Книга первая. Пламя

С несвойственной мне скрупулёзностью стираю свою любимую желтую футболку, которую заляпала кровью двумя часами ранее, убивая рожденного вампира. От порошка жгутся ссадины на пальцах, заработанные, когда мужчина вышвырнул меня за окно. Я пыталась задержать падение и цеплялась за стену. Я думала, что мне будет очень плохо, когда придется убивать, но когда дошло до дела, оказалось, что это весьма легко. Свернул шею, отрезал голову или проткнул сердце – жизнь так легко готова покинуть даже уже мертвые тела. Какой-то задней мыслью ощущаю, как в лицо бьет ветер, хотя нахожусь в подземелье. Это началось где-то после десятого убийства, и с каждым разом становилось все отчетливей, пока не остановилось после смерти пятнадцатой. Тридцать жертвоприношений мы с Алексом поделили пополам, а вот довести дело до конца… Я так и не решилась. Может, и не решусь никогда. Мне хватает и этого половинчатого ощущения напарника. Рядом садится Максимилиан. Сейчас находиться с ним поблизости – страшно. Пока мы с Алексом отсутствовали, Альбрехт взял замок в осаду, а нас пропустил внутрь специально, чтобы стравить с другими. Теперь еды у вампиров ясно дело нет. Мне пока хватало того, что дал тогда Кристиан, держусь как-то. А вот Максимилиан… он еще подпитывает Элен через Реджину. Короче, зол он как черт. И голоден, как бродячий пес. Неделя впроголодь – невероятно сложно для тех, кто привык питаться по несколько раз в день. Максимилиан молчит, просто пожирает меня глазами. Красные глаза фиксируются на сонной артерии на моей шее. С приходом Алекса Максимилиан испускает вздох чуть-чуть разочарованный, но уходит. Алекс провожает его подозрительным взглядом и садится на его место. Тоже мне, защитничек. Сам не лучше. Сожрет меня и не заметит. -Он ничего тебе не сделал? – спрашивает Алекс участливо и даже немного ревниво. Мотаю головой. Больше сказать нам нечего, мы молчим. -Долго ломаться будем? – Алекс прерывает тишину минут через пять, громко и грубо врываясь в мои мысли. Чувствую его присутствие у себя в голове, это не слишком-то и приятно. Но и не противно. -Ты должен был предупредить меня. -Но тогда ты бы точно не согласилась. -Конечно! – злюсь. Злюсь на себя, на него, на весь мир – за что мне это? – Ты меня обманул! -Я не обманул! – гневно возражает Алекс, - Я недоговорил. Я задыхаюсь от возмущения. -Недо… говорил? – спрашиваю я с придыханием. Повторяю уже громче и со звенящей злостью в голосе, - Недоговорил!? Ты мне не сказал, что ради этой ведьминской хрени мне придется с тобой!.. -Ну и подумаешь, - презрительно, как ничего не значащее бросает Алекс. Он ведет плечами и смотрит на меня почти скучающе, - Сифилисом я не болею, не бойся. И снова дыхание крадет от негодования, в горле встает тугой ком. Нервная улыбка кривит мои губы. Алекс относится к этому, как... как к завтраку! Как к вещи, которую он забудет через пять минут! А я так не могу. Это оскорбительно, по меньшей мере. А еще почему-то грустно. -Эй, голубки. У нас проблемы! – встревает какой-то парень. Я видела его несколько раз, но не разговаривала ни разу. Даже имени его не знаю. Но Алекс же – звезда темного мира, знает всех и его – тоже. -Дом, в чем дело? -Наша дражайшая принцесса пропала, - тон, которым он произнес эти слова, не заставляет сомневаться в его чувствах по отношению к Еве: он её презирает. Ненавидит, может даже. Недолюбливает во всяком случае. За пять минут двое мужчин собирают команду из вампиров, которые могут стоять на ногах и контролировать себя. Я в их число не вошла, потому что цитирую: «Толку от тебя не будет, только ныть будешь и балластом болтаться позади остальных». Алекс, как и всегда, убийственно вежлив, как и Дом. Он тоже добавил к вышеприведенной речи парочку своих эпитетов. Не слишком лестных, должна сказать. Остаюсь вместе с детьми, Луной и незнакомыми мне молодыми девушками. В самый последний момент одна из них подскакивает и бежит вдогонку Дому, с таким решительным и пугающим лицом, что мне самой становится жутко. Вверху лестницы разгорается спор (я слушаю в пол-уха), но, в конце концов, уходят оба. А ведь эта девушка – самый настоящий человек. Что она вообще здесь забыла? А потом – все как-то странно. Память становится выборочной. Я четко запоминаю, эту идиотскую заколку в волосах у одной блондинки, но её лицо – не вспомню и под страхом смерти. Идут часы. Что-то перемешивается в моей голове и начинает казаться, что я сижу тут вечно, что так было и будет. Всегда. Вдруг раздается какой-то грохот. Я подскакиваю, не соображая в чем дело. Стою так еще пару мгновений, а потом мое тело приобретает возможность двигаться, а мозг начинает работать. Бегу к лестнице. Прямо мне в руки падает чье-то тело, сбивая меня с ног и придавливая к полу. Я падаю и ударяюсь головой, да так что искры из глаз сыплются. Пытаюсь спихнуть с себя тело, совершенно не понимая, что такое горячее льется на мое лицо. Затем слышу дикий вопль боли, поворачиваю голову в его сторону и взглядом упираюсь в закатившиеся белки глаз. До меня доходит. Становится легко – труп снимают с меня. Я лежу так какое-то время, а потом понимаю, что могут и затоптать ненароком. Заставляю себя встать. Одна из девушек – та, что с перебинтованной головой, - падает поперек мертвого тела, с очередным воплем. Она плачет так горько, постоянно повторяя что-то, наверное, его имя. Её утешительно похлопывает по плечу Киллиан, а у самого в глазах тоже стоят слезы, которые он и не пытается сдержать. Эта сцена, сцена семейного горя приковывает мое внимание. Я смотрю на голову, которую девушка пытается приставить на место дрожащими руками и понимаю, что запомню это на всю жизнь. Подходит Алекс. Он как будто бы в порядке, только лиловый синяк на скуле. -И такое может случиться с каждым, - произносит он пустым тоном, смотря так же в пустоту, - Кстати, Ева нашлась. Она решила повидаться с Крисом. В ту секунду, как последняя фраза срывается с его губ, я понимаю, за что Дом так не любит Еву. Если бы по её глупости погиб кто-то из моей семьи, я бы убила её близких. Не её саму, это слишком просто. Я бы отрезала голову её брату, сестре, другу, чтобы она поняла это чувство сполна. Да. Вот такая я кровожадная. А еще мстительная. Через пару часов расходимся. Тело уносят в самое нижнее подземелье. Киллиан, отодрав Гвен от тела брата, унес её куда-то в соседние помещения. И вроде бы все вновь стало так же, как и прежде, да вот только страшная картина – не отпускает. Никого. Ближе к «вечеру» (я имею в виду конец бодрствования) все расходятся по своим местам. Я выбираю просторную камеру с гниющей деревянной скамеечкой. Дом выдал всем клеенки – чтобы не промокнуть, сидя на влажном полу. А вот одеяла не было. А хотелось бы. Алекс сидит напротив, и я сначала не могу заснуть из-за него, из-за того, что он сам не спит. Но он не шевелится совсем, даже не дышит, и просто прекращаю воспринимать его как живой объект. Почти засыпаю, когда ко мне вдруг кто-то крадется. Я задерживаю дыхание, готовясь напасть, а оказывается, что это просто тот мальчик. Пытаюсь вспомнить его имя. Адриан. Он ложится рядом, не прижимаясь, не хныча, и в момент засыпает. А вот я спать больше не могу. Сон не приходит, как бы я не старалась. Сбоку, подложив под голову руку, начинает посапывать Адриан. Мальчик вымотался за день, но я дивлюсь его смелости. Не каждый в свои одиннадцать лет сможет пережить смерть матери и, будучи раздавленным горем и одиночеством, собрать силы и поддерживать взрослых. Но он смог. Мне кажется, что он сильнее меня в его возрасте. Сильнее даже теперешней меня. Сама бы я с удовольствием сбежала бы, если бы не держало кое-что. Кое-что рыжее, зеленоглазое. Наглое и жестокое. Смешливое и безумное. Это «кое-что» сидит, привалившись спиной к холодной каменной стене. Прямо на кончик его носа капают капли воды с потолка. Алекс похож на высеченную в скале статую – холодную и нисколечко не живую. Я вглядываюсь в его лицо и ищу человека, который смеялся со мной всего несколько дней назад. Не нахожу. Меня это беспокоит, хоть я и привыкла уже к стремительным изменениям его характера и поведения. Сейчас мне страшно и, как бы ни было эгоистично это, я хочу, чтобы он подошел ко мне и погладил по голове. Потом вспоминается, что мы, как ни крути, на войне и обязаны сражаться, а не разводить тут сантименты. Да кому они вообще нужны? Мне, наверное. Да и еще Кристиану, который сейчас несколькими этажами выше. Не знавший никогда любви и уважения, мальчик отчаянно нуждается в этом. В этом я его понимаю. Матери было не до меня, когда погиб отец. После свадьбы с Женей она пыталась наверстать упущенное, но я не подпускала её близко. Уже слишком поздно для этого. Ловлю себя на том, что тайком разглядываю Алекса только тогда, когда он внезапно и резко разворачивает ко мне голову. Ловит мой взгляд своими глазами. Они зеленые, как и всегда, пустые, как всегда опять-таки. Но сейчас еще более... Меня затягивает, как в черную дыру. Но мне еще и жаль этого че… вампира. Да, вампира. -Почему не спишь? – спрашивает он хрипло от долгого молчания. -Не спится, - я пожимаю плечами. В лежачем положении это, наверное, смотрится нелепо. Хлопаю ладонью рядом с собой, - А вот тебе не помешало бы выспаться. Похож на зомби. Он мотает головой, но тут же зевает так широко, что я боюсь – рот порвется. Трет глаза, под которыми залегли тени. Сколько он уже не спал? Два дня? Три? Кажется что даже больше. Удивительно спокойно Алекс встает и послушно ложится рядом со мной. Клеенка, подстеленная, дабы не намочить и не испачкать одежду в сыром подвале, тихо шуршит под его телом, пока вампир устраивается. Я чувствую его дыхание, редкое, чуть теплое, на своем лице. От недостатка крови организм начал медленно умирать. Двигаться тяжелее обычного, разум затуманен, горло жжет, а голова просто раскалывается. Это похоже на обычное обезвоживание, только еще и кидаешься на всех подряд. По себе знаю. Сама в такой же ситуации. Тяжелее всего Максимилиану: так как человеческой еды здесь нет, он отдает свою энергию Реджине, чтобы та подпитывала ею Элен. Он живет сейчас за двоих. -На той войне было так же? -Нет, - свистящий шепот обдает меня струйкой холодного воздуха, - там было вдоволь крови. И… в общем, можно было убивать не задумываясь. Медленный размеренный звук его мощного сердца рядом успокаивает. Я закрываю глаза, растворяюсь в этом звуке. Если бы ритуал соединения душ был бы завершен, я смогла бы слышать мысли Алекса. Но я так и не решилась на последнюю ступень, как бы ни была серьезна ситуация. Я уже почти засыпаю, как вдруг мое запястье больно сдавливают пальцы. Я вскрикиваю от боли и неожиданности, но этот крик тут же ртом ловит Алекс. Он грубо раздвигает мои губы языком. Его движения напористые и наполнены чем-то животным, пугающим. Кажется, будто он решил меня съесть. Пытаюсь отвернуться, да куда уж. Алекс на десяток килограммов тяжелее и сильный, зараза. Тяжелый. Вдавливает меня в жесткий пол, а у меня даже сил нет сопротивляться. Мне не неприятно, просто не вовремя, не хочется, я не могу. В груди глухая боль, а мертвецы устраивают перед глазами безмолвный парад. Алекс рычит, злясь из-за того, что я не отвечаю. Кусает губу, попадая точно в рану. Больно. Кровь идет, стекает по подбородку, манящей алой каплей. Алекс позволяет ей скатиться в ложбинку между ключицами, а затем прослеживает её путь языком. Он у него теплый и шершавый, прямо как у кота. Щекотно и немного стыдно. Не хочу этого, но меня даже не спросят. Не посмотрят на то, что чуткие вампиры могут проснуться в любой момент от шума или запаха разгоряченной крови. Его руки забираются под мою рубашку, и я сдаюсь. Окончательно и бесповоротно, отдаваясь во власть ощущений и вот этого вампира. Никогда не была романтиком, мечтающим о первом разе при свечах на шелковых простынях с лепестками роз. В общем и целом, считала, что, будет неплохо этому произойти просто с любимым человеком по обоюдному согласию. Не так, как сейчас. Мы даже не раздеваемся: Алекс припускает штаны, мои стаскивает и отбрасывает в сторону. Стискивает пальцы на моих бедрах и толкается вперед. Больно, горячо и неприятно. Вот мои ощущения в первые мгновения. Я кусаю ладонь, чтобы не застонать и откидываюсь назад. Другой рукой хватаю Алекса за плечо, мол, подожди, дай привыкнуть. Он ждет всего пару секунд, а затем отпускает свою дикую страсть с поводка. Я вжимаюсь носом в его шею, прикусывая хвост вытатуированной саламандры, краем сознания отмечая, что его руки слишком сильно обвились вокруг моей шеи, и стараюсь хоть немного убедить себя, что все в порядке, хотя это не так, совсем не так. Мне больно, черт возьми, больно! Темп нарастает и боль проходит. Ей на замену приходит что-то невыразимо острое и горячее, еще ни разу не испытываемое мной, а потому и не поддающееся описанию. Меня прогибает в пояснице, хочется стонать, но позволить себе такого мы не можем. Алекс грубо зажимает мой рот ладонью, дрожащей от оргазма уже готового накрыть его с головой. В следующую секунду он содрогается, и сознание взрывается от чужих образов, мыслей, ощущений, наполнивших меня. И я чувствую то, что чувствует он, это так странно: я – но не я. Алекс толкается внутрь меня последний раз и что-то обжигающее разливается внизу живота. Наорать бы на него за такое, да толку-то. Дело сделано, назад не вернуться. Он наваливается на меня сверху всем своим весом и шумно дышит мне в макушку. Мои-его мышцы болят, головы пусты, но кое-что все-таки осталось. Жажда. Теплая волна его сознания соприкасается с моим, и я открываюсь ему навстречу, вместе с тем запрокидывая голову, чтобы было удобнее пить. Он мысленно мотает головой, но это сильнее его. Его-мои зубы вгрызаются в плоть. Неправильно все. Грубо, как и все, что он делает. Обидно, что не смогла сопротивляться и так быстро сдалась, обидно до слез – ведь я даже не люблю. Совсем не люблю. Может быть, только влюбляюсь. Честно говоря, после такого не завянет только крепкая и здоровая любовь, да и то не факт. Чувствую вину. Не я чувствую, Алекс. Глухое отчаяние и давящую безысходность. Неуклюже, борясь с непослушным телом, одеваюсь, Алекс делает то же самое. Молча, он встает и уходит, шаркая ногами. Он никогда не шаркает. Чувствую себя использованной. Сама виновата, сама поддалась ему. Сворачиваюсь в позу эмбриона, вцепляюсь пальцами в волосы и беззвучно плачу. Слезы стекают по виску и собираются у моей головы в лужицу, перемешиваясь с кровью. И больно и гадко, да еще и чувства Алекса давят непосильным грузом на плечи. Не могу. Не могу, не могу, не могу! Больше… Глотаю слезы, давясь ими. Внутри уже идет регенерация и поэтому жжется. Я сжимаю ноги, стремясь утихомирить боль. Так и засыпаю.