браслеты

      Они не говорили в школе.       Ремингтон словно перестал замечать Барретта после того случая в его доме, словно Эмерсона никогда и не существовало. Попытки поговорить с Лейтом о том, что произошло и происходило с Ремингтоном в целом заканчивались провалом: он всегда сбегал. Отводил взгляд, опускал голову и поспешно, молча уходил, оставляя Эмерсона одного со своими домыслами и кучей вопросов, которых не становилось меньше.       В голове Барретта всё чаще проскальзывала мысль, что проблема даже не в нём, что тут всё гораздо глубже. Эмерсон был мастером разгадывать загадки, но понять, что происходило с Ремингтоном он не мог.       Он надеялся, что это не связано с тем, в каком состоянии Ремингтон пришёл к нему домой. Эмерсону, кстати, так и не удалось узнать, под какими веществами пребывал тогда Лейт.       Ему хотелось верить, что всё это временно, что всё скоро вернётся в норму, пусть и понимал, что ничего не бывает так легко и просто.       каково это, когда вы мило общались-целовались-обнимались-трахались, а потом всё резко оборвалось, как гитарная струна?       Эмерсон пытался подавить в себе всякие мысли о Ремингтоне и о том, что произошло той ночью, окунаясь с головой в рисование, чтобы забыть обо всём и всех. Барретт пытался спрятаться в своём мире, как делал до появления в его жизни этого светловолосого придурка. Поначалу у него выходило это более, чем успешно: две страницы нового альбома были изрисованы небрежными набросками студентов и пейзажами, что видел из окна. Барретт улыбался, но улыбался себе, а не кому-то другому. Для него солнце ещё не погасло, пусть и один лучик по имени Ремингтон Лейт уже не светил ему.       С течением времени Ремингтон и Эмерсон перестали общаться совсем. Однако это совсем не значило, что Барретт игнорировал Лейта: он порой наблюдал за Реми, пока тот не видел, прокручивая в голове все те моменты, когда всё было хорошо. Ремингтон делал вид, словно Эмерсона никогда и не было, в том числе и в его жизни.        Энди, тем временем, быстро влился в коллектив местных отбитых парней, но чаще всего общался именно с Ремингтоном. Можно сказать, что они проводили друг с другом девяносто процентов времени на переменах, что было за пределами школы Барретту неизвестно. И как-то не появлялось желания узнать. Бирсак, появившийся в школе резко и из ниоткуда, стал Ремингтону буквально лучшим другом: они постоянно были рядом, разговаривали о чём-то своём поодаль от других. Только, подметил Барретт, Реми очень редко улыбался. Лейт чаще появлялся в школе подавленным, отстранённым, никто давно не слышал его тупых шуток на уроках и переменах, его звонкий и немного хриплый смех. Он вообще стал говорить реже и тише, а ещё одевался более закрыто: на нём всегда была кофта или толстовка с длинными рукавами, а рваные джинсы словно исчезли из его гардероба — это удивило и несколько пугало Эмерсона. Ремингтон стал противоположным прежнему себе человеком. Будто парня подменили, а окружающим было плевать — в этом заключалась проблема современного общества.       Что-то шло не так. Что-то определённо было не так.       Барретт не мог долго игнорировать и молчать. Чувства брали верх. Подумать только, ещё около месяца назад парень даже не думал о том, что сможет влюбиться или что кто-то искренне полюбит его, а сейчас метался и строил предположения, что же было с каким-то оборванцем не так.       Любовь определённо меняет людей, вот только в лучшую ли сторону?

* * *

      Эмерсон, пусть никогда и не тянулся к так называемым «точным наукам», отлично понимал алгебру, а потому, когда учитель вызвал его к доске для решения очередного логарифмического уравнения, тот с лёгкостью расправился с ним, расписав для любимейших одноклассников всё в мельчайших подробностях. Правда, рука потом была в меле, а потому он отпросился в туалет, чтобы решить эту неприятную проблему мытьём рук.       Во время уроков длинный школьный коридор казался мертвенно тихим и пустым. Были слышны только голоса преподавателей, приглушённые из-за закрытых дверей кабинетов, и то те казались нереальными, а звучавшими где-то в уголках сознания. Кажется, Эмерсон сходил с ума, и подобные мысли были первой, начальной стадией.       что же будет дальше? начнёшь видеть бабочек размером с автомобиль или единорогов с ластами, летающими по улицам города?       Барретта уже ничем не удивить. Так он думал, по крайней мере. Но ведь все люди имеют свойство ошибаться, не так ли?       Он зашёл в мужской туалет, прикрыв за собой дверь, после чего подошёл к одной из двух раковин, включил холодную воду и принялся мыть руки, игнорируя пронзивший тело мороз, бежавший по коже. Поднял взгляд на своё отражение в зеркале, но ничего нового там не увидел: несмотря на то, что спалось ему мягко говоря не очень, выглядел парень не так уж плохо. Такая же аристократично бледная кожа, острые скулы, чуть впалые щёки, скрытые за длинными, чуть вьющимися тёмными волосами, и синяки под глазами, которые редко сходили с его лица.       что-то не меняется       Наблюдение за собственным отражением в зеркале прервали странные звуки, доносившиеся из дальней кабинки. Он повернул голову и вслушался. Сквозь шипение воды Эмерсон расслышал периодически хрипы и покашливания, редкое мычание и едва различимые томные вздохи. Барретт старался дышать как можно тише, но, кажется, тому, кто находился за закрытой дверцей было плевать.       Эмерсону стало любопытно, но в то же время не по себе. Вмешиваться и заглядывать он побаивался, а потому продолжил медленно мыть руки, вслушиваясь в подозрительные звуки из-за кабинки. Наконец руки были чистыми, но покрасневшими от холодной воды, и Эмерсон оторвал небольшое бумажное полотенце и принялся старательно вытирать ладони, опустив взгляд.       В это же время дверца дальней кабинки открылась и оттуда первым вышел Энди, а за ним неспешно следовал Ремингтон. Когда Эмерсон поднял взгляд, услышав чужие шаги, он вздрогнул и сделал короткий, но шумный вдох. Бирсак бросил на парня взгляд, уголок губ приподнялся в странной усмешке, но тот быстро покинул туалет, в то время как Реми не поднимал головы и принялся мыть руки и умываться. Он был бледен, но не так, как обычно, а как-то... болезненно, что ли.       Эмерсон, спустя долгое молчание между ними, выбросив мокрую бумажку в мусорку, решился заговорить с ним.       — Ремингтон, что с тобой? — спросил он напрямую, на что в ту же секунду получил резкий и грубый ответ:       — Замолчи. — Его взгляд метался туда-сюда, но никак не поднимался ни на опешившего Барретта, ни на собственное отражение. Будто ему было противно.       — Я...       — Ты тупой или глухой? Заткнись.       В горле Эмерсона застрял ком, из-за которого он не мог издать какой-либо звук. Дышать стало значительно тяжелее. В груди словно прорастали цветы, розы с шипами, царапавшими его лёгкие до такой степени, что вдох давался с непосильным трудом и невероятной болью. На лице же Ремингтона не было ни единой эмоции. Не сказать, что тот был спокоен — скорее, опустошён. Сломлен?..       Эмерсону стало до боли обидно. До слёз. Он громко сглотнул и, подавив в себе нахлынувшие огромной волной чувства и эмоции, вышел из уборной и быстрым шагом направился обратно в класс.       да что с ним произошло?!       Барретт действительно не мог этого понять. Даже до их знакомства Ремингтон не вёл себя как уёбок — по крайней мере, он не был таким на все сто процентов, — что произошло? Может, Эмерсон действительно сделал что-то не так, что оттолкнуло Реми?       Оставшийся урок Барретт просидел молча, держа ручку в руках, но был не в силах что-либо записывать. Он анализировал то, что произошло в туалете. Пытался понять, что делали Энди и Ремингтон в кабинке во время урока наедине.       Со звонком Барретт покинул класс и, сам не зная, зачем, он отправился искать Ремингтона. Он действительно не понимал, что происходило с Лейтом, в которого всё ещё был влюблён по уши, и не мог отпустить, не мог позволить просто игнорировать эту странную ситуацию и позволить всему, в том числе и себе, плыть по течению, пытаясь убедить себя, что всё скоро наладится. Нет, само собой ничего никогда не наладится, в мире не бывает всё вот так просто.       Эмерсон заметил Ремингтона, когда тот сбегал из школы, а в окне увидел, как парень направился за здание, где не было ничего и никого, кто мог бы подсмотреть и проследить за ним. Барретт не особо долго раздумывал и последовал за ним. Свернув за угол школы, он взглянул на Ремингтона, стоявшего поодаль от школьных окон и курившего очередное дешёвое дерьмо. Эмерсон подошёл к нему ближе, и только тогда Лейт заметил чужое присутствие.       — Тебе чего? — В голосе Ремингтона, который, как показалось Барретту, охрип ещё больше, отчётливо слышались раздражение и усталость, и Эмерсон даже вздрогнул от неожиданности, поскольку таким ещё Лейта не видел. По крайней мере с ним.       — Я... поговорить хочу, — неуверенно начал Эмерсон, чем, кажется, вызвал ещё большее недовольство Реми, но тот лишь пробурчал:       — Говори уже. — И сделал глубокую затяжку.       — Что с тобой происходит?       Ремингтон, услышав этот вопрос, закатил глаза и выдохнул противно пахнувший сигаретный дым в воздух, и Барретт на секунду поморщился.       — А тебя ебёт?       — Да, ебёт, — спокойно ответил Эмерсон. — Ты резко изменился. Ты никогда не был таким.       — Ну и каким?       — Убитым.       Иначе описать состояние Ремингтона Эмерсон не смог, но он попал в самую точку, пусть и не знал об этом.       — Если ты думаешь, что я сейчас брошусь на тебя и разоткровенничаюсь, то нет. Если это всё, то можешь валить.       Ремингтон стал грубее и агрессивнее. Конечно, он и ранее не отличался добротой, но резкости в его словах стало гораздо больше.       — Почему ты мне не доверяешь сейчас?       — Отъебись ты уже, — рыкнул Лейт, опустив голову. — Я что, на допросе?       Барретт сглотнул и, вполне осознавая, что от Ремингтона он мог отхватить не слабо, потянулся к нему и, одной рукой коснувшись шеи, робко, будто в первый раз, накрыл его губы своими. Реми явно этого никак не ожидал, но парня не оттолкнул и, казалось, на автомате ответил. Поцелуй не был таким, как раньше: страстным, грязным или полным животной похоти. Он был медленным, ленивым и нежным, а Эмерсон пытался зафиксировать в своей голове каждое мгновение. Брюнет ощутил привкус никотина и клубничного блеска для губ, и это смешение вкусов было таким же безумным, как сам Лейт, или как то, что они творили прямо сейчас.       Поцелуй был недолгим. Разорвать его пришлось Барретту, так как тот почувствовал чужое присутствие. Он мягко, с едва слышным причмокиванием оторвался от таких желанных губ и оглянулся. Взглядом удалось уловить, как кто-то быстро мелькнул за угол школы, но кто это был — неясно. А впрочем, плевать. Эмерсон снова посмотрел на Ремингтона, эмоции которого прочитать не мог.       — Ты всегда можешь мне довериться, Реми, — тихо произнёс Эми, убрав дрожавшую руку с чужой шеи. — Мы не чужие друг другу люди. Пожалуйста, пойми это.       Лейт молчал: кажется, он пребывал в лёгком шоке от смелого шага Эмерсона. Вскоре Барретт получил в ответ утвердительный кивок, и, к его сожалению, больше ничего. Этого было вполне достаточно.       Эмерсон оглянул парня в последний раз за этот день и задержал взгляд на руках, скрытых длинными рукавами старой толстовки. Ему хотелось спросить, почему он стал скрывать своё тело, почему он ни разу не закатал рукава в чьём-то присутствии, но, вероятно, за такое от Лейта точно могло влететь. Да и вряд ли бы он что-то рассказал бы.       Он взглянул Ремингтону в глаза, который докуривал свою сигарету и, казалось, был равнодушен ко всему и всем, после чего развернулся и направился обратно в школу. В голове крутились разные мысли по поводу произошедшего, они перепутывались между собой в огромный клубок, мешавший думать, вызывавший головную боль.       спорим, ему было плевать?       дошло до него хоть что-то?       будто сам с собой поговорил, он тебе даже толком не ответил       Если Эмерсон раньше всегда имел хоть какое-то, даже смутное представление о том, как действовать дальше, то сейчас, как назло, насчёт этого мыслей не было никаких.       Неизвестность всегда пугала.