браслеты

      Ремингтон так ничего и не рассказал. Того разговора за школой и несмелого, робкого и невинного поцелуя словно не было. Парень всё также не разговаривал с Эмерсоном от слова совсем, возился с Энди, который всё чаще посылал в адрес Барретта непонятные ухмылки, от которого того тошнило, а вместе с тошнотой появлялось желание съездить по смазливой морде кулаком или чем потяжелее. В том числе и за то, что украл его единственного друга.       Эмерсон снова остался один. Нет, одиночество его не пугало, он к нему привык, но без Ремингтона жизнь снова стала серой и отчасти бессмысленной. Жизнь свелась к обычной рутине: дом, школа, дом. Иногда — вылазка за едой. Не было уже тех сумасшедших прогулок по ночным улицам городка, глупых разговоров обо всём подряд, шуток, которые были понятны только им двоим...       Барретту пришлось смириться, что его рано или поздно вычёркивают из жизни, будто его никогда и не существовало. Больно, да. Обидно. Что он мог поделать? Да ничего.       пора бы и тебе отпустить его       Эмерсон не мог. Он всё ещё любил, пусть безответно, но чувства от этого не угасали. Однако он трезво осознавал, что навязываться — вообще не выход, а потому сохранял свои переживания в себе. Снова.       Эмерсон порой наблюдал за Ремингтоном, который менялся на глазах: Лейт был неестественно бледен, белки глаз всё чаще приобретали красноту, порой на уроках что-то записывал в подаренный Барреттом блокнот или спал. Руки, всегда тёплые, скрытые рукавами толстовки или кофты, часто дрожали, и он часто что-то ронял. А ещё Барретт заметил, что Реми стал пользоваться тональным кремом, должно быть, чтобы скрыть синяки под глазами. Получалось, мягко говоря, не очень. Лейт ясно дал понять, что лезть к нему не стоит, но Эмерсону с каждым днём становилось всё тяжелее просто наблюдать со стороны за подобными состоянием Ремингтона. Хотелось подойти, обнять и спросить, что же случилось, но отхватить от Лейта и стать объектом его ненависти было худшим кошмаром для Барретта, а потому приходилось мириться и жить так, как приказала Судьба.       Время шло своим чередом, дни сменялись днями, а в жизни Эмерсона ничего, к сожалению или к счастью, не менялось. Но менялся Ремингтон, менялся в худшую сторону. Эмерсон, помимо внешних изменений, стал замечать, что Энди был всё время рядом с Реми. Они и раньше проводили много времени друг с другом, но Лейт ни с кем больше не общался, кроме новенького. И Бирсак, казалось, не подпускал никого к парню, но тому было плевать. Ремингтон словно отстранился от этого мира, позволяя другим, а точнее другому, командовать своей жизнью.       Всё катилось куда-то в никуда с такой скоростью, с какой не разогнался бы лучший в мире бегун.       С каждым днём становилось всё сложнее оставаться в стороне.       слабохарактерный влюблённый идиот       Барретт держался, пусть стал хуже спать, пусть чаще стал срываться, пусть у него самого, кажется, ехала крыша. Он понимал, что мог сделать только хуже, если пересечёт невидимую стену, выстроенную между ними.       Эмерсон потерялся во времени. Он не понимал, сколько уже прошло с этого внезапного молчания, медленно убивавшее его изнутри. Снаружи, конечно же, он вновь стал холодным, безэмоциональным Барреттом-младшим, каким его все знали.       Кто же знал, что продлится это недолго. Кто же знал, что лучше бы этого не случалось.

* * *

      День начинался не самым лучшим образом: шёл дождь, дул сильный холодный ветер, забиравшийся под одежду, а уже в школе Эмерсон едва не выронил пластиковый стаканчик с водой, когда Бирсак, проходя мимо, — специально или нарочно, — задел его плечом и даже не попытался извиниться. Лишь окинул взглядом и пошёл дальше по своим делам.       когда-нибудь ты добьёшься своего, мудак       Барретт зашёл в кабинет химии и занял своё место. Он уткнулся в экран телефона, листал ленту новостей, но не мог найти чего-то интересного и цепляющего, а потому телефон вскоре остался лежать выключенным на столе. Эмерсон, поправив шляпу, принялся наблюдать за сновавшимися по классу подростками, громко смеявшимися, совсем не задумывавшимися над собственным будущим. Им легко. Барретту также хотелось разучиться думать окончательно и вести беззаботную жизнь, перестать переживать о каком-то придурке и мечтать о нереальных отношениях с ним же. Но он не мог.       В класс вошёл Ремингтон. Никто не обратил на него внимания, чему тот, кажется, был рад. Он спокойно сел на своё место в противоположном конце кабинета, достал тот самый блокнот и ручку, и более ничего. Прозвенел звонок на урок, все расселись по местам. Учительница вышла из лаборантской и принялась объяснять новую тему, в которую Эмерсон даже не пытался вникнуть, потому что всё равно бы ничего не понял. Химия уж точно не его призвание.       Барретт что-то записывал, иногда поглядывал на время в телефоне с молитвой о том, чтобы всё это скорее закончилось. В какой-то момент он снова отвлёкся и случайно поднял взгляд на Ремингтона. Тот снова писал что-то в блокноте, не поднимал головы и, казалось, вообще находился не на уроке, а в каком-то своём мире. Вскоре он отложил ручку и вытянул руки, разминая их.       Эмерсон пригляделся. Парень мог поклясться, что в этот момент чуть не словил сердечный приступ.       Ему не показалось.       На левой руке висели браслеты.       Не один, не два, даже не три — шесть штук. Шесть грёбанных побрякушек.       «Я ненавижу браслеты».       Эмерсон сглотнул и несильно ущипнул себя, дабы убедиться, что всё ещё в реальности. К сожалению, он не спал.       «Знаешь, если когда-нибудь ты заметишь на мне браслеты — значит, всё совсем дерьмово».       В Эмерсоне вновь родились два противоречащих друг другу чувства: обнять и поцеловать, ласково спросить, что случилось, помочь ему всем, чем мог, и врезать со всей силы так, чтобы выбить из светловолосой башки всё дерьмо. А затем обнять и поцеловать.       Барретт не понимал, кого ненавидел в этот момент больше всего: себя или Ремингтона, состояние которого становилось тяжелее и непонятнее.       Эмерсон решил, что раз в реальности Ремингтон не хотел говорить, может, тому легче будет написать. Мысль тупая, как и возникшая из ниоткуда и не ясно, почему, головная боль.       Он не видел иного выхода. Сознание помутнилось окончательно. Он был в панике; он не понимал, что делать в такой ситуации.       Эмерсон раздавлен. Ремингтон, судя по всему, не меньше.       Уроки, на удивление, пролетели быстро и относительно незаметно, не считая контрольной по алгебре, с которой Эмерсон справился легко. Дома его снова ждало целое ничего, и Барретт был действительно рад, что родителей сейчас здесь нет. Не нужно лишний раз объясняться, какого хрена он такой грустный [раздавленный], что случилось и прочее-прочее.       Эмерсон бросил рюкзак возле входной двери, стянул с себя обувь и пальто, после чего достал из заднего кармана джинс мобильник и открыл уже знакомый диалог. Барретт тяжело, медленно вздохнул. Он действительно боялся, что может сделать хуже, но и молчать тоже неправильно.

привет?

      Ответа не последовало. Даже спустя минуту, две, три...

ты здесь? мне нужно поговорить с тобой пожалуйста, ответь

      Снова молчание. Эмерсон нервно и почти до крови закусил губу. Он уже успел пожалеть, что написал Ремингтону.       Ответа не было. Прошло пять минут, шесть, семь. Барретт осторожно сел на пол и скрестил ноги по-турецки. о чём?       С пришедшим ответом с души Эмерсона упал тяжёлый груз. Ответил, уже неплохо. Осталось только не спугнуть его.

ты точно не против?

нет

как ты себя чувствуешь?

      Ремингтон снова не спешил с ответом. Эмерсон чувствовал, что тот явно думал над ответом. Наверняка чтобы к нему не было вопросов. ну я в порядке       Ну конечно. Что же ещё он мог ожидать. а что случилось?

ничего такого я просто беспокоюсь о тебе

      За одно это признание не только самому себе, а вообще кому-либо, Эмерсону можно воздвигнуть памятник. Он никогда не думал, что делиться с другими людьми своими чувствами и переживаниями настолько тяжело. напрасно я в полном порядке

точно?

абсолютно

просто ты изменился

изменения это плохо? с:

если бы эти изменения были в хорошую сторону слушай, не отрицай этого ты стал другим отстранённым, малоактивным я не таким тебя знаю

ну приболел так бывает

я видел браслеты я не знаю, по какой причине ты избегаешь меня но я всё помню

      Молчание. В данный момент оно было для Барретта худшим кошмаром.

что происходит? почему ты не можешь мне довериться? я сделал что-то не так?

нет

тогда что произошло? что с тобой сделал этот новенький мудак?

ого какие мы слова знаем послушай меня я не знаю что ты себе надумал но всё то что происходит со мной тебя не касается и точно не твоя вина

раз это так, почему ты ничего мне не говоришь?

а я обязан перед тобой отчитываться?

я этого не говорил я прошу о доверии я блять волнуюсь, ты не понимаешь, что ли?

мило но поверь то что происходит со мной тебя вообще трогать не должно

Реми, пожалуйста

забудь обо мне в том числе       У Эмерсона возникли в голове два предположения: либо ему промыли мозги, либо он сам головой со всей силы ударился.

что происходит?

окей ещё раз повторю тебя не касается       Замкнутый круг. Чёртов замкнутый круг. Эмерсон медленно, раздражённо выдохнул и на мгновение закрыл глаза.

после всего того, что было, меня не должно касаться твоё состояние? ты головой ударился?

в детстве с качелей свалился так что да

мне не до шуток почему на тебе браслеты?

потому что мне хреново? ты же всё помнишь

поделись со мной всем пожалуйста я готов пережить всё это с тобой

романтично но нет я сам буду всё расхлёбывать

ты не обязан

но я буду не трогай меня я всё решу       Опять. Одно и то же.       Ремингтон упорно скрывал своё состояние и свои проблемы. Он будто закрылся в своём мирке, в своей комнате, как в крепости, и никого не впускал туда, да и сам не желал выходить. Королевство, где жил всего один человек — король. Сломленный король.       Эмерсон посчитал это бесполезным. Он выключил телефон и с тяжёлым вздохом поднялся с пола. Впереди день. Ещё один бессмысленный день, и куча таких же впереди.       На секунду в голове парня проскочила мысль, в какое же дерьмо он влип.

* * *

      Эмерсон решил сделать хоть какие-то уроки, чтобы как-нибудь скоротать время. Вдохновение помахало ему ручкой, а потому о рисовании он даже не думал. За уроками время прошло незаметно, и, когда стрелки на часах показывали без четверти девять вечера, Барретт закрыл тетрадь по физике и отложил её в сторону. Хватит на сегодня. Мозги уже начинали вскипать, вызывая головную боль.       Он снял шляпу, положил на тот же стол и сел на кровать. Потёр лицо ладонями, шумно дыша. Жизнь стала ещё запутаннее и сложнее, хотя казалось бы — куда уж больше.       Стоило однажды повезти, и теперь его жизнь походила на быстро катившийся куда-то в овраг снежный ком из различного рода дерьма.       Он чуть подпрыгнул от неожиданности, когда услышал в такой громкой тишине, как на телефон пришло уведомление. Эмерсон поднялся и, непроизвольно сглотнув, взял со стола мобильник.       Ремингтон. не знаю когда ты это увидишь но я знаю как решу все проблемы       Эмерсон удивлённо вскинул брови и быстро напечатал ответ.

и как? тебе нужна помощь?

нет       Кто бы сомневался.       Эмерсон ещё около минуты молча смотрел в экран смартфона, перечитывал сообщения Лейта. В голове пусто. Так до тех пор, пока от него не пришло ещё два сообщения. я люблю тебя прости что я такой дерьмовый       На секунду у Барретта в лёгких кончился воздух. Он прокашлялся, постучав по себе по груди, и перечитал ещё раз эти два сообщения.       Он сказал это. Пусть не вживую, но сказал.       Эмерсон не ответил. Он не мог думать, не мог двигаться, не мог ничего.       Поразительно, как люди могут менять других. В лучшую или худшую сторону, но каждый человек, появившийся в нашей жизни однажды, как-то да поменяет нас, хотим мы того или нет.       Ремингтон изменил Эмерсона. Он научил парня чувствовать, и Барретт не знал, радоваться этому факту или нет.       Эмерсон стал бездумно расхаживать по комнате с мобильником в руке. Сначала он пытался понять, не спит ли он, не в коме ли находился, а после мысли перетекли в рассуждения, искренне это или нет. Барретт решил, что искренне, потому что Реми не такой. Он не стал бы разбрасываться такими фразами, особенно в таком состоянии. Эмерсон ходил так минут семь — ему было плевать на время, — но вскоре резко остановило. В него словно ударила молния.       Состояние.       каким способом он решит проблемы?       В голову Барретта пришёл только единственный адекватный вариант.       — Блять.       Он убрал мобильник в карман брюк и как можно быстрее спустился на первый этаж, и, едва не свалившись, схватил с вешалки пальто и выбежал из дома, не расслышав, как что-то упало на пол. Барретт громко хлопнул дверью, чтобы та точно закрылась, и как можно быстрее бежал к уже знакомому дому.       я его убью, если он что-то успел натворить       Периодически приходилось замедляться и откашливаться — курение и нулевая физическая активность давали о себе знать, — но как только в голове появлялась одна единственная мысль, то он тут же продолжал бежать.       Ремингтон. Ремингтон Ремингтон Ремингтон. Этот засранец с вечно взъерошенными волосами и пронзавшим душу взглядом. Р е м и н г т о н.       Когда Барретт увидел знакомую крышу издалека, он побежал ещё быстрее, настолько, насколько позволял организм. Ноги ныли, периодически разбирал кашель, но сдаваться вообще не время. Ремингтон ценнее всех этих недочётов человеческой оболочки. Наконец он остановился у входной двери и постучал. Реакции не поступило, и он дёрнул за ручку. По счастливой случайности, если так можно выразиться, дверь была незаперта. Эмерсон не медлил ни секунды, он тут же вошёл в дом, наплевав на то, что, возможно, пьющий отец братьев находился здесь.       Слишком тихо. Настолько, что Эмерсон слышал, как пульсировали виски. В доме никого, Себастьяна в том числе. Чёрт с ним, надо найти Ремингтона. Барретт обошёл весь первый этаж — никого и ничего. Он по лестнице как можно быстрее забежал на второй этаж. В ушах зашумело, но Эмерсон старательно игнорировал это. Он бесцеремонно заглядывал в каждую комнату, которые оказывались спальнями. Пусто. Пол под ногами противно скрипел от быстрых и твёрдых шагов парня, он едва не сшиб по дороге несколько рамок с старыми фотографиями на стене, поскольку коридор был очень узким. Эмерсон открыл дверь в очередную комнату и остановился: кажется, это была спальня Ремингтона. На старом столе в углу был бардак, кровать не заправлена, на ней же он увидел маленькую косметичку. Одна-единственная лампа тускло освещала комнату, шторы на окнах задёрнуты. Но самого хозяина этих скромных владений не было на месте. Эмерсон сглотнул и отступил на шаг, закрыв дверь за собой, а после повернул голову и заметил, что одну комнату, располагавшуюся напротив спальни Себастьяна [как он понял, по крайней мере], проверить забыл.       На лице выступила непонятно из-за чего взявшаяся испарина. Сердце забилось быстрее, дыхание на мгновение перехватило. Его охватило любопытство и смешалось с сильным страхом.       На этот раз он шёл медленнее, не сводил взгляда с обшарпанной старой двери, и, дойдя до неё, нерешительно положил ладонь на ручку. Почему-то ему было тяжело решиться. Тяжело открыть эту грёбанную дверь, где скорее всего снова ничего не увидит. Спустя пару секунд Эмерсон всё-таки нажал на ручку и медленно потянул дверь на себя.       На мгновение сердце перестало биться.       На полу, спиной прислонившись к старой ванне, полулёжа сидел Ремингтон, мертвенно бледный, делавший рваные вдохи, в луже собственной крови, вытекавшей из тонких запястий. На правом было криво вырезано одно-единственное слово.       «Прости».       Живот скрутило, Барретта едва не вырвало. Перед глазами появилась пелена из слёз. Казалось, он потерял способность говорить.       Эмерсон не помнил, как из горла вырвался крик; как кинулся к почти мёртвому телу; как прижал еле тёплого парня к своей груди, что-то шепча ему на ухо, чувствуя, как слёзы быстро стекали по щекам и попадали в рот; как дрожавшей рукой набирал «911».       Но отчётливо запомнил, как потерял смысл своего существования.