Романтика войны

      Во время завтрака в воздухе витало возбуждение: вся школа собиралась на последнюю прогулку в Хогсмид перед рождественскими каникулами. Гермиона взяла перерыв от писательства и тоже решила прогуляться. Просматривая полки в местном книжном магазине, она была несказанно рада видеть, как множество студенток покупают экземпляры текущего выпуска журнала «Только ведьмы». Когда девушки вышли из магазина с покупками, парни постарше подшучивали над ними, несколько насмешек и несколько снежков, но ничего по-настоящему враждебного. Однако, в тот вечер за ужином произошла тревожная сцена, когда некоторые семикурсники гриффиндора, подстрекаемые своими младшими товарищами, насмехались над привычками своих сверстниц читать журналы. Те, кого они дразнили, злобно оборачивались на них и говорили, что парни в школе должны брать уроки из журнальных рассказов, если они хотят научиться ублажать ведьм. Немедленное парирование — якобы девушки не отличат настоящий член от фаллоимитатора — скорее обернулось против них, как только они поняли, что на самом деле сказали. Обиженные они вернулись к еде, успокаивая своё раненое эго ворчанием: они не будут встречаться с ними в любом случае даже через миллион лет.       Гермиона усмехнулась про себя, наблюдая за довольно шумным обменом репликами. Интерес к этой истории нарастал, и всё становилось масштабнее. Она наслаждалась остатками своей трапезы, довольная развитием событий, но совершенно не обратила внимание на то, что директриса и несколько других профессоров выглядели огорченными. Выбитыми из колеи.       Скандал за ужином в пятницу вечером был главным пунктом повестки дня на факультетском собрании в следующий понедельник. Когда вошёл Северус, в учительской кипела бурная деятельность. Как обычно, он прошёл в заднюю часть комнаты, желая сидеть там и слушать, оценивая эссе, но в остальном воздерживаясь от участия, если только его не вынудят. Его коллеги — все до одного — оживлённо дискуссировали по поводу этой истории, распространяемой среди значительной части студенчества. После дневника Тома Риддла он ни разу не видел, чтобы кто-то из них был так одержим обсуждением какой-либо рукописи.       Когда Минерва пришла и призвала собравшихся к порядку, все заговорили одновременно, но голос Вектор был единственным пронёсшимся над какофонией.       — Минерва, ты должна положить этому конец!       Директриса жестом велела всем успокоиться — теперь, когда тема встречи была поднята.       — Вы видели, что произошло за ужином в пятницу вечером? — спросила Спраут.       — Я думаю, что мы все это видели, — натянуто отозвалась Минерва.       — Это неприемлемо, сегодня две студентки боролись за журнал прямо перед моим занятием и закончили они тем, что разорвали его пополам, — добавила Синистра.       — Ты должна запретить это, Минерва, — твёрдо объявила Вектор, — прежде чем это действительно выйдет из-под контроля.       — О, пожалуйста, — Хуч фыркнула и скрестила руки на груди. — Вы не можете просто запретить то, что вам не нравится или с чем вы не согласны, — это противоречит всем принципам, которые отстаивает эта школа.       — Но это же непристойно! — довольно робко сказала Трелони. В ответ на её заявление раздалось несколько приглушённых возгласов согласия.       — Это довольно интимно, и, как и со всеми такими журналами, это будет ещё откровеннее, поскольку история продолжается, — заметила Помфри.       Замечание привлекло его внимание, и он резко поднял голову от пергаментов, на которых делал пометки.       — Насколько откровенно? — спросил Северус с неподдельным интересом.       — Неужели вы раньше никогда не читали ничего такого? — спросила Спраут.       — Это всё, чем я занимался в студенческие годы, — иронично усмехнулся он.       — Это не те истории, которые вы читали будучи в школе — в наши дни всё гораздо ярче, — объяснила Спраут далее.       — Насколько ярко? — он продолжал расспрашивать, задаваясь вопросом, насколько порнографическими могут стать подобные вещи.       Хуч, стоявшая ближе всех к нему, наклонилась в его сторону.       — Гораздо ярче. Такие истории специализируются на создании сексуального напряжения примерно до двух третей пути, а затем они обычно становятся очень интимными. Прямо сейчас, — продолжила она с блеском в глазах, — уже было несколько, скажем так, откровенных моментов… По крайней мере, мне так сказали, — солгала Хуч, только сегодня утром получив последний выпуск от одного студента. — Я полагаю, что нам ещё предстоит пройти с полдюжины глав или около того, прежде чем мы получим какое-либо серьёзное горизонтальное действие.       Это заставило Снейпа задуматься. Обсуждение продолжалось, пока он размышлял над всем этим. Судя только по тому, что он уже прочитал, похоже, что у него будет горячий, страстный секс с Перс — или, скорее, у его персонажа. И большинство студенток — не говоря уже о том, что Мерлин знал, кто ещё, и его коллеги почти наверняка — собирались прочитать это. Глава шестая была всего лишь прелюдией. Его желудок сжался, и он с трудом сглотнул. Он потёр рот и подбородок, пытаясь успокоиться, но тревога на его лице заставила Хуч снова наклониться к нему.       — У тебя такой вид, будто ты только что увидел, как вся твоя жизнь пронеслась перед глазами, — прошептала она. Его голова дёрнулась в её сторону, и он внимательно посмотрел на её лицо, ища признаки двуличия, но находя только искреннее беспокойство. Нет, он быстро понял, что она не знает, но сколько времени пройдёт, прежде чем они все поймут это?       Он нетерпеливо отмахнулся от неё. Когда его внимание снова сосредоточилось на обсуждении, коллеги беседовали о том, будет ли такой материал способствовать нарастанию распущенности среди студентов. В то время, как медицинское заключение Помфри свидетельствовало, что эта история могла бы фактически послужить выходом для бушующих гормонов. Она не хотела рисковать и планировала запастись большим количеством противозачаточных средств, просто на всякий случай.       — И всё же это нужно запретить, — недвусмысленно настаивала Вектор.       Его мысли пронеслись с лихорадочной скоростью. Если школа запретит этот журнал, то он никогда не сможет достать будущие выпуски, поскольку скорее умрёт, чем купит это, они будут недоступны, тем более на еженедельной основе. Спустя минуту размышлений, Северус придумал, что нужно сказать.       — Я полностью понимаю обеспокоенность каждого и разделяю её, — притворно обольстительно сказал профессор. — Но запрет журнала на самом деле не удержит его от школы, скорее это только сделает его намного привлекательнее для наших молодых дам. — Когда коллеги начали обдумывать его точку зрения, он продолжил. — Возможно, нужно ограничить доступ до девушек шестого и седьмого курсов — но только для по закону достигших совершеннолетия — с вычетом очков с факультета, если их поймают за чтением этого в классе или за работой, — спокойно предложил он.       — Да, я согласна с Северусом, — заговорила Синистра. — Также будут сняты гораздо больше очков с факультетов и назначены отработки, если младшие курсы будут пойманы с этим, точка.       В комнате воцарилась тишина, все ждали, что скажет директриса. После минутного напряжённого раздумья Минерва сложила руки перед собой.       — Ну, я согласна с Роландой, что мы не должны запрещать это хотя бы из принципа — это была бы пощёчина каждому, кто сражался на войне. Чтобы сохранить наш образ жизни, который включает свободу мысли и слова, позволяющую читать то, что нам нравится. Кроме того, мы не могли законно запретить старшим девушкам покупать их в любом случае. Я думаю, что единственная разумная вещь, которую мы можем сделать, это наложить некоторые ограничения, предложенные Северусом и Авророй. У кого-нибудь есть возражения?       Директриса обвела взглядом преподавателей, которые, в свою очередь, взглянули друг на друга. Северус не думал, что это было идеально для его положения, но он всё ещё мог поработать над этим. Со всеобщим согласием они приняли правила — политика будет объявлена в тот же вечер за ужином.       Когда собрание уже подходило к концу, Минерва жестом попросила его остаться. Как только последний профессор скрылся за дверью, она выжидающе повернулась к нему.       Северус выгнул бровь.       — Ты не хочешь ничего мне сказать? — многозначительно спросила она. Мужчина никак не отреагировал: он не собирался ничего выдавать, пока не будет совершенно точно уверен в том, что она поняла.       — Ты не должен играть со мной в шпиона, Северус, — проницательно заметила директриса. — Я знаю, кто такой Домициан на самом деле.       Он фыркнул.       — Ну, а я, конечно, не знаю.       — А я уверена, что ты знаешь. — Минерва многозначительно вздохнула. — Ты забываешь, как давно мы знаем друг друга, Северус. Я твой бывший учитель, твоя коллега, член Ордена… И я твой друг, хочешь ты этого или нет. И кроме того, — добавила она с огоньком в глазах, которым Дамблдор мог бы гордиться, — она держит тебя на мушке.       — Это она? — спросил он так беспечно, как только мог.       — Конечно, это она! — воскликнула Минерва. — Неужели ты думаешь, что это пишет мужчина?       Уголки его губ слегка приподнялись в отвращении.       — Нет, конечно же, нет.       — Ты собираешься обратиться за юридической консультацией?       — Я уже сделал это, но не думаю, что смогу доказать что-то, — ответил Северус с отвращением и смирением. — Я теперь общественный деятель, и подробности моей жизни — благодаря милости «Пророка», — он сплюнул, — в значительной степени общеизвестны.       — Ну что ж, признаюсь, я рада, что ты не возражаешь, — заметила она с искренним облегчением. Он вопросительно посмотрел на неё. — Ты позволил этому жалкому подобию газеты разгуляться на протяжении всего лета с самыми возмутительными историями о тебе, даже не пикнув. И когда твои сторонники — а их было не так уж много — встали на твою защиту, всё, что ты сделал, это отругал и отпугнул их. Теперь, когда кто-то наглядно пытается представить твою жизнь и поступки, в буквальном смысле соблазняя читающую публику правдой… Ну, это было бы не очень хорошо для тебя, если бы ты попытался остановить их, вот и всё.       — Я должен был подать в суд на газету за клевету, как только они начали публиковать свою чепуху, — проворчал он.       — Да, следовало бы, но ты этого не сделал, и вот теперь это, — быстро ответила Минерва со всей уверенностью и упрёком шотландского Пресвитерианина. — И ты сможешь с этим справиться? — она продолжала настаивать.       — Ну, я, конечно, не в восторге от того, что личные аспекты моей жизни, не говоря уже о вымышленных, выставляются напоказ в целях развлечения, — саркастически начал Снейп. — Но я не был открыто оскорблён или опорочен в этой истории, так что, я думаю, я смогу смириться с этим, — и действительно, как только он узнает, кто всё это пишет, он разберётся с оным решительно, но Минерве не нужно было об этом знать.       Через мгновение Северус задал свой вопрос:       — А кто-нибудь ещё знает, что это я? — он прощупал почву.       — Честно говоря, не думаю, что многие из них действительно вникали в развитие сюжета или персонажа, я считаю, что они просто перешли прямо к… хорошим вещам, скажем так. Так что нет, они вряд ли что-то поняли, но ты осознаёшь, что в конечном итоге они всё же сообразят?       Снейп усмехнулся.       — Да, я уловил эту маленькую деталь. — его личность действительно в конечном счёте будет раскрыта, и когда это произойдёт… Он не знал, что тогда будет.       Предобеденное объявление Минервы о новой политике в отношении таких журналов, как «Только ведьмы», и краткая лекция, поощряющая студентов расширять свой литературный репертуар, в тот вечер за ужином провалились, как тяжёлый фестрал. Некоторые из молодых ведьм, на которых был направлен разговор, выглядели соответственно осуждёнными, но большинство из них было равнодушно и ни капельки не тронуто. Со стороны услышавших обращение молодых людей грянул смех, который директриса заглушила резким взглядом и напоминанием о том, что основой дружбы является уважение, и если студенты не знают, что в годы их становления в совместных учебных заведениях, таких, как Хогвартс, они, вероятно, обречены провести свою жизнь одинокими.       Когда директриса продолжила, Гермиона почувствовала, как вся кровь отхлынула от её лица, и она резко опустилась, прячась за плечом ученика, сидящего рядом с ней. Её дыхание стало прерывистым, когда она попыталась подавить поднимающуюся панику. Она украдкой посмотрела на главный стол сквозь волосы, которые закрывали её лицо. Было ли беспокойство её наставника исключительно о проблемах с поведением, вызванными журналом, или они все знали больше, чем она показывала? Подозревали ли они её авторство или настоящую личность Домициана? У большинства преподавателей были непроницаемые лица, хотя Вектор и Синистра выглядели особенно угрожающе, но так было всегда. Хуч играла с бокалом вина, а Спраут с посудой. Что же касается предмета её истинной озабоченности, то он выглядел почти так же, как обычно, только ещё более скучающим, с насмешкой на лице, которая свидетельствовала о его презрении ко всему. Нет, они ничего не знали об этой истории, кроме того, что она препятствовала учебному процессу, — девушка вздохнула с облегчением.       Как только все объявления закончились, на столах тут же появился ужин. Она была голодна, когда садилась, но теперь чувствовала тошноту от последствий выброса адреналина.       — Миона, ты в порядке? — заботливо спросила Джинни, сидевшая напротив неё. — Ты бледная, как пергамент, — заметила она с беспокойством.       — Эм, нет, вообще–то, я чувствую себя немного нехорошо. Думаю, что мне следует вернуться в свою комнату, — ответила она, радуясь предлогу уйти. Они сидели рядом с дверью, и Гермиона осторожно встала и незаметно выскользнула наружу.       Вернувшись в свою комнату, она наполнила горячую ванну. Раздевшись, девушка скользнула в воду, позволяя теплу и огуречному запаху масла для ванны успокоить её. Её реакция на обращение директрисы была иррациональной, заметила она про себя. Никто не мог узнать эту тайну. Даже издатель не знал настоящего имени автора, и, даже если бы они узнали, всё равно были обязаны по контракту держать всё в секрете, иначе им грозил бы штраф. Но она также рассчитывала на то, что автором может быть кто угодно, учитывая, сколько было опубликовано о войне. Что же касается Домициана, то она знала, что придёт время, когда не будет никаких сомнений в том, кто он на самом деле. Это был скорее смысл написания рассказа — заручиться симпатией читателей к Домициану задолго до того, как они поймут, что персонаж был фактически смоделирован по образцу профессора зелий Хогвартса. Но она хотела отсрочить это открытие ещё на некоторое время, убедиться, что читатели попались в ловушку, чтобы продолжить рассказ, несмотря ни на что, до самого конца, и в этот момент она знала — она просто знала — у них не будет ничего, кроме безоговорочной поддержки человека, который сыграл главную роль в спасении волшебного мира от невообразимой тьмы.       Уверенная в том, что её авторство не было и не будет раскрыто, она начала расслабляться. Её мысли плавно двигались вперёд. «Преподаватели имеют полное право беспокоиться о том, что журнал может вызвать беспорядки на их занятиях», — сказала Гермиона себе. Поразмыслив ещё немного, она убедила себя, что действительно приветствует новую политику — в конце концов, для всего есть своё время и место, и на первом месте стоит учёба в школе.       Отбросив эти опасения, она задумалась о последствиях нововведений. Её история явно становилась популярной — очень популярной. Она позволила себе самодовольно хихикнуть и задумалась, как отнесутся её читатели к седьмой главе. Поначалу она довольно неуверенно и очень смущённо писала постельную сцену, и первый её набросок был крайне натянут, но с каждой последующей переписью — их было не менее двенадцати, — а также с небольшим количеством непосредственных исследований стало намного лучше. Вместо того, чтобы сосредоточиться на самом сексе — и снятие своего собственного напряжения по этому вопросу очень помогло в этом отношении — она сосредоточилась на языке и структуре. Гермиона хотела, чтобы эта часть протекала естественно и привлекала читателей дальше в историю. Она была довольна тем, как это теперь читалось, но девушка также остро осознавала, что это могло полностью разнести новую политику — и несколько голов её друзей — в пух и прах. Гермиона надеялась, что это не приведёт к полному запрету, но, даже если и так, она должна была быть верна своему рассказу и думать о читателях за пределами школы.       Новая политика позволяла гораздо спокойнее проводить время за едой и другими занятиями, хотя Гермиона заметила пару студентов в библиотеке с журналами, спрятанными за открытыми книгами на подставках для чтения, так же, как она делала это вначале. Конечно, история всё ещё открыто обсуждалась в общей комнате гриффиндора, к большому огорчению студентов мужского пола, и девушка подозревала, что подобные сценарии разыгрывались и на других факультетах. Ещё одна глава, всего лишь одна, и после этого всё пойдёт по-другому и немного поутихнет.       Истинное воздействие предыдущего субботнего визита в Хогсмид стало очевидным, когда снова наступило утро пятницы. По количеству прилетевших сов было ясно, что довольно много студентов устали полагаться на щедрость других и взяли подписку во время своей недавней экскурсии. Однако из-за разговоров директрисы хихиканье и восторженные взвизги, которые раздавались по всей комнате, по крайней мере, были несколько приглушены. Поскольку им не разрешалось читать его во время еды или даже в коридорах, большинство получателей оставили свой завтрак и поспешили прочь, стремясь ознакомиться с последней главой в уединении своих комнат до начала занятий.       Северус видел сов, тщательно отмечал, кто получил их, а затем наблюдал, как получатели оставляют свой завтрак — ему нужно будет нацелиться на них и их друзей, чтобы добыть себе седьмую главу. Однако он всё ещё не знал, как это сделать. Будет нелегко — маловероятно, что на этот раз журнал будет валяться в общих комнатах, учитывая, насколько он был популярен, и профессор предполагал, что студенты будут намного осторожнее при чтении в библиотеке. Он также не мог рассчитывать на то, что студенты мужского пола будут выставлять их напоказ в коридорах. Нужно было придумать что-то другое.       Кое-какие мысли пришли к нему во время обеда, и Северус был готов к действию во время урока, который состоится сегодня же. День будет жаркий, и у него есть указания, написанные на доске мелом, для зелья, о котором никто из учеников не знал. В самом начале занятия он угрожающе объявил:       — Зелье, которое вы будете варить, — это тонизирующее средство для мышц и нервов. Самые хорошие образцы, прошедшие проверку, будут отправлены в лазарет. Так как вам всем, неуклюжие болваны, оно может пригодиться в ближайшем будущем, я предлагаю уделять особое внимание своей работе, — зловеще продолжил он. — Это очень чувствительное зелье и требует предельной осторожности в приготовлении — малейшее загрязнение любыми жидкостями, порошками или другими посторонними предметами испортит его, что было бы самым неудачным, учитывая расходы из ингредиентов, — предупредил он. — Поэтому, — снова заговорил профессор после драматической паузы, — ваши карманы и сумки с книгами должны быть очищены от всего, что может случайно испортить зелье. Чтобы обеспечить соблюдение правил по этому вопросу, я лично проведу проверку, — он пристально оглядел комнату. — Вытряхните содержимое ваших карманов и сумок на стол.       Послышались какие–то стоны и шепотки о том, что он не имеет права рыться в их вещах, но на самом деле ни у кого не хватало смелости что-либо сказать — когда-то они уже видели, как взрывались котлы из-за той заразы, о которой говорил профессор, и не хотели быть жертвами чьей-то небрежности. Северус начал с заднего ряда и сразу же нашёл то, что искал.       — Так, так, — неодобрительно проворчал он, медленно переходя от ряда к ряду, хватая каждый попавшийся журнал вместе с различными потенциальными загрязнителями. Когда Снейп закончил, то встал перед классом, сердито глядя на семикурсников с грозным выражением лица. — Я конфискую их, — сказал он, держа в одной руке еженедельные журналы, — чтобы вы не отвлекались, как любят делать некоторые из вас, — упрекнул он. — И я забираю их, — продолжал он, перебирая пальцами различные предметы на своём столе, — из соображений безопасности. Все вы прекрасно знаете, что нельзя приносить еду, напитки и косметику в этот класс. Мы здесь выполняем опасную работу, и я не позволю вам подвергать риску других из-за невнимательности или явного безрассудства. Задание находится на доске, так что продолжайте, — рявкнул он.       Пока Гермиона ходила туда-сюда, собирая свои ингредиенты, её глаза метнулись к стопке журналов на его столе — только в этом классе должно было быть шесть или семь экземпляров. Это была отличная новость, и в середине урока она начала напевать себе под нос, работая над своим зельем. Девушка не заметила, что, обходя класс, профессор сосредоточился на звуке и остановился прямо за ней. Некоторое время он наблюдал за работой ученицы, а затем наклонился к самому её уху.       — Мисс Грейнджер, — наконец произнёс он с усмешкой.       Она испуганно подпрыгнула и повернулась, их носы почти соприкоснулись.       — Да, профессор? — девушка пискнула, слишком поражённая их внезапной близостью, чтобы съёжиться от его тона.       — Что это вы себе позволяете? — строго спросил он.       Гермиона снова посмотрела на свою разделочную доску и котёл — казалось, всё было в порядке.       — Не это, — сказал Снейп нетерпеливо, — а жужжание.       Она покраснела.       — Я просто получаю удовольствие от работы, — ответила Гермиона, затаив дыхание. И она была счастлива, по большей части, конечно, счастливее, чем когда-либо за очень долгое время.       — Ну так прекратите уже, — потребовал профессор, растягивая слова.       На кончике её языка вертелся вопрос, что именно он хотел, чтобы она прекратила жужжать или радоваться. Нарушив осторожность, девушка просто кивнула головой, благодарная за то, что он не вычел у факультета баллы.       — Десять очков с гриффиндора, — бросил Северус лукаво, ухмыляясь ей через плечо, когда он перешёл к следующему студенту.       Она опустила голову — он не совсем испортил ей хорошее настроение, но определённо уменьшил его до нужного размера. Как обычно, Гермиона первой выполнила задание и отнесла его к своему столу для проверки. Когда Снейп оторвал взгляд от колбы, она осмелилась усмехнуться, зная, что приготовила прекрасное зелье.       Он нахмурился.       — Пять очков гриффиндору, — проворчал профессор.       Она вопросительно выгнула бровь — обычно было десять для первого ученика, который представил правильное зелье.       — Что-нибудь ещё, мисс Грейнджер? — прорычал Снейп, стараясь не сводить с неё глаз.       Она подумала, не бросить ли ему вызов, но была уверена, что остальные пять очков ей всё равно не получить. Вероятно, Гермиона потеряла бы ещё больше и заработала бы наказание, поэтому она хмыкнула, прежде чем развернуться на каблуках и вернуться на своё месте.       «Чёртовы гриффиндорцы!» — подумал Северус. — «Когда же она наконец повзрослеет?»