Романтика войны

      Северус не знал, сколько времени просидел в кресле, снова и снова прокручивая в голове события вечера, но, когда наконец добрался до постели, было уже очень поздно. Его разум немного помутился — образы из истории и недавних событий тревожно перемешались — но в остальном он не спал по-настоящему. Северус встал рано, и лицо, увиденное им в зеркале ванной, было грубым: тёмные пятна под налитыми кровью глазами, щетина на щеках и подбородке. И обильное количество алкоголя, которое он выпил накануне вечером, ничуть не помогло его голове. Он принял душ, побрился, оделся и вышел из подземелья. Завтрак подадут не раньше, чем через час, и, хотя было ещё темно, он быстро вышел в утренний шотландский туман, надеясь прояснить свои мысли. Хагрид, который был занят своими делами, вздрогнул, увидев его.       — Доброе утро, п’фессор, не стоит составлять мне компанию так рано.       Северус кивнул хранителю, но не сбавил темпа: он не думал, что у него хватит сил пройти несколько раундов с Хагридом без кофеина. К тому времени, как он вернулся в школу, его голова прояснилась, и Северус был полон решимости поговорить с Минервой, независимо от того, который час. Пронесшись мимо ранних пташек, он направился прямо в кабинет директрисы и решительно постучал в старую дверь.       — Входи, Северус.       Шагнув внутрь, он столкнулся с небольшим сюрпризом.       — Я ждала тебя, — спокойно сказала ведьма, указывая на завтрак, стоявший перед ней на кофейном столике. В камине потрескивал огонь, и она налила кофе, протянув его ему, когда Северус сел в кресло напротив неё.       — Может, ты хочешь чего-нибудь? — спросила она, указывая на ассортимент пирожных и фруктов, разложенных перед ними.       — Только ответы, — холодно ответил он, отпивая из кружки.       Она кивнула и откинулась на спинку стула, отхлебывая чай.       — Вы знали, что она была автором? — спросил он почти обвиняюще, как будто его предали.       — Узнала только вчера вечером, — спокойно ответила Минерва.       Он выгнул бровь.       — Ты не единственный, кто пытался выяснить, кто автор, — кратко сообщила она ему. Когда Северус не ответил, директор продолжила: — У меня был свой собственный список кандидатов, и я подозреваю, что в нём были те же имена, что и у тебя — ну, за вычетом меня, конечно, — добавила она проницательно. Его глаза слегка расширились. — Надеюсь, ты всерьёз не думал, что это я?       — Скажем так, я вывел вас из игры довольно рано, — мягко объяснил он.       — Единственными серьёзными кандидатами были Джинни, Молли и Гермиона. Мы оба знаем, что мисс Уизли, учитывая их отношения, сделала бы главным героем мистера Поттера, но Молли… Могу себе представить, что ты считал её причастной к этому, — заметила она. — Почему ты исключил её?       — Экземпляр журнала, о котором шла речь, выпал из сумки мисс Уизли как раз перед вашим приходом. У Молли чуть не случился апоплексический удар.       — Да, могу себе представить, — задумчиво произнесла Минерва.       — Но как вы догадались, что это мисс Грейнджер? — спросил Северус.       — Я наблюдала за тобой, — ответила она, потягивая напиток.       — Не могли бы вы уточнить? — настойчиво поинтересовался он.       — Я видела, как ты смотрел на неё, — самодовольно продолжила Минерва. — Выражение твоего лица, когда ты понял, что это она, сказало… всё.       Северус снова приподнял бровь.       — Ты хорошо это скрывал, надо отдать тебе должное, но шок и недоверие промелькнули на твоём лице на мгновение, всего на одну крошечную секунду. А потом вся краска отхлынула от твоего лица — ну, то есть от того, что было, — добавила она себе под нос. — А потом я посмотрела на Гермиону. Она казалась такой… Виноватой, каким-то образом, и смущённой, взволнованной. С того места, где ты сидел в конце стола, ничего не было видно, но она не поднимала головы, сосредоточившись на своих руках на протяжении всего остального собрания.       Он молча обдумывал эту информацию.       — Что ты собираешься делать? — наконец тихо спросила она.       — Я не знаю, — ответил Северус, более чем немного обеспокоенный тем, что не принял никакого решения. Они ещё немного посидели молча. — Понимают ли наши коллеги, что они фигурируют в этой истории? — поинтересовался он.       Минерва кивнула.       — Да, и они действительно очень довольны тем, как их представили. Альбус находил весьма забавным, что его изображают женщиной. — Они оба посмотрели на его портрет, где Дамблдор , по-видимому, спал, но в общении с ним никогда нельзя было быть уверенным наверняка. — Единственные жалобы, которые я получала, были от Синистры и Вектор.       — Да?       — Я думаю, что они очень расстроены тем, что их на самом деле нет в этой истории!       — Похоже на правду, — усмехнулся он. — Возмущены этой историей, пока не узнают, что в ней замешаны их коллеги, а потом недовольны тем, что их не включили. — Северус на мгновение задумался. — Вас оскорбляет то, как вас изобразили? — спросил он.       Минерва тихо рассмеялась.       — Вообще-то я очень привязалась к своему двойнику. У Мардвина есть определённая степень проницательности, которой я действительно хотела бы обладать.       — По крайней мере, мисс Грейнджер хоть что-то поняла правильно, — нахмурился он.       Директор вопросительно посмотрела на него.       — Ты действительно так недоволен тем, как был изображён Домициан?       — Ну, у него определённо было больше секса, чем у меня, когда я был шпионом, — язвительно заметил он, наслаждаясь реакцией Минервы.       — Я не думаю, что мне действительно нужно это знать, — фыркнула она, а затем терпеливо подождала, пока он продолжит: Северус не торопился с ответом.       — Конечно, сначала я был в бешенстве, как вы прекрасно знаете, — медленно произнёс он, изучая кружку с кофе в руке. — Идея, что кто-то будет использовать меня в качестве модели для какого-то… героя… крайне неловко.       — Но сейчас?       — Сейчас… — Он замолчал.       Как Северус мог это объяснить? Его жизнь была такой грёбаной неразберихой. Гермиона предложила простое объяснение этому: тот факт, что он никогда не знал любви, во всяком случае, настоящей, не безусловной и всеобъемлющей любви, которая исходит от семьи и близких друзей, ни такой, которая исходит от партнёра или любовницы, где происходит встреча умов и душ, а также тел. Она смягчила острые углы его ранней жизни, но настоящие факты всё равно оставались острыми, по крайней мере для него: такие вещи не могли быть изменены, просто преподнесены в более лучшем свете. Ну и что с того, что главная цель его жизни — добиться справедливости? Ну и что с того, что на это ушло почти двадцать лет? Ну и что с того, что он подвергся насилию со стороны Тёмного Лорда? Ну и что с того, что его имя было выпачкано в грязи всеми, кого он знал — и ещё большим количеством тех, кого он не знал? Ну и что с того, что коллеги и студенты по-прежнему смотрят на него с отвращением и подозрением? Ну и что, блядь. Это было не больше и не меньше того, что он заслужил. Возможно, Северус не собирался предавать женщину, которую любил, даже не осознавал этого в тот момент, но информация, которую он дал Тёмному Лорду, тем не менее способствовала её смерти. Ничто не могло смягчить его чувства, и уж тем более какой-нибудь вымышленный роман.       — Единственное, о чём я действительно сожалею, — осторожно начал он, — так это о том, что я не тот человек, каким меня считает мисс Грейнджер. — Северус уставился на остатки кофе в своей кружке.       — С чего ты взял, что это не так? — мягко спросила она. Он покачал головой в ответ на кажущуюся бессмысленность её вопроса. — Может быть, ты чуть более угрюмее Домициана, но не намного, — добродушно продолжила Минерва, но ответа на это ласковое поддразнивание не последовало, и он продолжал созерцать свой кофе. Она задумчиво вздохнула.       — Юношеская неосторожность — это то, что нам больше всего хотелось бы вернуть и изменить. И всё же… Ошибки нашей юности делают нас теми, кто мы есть. Без них нам не хватало бы понимания и сострадания к другим, а также к самим себе, — многозначительно добавила она. — Ты слишком долго жил с этой ношей, Северус, дольше, чем должен был, дольше, чем Альбус должен был позволить, — заметила Минерва, бросив короткий неодобрительный взгляд в сторону портрета покойного директора. — Я знаю, что это клише, но ты должен простить себя, должен отпустить это… Твоя вина вела тебя почти всю взрослую жизнь, заставляла идти на жертвы, которые никто из нас никогда не сможет по-настоящему осознать или понять. Это сделало тебя грозной силой против величайшего зла, которое мы когда-либо видели в волшебном мире, и ещё больше повредило тебе. Но эта часть твоей жизни осталась в прошлом. Ты с лихвой искупил любое зло, которое, как тебе казалось, ты совершил. Теперь у тебя есть потрясающая возможность двигаться дальше. Не упусти её, Северус. Не смей, чёрт возьми, упустить её, — договорила она тихо и свирепо.       Северус слегка поёжился под её тяжёлым взглядом. Он не знал, что ответить ей о возможности, о которой она говорила. Мужчина посмотрел на Дамблдора, дремлющего на своём портрете прямо над её плечом. Старый болван, конечно, научил его, как умирать, но не как жить; для этого, похоже, он был оставлен сам по себе.       Северус посмотрел на ряд окон позади стола, чтобы собраться с мыслями.       — Что вообще заставило её написать такое? — наконец спросил он немного хрипло.       Минерва вздохнула, видя его явное нежелание обсуждать, какие у него сейчас возможности, и вместо этого обратилась к нему:       — Я только предполагаю, но думаю, что скука отчасти сыграла свою роль. Гермиона всегда была более продвинутой, чем её сверстники, и в этом году её курсовая работа была недостаточно сложной. На самом деле мне не так уж много нужно ей преподавать, как и другим профессорам, так мне сказали: мисс Грейнджер просто нужно время и опыт, чтобы усовершенствовать то, что она уже знает. Как у неё дела с зельями?       Немедленный ответ на вопрос Минервы был достаточно прямым — её работа была безупречной. Абсолютно идеальной. Ей не бросали вызов задания, которые задавал профессор, ни в малейшей степени, но она действительно должна была это сделать. Он мог бы проводить с ней индивидуальные занятия, как и его коллеги, и позаботился бы о том, чтобы ей было чем заняться. Она бы совершенствовала знания в таких условиях, и всё же… Северус настоял, чтобы она просидела весь год на седьмом курсе зельеварения. Но почему?       Думая об этом, он мысленно ругал себя. Северус не мог наблюдать дальше того, что раздражало его, когда она была моложе: сверхъестественно яркой и нетерпеливой… И болезненно уязвимой. Она была магглорождённой ведьмой в чужом мире, почти лишённой друзей, за исключением Поттера, Уизли и пары неудачников — Лонгботтома и Лавгуд были такими же чужаками, как и она. Правда заключалась в том, что Гермиона была слишком похожа на него. В этом возрасте. Северус отступил в темноту перед лицом мучений своих школьных дней, но она казалась неукротимой и упорно шла вперёд, полная надежды. Дело было не только в том, что она была частью Золотого трио, которое беспокоило его — как он говорил себе в то время, — но и в том, что девушка смотрела на мир с поднятым подбородком и осмеливалась презирать его, а когда это случалось, она вставала и вызывающе осмеливалась снова. Это гриффиндорское мужество было разочаровывающим, раздражающим, сводящим с ума и просто… захватывало дух. И это более чем завидно, вынужден был признать он, внезапно почувствовав стыд.       — Северус? — перебила его мысли Минерва. Он поднял на неё глаза. — Я спросила, как дела у Гермионы с зельями.       — Хорошо, — пробормотал Северус, прочищая горло. — Я не понимаю, почему она вообще потрудилась вернуться, честно говоря: исключения были даны её друзьям, поэтому я не знаю, почему она не воспользовалась той же возможностью.       — Гермиона всегда старалась всё делать правильно, во всяком случае, в академическом плане, — заметила директор с некоторым раздражением.       — Она могла бы сдать ТРИТОНы в любое время и, без сомнения, прошла бы с исключительными результатами.       — Я согласна, но мы говорим о Гермионе: она знала, что пропустила прошлогоднее обучение, и не думала, что сможет хорошо сдать экзамен.       — В таком случае, почему вы не позволили ей хотя бы надевать что-нибудь другое, кроме этой ужасной отговорки о школьной форме, отличающей её от обычных учеников из уважения к её возрасту и опыту?       — Я предложила ей этот вариант, но она отказалась — не хотела выделяться.       Северус фыркнул.       — Она будет выделяться, что бы на ней ни было надето.       — Я рада, что ты так думаешь, — лукаво ответила Минерва.       Увидев её ухмылку, он уточнил своё заявление.       — Я имею в виду, что она будет выделяться в академическом плане.       — Ты не думаешь, что она выделяется в чём-то другом? — быстро возразила она, вспомнив, как он смотрел на неё на вчерашнем собрании ордена.       — Она… Привлекательная молодая женщина, если вы об этом спрашиваете, — быстро ответил Северус, — но в любом случае она не должна бояться выделяться в толпе.       — Подростковый опыт научил её, что она будет унижена — по крайней мере, некоторыми — если она это сделает…       Её замечание задело — она говорила о нём и его отношении к Гермионе, когда она только прибыла в Хогвартс.       — К чёрту всё это, Минерва, — отрезал зельевар, с громким стуком поставив кружку на стол. — Я был под таким стрессом, что никто — ни ты, ни уж тем более этот старый мешок на картине — не мог этого понять. Удивительно, что я не заколдовал весь её класс.       — Да, наверное, так оно и есть, — мягко рассмеялась она. Воцарилась тишина.       — Вы сказали, что отчасти, — начал он снова, — она писала от скуки, иначе зачем бы она это сделала?       Минерва задумчиво вздохнула.       — Я могу только предполагать, но, учитывая её энергичную защиту тебя в течение лета, полагаю, что она продолжает верить — и совершенно справедливо, — добавила она твёрдо, — что твои жертвы должны быть признаны и почтены широкой публикой.       Он отвернулся, неловко ёрзая на стуле.       — И ещё я думаю, что девушка хотела, чтобы ей бросили вызов, — продолжала Минерва. — Что может быть более сложным в данных обстоятельствах? Министерство, возможно, было на твоей стороне, но никто больше не хотел слушать её этим летом, поэтому, столкнувшись с уникальной возможностью, она взяла перо и создала больше, чем жизнь, персонажи на фоне войны — и не просто какие-то персонажи или какие-то другие герои. Война. И что бы ты ни думал о сексе, это гениальный способ втянуть читателей в историю, даже не осознавая этого, позволяя им самим увидеть, что произошло, и позволяя им сделать соответствующие выводы. О, она умница, — добавила Минерва с немалой гордостью.       — Достаточно умно, чтобы использовать реальных людей и реальные события, — критиковал он.       — Достаточно умно, чтобы заставить людей волноваться, чего не удалось никому из других печатных изданий, — мгновенно выпалила директор. — Достаточно умно, чтобы разглядеть за маской, которую ты носил все эти годы — уважение, восхищение и… Что бы там ни было теперь, это ничуть не уменьшало значение. Да, я нахожу это особенно интересным.       Он хмуро посмотрел на неё, сразу же отметая возможные последствия её заявления. Ему оставалось выдвинуть последнее обвинение.       — Почему вы не сказали мне, что это она перевязала мне раны на шее и доставила в лазарет?       Минерва поджала губы и сделала глоток чая, прежде чем ответить.       — Гермиона просила меня не говорить об этом.       — С какой стати ей это делать? — резко спросил он.       Директриса повернулась и уставилась на огонь, обдумывая ответ.       — Минерва?       Она снова поднесла чашку к губам, прежде чем поставить фарфор на стол. Затем директор посмотрела ему прямо в глаза.       — Гермиона думала, что у тебя уже было достаточно хозяев в твоей жизни. Она не хотела, чтобы ты чувствовал себя в долгу перед ней, — Минерва помолчала ещё несколько мгновении. — Она сказала, что постаралась бы спасти любого, кого нашла бы в такой ситуации, даже Люциуса Малфоя, хотя добавила, что не сделала бы этого с таким энтузиазмом, если бы это был он.       Снейп не смог сдержать презрительного смешка.       — Да, могу себе представить.       — А это значит, — многозначительно продолжила директор, — что Гермиона хотела спасти тебя.       Они ещё некоторое время смотрели друг на друга, прежде чем он поднялся на ноги.       — Спасибо за кофе… И информацию, — добавил он.       — Что ты собираешься делать? — с беспокойством подняла она брови, тоже вставая.       — Я всё ещё не знаю, — ответил Северус. — У журнала перерыв до конца каникул — это даёт мне время обдумать свои варианты. — Он направился к двери.       — Есть ещё кое-что, — окликнула директор.       — Да? — спросил он, нетерпеливо повернувшись к ней и взявшись за ручку двери.       — Ты можешь перестать шнырять по школе и терроризировать учеников своими попытками конфисковать журналы. — Он посмотрел на неё с невинным видом. — А ещё ты можешь перестать смотреть на меня так, будто не понимаешь, о чём я говорю. Я слышала, что семикурсники опустошают свои сумки для осмотра. Правда, Северус, это выглядит жалко, — упрекнула она.       — А ваша точка зрения? — спросил Северус.       — Я взяла подписку и с удовольствием передам её тебе, когда прочитаю.       — Надеюсь, вы не тратите на это школьные деньги, — язвительно заметил он.       — А тебя бы это действительно волновало? — спросила она.       — Доброго дня, Минерва, — бросил Северус через плечо, уходя.       Возвращаясь в подземелье, он размышлял о том, какие у него есть варианты. Он мог бы прямо сказать ей об этом — пожурить её за самонадеянность, — но это не было так привлекательно, как он думал пару месяцев назад. Северус мог встретиться с ней лицом к лицу и высказать своё мнение… Благодарность — он предположил — за то, что она пыталась сделать, а потом велел бы ей положить этому конец. Или он мог ничего не делать. Вот, пожалуй, и весь его выбор. Конечно, в данный момент ему ничего не нужно было делать. Как Северус сказал Минерве, история была на паузе до Нового года: у него действительно было время подумать, что он собирается делать.