браслеты

      После ночёвки Ремингтона у Эмерсона дома, последний дал понять блондину, что тот мог в любой момент прийти к нему, если что-то шло наперекосяк и он нуждался в поддержке и помощи других, ведь Себастьян дома бывал не всегда, да и он уставал побольше других.       И Ремингтон действительно доверился Барретту, приходил к нему в те моменты, когда отец снова пьянствовал и срывался на сыновьях, в то время как родителям было плевать: главное, что у Эмерсона какой-никакой друг появился.       Один раз он пришёл к парню зарёванный: нервы сдавали, и он просто хотел, чтобы всё закончилось. Барретт не помнил, старался ли он так когда-то утешить кого-либо, как утешал Ремингтона, давшего слабину и наконец показавшего себя, уткнувшегося в чужое плечо. Эмерсон осторожно гладил его по спине, шептал какие-то успокаивающие слова, а Реми даже слова выговорить не мог: он только тихо всхлипывал и дрожал, и сердце Барретта сжималось так сильно от вида практически сломанного парня, что, казалось, вот-вот остановилось бы, однако всё обошлось, и они мирно уснули в одной, тесноватой для двоих кровати. Так было только один раз, и в остальные дни, когда Лейт приходил в чужой дом и оставался ночевать, он не давал себе слабину.       А Эмерсон тем временем даже боялся заикнуться о своих чувствах. Он не знал, какой реакции ожидать от такого непредсказуемого парня, как Ремингтон Лейт. Ему не хотелось терять его хотя бы как друга и тем более не хотелось, чтобы тот отвернулся от него, но также он мечтал о чём-то большем между ними двумя. Но, скорее всего, придётся молчать до конца своей жизни, умирать, гнить изнутри из-за боязни признаться, быть отвергнутым, снова остаться один, ведь только Реми дал ему понять, как же хорошо, когда рядом есть кто-то, кому ты можешь рассказать абсолютно всё, даже то, что не можешь сказать родителям.       И он не хотел всё это в одночасье потерять.       Но, блять, никто и представить себе не мог, как было Эмерсону тяжело находиться с Ремингтоном в одной постели [не выбрасывать же его на коврик, в конце концов, да и вряд ли родителям понравится, что какой-то парень спал на их диване]: чувствовать чужое, согревавшее дыхание рядом, чувствовать, как во сне Лейт шевелился и случайно прикасался к его телу, отчего Барретт невольно вздыхал, слушать, как тот тихо мычал во сне, шумно вздыхал — просто, чёрт побери, было невыносимо. Невыносимо потому, что он возбуждался невероятно сильно, а перед глазами проносились самые развратные фантазии, которые наверняка не осуществятся, но что Эми мог с собой поделать?       Ему приходилось осторожно перелезать через Лейта и идти в ванную, после чего, заперев дверь, проклиная как и себя, так и Ремингтона за то, что всецело завладел чужим, почти невинным разумом, удовлетворял себя при помощи руки. Эмерсон кусал палец, сдавленно мычал, пытался заглушить себя, как мог, чтобы никто даже не подумал, чем он занимался, задыхался в собственном смущении и фантазиях.       Он определённо был не в порядке. Грёбанный Ремингтон сделал из него чёрт знает кого. Он походил на шестнадцатилетнюю глупую школьницу, которая от одного вида красавчика готова потечь и сделать всё, чтобы затащить его в постель, вот только Эмерсон не был ни школьницей, ни смазливым мальчиком и вполне не глупым, а также не знал, как Реми отреагировал бы на сердечное признание своего лучшего друга.       В какое же дерьмо он влип.       Вот только Эмерсон даже понятия не имел, что жизнь всё ещё способна удивлять, а фортуна в последнее время его очень сильно полюбила.

* * *

      Воскресенье.       Эмерсон, расправившись с уроками, сидел на диване с телефоном в руке, лениво листав ленту «Твиттера», порой тыкал пальцем на «сердечки» и крутил дальше. Время близилось к полуночи, за окном давно стемнело, а комнату освещал только свет настольной лампы, из гостиной на первом этаже слышался шум телевизора, который смотрели родители — он успел полюбить такую атмосферу, привыкнуть к ней. Так спокойно, так по-домашнему, как никогда не было. Таким изменениям Барретт был только рад.       Эмерсон провёл в телефоне около получаса, после чего, наконец вспомнив о том, что завтра ещё рано вставать и идти получать знания в «прекрасное» место под названием «школа», парень выключил мобильник и отложил его на прикроватную тумбочку, после поднялся с кровати и принялся искать в комоде свою пижаму.       Стук по окну, разрушивший тишину, заставил Эмерсона непроизвольно дёрнуться и вцепиться пальцами в найденную рубашку сильнее. Барретт обернулся. В комнате только он один, но к окну, задёрнутому шторами, подходить было несколько не по себе, хоть парень далеко не фанат фильмов ужасов и воображение не рисовало никаких жутких картинок, мол, выползает монстр и сжирает его, или утягивает куда-то, или его убивают.       Стук раздался снова, уже громче. Стало уже без шуток не по себе: кто-то явно хотел, чтобы Эмерсон подошёл и обратил внимание. Но кому он мог понадобиться в такое время?       Парень, сделав глубокий вдох, отложил рубашку в комод и медленно подходил к окну. Стук раздался ещё два раза, а Барретт продолжал идти вперёд с любопытством и опаской одновременно.       Он резко раздвинул шторы и чуть не подавился воздухом от шока. За окном, едва держась, сидел Ремингтон, чуть пошатываясь от ветра.       — Ты совсем головой поехал?! — прошипел Барретт, когда задвинул окно наверх. Ремингтон только улыбнулся, схватившись увереннее. — Ты как вообще сюда забрался?       — А ты сомневался во мне? — Ремингтон сдерживал смех, разговаривал «горделивым» тоном, на что Эмерсон только закатил глаза, поражаясь тому, с кем общался. — Может, впустишь? Я заебался пока лез сюда и ждал тебя.       — И за какие грехи ты в моей жизни появился? — Эмерсон осторожно обхватил руку Лейта своими ладонями и, сделав шаг назад, потянул того на себя, тот же крепко вцепился за парня и попытался аккуратно пролезть, как можно тише, но в ту же секунду едва не свалился на пол, ударившись одной ногой о подоконник. — Да тише ты! — шикнул Барретт.       — Родители ещё дома? — усмехнулся Ремингтон, уже отпустив чужую руку и закрыв за собой окно, а также, на удивление, аккуратно задёрнув шторы. — Всё не хотят тебя бросать?       — Хер их знает, — честно ответил Эмерсон. — У тебя опять...       — Неа, — прервал Лейт парня, развернувшись к нему лицом. — Просто скучно стало, решил тебя достать.       — Кто бы сомневался, — буркнул Барретт и снова направился к комоду. — Веди себя тише, родители скоро спать уйдут, и я тоже.       — Боишься школу проспать, принцесса? — хмыкнул Ремингтон.       — Не хочу получить сам знаешь чего от учителей.       — Ой-ой, какие мы нежные, оказывается, боимся сказать слово «пиздюли», — проговорил Лейт писклявым голосом.       — Я пытаюсь сохранить остатки приличия внутри себя.       — О, уверен, недолго у тебя это будет получаться, — засмеялся Ремингтон, похлопав отыскавшего пижаму парня по плечу.       — Заткнись, ради всего святого и не очень, и ложись спать, — прошептал Барретт, пока шёл к выходу из комнаты и покинул её, не услышав ответа.       Он переоделся и какое-то время не решался покинуть ванную комнату. Эмерсон держал в руках свои вещи и смотрел на себя в зеркало. Вроде тот же, но как-то и преобразился. Он выглядел гораздо счастливее, что ли, и, на удивление, он уже не пугался того, что мог искренне чувствовать.       хоть немного на нормального стал похож       Барретт вернулся в спальню, где Ремингтон только принялся снимать с себя футболку. Эмерсон сглотнул и отвёл взгляд от бледного тела, обошёл парня и лёг на кровать, залез под одеяло и как обычно придвинулся к стенке. Лейт вскоре выключил лампу, осторожно лёг рядом и также укрылся одеялом, ладонью чуть задев брюнета, сглотнувшего и медленно выдохнувшего.       — Доброй ночи, Эми. — Фраза, которую Эмерсон предсказал в своей голове, но каждый раз от этого «Эми» тело пробивала едва ощутимая дрожь.       — Доброй.       Эмерсон снова сглотнул и немного поджал ноги, лёжа на боку, пустым взглядом смотря в стену перед собой, в то время как Ремингтон, размеренно дыша, пытался устроиться удобнее, и Барретт изо всех сил старался не обращать внимания на случайные прикосновения его тела, в особенности рук, к себе. Однако Лейт всё ворочался, чем злил Эмерсона, но тот молчал, потому что он сам виноват в том, что мозг снова генерировал развратные мысли в его голове.       в который уже раз ты возбуждаешься на неосуществимые фантазии с этим бэд-боем?       На этот вопрос он не мог ответить. Да и неважно как-то — перестать думать о красивом Ремингтоне, о его великолепном теле, улыбке, — грёбанное ты совершенство, — Эмерсон не мог.       Барретт закусил губу и почувствовал приятную тягу внизу живота, как к щекам приливала кровь, а его самого на несколько секунд бросило в жар. Ему пришлось сильнее прикусить нижнюю губу, чтобы не издать малейший звук, и вышел только томный, шумный выдох. Эмерсон молился, чтобы Ремингтон этого не слышал и спокойно спал.       Парень в очередной раз закрыл стояк ногой, пытаясь спрятать его и успокоить себя. Понемногу получалось. Ровно до того момента, как Ремингтон развернулся к его спине лицом и обнял, чуть сжав пижаму на животе.       Эмерсон в тот момент возненавидел как себя, так и Ремингтона, от которого не ожидал таких действий. Но вдруг он просто уснул и не контролирует себя, представляет вместо него какую-нибудь красотку или красавчика, но не его?       — Чёрт, — выругался он едва слышно, сглотнул вязкую слюну и осторожно, чуть дрожа положил свою ладонь на чужую, всё ещё несильно сжимавшую его пижаму. Эмерсон не до конца понимал, находился ли в чертовски реалистичном сне или же это всё же действительно происходило.       Барретт на несколько мгновений забыл, как дышать, когда докоснулся до ладони Ремингтона так. Он глядел на их руки в темноте, молясь о том, чтобы его бешеное сердцебиение не было слышно на всю комнату.       он слишком близко слишком близко слишком       Только Эмерсону стоило закрыть глаза, как почувствовал: чужие, чуть влажные от блеска пухлые губы коснулись его тонкой кожи на шее, оставили мокрый поцелуй. Барретт распахнул глаза и глубоко вздохнул, потому что воздух выбило из лёгких.       я точно в адекватном состоянии?       Он уже в этом сомневался, но — отрицать бесполезно — ему определённо нравилось.       Вскоре последовал ещё один поцелуй, а затем ещё и ещё — губы Ремингтона то поднимались к затылку Эмерсона, то опускались к худому плечу, и Барретт сам не понял, как задрожал. Рука Лейта медленно опускалась с живота ниже и ниже, и тело Эмерсона вновь пробил жар.       Это происходит. Происходит с ним прямо сейчас.       Ремингтон нагло, но совсем немного раздвинул чужие ноги и прикоснулся к позорно выпиравшему сквозь пижамные стояку, и Эмерсон едва не взвыл от прикосновения тёплой руки там. Брюнет всё же пришёл в себя на некоторое время, осторожно перевернулся на спину и, сделав как можно более сонный и уставший вид, вяло произнёс, глядя на Ремингтона, смотревшего ему прямо в глаза без капли смущения и стыда:       — Реми, что ты...       Лейт впился в тонкие губы влажным, но собственническим, жадным поцелуем, не дав Эмерсону договорить [во второй раз, чёрт побери], но Барретту было уже плевать. Он подвинулся Ремингтону навстречу, закрыв глаза, плавно двигая губами, позволяя блондину кусать их, облизывать и посасывать, его рука сжала бугорок немного сильнее, отчего Эми издал невнятное мычание в чужой рот. Лейт расценил это как одобрение того, что он творил, а потому, не разорвав поцелуй, навис над парнем, так отчаянно целовавшим его. Барретт положил ладонь на тёплую шею Реми, притянув блондина ещё ближе к себе.       если это сон, то я больше никогда не проснусь       Ремингтон осмелился скользнуть рукой под пижамные штаны, обернул ладонью выпиравший через боксёры член, на кончике уже истекавший естественной смазкой, что вызвало у Лейта широкую улыбку.       — Как долго ты собирался молчать? — спросил Ремингтон, всё же оторвавшись от губ Эмерсона, сорвав с них тихий, недовольный стон.       — О чём?       — Что у тебя встаёт на меня. — Лейт широко, как грёбанный Чеширский кот, улыбнулся, пристально наблюдая за телом, лежавшим под ним.       Эмерсон сглотнул и надеялся на то, что возникший румянец на его щеках не было видно в темноте.       — Заткнись, — выдал он шёпот, отчего Ремингтон издал тихий смешок и сжал член Эмерсона немного сильнее, тот едва не вскрикнул, успев закусить губу. — Реми...       — Да? Что ты хотел, принцесса? — Лейт наклонился и шептал ему на ухо, хрипло, обжигая его кожу дыханием, пока одна ладонь покоилась на чужом члене. — Что?       — Тебя, — задыхаясь в собственном смущении и возбуждении выдохнул Эмерсон, а голова непроизвольно откинулась назад на подушку. — Реми, пожалуйста...       — Что «пожалуйста»? — Лейт играл с ним, рычал ему на ухо и слегка оттягивал резинку боксёров. Он издевался над бедным мальчишкой, дабы услышать то, что и так знал, но, блять, ему так хотелось, чтобы Эмерсон умолял его сделать это, хоть и сам был на пределе, едва сдерживался, чтобы не порвать одежду к херам.       — Я хочу почувствовать тебя, пожалуйста, Реми... — Эмерсон пытался говорить тише, чтобы не потревожить никого, в особенности родителей, но Лейт как специально рукой пробрался под боксёры и рукой медленно, плавно провёл по всей длине члена, отчего Барретт задержал дыхание. — Рем...       — Веди себя тише, принцесса, — прошептал Ремингтон. — Мы же оба не хотим, чтобы нас услышали, верно?       Барретт едва заметно кивнул в ответ и сглотнул, в то время как Лейт, попутно стягивавший с парня пижамные штаны с нижним бельём, принялся целовать его шею, опускался влажными поцелуями к ключицами, целовал его тело сквозь одежду. Языком он отыскал сосок и несильно прикусил и Эмерсон дёрнулся, а стон застрял где-то в горле из-за собственной ладони, накрывшей его губы.       — Бля-ять... — протянул сдавленно Эмерсон, и Ремингтон ухмыльнулся, в это же время лишив парня одежды ниже пояса.       — Наш пай-мальчик ругается, кто же тебя такому научил, Эми? — шептал Ремингтон, избавляя себя от боксёров.       — Господи, замолчи. — На щеках Барретта вновь появлялся стыдливый румянец, отвернул голову в сторону и прикрыл глаза.       Он смущался, как никогда в своей жизни, но в этот момент он чувствовал себя по-настоящему живым и... счастливым?       — Даже не подумаю. — Ремингтон наклонился к нему и взял за челюсть, заставив развернуть голову и посмотреть на него. — Смотри на меня, понял? — Эмерсону оставалось только кивнуть, и только после этого Реми отпустил парня.       Лейт, довольно усмехнувшись, медленно облизал два своих пальца, и, убедившись, что слюны достаточно, он убрал руку ото рта и опустил к сжатому колечку мышц, едва касался его кончиком пальца, слегка надавливал, но не проникал внутрь, хоть и при виде этого на вид невинного, красневшего мальчишки так и хотелось отодрать его до срыва голосовых связок.       — Ты же у меня девственник, малыш? — хрипло спросил Ремингтон, всё ещё дразня Эмерсона. Тот не спешил с ответом, потому что мозг отказывался думать в такой момент, а язык — шевелиться.       — Я... Реми, я, я... — Барретт словно был пьян, а Лейт издевался над ним, заставлял говорить с ним, выдавливать свои грязные секреты из себя. — Я растягивал себя, — на выдохе признался он, чем вызвал неподдельное удивление у Ремингтона.       — Вот значит как, — хмыкнул Лейт. — Играл с собой, верно? Ты представлял меня, пока делал это? — Он резко ввёл сразу два пальца, заставив Эмерсона широко открыть рот в немом стоне. — Представлял? — повторил Ремингтон, плавно, но нещадно быстро двигая пальцами в тёплом теле под ним.       — Да, да, представлял, — шептал Барретт, кусая щёку изнутри, сдерживаясь изо всех сил. Пока что он контролировал себя, но явно ненадолго. — Представлял...       Ремингтон был доволен ответом, а потому подарил Эмерсону нежный поцелуй в шею и развёл пальцы ножницами, растягивая, а Барретт был готов растаять уже сейчас, хоть Лейт только начал. Когда Реми задел кончиками пальцев простату, Эмерсон взвился на кровати и вцепился в чужие плечи, царапал их ногтями и тихо заскулил.       — Нравится, да? — Эмерсон нашёл в себе силы и едва заметно кивнул в ответ, сглотнув вязкую слюну. — А сейчас понравится ещё больше.       Почувствовав, что Барретт был готов, Ремингтон вынул из него пальцы. Он сплюнул себе на руку вновь и размазал слюну по члену, после чего осторожно, направляя себя рукой, ввёл головку в податливое тело. Эмерсон заёрзал под ним и тихо всхлипнул, всё также впивался ногтями в чужие плечи, но Лейт этого даже не ощущал.       — Не напрягайся, — прошептал он на ухо дрожавшему парню, одновременно с этим дарил ему влажные поцелуи в шею и плечи, обсасывал мочку уха и хрящ, рвано и шумно дыша. Барретт тяжело дышал, цеплялся за парня, словно тот был ниточкой, связывавшей его с реальностью.       Ремингтон медленно проникал в чужое тело, входил наполовину, а Эмерсон тихо скулил и постанывал, выгибаясь, изредка закатывая глаза, но когда Лейт вслушался и осознал, что стоны боли перешли в стоны удовольствия, тот позволил себе более быстрый и уверенный темп, и Барретту становилось всё труднее себя сдерживать. Реми просто сносило крышу от тихих стонов, всхлипов и скулежа; он в который раз повторил себе, какой же Эмерсон, блять, невероятный. Великолепный. Очаровательный.       Его мальчик.       Они услышали, как по лестнице поднимались их родителей, и у Эмерсона буквально перехватило дыхание, но Ремингтон шикнул на него и, наклонившись, ладонью накрыл его губы, которые так желал поцеловать, но быть замеченными родителями Барретта не хотелось от слова совсем.       Они замерли. Мистер и миссис Барретт болтали о чём-то своём, как назло по-черепашьи медленно плетясь в свою спальню, а парни, старавшиеся даже дышать как можно тише, смотрели на дверь. В любую секунду родители могли заглянуть, увидеть их, а что дальше...       Но Ремингтона это возбуждало ещё сильнее — хотя казалось бы, куда уж. Он с усмешкой посмотрел на Эмерсона, который также взглянул на него, но с испугом, и, зажав парню рот сильнее, Лейт резко и грубо толкнулся в чужое тело, отчего Барретт тихо, сдавленно замычал и, блаженно закрыв глаза, выгнулся дугой под ним.       — Ах, знали бы твои прелестные родители, чем занимается их милый сын прямо за стенкой, — прошептал Реми на ухо Эмерсону, и тому оставалось только шумно выдохнуть, сгорая от смущения.       Когда Лейт услышал, как дверь в спальню родителей парня закрылась, тот принялся быстро вбиваться в худое тело под ним, всё ещё зажимая тому рот, и наслаждался приглушёнными стонами и мычанием над ухом, ощущая, как короткие ногти оставляли белые полосы на его плечах и спине. Эмерсон сходил с ума, его бросало в жар от шумного дыхания Реми, от его быстрых, рваных и плавных толчков, от его мокрых, но вместе с тем страстных поцелуев и укусов на бледной и очень чувствительной коже.       — Видел бы ты себя со стороны, малыш. — Эмерсон чувствовал, как Ремингтон улыбался, как был доволен происходившим, и Барретт был доволен не меньше, если мягко выражаться. — Ты такой красивый, блять...       Эми издал тихое, приглушённое чужой ладонью мычание, он немного прогнулся в спине под Лейтом и раздвинул ноги пошире, чтобы тому было удобнее, а сам подался бёдрами навстречу блондину, пытаясь сказать что-то вроде «быстрее, чёрт побери, я так давно, блять, хочу тебя, ещё, ещё!».       — Сейчас я уберу ладонь и тебе придётся самому сдерживать себя, понял?       Эмерсону ничего не оставалось, как согласно кивнуть, и Реми медленно убрал ладонь с чужих губ. Он ускорил темп, вместе с тем поцеловав Барретта, и тот рвано застонал ему в рот. Язык Лейта скользил по тонким губам, и, раздвинув их, он проник в чужой рот, вылизывал чужое нёбо, хрипло рыча при этом. Эмерсон тихо скулил, наслаждался голосом парня и молился, чтобы, если это очень реалистичный сон, он не проснулся.       — Блять, Эми, — прохрипел Лейт, разорвав поцелуй, и запустил ладонь в тёмные длинные волосы и оттянул их, и Барретту пришлось сильно укусить себя за кисть, чтобы сдержать громкий стон.       Он не выдерживал. Они оба были на пределе, оба чувствовали, что не могли продержаться долго. Ремингтон, держа парня за волосы, нисколько не сбавляя темпа, опустил свободную руку и стал дрочить брюнету, не совсем в такт толчкам, но этого было достаточно, чтобы Эмерсон на несколько мгновений перестал дышать и полностью отдался ярким, невиданным ранее ощущениям.       Барретт кончил первым в руку Лейта и себе на живот, тихо пискнув и выгнувшись дугой под парнем, который излился в него спустя пару резких толчков. Они оба задержали дыхание, на пару секунд в комнате воцарилась тишина. Разрушил её Ремингтон, который наклонился к Эмерсону и на удивление нежно, несколько лениво поцеловал парня, а тот едва мог шевелиться, но всё же ответил. Вскоре, оторвавшись от припухших губ, Лейт вышел из Барретта и лёг рядом с ним.       — Блять, — единственное, что смог произнести Эмерсон, открыв глаза и убрав с лица мокрые от пота волосы. Он смотрел в потолок, наконец размеренно, медленно дышал, пытался прийти в себя, что понемногу получалось.       — М-м, мне тоже понравилось, — произнёс тихо Ремингтон рядом, усмехнувшись.       Эмерсон посмотрел на лежавшего рядом, не менее уставшего парня, но довольно, что называется, до самых соплей.       — Ну что, каково трахаться с занудой? — Барретт выдавил из себя усмешку, а Ремингтон перевернулся на бок, глядя парню в глаза.       — Ну в постели ты точно не зануда, лолита.       — Господи, завались. — Барретт закатил глаза и собирался отвернуться, как Лейт по-собственнически схватил того за челюсть, развернул к себе и впился в его губы жадным поцелуем, и Эмерсон тут же принялся отвечать, позволяя блондину кусаться — ему это нравилось.       Ему нравился Реми. Вот только даже после этого у Барретта не хватало духу признаться ему в этом.       слабак       Он знал, но ничего поделать не мог.       — Если завтра на утро у меня всё это будет болеть... — прошептал Эмерсон, когда они разорвали поцелуй, на что Ремингтон лукаво улыбнулся.       — Да-да, и тебе доброй ночи, принцесса. — Лейт оставил поцелуй на щеке парня, после чего лёг на кровать, и Барретту, тяжело вздохнувшему, также пришлось лечь. Ремингтон укрыл их двоих одеялом, осторожно обнял Эмерсона и через пару мгновений уже видел сны.       Эмерсон же долго не мог уснуть. Он лежал, прижавшись к тёплому Ремингтону, ощущая в себе чужое семя и своё на животе, и думал о том, что между ними произошло, и что будет после этого дальше.       И будет ли вообще.