсоне столь противоречивые чувства к нему, но хорошо это или плохо?       Парень отложил телефон в карман своих домашних штанов, вышел из комнаты и спустился на первый этаж. Пусто. До противного тихо. Как и вчера, и позавчера, и два дня назад... И вряд ли здесь когда-либо будет шумно. Ну, тем лучше.       Заварив себе кофе, Эмерсон думал о предстоящей встрече и «уроке». Он, конечно, сможет попробовать себя в роли учителя, прочувствовать, его это дело или нет, но, как ему казалось, с таким неугомонным учеником, как Реми, что-то понять невозможно, ну, кроме того, что этот ребёнок в теле худого и красивого подростка заслуживал как минимум подзатыльника и парочки матерных слов в свой адрес. Хотя, вряд ли бы его это успокоило.       Интересно даже посмотреть на его родителей, вырастивших и живших с таким вот чудом в перьях. Даже жалко их в какой-то степени.       Когда Барретт после третьей кружки кофе без молока наконец почувствовал себя не таким помятым, он решил немного прибраться в доме. Было и так довольно чисто — Эмерсон ненавидел беспорядок и регулярно убирался, что удивительно, но факт, — но всё должно быть идеально к приходу даже такого гостя, как Ремингтон. Позориться перед ним вообще не было желания.       После Барретт принял душ, оделся так, как обычно одевался: белая, немного мятая рубашка с подвороченными чуть выше локтя рукавами, заправленная в полосатые брюки с подтяжками, только помимо бус завязал на шее алый, плотный платок, как некий галстук, и, довольный своим внешним видом, посмотрев на время в телефоне, решил выйти немного пораньше, чтобы спокойно покурить. Спасибо отцу, регулярно приезжавшему и постоянно забывавшему свои сигареты на тумбочке рядом с входной дверью.       До школы он добрался за десять минут, не особо торопясь, и, наконец остановившись, достал сигарету и, губами зажав фильтр, закурил. Вишнёвый дерьмовый привкус растворился на языке, а дым, часть которого осела в его лёгких, вскоре вырвался через рот.       Эмерсон достаточно умён для того, чтобы понять, что сигареты никак не помогали расслабиться, и что это только приближало его к смерти, но ему было уже как-то плевать: курение стало такой же привычкой, как сходить в туалет — обычной, над которой не задумываешься.       Вскоре показалась знакомая голова вдали — эти взъерошенные высветленные волосы он узнал бы везде, — и уже через минуту Ремингтон оказался рядом с Барреттом.       — Приветики ещё раз, — широко улыбаясь, проговорил Кропп.       — Привет, — кивнул Эмерсон, затягиваясь.       — Одолжишь? — Реми опустил взгляд и кивнул на сигарету, с какой-то странной ухмылкой облизавшись и задержав взгляд на чужих тонких губах.       — Обойдёшься, — выдохнул Эмерсон, однако Кропп, казалось, пропустил его слова мимо ушей, и ловко выхватил сигарету из пальцев парня, и также затянулся под возмущённый взгляд брюнета, довольно ухмыляясь. — Пойдём уже, — закатил глаза Барретт, и, услышав тихий смешок рядом, направился к своему дому, а рядом с ним следовал его будущий ученик.       Эмерсон и до этого сомневался, было ли это хорошей идеей — не отказать в просьбе мистеру Симану, а сейчас сомневался ещё больше, но уже никуда не деться. Раз обещал, то надо выполнить. Хотя бы попытаться, а там уже пусть сами разбираются.       Когда они подошли к дому Барретта, по пути к нему выслушав кучу разных дурацких вопросов, Ремингтон оглянулся.       — Вау, а где дорогие тачки, море шлюх и армагеддон? — спросил он, заинтересованно глядя на брюнета, отыскавшего ключи и отпиравшего входную дверь.       Ремингтон и вправду был несколько удивлён: дом ничем не выделялся на фоне остальных в этом маленьком городке, кроме наличия большого, но пустовавшего гаража. Он знал о том, кто такие родители Барретта, и думал, что богатые люди живут, не отказывая себе в роскоши, а у Эмерсона даже бассейна на заднем дворе не было.       — Ты не по адресу, — проговорил Барретт с усмешкой, открыв дверь. — Проходи. — Он любезно придержал гостю дверь, позволив тому войти первым, и зашёл следом, хлопнув дверью. Хотелось, конечно, хлопнуть дверью по Реми, чтобы тот не заставлял его так странно себя чувствовать, но воздержался.       Кропп, скинув с себя куртку, под которой скрывалась белая футболка с надписью какой-то группы, снова оглянулся. Золотых гор тут не наблюдалось, да и вообще выделяющейся роскоши не было: разве что дорогая и качественная мебель и плазма в гостиной, которую редко включали. В доме Эмерсона до тошноты чисто, но уюта не занимать.       — Будешь чай или кофе? — спросил Барретт, скинув с себя пальто и обувь, проскользнув мимо заглядевшегося Ремингтона в кухню. Тот наконец стал подавать признаки жизни и направился за хозяином дома.       — А что, у тебя тут не найдется ничего покрепче? Или мы слишком приличные и невинные? — с усмешкой спросил блондин, в то время как Эмерсон опустил взгляд на его ноги, которые так красиво обтягивали рваные на коленях джинсы.       — Во-первых, будь добр, сними обувь, — попросил, хотя скорее это звучало как приказ, Барретт. — А во-вторых, ты заниматься пришёл, а не просто отсидеться и уйти. Так что?       Ремингтон всё же снял с себя грязные кеды, оставив их около входа, где была обувь Эмерсона, и, вернувшись, проговорил:       — Ну, допустим, чай, и какова вероятность, что ты не подсыпешь туда отраву?       — Десять процентов, — спокойно и не особо задумываясь ответил Эмерсон, делая гостю чай, в самом деле задумавшись, а не подсыпать ли ему туда что-нибудь; Ремингтон же засмеялся, пройдя чуть дальше, продолжая осматривать интерьер дома.       — Миленький ты, — проговорил блондин, обратив взор на стоявшего к нему спиной хозяина, не обратившего внимания на его слова. Он встал рядом с ним, тазом оперевшись о тумбочку, уперевшись в край руками.       Вскоре Эмерсон отдал своему гостю чашку с зелёным чаем, взял свою кружку и сделал небольшой глоток горячего напитка, немного успокаиваясь. Всё это безумно напрягало и несколько смущало, и он не мог понять, какого чёрта с ним происходило.       — И кого мы будем проходить? — спросил Ремингтон, разрушив нависшую над ними на несколько мгновений, будто тёмная туча, тишину. — Чайковского там какого-нибудь?       — Тебя в детстве головой точно не роняли? — ответил вопросом на вопрос Эмерсон, сделав глубокий, но вместе с тем и тяжело давшийся ему, будто на его груди лежал булыжник, раздражённый вздох. — Это композитор, уникум.       — Я пошутил, зануда, — засмеялся Кропп, едва не пролив чай. — Я отбитый, конечно, но не настолько.       — Это нам еще предстоит выяснить, — тихо буркнул Барретт, отведя от парня взгляд, опустив его куда-то в пол.       какой же он, блять, красивый, но тупой как еб твою мать       Он держался, чтобы не начать пялиться на его худые длинные ноги, которые обтягивали до безумия, блять, узкие чёрные джинсы с рваными коленями. Да что происходит?!       Почему Ремингтон так засел в его голове? Почему одновременно хотелось ему врезать и поцеловать?       дерьмо дерьмо дерьмо       — Спасибки за чай, конечно, — услышал он хриплый голос Реми, который оставил уже пустую чашку в мойке, — но я же не отсидеться сюда пришёл, — говнюк, ещё и язвит, — так что доставай эти заумные книги и сделай меня таким же, как ты. — Кропп облизал губы и премило улыбнулся. Эмерсон сделал ещё глоток и сказал:       — Ага, пойдём.

* * *

      Они занимались в комнате Эмерсона, и, на удивление, Ремингтон действительно слушал, не отвлекался, не задавал тупых вопросов, даже что-то записывал в выданную Барреттом чистую тетрадь. Барретт пытался рассказывать интересно, и, видя, что парень хоть малость заинтересовался, даже обрадовался внутри себя, и, видя хоть какую-то отдачу, ему захотелось помочь.       ладно, может, он не совсем тупой и ему можно помочь       Занятие длилось около двух часов, и это время пролетело так незаметно, что Эмерсон даже не успел вымотаться, что уж говорить о Ремингтоне, энергия в котором хлестала через край.       — Надеюсь, ты хоть что-то запомнил, — сказал брюнет, сняв с себя шляпу и поправив свои волосы.       — Не сомневайся во мне, — усмехнулся Реми, наблюдая за «учителем». — Зачем ты в этой шляпе постоянно ходишь?       — Нравится, — пожал плечами Барретт.       — Ты и без неё красивый, Эми.       Эмерсон взглянул на мило улыбавшегося гостя, подперевшего голову рукой, мотавшего свисавшей со стула ногой, будто ребёнок.       — Спасибо, — тихо поблагодарил он, надев шляпу обратно на голову, пытаясь за ней и за волосами скрыть странное, резко нахлынувшее смущение.       Ему никто не делал комплименты, и всё это было для него в новинку, но нельзя сказать, что это было неприятно.       — Ну сними ты её, — несколько расстроенно сказал Кропп, осторожно сняв с чужой головы головной убор, и примерив её на себя. — Я теперь пират, — с какой-то гордостью и ухмылкой произнес он, заставив Эмерсона цокнуть языком и закатить глаза. — Ну что? Ты сам в ней как недоделанный Джек Воробей!       — Сочту за комплимент.       И уголок губ Эмерсона непроизвольно дёрнулся в едва заметной усмешке. Ого, у придурка Реми получилось вызвать у Барретта положительную эмоцию, отметьте эту дату на календаре и отмечайте, как грёбанный хэллоуин.       — Слушай, а у тебя нет приставки? Могли бы отдохнуть от этого говна. Я всё понимаю, знания там, все дела, но, серьёзно, так же и без мозгов можно остаться.       — Ты и так без них, и тебе нормально.       — Злобная зануда, — смеясь, проговорил Кропп. — Так что?       — Есть у меня приставка, только всё это дерьмо пылилось хрен знает сколько. Мне это неинтересно.       — А вот пришёл я и станет интересно! — громко заявил Реми, улыбаясь во все тридцать два. — Погнали, покажешь, что у тебя там.       — У тебя в заднице пропеллер или почему ты такой активный? — спросил Эмерсон, поднявшись со своего места.       — М, пропеллера нет, но я бы не отказался от члена, — подмигнул Реми, и он, поправив шляпу на своей голове, вышел из комнаты следом за её хозяином, а Барретт сделал вид, что пропустил эту шутку мимо ушей.       Его снова стал мучать вопрос об ориентации Ремингтона. О, боже, он снова вернулся к этому дерьму...       Эмерсон, успев вернуть себе свою шляпу, включил телевизор, а Ремингтон же отыскал где-то на полке «ГТА», и, включив приставку, он вставил диск в приёмник, после чего отдал один контроллер брюнету, устроился на полу, что пришлось сделать следом и Барретту.       что ж, он не такой и противный       Эмерсон и сам не заметил, как стал смеяться над шутками Реми, как также пытался шутить, вызывая громкий и заливистый смех у Кроппа, попросившего, к слову, называть его Лейт — собственная фамилия казалась ему до скрипа в зубах противной, и его можно понять.       Вскоре они всё же решили выпить, и, отыскав мартини и апельсиновый сок, смешали и, разлив по бокалам, сделали первые глотки.       — А давай-ка во что-нибудь сыграем, — предложил Ремингтон.       — «ГТА» в реальной жизни устраивать я не согласен, — ответил Эмерсон, и Лейт заливисто засмеялся, запустив ладонь в свои волосы, проведя по ним, но те всё равно оставались взъерошенными. Впервые это показалось брюнету милым.       Алкоголь хреново на него действовал, особенно когда давно не притрагивался к бутылке.       — Неа, я не про это. — Блондин отложил контроллер и сложил ноги по-турецки, повернувшись к Барретту, и тот сделал то же самое, только поставил стакан с недопитым мартини на пол. — Как насчёт... «Я никогда не»?       Ох, эта хищная, манившая улыбка не очень-то понравилась Эмерсону. Что тот опять задумал? Поиздеваться? Просто узнать его получше? Но зачем? Вряд ли они будут общаться после того, как Ремингтон получит свою хорошую итоговую оценку...       чёрт, ладно, кто не рискует, тот не пьёт       — Окей, — согласился Эмерсон на свой страх и риск, пожав плечами.       — Правила ж знаешь, надеюсь?..       — Ты, например, говоришь: «Я никогда не жрал собачий корм», и тот, кто пробовал, пьёт, а потом говорит, как это произошло. Так ведь?       Ремингтон удовлетворённо кивнул.       — Не думал, что ты знаешь про какие-то развлечения.       — Я совсем занудой кажусь, да?       — Типа того, — честно ответил Лейт. — Но я рад, что ты не такое чмо, как о тебе говорят.       Эмерсон не был удивлён этому: про него любили говорить за спиной, обсуждать его внешний вид, родителей, «детское» увлечение рисованием и прочее-прочее. Вряд ли это была зависть, просто людям нужно кого-то обсудить, посплетничать, напридумывать что-то — к сожалению, так было всегда, тут уж ничего не поделаешь, такова человеческая натура.       — Итак, я первый, — сказал Лейт, удобнее устроившись на месте. — Что ж... Я никогда не пробовал мартини до этого.       — Серьёзно? — Эмерсон сделал глоток.       — Предпочитаю напитки покрепче, — подмигнул блондин.       — Ладно... — Эмерсон на несколько секунд задумался. — Я никогда не красил волосы.       — Как же скучно ты живёшь. — Ремингтон усмехнулся, отпив мартини. — Хочешь, как-нибудь помогу тебе, скажем так, выделиться из толпы?       — И быть недо-панком, как ты? — Барретт выгнул бровь, а Лейт вновь громко засмеялся. — Меня и так в себе всё устраивает.       — Ну, смотри сам. — Реми облизал губы. — Хорошо. Я никогда не... — начал он, а после замолчал, отвёл взгляд и задумался. — Я никогда не встречался с ровесниками — все были младше меня на год, на два.       Эмерсон, вздохнув, сделал ещё один небольшой глоток из своего стакана с мартини.       — Ты встречался только с ровесниками?       — Ровесницами, — поправил Барретт, поставив стакан на пол. — Ну, вот так мне везло.       — Оу, так ты...       — Погоди, — остановил Эмерсон. — Да, я никогда не встречался с парнями.       — Вот это у тебя жизнь, конечно. — Реми с усмешкой отпил немного алкоголя.       — А ты?..       — Я би, — пожал плечами блондин, чуть поджав губы. — И с бабами, и с парнями трахался. Но... Я никогда не был снизу. — Гость хитро усмехнулся и подмигнул.       Почему-то Эмерсон и не сомневался в том, что он занимал активную позицию: Ремингтон сам по себе, выразимся так, доминантная личность, по нему это даже видно.       — Господи, всё скатилось к теме секса, — тихо проговорил Барретт, стараясь не думать, какую там позицию занимал блондин.       — Ну-ну, какие мы нежные. Или что, ты не трахался никогда?       — Трахался, только с девушкой.       — Ну, и как тебе?       Эмерсон пожал плечами.       — Это обычная биологическая потребность, Реми, и оценивать её, ну... Это как оценить поход в туалет.       Ремингтон прыснул.       И, чёрт, как Эмерсон его назвал? Алкоголь действовал на него самым дерьмовым образом.       — Вот это ты речи закатывать умеешь, — тихо проговорил Лейт. — Я никогда не получал... — Ремингтон почему-то замолчал. Задумался. Эмерсон видел, как тот сглотнул, и продолжил: — Меня никогда не любили по-настоящему.       Эмерсон, пусть ему не хотелось, но он решил быть уж до конца честным, не отпил из своего стакана.       — Правда?       Ремингтон с какой-то надеждой посмотрел на Эми, словно он впервые нашёл понимавшего его человека.       — Да, — кивнул Барретт. — К сожалению или к счастью — не знаю. Меня тоже не любили взаправду, по правде говоря.       — Из-за денег?..       Ремингтон не закончил свою мысль, но Эмерсон понял его, и вновь кивнул.       — А мне просто не везло. — Лейт улыбался, но эта улыбка была какой-то грустной, и у брюнета появилось необъяснимое желание обнять его, чего он, к слову, не делал никогда. Чёртов алкоголь... — Не нашёл я «своего» человека.       — А ты так жаждешь этого?       — Уже нет.       Солнце за окном медленно заходило за горизонт, на городок постепенно опускались сумерки, и последние лучи, пробиравшиеся в комнату через окно и сквозь густые облака, падали на худую фигуру блондина, и Эмерсон вспомнил о своём желании нарисовать его именно в это время суток. Или хотя бы сфотографировать.       больше ты пить не будешь, эмс       — Итак, — разрушил тишину Реми, и Эмерсон был благодарен ему за это, иначе бы он углубился в свои странные мысли и застрял там насовсем, — я никогда не учился хорошо.       — Ты меня споить хочешь? — спросил Эмерсон с едва заметной усмешкой на тонких губах, снова влив в себя мартини.       — Кто знает. — Ремингтон засмеялся и пожал плечами. — Ну, и как оно, хорошо учиться?       — Я не отличник, Реми, мне до отличника, как пёхом до луны. Я просто учу то, что мне нравится...       — Получается, ты фанат английской литературы?       — Не фанат, и я читаю не только английскую литературу. Я читаю всё, что привлекает моё внимание.       — Звучит мозговыносяще, — хмыкнул Лейт, на что Эмерсон закатил глаза — едкий комментарий, на удивление, он оставил при себе. — Расскажи-ка что-нибудь откровенное.       — Чтобы всё опять скатилось к сексу?       — Это всегда интересно. — Ремингтон немного выпрямился и положил руки на свои колени. — Всегда интересно знать чужие потаённые желания.       — Это называется «копаться в нижнем белье», — проговорил Эмерсон тихо. — Ладно. Ну, я никогда не...       —...целовался с парнями? — широко улыбнувшись — даже скорее оскалившись — закончил Реми. Барретт закатил глаза.       — Ладно, да, ты прав.       — Не хотелось попробовать?       — Не знаю, я...       Закончить Эмерсон не смог: Ремингтон впился в его тонкие губы поцелуем, влажным, поначалу даже нежным, и когда Барретт наконец отошёл от шока и, блять, принялся отвечать ему — он не понимал, что делал, но нельзя сказать, что ему это не нравилось — мир словно перестал существовать. Со временем поцелуй стал более жадным, грубым, ещё более слюнявым, Лейт нагло проник своим языком в чужой рот, исследуя его, и Эмерсон наконец почувствовал на языке привкус никотина, клубничного блеска для губ и алкоголя, смешанного с соком.       Они целовались в тишине, блаженно закрыв глаза, чувствуя, как последние лучики солнца освещали комнату и их самих, словно прикасались к ним, отдавая последнее тепло, но парням хватало и друг друга, чтобы согреться.       Сердце Барретта, казалось, пропустило пару ударов: поцелуй становился грубее, Ремингтон подался ещё немного вперёд, положив руки на чужие колени, пальцами едва ощутимо поглаживая, а Эмерсон не мог двинуться с места — он мог только целовать такие вкусные губы, желая, чтобы это не прекращалось.       Они оторвались друг от друга, когда воздуха перестало хватать у них обоих, и Реми, отстранившись, убрал ладони с ног брюнета, довольно облизал губы, усмехнувшись.       — Целоваться ты умеешь, уже неплохо, — проговорил он, в то время как в Эмерсоне бушевали два чувства: смущение и некая радость, что Лейт сделал это, причём первый, причём по своему желанию. Или же из-за алкоголя? Хрен знает, но Барретту безумно, блять, понравилось. Он, впрочем, и не сомневался, что Ремингтон превосходно целовался. — Кстати, охеренно, — добавил он спустя несколько секунд напряжённого молчания между ними.       — Заткнись, — прошептал Эмерсон, опустив голову, пытаясь за шляпой скрыть смущение.       Но Ремингтон всё равно успел заметить, как Эмерсону было неловко, и оттого его улыбка стала шире и хитрее.       господи, да перестань на меня пялиться, придурок, боже, ну хватит       Но Эмерсон, — о, чёрт побери, ну почему с ним все это происходит?! — точно мог сказать: ему бы хотелось повторить. Желательно на трезвую голову.       Они болтали и пили, Барретт старался не думать о том, что между ними произошло, а Ремингтон, казалось, забил — ну, в конце концов, вряд ли у того были какие-либо чувства к такому, как Эмерсон, — но тем лучше. Тему их недавнего поцелуя они не поднимали, и сам брюнет пытался откинуть мысли об этих влажных, сладких губах...       ох блять, перестань       Парни не заметили, как наступил поздний вечер: на часах стрелки показывали одиннадцать, было уже совсем темно, а местные власти, пусть и поставили рядом с дорогами фонарные столбы, но толку от них практически никакого — свет либо слабый, либо его не было.       — Можешь остаться у меня, — предложил Эмерсон, взяв пустую бутылку и, стараясь не шататься, поднялся с места и направился на кухню.       — А твои предки не будут против?       — Их дома-то почти не бывает, а если бы и были, им плевать. — Барретт выбросил бутылку, едва не поскользнувшись на холодной плитке, вызвав у Ремингтона приступ громкого, заразительного смеха.       — Ну, если ты не против, ковбой, — сказал Ремингтон, пересев на диван. — Или мне тебя лучше называть пиратом?       — Да замолчи ты, — отмахнулся Барретт, неспешно шагая к лестнице на второй этаж. — Принесу тебе одеяло.       — Я думал...       — Нет, Ремингтон, ты будешь спать на диване, не пущу я тебя в свою постель, — перебил Эмерсон, поднимаясь на второй этаж. — Скажи спасибо, что я тебя не на коврик выгнал.       — Ты всё равно миленький, — громко проговорил Лейт, и уголки тонких губ Барретта приподнялись в едва заметной улыбке.       Отыскав тёплое одеяло и удобную подушку, Эмерсон покинул комнату, спустился в гостиную, где его ждал Реми.       — Держи, — проговорил он, отдав гостю всё необходимое для сна. — От холода во сне не помрёшь.       — Спасибо, — поблагодарил Ремингтон с улыбкой. — Я ж говорю — миленький.       Он... Поблагодарил его? Этот высокомерный, гордый и наглый парень сказал «спасибо»? Эмерсон творил с ним чудеса?       он просто пьяный, а ты себе уже напридумывал       — Я всегда у себя, если вдруг что, — сказал Эмерсон, прочистив горло. — Спокойной ночи.       — Сладких снов, дорогой Эми, — улыбнулся Лейт, и, когда Барретт уходил, он слышал, что блондин раздевался, и едва сдержался, чтобы не повернуться.       Эмерсон, чёрт, держи себя в руках...