20.02. Очередной понедельник. Ситуация с Романом
Ах, вот бы отменить все обратно, встретиться в выходные! — такая мысль посещала Антона и в субботу, и в воскресенье, и даже в понедельник, когда выходные уже кончились. Несмотря на неясную ситуацию с найденными бумагами и пессимистичные прогнозы Влада, Горячев не мог вырваться из омута, в который залез. Он начинал писать хозяйке с чувством опасности и стыда за свою ложь, но каждый раз ловил себя на том, что не способен сопротивляться милым разговорам, легко балансирующим на грани невинности и откровенной сексуальности. Приходилось вырывать здравый смысл из лап желания. Подбирать аргументы… Чтобы остудить свой пыл, он искал волнение там, где так легко его нашел Вовин. Хозяйка, прячущаяся за непроницаемой маской на глазах Антона, отчего-то была уверена, что не понравится ему (правда ли был какой-то изъян во внешности?) — но вместе с тем не сопротивлялась играм в «я тебя найду». Впрочем, это всегда могло остаться только игрой и ложью уже с ее стороны. Горячев не знал, должен ли огорчаться — и все же мысль, что хозяйка останется призраком, заставляла его чувствовать себя одиноким заранее. Да к тому же не ей ли, правда, принадлежали подброшенные документы? Крысюк Роман мог достать их откуда угодно. Антон все же твердо вознамерился сперва попытаться решить хотя бы одну — самую очевидную — проблему. А потом вернуться к личному. Удивительно, но очередной рабочий визит в резиденцию прошел так же обыденно, как и все предыдущие. Антон ощущал себя террористом со злосчастными досье в рюкзаке, однако Елена радушно и без вопросов приняла его на промежуточном собеседовании, после — в обед — снова завела в женский коллектив, где все косые взгляды были направлены исключительно на широкие плечи да складки брюк в районе бедер. Никаких тебе шпионских игр. Никаких вопросов. И не то чтобы Горячева смущала только его недавняя находка — с того момента, как произошел случай в гараже, прошло больше недели, а слухов о пропаже, сплетен, разговоров не было тоже. Оставалось, действительно, лишь ворваться к человеку, с которого все началось. В четыре часа дня, когда у Антона не осталось никаких реальных неотложных дел в компании, он вошел в злополучную каморку — как всегда, без стука. И никого не нашел. Компьютеры были включены, но самого Романа нигде не было видно. На его столе царил идеальный порядок. Антон заметил портфель да бутылочку с антисептиком, затаившуюся за ножкой офисного стула. Создавалось впечатление, что сисадмин страшно спешил перед уходом. «Вот только насколько далеко ушел…» — подумал Горячев, оглянувшись на дверь, которую притворил за собой. В иной ситуации он не стал бы вламываться в чужую собственность и подождал бы снаружи, но сисадмин первым прибегнул к грязным приемам. И вот уже Антон сам стоит над чужими вещами… «Пиздец, просто пиздец. Уверен, тебе твой антисептик не помог — и мне тоже не поможет», — закусил он губы, осознав, что делает что-то совсем неправильное. Но все же ладони легли на крышку портфеля, ощупав дорогую кожу. Роман казался бесстрашным придурком, раз оставил такую вещь в открытом кабинете — но, наверное, ему просто некого было здесь бояться. «Все ведь выглядят такими милыми. Кроме тебя». Под уверенным нажатием пальца щелкнул замок, и Антону открылись черные портфельные внутренности. Все в нем было как у людей: такой же мрачный кошелек, набор отверток, зубная нить, компактные инструменты, какие-то документы, содержание которых касалось только самого Романа, мелочь, старый плеер, просто унижавший своим присутствием дорогой аксессуар, и прочее, прочее... И вдруг — мобильный телефон, случайно задев который, Антон увидел разблокированный экран и смс на нем: «Иди ко мне, я жду». Послано оно было с неизвестного смартфону сисадмина номера. «Господи, а блокировку тебя никто не учил ставить?» — вздохнул про себя Горячев, а сам вспотевшей рукой вытащил телефон на свет. Это сообщение оказалось единственным в переписке. Но кто теперь мог остановить Антона перед тем, чтобы залезть в историю? Однако в ней ничего не нашлось, словно Роман и вправду был бесконечно кислым и скучным типом, который просто не умел развлекаться. Или умел, вот только не веселиться в мессенджерах, а хорошенько чистить их содержимое. Горячев заметил, что даже переписка с родителями у Романа состояла из трех сухих сообщений, посланных пару часов назад. «Ладно, хорошо… Кто же тебя там ждал, интересно…» — пытался цепляться хоть за что-то Антон. Та смс была совсем свежей — и отсутствие Романа явно было ответом именно на него. Значит, отправился на встречу. Далеко ли? Тут в бой пошли уже досье из Горячевского рюкзака. В них содержались и контактные номера сотрудников Nature’s Touch — а значит, сразу можно было вычислить, не простая ли это смс в стиле «поднимись на второй этаж» или «выйди покурить, я за воротами». Но и здесь мимо — номер ни с чем не совпадал. Оставалось Антону надеяться на волю случая, ибо, в отличие от мобильного телефона, компьютер оказался запаролен. Единственное, до чего еще удалось додуматься — это сфотографировать номер на чужом экране. В то, что Роман мог бросить все из-за какой-то безобидной смс, не верилось. Но тратить еще больше времени становилось слишком страшно — и Антон наскоро замел следы своего вторжения... Только Горячев вырулил из мрачного царствования сисадмина, как тут же попался на глаза Лизе. Вздрогнул: «Ну, она же не видела, откуда я выходил?..» Девушка, казалось, была страшно рада встретить Антона, но глядела на него своими большими глазами непонимающе. Впрочем, такое выражение лица она носила постоянно. — О, Антон! А вы что тут, я думала, вы уже дальше поехали? — Да хотел зайти к Роману, но не застал его, — безобидно ответил Горячев, натягивая вежливую улыбку. Врал плохо — но полуправда замечательно избавляла от лишних переживаний насчет убедительности. Лиза ответом удовлетворилась и лишь крепче стиснула в руках какие-то цветастые папки. Переживала. — А он еще здесь, недавно видела. Он в подсобку шел зачем-то. Ну у него там инструменты, вроде как… Еще не уходил, вы его застанете! — разулыбалась Лиза, указав пальцем на нужную, но крайне неприметную из-за сливающегося со стенами резиденции цвета дверь, что находилась аккурат под лестницей на второй этаж. — О, это прекрасная новость! Ты мне очень помогла, потому что дело срочное, — выдохнул Горячев и обворожительно подмигнул, поспешив выскользнуть из поля зрения девушки. Буквально перепрыгнул через нее! Что ж, его действительно пронесло, раз Роман оставался настолько близко. Антон шагал через гостиную так поспешно, словно опаздывал на последний поезд. Примерно с той же скоростью страх и невроз перерастали в агрессию. Горячев ненавидел ощущать себя глупо, ненавидел навязчивое внутреннее чувство неуверенности… Вместе с неясными домыслами его подстегивала паранойя, будто все это лишь глупая шутка, напрасная беготня и такие же напрасные нарушения. «Ну, сука, если тебя и там не окажется…» — клял сисадмина Антон, ныряя за дверь под лестницей. Перед ним протянулся узкий спуск вниз. Горячев даже замер на мгновение, прислушиваясь. В звенящей, прерываемой лишь каким-то отдаленным шумом тишине он вдруг поймал одну здравую мысль: «Ладно, раз ты уходил, потому что тебя кто-то ждет… Что у вас там за свиданка в подвале?!» Памятуя, что обычно Роман так или иначе успевал прятать почти все свои улики, застигаемый врасплох топотом и грохотом, Антон решил для разнообразия быть значительно тише. Кроссовки здесь оказались только на руку: мягкая подошва вместо стучащих каблуков… Стараясь даже не дышать, он спустился по ступенькам и заглянул за перегородку, состоящую из стеллажа с разнообразным инвентарем. А там полумрак, едва освещающие захламленное помещение две лампочки и две же фигуры. Большой грузный мужчина, опираясь спиной о металлические полки, сидел на деревянном ящике, который натужно да жалобно под ним скрипел. Так же натужно, с надрывом, пыхтя, перед ним на коленях стоял Роман. Антону несложно было догадаться по звукам, что творилось здесь не что иное, как оральный секс. Большая лапа чужака — а Горячев никогда его не видел — собирала на затылке у сисадмина черные пряди, надавливала на маленькую голову, насаживала на член. Нельзя было даже предположить, что все это происходило без взаимного удовольствия. Как минимум потому, что всерьез Романа никто не сдерживал, и он без лишних возражений марал идеально черные брюки в грязи и пыли, стискивал руками костюмную ткань на чужих волосатых ногах, сопел и жадно пожирал плоть вновь и вновь. Мужик же выглядел довольным, но в этом удовольствии читались только самоуверенность и упоение собственной силой, унижение. Антон, вытаращив глаза, оцепенел, на одно мгновение даже забыл об опасности раскрыться. Став свидетелем постыдного, не мог оторвать глаз… А смог только тогда, когда изнутри обдало холодом и будто сдавило где-то возле солнечного сплетения. Горячев отвернулся, поднялся парой ступенек выше и лишь тогда выдохнул и утер пот со лба. О Романе и до этого можно было думать что угодно, но лимит вмешательств в частную жизнь на сегодня оказался исчерпан. Все, чего хотелось Антону в эту минуту — просто забыть увиденное и уйти. А единственная мысль, которая билась о стенки черепа так же быстро, как сердце, была «пиздец». Сильные ноги напружинились, а Антон, хоть и тихо, но придал себе ускорения в движении наверх. Да вот незадача — край железного прута, выпирающий из-под бетона, неожиданно оказался на пути взлетевшего носка… В своей спешке Горячев споткнулся, оступился — и врезался коленями в край ступеньки. Покрытая скользкой краской стена в попытке нашарить перила не уберегла от громкого и болезненного падения. — ...Сука! — Сука! — вторил ему сиплый голос незнакомого мужчины. Потом послышался удар, металлический скрежет, шипение Романа. — Я сказал тебе, падле, закрыть дверь! Ромочка, кого хера? Ты настолько, сука, тупой? Сам разбирайся с этим дерьмом! Спешное шуршание одежд, еще один глухой удар — и Роман взвыл. Причин всего этого Горячев не видел, но почувствовал, как через считаные секунды мощные лапы схватили его за шиворот рубашки, стащили с лестницы и отшвырнули в сторону. Антон врезался спиной в холодную стену, застонав от новой волны боли. Незнакомец задержался на Горячеве взглядом маленьких заплывших глаз. Это был высокий, большой мужик с хорошо развитым телом и, казалось, широким даже скелетом. Его налысо бритая голова правильной формы бликовала в свете ламп, руки сжались в кулаки, строгий костюм сидел на громоздкой фигуре туго, но дорого. Когда-то такой образ человека облагали прилагательным «новый» рядом с национальностью «русский», но этот был без цепей, татуировок, золотых зубов и выглядел прилично даже при наличии вздыбившийся в лицо Горячеву ширинки. Можно было ставить рядом с Лехой в его «парадно-выходном»... Но ничего иного Антон рассмотреть не успел, а мужик желчно сплюнул ему под ноги и зашагал на выход. Для того чтобы оправиться от шока и вернуть контроль над собственным телом, понадобилось только услышать удар захлопнувшейся двери наверху. Адреналин вскипел, Горячев вскочил на ноги — и тут же ринулся в противоположную сторону, обратно, в саму подсобку. За Романом. Сисадмин сидел на полу возле полок и ящика, держать за лоб. Приблизившись, Антон молча взглянул на него со смесью жалости и пренебрежения… Перед глазами все еще стояла картина, что и у кого Роман брал в рот. И все же первое, что увидел тот перед собой, был не очередной кулак, а протянутая пыльная ладонь со ссадинами внизу, ближе к запястью. — Антон, блядь. Вот почему ты везде лезешь, а? — Роман оттолкнул руку Горячева, медленно и косо поднялся сам, хватаясь за стеллаж. В голове, судя по тому, как он жмурился, звенело, глаз опух. Сисадмин казался действительно расстроенным. Антон даже увидел следы слез в напряженном воспаленном взгляде. — Почему ты нормально не пересрал и не свалил? В ответ на злость и обиду жалость Горячева вновь сменилась гневом. Он вздыбился, выдвинул челюсть, а Роман оказался одним умелым толчком зажат в угол. — Потому что у меня постоянно рядом с тобой все идет через жопу! — зарычал Антон, нависая над напружинившимся сисадмином. — Что, похоже, совершенно неудивительно при твоем образе жизни!.. Ты сам себе как, нормально ситуацию представляешь?! Кто это был вообще?! Слова подействовали как пощечина. Антон сказал что-то такое, что Роман и сам знал, и хотел было ответить, опровергнуть, а потом притих и взгляд его переменился. Опустился. Сисадмин не защищался, только отворачивался от Горячева. — Какую ситуацию? Тебя смутила моя личная жизнь? Или то, что я тебе специально подкинул, кретин ты, чтобы показать, что за тобой следят? А теперь из-за тебя, тупицы, я в еще большей жопе! Тупой красавчик ты, Антон, вот кто! Бабы таких любят, а в голове ни хрена нет, — прошипел сисадмин. — Ты думаешь, я не нашел бы более удачного случая тебя подставить?! Не от тебя я, уебок, прятался! Горячев помолчал, двигая желваками. Он шарил взглядом по бледному побитому лицу, пытался найти уловки… Но Роман был так напуган и раздосадован, что мышцы в готовых к борьбе руках сами собой расслабились. Антон голос понизил, и теперь, хотя и продолжал давить, делал это шепотом: — Когда хотят что-то показать, обычно нормально показывают… Я хуй знает, как у тебя с подставами, но остаться со мной наедине у тебя более удачных случаев была масса. Или по чужим вещам шариться — хорошая идея? — о собственной «ответочке» — ни слова. А Роман получил тычок пальцем в грудь. — Так что хватит плеваться тут ядом, фильтруй базар. «Ромочка…» Или ты мне начистоту все рассказываешь, или я сразу пойду к Богдановой. Или к Богданову. Не сами же на себя они там тоже писали? Я внимательно читал... Так… Антон вздохнул, хмурясь. Стал думать, выбирать из памяти все странные эпизоды. А Роман, может, и хотел бы ответить наперерез, но Горячев одарил его таким взглядом, что желание, похоже, улетучилось быстро. Зато допрос — продолжился. — Первое. Где ты взял эти свои бумажки? — Антошенька, ну… серьезно… Понимаю теперь, почему от тебя начальник в восторге. Ты глупый. Он любит идиотов. Ты требуешь от меня ответов на вопросы, издеваясь? — Рома потер лоб, пытаясь отвоевать немного личного пространства. Но не вышло, тогда сисадмин разозлился: — И, может, ты отойдешь от меня? А то поцелую губами, которыми только недавно падал на грязный мужичий хуй. Было бы в подсобке светлее — Роман увидел бы, как Антон покраснел от тройной дозы возмущения и ярости… Но аргумент был не столько реально убийственный (потому что Горячев знал очень много способов, как держать противника на расстоянии от себя), сколько мерзкий. Пришлось, скривившись, отступить на шаг. — Два раза переспрашивать не буду. Рыпнешься — не убежишь далеко. — Если ты думаешь, что я тебе не отвечу — это ты зря. Просто его... — Роман вздохнул. Он скрестил руки на груди и опустил взгляд, не желая сталкиваться с Горячевым. — Его я бить не хотел. А в случае чего повешу все побои на тебя. Ты бы сам ни в жизнь не нашел, где я, верно? Тебе кто-то подсказал. А значит, у меня есть свидетель, Антоша. Так что это я тут стою по своей воле и с тобой разговариваю, а не ты меня держишь, усек? Послушай… Объясняю для очень тугих: в сумке у тебя рылся по очень простой причине — не знал я, на чьей ты стороне. Я сначала думал, что ты играешь против Богдановых. Ну а зачем иначе ты здесь появился в такое время? Так внезапно, и эти фиксированные встречи после работы? А потом понял, что ты вообще третье лицо, случайный парень. Переживал, что тебя, дебила, заденет наотмашь. Вот и решил подсказать, что здесь творится неладное. Рискнул. Думал, ты увидишь на себя документы и свалишь сразу от греха подальше. Пожалел теперь... Откуда документы — не скажу, ибо уверен, что ты и туда полезешь и нарвешься. Да и это личное, — сисадмина передернуло, он съежился. — Рома… Поздно пить «боржоми», я, по-моему, уже нарвался, — Антон развел руками. — Куда я тебе свалю, ты хоть понимаешь, какой у меня контракт? Да мечта это! И работа, главное, отлично вся идет, в пизде только то, что опосля происходит! — Он скрестил руки на груди, оценивающе взглянув на горе-защитника. — Ладно. Ты, значит, начальника защищаешь? От чего, конечно, тоже не скажешь — ну, допустим, какое-то корпоративное дерьмо, что при таких деньгах неудивительно… Но ты прекрасно понимаешь, что чем больше ясности ты внесешь сейчас, тем меньше шансов, что я спрошу не того. Так что давай второе. Этот, — он кивнул в сторону лестницы, — не он тебе тогда звонил? Больно интонации похожи… Что это за хер? И какого черта, будь у тебя трижды тут игры в Штирлица, ты не можешь заниматься тем, чем занимаешься, где-то еще? За закрытыми дверями? Да сюда кто угодно мог зайти! Вон, Лиза! Она мне и сказала. Сложно не заметить Романа, который вылез и куда-то пошел, знаешь… — У меня не было выбора. Дверь обычно закрывается, но… — сисадмин помрачнел окончательно, а его взгляд судорожно забегал, дыхание сбилось. Романа сковал самый настоящий страх. — Не начальника, Антон, я защищаю. Мне на него плевать, я вообще к Богдановым отношусь плохо. Не доверяю. Как и тебе, собственно, но я уверен, что ты правда просто дурак, который попал не в то место и не в то время. «Спасибо» бы хоть сказал, а… Теперь мне пиздец… И не только мне, я все испортил… Не стоило, твою мать, ну зачем я… — Роман схватился за голову, стискивая пальцами череп. Ужас на лице, который дошел с опозданием, исказил его, предал болезненности. Все, что смог Роман, это отвернуться. — Ради такого дурня разорвал в клочья идеальное полуторагодовое сотрудничество… — Роман… — Антон, видя, что ситуация выходит из-под контроля, обхватил плечи сисадмина руками и встряхнул его. — Успокойся, мать твою… Я еще не решил, кому стучать на тебя и стучать ли вообще, потому что... все через задницу! Объясняй мне все, господи! Или даже… — он оглянулся на лестницу. В подсобке было тихо, как в склепе. — Или давай мы сначала уйдем отсюда? Ты мне не веришь, я тебе не верю… Но я тебя отпускать не собираюсь, а торчать здесь — уже себе дороже. Я отсюда уже минут сорок как свалить должен был, а мой байк до сих пор в гараже. А тому, куда я ходил в последний раз, как ты говоришь, есть свидетели. — Мы уйдем вместе — и нам жопа. У них везде камеры. И не все охранники добросовестные ребята, как я понял, — Роман покачал головой, уткнувшись лбом в холодный металл стеллажа. — Я сам не знаю всего, дурак. Именно поэтому я и пытался проверить тебя сначала… — Ок, не вместе так не вместе. Я не слишком спешу домой… — Антон отстранился и зачесал волосы назад. Его покачивало от адреналина — и хотелось бы выплеснуть куда-то адское напряжение, скопившееся в теле, но даже тот амбал, любящий мальчиков, свалил, не полез в драку — не отобьешься. И страшно тоже было. И что делать — неясно. — Тогда я поеду. И буду ждать… давай возле автобусной остановки? До пяти часов. До пяти пятнадцати… Ну а если нет — значит, нет. Значит, пойду говорить с теми, кого сам здесь главными считаю. — Хорошо. Договорились, иди… — бросил Роман, не глядя на Антона. — Я обязательно доберусь до тебя. У меня есть твой номер, а ты мой… Подожди. Я дам другой. Дай руку. Роман достал из кармана рубашки ручку, схватил руку Горячева (тот дернулся от отвращения на секунду, но сдержался) и, развернув ее ладонью, начал писать. Минута — и Антон стал «счастливым» обладателем личного номера сисадмина. Почти что красная кнопка. Но в мысли вместо облегчения от того, что, быть может, Роман и правда хочет помочь, влетела другая — дурная… Снова в голове — отвратительная картина из совсем недавнего прошлого. Антон, напрягшись всем телом, превратился в осязание, отчужденно взглянув на сисадмина. К счастью, его руки были хоть и узкими, и жилистыми, но — сухими, как наждачка… — Хорошо… — Антон кивнул. — Я маякну, как буду на месте. Пять пятнадцать. Ну ты понял. Одно из самых удручающих мест в городе зимой — это остановки. Утром, днем и вечером они являлись воплощением уныния и безразличия. Отправная точка для человека, только начало или конец пути, что в любом из случаев несет в себе лишь негативную эмоцию; нежелание и страх движения, усталость и измотанность на финише. Мрачный пейзаж из столбов фонарей и людей, тяжелая одежда, серые от освещения и авитаминоза лица, подтаявшая слякоть, грязь. Желтый и черный снег рядом с дорогой лег под ногами Антона. Культурная столица, может, и дышала полной грудью, но легкие ее были преисполнены мокротой, которую Царское Село в спазме отхаркивало под колеса машин. На часах — пять пятнадцать. Горячев стоял под козырьком остановки, пряча лицо от пронизывающего до самых костей ветра. Люди проходили мимо, но ни в каком силуэте Антон не узнавал Романа. В чате замерло смс с призывом: «Я на месте. Ты где?» Пять тридцать. Антон уже прилично замерз. Люди прибывали на остановку, а потом разом исчезали в громоздких уставших автобусах, впадая в вены города — инфраструктуру. Но Романа так и не было видно. Тогда Горячев предпринял отчаянную попытку позвонить, но на том конце никто не ответил. Диспетчер предложил оставить голосовое сообщение после звукового сигнала. Еще одна попытка — тот же результат. Еще. И еще. И после аппарат абонента перестал откликаться, а Антону бездушно сообщили, что телефон отключен. Горячев уже порядком разозлился, однако в свете всей отвратительности ситуации решил не делать поспешных выводов. У Романа, в отличие от него, рабочий график таким свободным мог и не быть — мало ли, задержался по делу... Надеясь на то, что сисадмин окажется на месте, Антон написал ему и в телеграм, и смс на рабочий номер: «Ты где? Жду еще пятнадцать минут!» Но и здесь постигла неудача. Никто по-прежнему не отвечал и даже не заходил в сеть. Заскрежетав зубами, Антон плюнул на все и оглянулся. Соседний домик заманивал вывеской китайского ресторана, высмотренного в качестве места для переговоров еще полчаса назад. Не желая садиться на байк с такого мороза, Антон зашагал туда один; он в буквальном смысле едва ли мог сжать и расправить ладонь — погода выдалась на удивление промозглой и ветреной. А в тепле ему и думалось лучше, да горячий чай настраивал на более уравновешенное восприятие действительности… Перебирая в голове события минувшего часа (впрочем, он предпочел бы их забыть и обнаружить, что это лишь ночной кошмар), Антон попытался победить панику и составить общую картину. Что ж, можно было допустить, что Роман — вовсе не отрицательный герой. Горячев видел его взгляд и отчаяние; да и вспоминая ранние встречи, можно было сказать, что этот странный парень из каморки хоть и не отличался открытостью, но все же не врал… Не врал ни разу. Хотел предупредить, говорил он, помочь? Роман упоминал какие-то стороны, но так и не стало яснее, кто за кого… Одну, очевидно, занимали Богдановы. Антон симпатизировал им, но слова сисадмина посеяли зерно сомнения. А кто был на другой стороне? И принадлежал ли к ней Роман, или же он до поры тоже являлся «третьим лицом», как и Горячев, но корпоративные распри затянули и его? Многие факторы указывали на факт, что действующих лиц безумной дворцовой пьесы хватало прямо здесь, в доме компании, но мало того, что Антон пришел далеко не к первому действию, так еще и без сценария, без малейшего представления о сюжете… Ну а какую роль мог играть тот мужик, которого он видел с Романом? Был ли это тоже сотрудник Nature’s Touch? Или партнер? Вряд ли по территории мог свободно расхаживать какой-то левый папик, будь он даже трижды при деньгах. А что тогда вообще с хозяйкой?.. В голову невольно полезли предзнаменования Вовина. А прежний страх о том, что через нее-то, перед ней открывшись, с ней откровенничая, Антон отдал кому-то все управляющие нити, вернулся. И, может быть, раз Елена знала, кто проводит сеансы, они были на одной стороне. Но являлась ли она светлой… Горячев вздохнул и закрыл глаза. Как бы то ни было, но Роман опоздал уже на час, и повторные попытки вызвонить его принесли тот же нулевой результат. Возможно, это значило, что сисадмин обманул и сейчас кто-то с его донесения стряпает легкий план по устранению с поля любопытного, но действительно патологически тупого (вляпаться в такое! с порога!) пиарщика. А возможно, страхи этого несчастного пидораса, как успел в сердцах обозвать про себя Романа Антон, оправдались, и ему попросту не дали даже на соседнюю улицу свернуть. Грешным делом, Горячев думал, что безопаснее всего теперь — и впрямь плюнуть на все, расторгнуть контракт, передать работу кому-то еще, пока не слишком поздно… Но подобная осторожность граничила с полной трусостью. И хотя здравый смысл уже вопил, мол, «это не твое дело!» — что-то внутри ворочалось, дергало непрерывно: «А ведь там, похоже, могут пострадать невинные люди…» И еще та часть мозга, которая отвечала за абсурд, помогала новыми теориями заговоров: «Посмотри на их собственность! На их офисы! Откуда у молодой фирмы такие деньги? Да здесь наверняка мафия!» Вопросы мучили. Антон чувствовал себя настолько неуверенно, что боялся возвращаться за руль. И напиться хотелось, как не хотелось очень давно — до беспамятства. Но ночевать ему тогда в лучшем случае под воротами проклятого дома. Горячев успокоил себя тем, что самым здравым все же был его первоначальный план. Не выйдет ничего узнать — пойдет сдаваться Елене. Все-таки Антон тоже был защищен юридически, а в Nature’s Touch его взяли не с улицы — выбрали. Кому, как не работодателю, успокаивать разволновавшегося, и это еще мягко сказано, подчиненного? Он был готов проглотить что угодно, лишь бы мир вновь стал простым и понятным. Годы, когда приятно было воображать себя мальчиком, попавшим во дворец в тридевятом царстве, встретившим короля с королевой и принцессу, которая не показывалась целому миру, будучи заколдованной и заточенной в башне, — мальчиком, который в конце концов станет героем с мечом наперевес, которому суждено преодолеть какие-то испытания, чтобы снять проклятие, — эти годы прошли. Лучше бы дальше собирал ледяные осколки…21.02. Разговор с Еленой о Романе
Несмотря на то что дело пахло жареным, друзьям Антон снова ничего не рассказал. Даже Владу. Горячев понял, что любые сторонние волнения расшатают его, и так слишком растерянного — да и тогда его точно заставят попросту сжечь мосты, не дав шанса во всем разобраться. На следующее утро от Романа по-прежнему не было никаких вестей. В сеть он так и не вышел, хотя в рабочие часы контакт сисадмина мелькал в онлайне регулярно. Антон, отложив все дела в своем и без того ненормированном графике, встряхнулся и внепланово поехал в Пушкин — опять. Мчал по чистому в позднее утро шоссе, яростно разбрызгивая снежную грязь. Вновь ворота, вновь звонок. Охрана впускала Горячева без лишних вопросов — совсем он стал своим. Раздевшись, Антон первым делом завернул к Роману, но столкнулся только с открытым пустым кабинетом. Назад дороги в любом случае уже не было. Тяжело вздохнув, Горячев направился через гостиную к широкой лестнице на второй этаж — в кабинет к Елене. Богданову удалось застать за телефонным разговором. Елена смотрела в окно, перебирая пальцами левой руки и раздраженно кривя губы, но отвечала бесконечно ровно и легко. Она оглянулась, махнула Антону, приглашая его войти, но разговор продолжила: — Да, сообщили о поставке кокосового масла. Угу. Ну я откуда знаю, почему узкоглазые друзья задерживают? Не знаю. Да. Нет. Ну после своего Нового года отходят. Ну и что, что уже неделя с лишним прошла? Наши до сих пор еще не очнулись, а уже второй месяц прошел. До сих пор гоняю. Да. Поняла, до свидания. Елена отключила телефон, подошла к столу и записала что-то в ежедневнике. Как робот, она словно завершила отложенную программу, потом выпрямилась и улыбнулась Антону: — Горячев, рада тебя видеть. Ты чего приехал, вроде, все сделали вчера, нет? Я думаю, тебе уже пора переходить к нам в компанию на полный рабочий день… Антон ухмыльнулся, но тут же отвел глаза. А он-то себя считал храбрецом! Но одно дело — зубоскалить в лицо крупному начальнику, чтобы продать самого себя как специалиста. И совсем другое — заговаривать о чем-то жутком, не имея об этом на деле никакого представления. Начал Горячев с самого банального и насущного, что только смог придумать. — Елена… А ты не знаешь, куда пропал Роман? — Да, — незамедлительно ответила она, — на больничном. Вроде как, даже до госпитализации дело дошло, больничный лист пришлет заказным письмом. А что, тебе он нужен? Он отключил телефон, вероятно, что-то серьезное. — М… — вот и все, что Антон смог произнести, продолжая глядеть в пол. У него перехватило дыхание, а сердце будто уплыло куда-то вниз живота. Могло статься, что это просто несчастный случай. Но сосулькам на голову Романа падать было неоткуда, а под колеса в Пушкине попасть было почти невозможно — слишком медленное тут движение, слишком мало еще машин на дорогах. Что должно было произойти буквально за сорок минут, чтобы из-за этого попасть в больницу? Думать не хотелось. К чему бы Горячев теперь ни пришел, он все равно ощущал ответственность. Или даже вину. Ладони сжались в кулаки. Антон сам себя готов был избить — хотя бы ради того, чтобы проявить достойную уважения решительность в эту минуту. — Но он же тебе писал? Он не говорил хотя бы приблизительно, что с ним? — Нет, — озадачилась Елена, уже не отнимая внимательного взгляда от Горячева. — Вернее, да, написал, но о том, что с ним произошло — не сообщил. Только уведомил о больничном, да и все… Так, Антон, что происходит? — Я не знаю, что! Правда не знаю… Но у меня вот уже вторую неделю голова кругом идет, а вчера… Слушай, — Горячев потер плечо, пытаясь разогреть ладонью мигом озябшую кожу. — Я не знаю, что у вас тут происходит — в этом доме или в компании, но, кажется, на вас, в смысле не на тебя лично, кто-то точит зуб. Я видел и слышал странные вещи… А за Романом, может быть, стоит присмотреть, как только станет известно, в какую больницу его положили, потому что парень, по-моему, в дерьме по уши. Мы можем с тобой поговорить… в обед? Можно не здесь, можем выйти в город… Я понимаю, что фиговый повод пригласить девушку в ресторан, но я не знаю, как тут лучше… Очень надеюсь, что я просто что-то не так понял и накрутил себя. Елена замолчала, несколько секунд сканируя Антона. Думала, вероятно, лжет он или нет, и что это вообще все значит, явно была сбита с толку, но не подавала вида: — Только не переживай. Я думаю, все лучше, чем ты думаешь. Да, давай пообедаем вместе. И поговорим. Через некоторое время они уже сидели в самом углу совершенно пустого зала в том же кафе, в котором Антон согревался днем ранее. Они взяли салаты и горячее, чай, но заказ готовился без спешки и с душой для единственных посетителей, а, значит, спрятаться за едой не вышло бы. Раньше тарелок на стол легли уже порядком помятые бумаги с досье и пометками. — Вот, — начал Антон. — Все началось с этого. Помнишь, тот раз, когда я приезжал поздно вечером в среду — ну, на тренинг?.. А в гараже увидел Романа, который закладывает мне что-то в бардачок. Там крышка была сломана, я нашел только через неделю, когда занялся ремонтом… Елена было мельком бросила взгляд на бумаги, как ее глаза округлились, а белая кожа вдруг раскраснелась. Как оказалось, от гнева: — Так, подожди. Это мое, из сейфа! — взвилась Богданова. — Это у кого было? У Романа? — Елена взяла документы, принялась разглядывать внимательнее. — Ничего не понимаю… — Да. Но он не сказал, где их взял. Сказал только, что подкинул, потому что хотел меня предупредить… Не привлекая внимания. И чтобы я не психанул раньше времени, — Антон снял пару листов, открывая перед Богдановой страницу с информацией по себе самому. — Это вы помечали красным? — Нет. Я только документы готовила, Лев просил, когда думал о твоей кандидатуре. Пометки не мои… Это же, — Елена пригляделась, — твое время прибытия к нам? Вечером? Антон, за тобой следят. И, судя по всему, не только за тобой. Что еще сказал Роман? Антон, насколько смог подробно, изложил суть доводов сисадмина. А также поведал о том, что после этого они договорились встретиться и Роман даже поделился своим номером телефона, но куда-то пропал. — Я не очень доверял ему до этого момента, но зря, кажется… Просто я его самого пару раз ловил на чем-то странном, и, честно говоря, это было явно не то, что я вообще имел право видеть, — Антон запнулся, дойдя мыслью до того, с чего началась их последняя с сисадмином встреча. В своем рассказе он этот эпизод, конечно же, опустил, а теперь глядел на Елену с большим сомнением. Пожалуй, все подробности без суда знать было без надобности. — А что за… лысый амбал в костюме? — Не знаю, у нас их столько, — сразу переключилась Богданова дальше, перебирая пальцы рук, облаченных в перчатки. — Какой именно? Отличительные черты помимо «лысый» и «амбал»? — В костюме, — покачал головой Антон. — Я лица не разглядел. Вообще ничего. Сложно, когда летишь на пол… Роман его не стал называть. — Летишь на пол? В смысле, Антон, он тебя еще и покалечил? — Елена так повысила тон, что официанты оглянулись. Она тут же сделалась тише, наклонилась к Антону и взяла его за руку, стиснув. Тот вздрогнул и замотал головой — мол, да нет же, целый. — Не переживай, сегодня же поговорю со Львом, заменим всю охрану. Скорее всего, это просто корпоративная война. А до Романа дозвонимся, найдем, а если нет, буду звонить во все больницы по старинке. Мне не впервой, — Богданова улыбнулась. — Страшно спросить, насколько давняя война, раз тебе не впервой больницы обзванивать… — Антон вздохнул. — Я их вдвоем видел. Они меня сначала не заметили, но… Все по пизде, — он закрыл глаза и потер лицо ладонью. На этикет — наплевать. — В общем, он Романа приложил лицом о стеллаж. Меня так, с дороги убрал… Но он, в общем… Роман был совсем напуган. Может, здоровее был бы сейчас, если бы не я. — Не вини себя. Стечение обстоятельств, а Романа, скорее всего, просто запугивают. Это норма в бизнесе. Мне жаль, что тебе пришлось с этим столкнуться, но давай договоримся, что в следующий раз ты сразу пойдешь ко мне? Не знаю, кто это, но это что-то болезненное и уже проникло в сердце улья. Главное, чтобы не сожрало нашу Королеву... Боюсь только одного, — Елена откинулась на диванчик, забившись спиной в мягкую обивку. Она шагала пальцами по срезу собственной челюсти. — Королеву? — переспросил Антон, вскинув голову. Это слово даже в контексте метафоры звучало так неправильно фантастически, словно Богданова прокралась Горячеву в самые потаенные уголки мыслей и достала его оттуда, как было. — Чего боишься? — Что тебя выбрали следующим инструментом. Похоже на обыкновенную преступную махинацию, — проигнорировала первоначальный вопрос Елена. — Стандартное запугивание удобных сотрудников, слежка, подставные лица, попытка взять человека в оборот и посадить его на крючок. У нас уже были такие случаи с конкурентами. И недобросовестные журналюги были, и все это вот. Поэтому на всех сотрудников составляем досье. Но чтобы так, чтобы били… И чтобы этот некто заходил свободно на территорию резиденции — такое впервые… Если я покажу тебе фото, ты вспомнишь? Антон кивнул, отрешенно смотря то ли на Елену, то ли сквозь нее. Именно в этот момент принесли еду, но аппетит пропал, а подавленный голод отзывался неприятным давлением внутри под ребрами. Автоматически Антон припал губами к пиале с чаем, а потом, наткнувшись взглядом на руки в светлых перчатках, спросил уже совсем о другом: — Та женщина, к которой я хожу на терапию… Вы ведь ее знаете? Она никак в этом не замешана? Секундное молчание, но Антону казалось, что он слышал, как начала обрастать льдом и трещать на загривке кожа Богдановой. Брови Горячева поднялись, он насторожился. Но она тоже выпила чай, улыбнулась. — Нет, точно никак. Она, — Елена напряглась, но не подбирала правильное слово. Было в этом расчетливом взгляде нечто другое. — Она не хотела бы раскрывать своих данных для чистоты эксперимента. К слову, как тебе, Антон, помогает? Горячев, отзеркалив чужую заминку, на миг тоже замер. Но он и так был расшатан настолько, что, стоило мыслям о хозяйке непрерывным потоком хлынуть в сознание, выместив все остальное, как на его лице сама собой возникла глупая ухмылка. — Ну да, — пробормотал он, на этот раз уже целенаправленно спрятавшись за напитком. — Узнал много нового… — Ладно. Больше не переживаешь? Не бойся, я тебя в обиду не дам, — улыбнулась Богданова еще шире, но как-то нервно. Подумав с минуту, тут же исправилась: — И не только я. У нас в целом достаточно хорошая команда. Так жалко, что твое знакомство с нами начинается как-то… Так. — Рыцарь Елена в сияющих доспехах… Прямо топчешь мое мужское достоинство. Надеюсь, ты хотя бы не собираешься за себя платить? — Антон шутливо закатил глаза и прижмурился. Какая-никакая ясность и непрошеные жаркие воспоминания отогрели его. Одичавшее за время тело запросило компенсацию — как и звенящие нервы нуждались в разрядке. — Даже не начинала еще. Когда начну, обещаю, ты ощутишь боль и дискомфорт, — отмахнулась Богданова, усмехнувшись. Она сдавливала пальцами правой руки проксимальную фалангу безымянного левой. — А платить за себя сам будешь, взрослый уже. — Верно, заплачу за себя — и за тебя, — продолжал дерзко щуриться Антон. Он пересел поудобнее, раскинув бедра. Снова организм играл с ним злую шутку — это ли не значило, что хотя бы на время опасность миновала? Да и Елена с ее лаской в голосе, ее эмоции, прорывающиеся сквозь сдержанный тон — все это странным образом вошло в резонанс с мыслями Горячева о том, как его разговоры с невидимой собеседницей могли бы звучать… Бессознательное доверие захлестывало. Он крайне редко страдал переизбытком сентиментальности, но именно сейчас снова пробудилось внутри полюбившееся в последнее время ощущение идеального момента, разделенного с кем-то. Сам Антон чувствовал себя в такие минуты всезнающим. О нем, может, многие и сказали бы, что он ничего не знает о женщинах — но кое-что в их психологии Горячев угадывать умел. — Или у тебя есть кто-то отдельный для того, чтобы за тебя платить? — Верно, есть. Но даже если бы не было, я бы тебе все равно не позволила, — засмеялась Богданова и хищно щелкнула зубами. Елена была хитрая и вертлявая, а потому сразу за отказом последовала контратака — интерес: — А зачем ты спрашиваешь? — Я любопытный, — пожал плечами Антон, улыбаясь. Тут-то он уже и к еде приступил. — Но не муж же, жених, наверное? Ты не похожа на замужнюю. — Жених, — коротко подтвердила Богданова, беззвучно размешивая ложечкой свой чай. На ее лице играла спокойная, уверенная улыбка. — И как ты догадался? — По жестам. Сотню раз видел, как девушки крутят колечко на пальце прямо вот так, — Антон рассмеялся. — Наверное, это записано в генетическом коде. Наверное, совсем недавно? Ну, предложение? — А ты хороший психолог. Тебе точно следует работать у нас, Антон, — уверила Елена, улыбаясь в ответ. — Да, как раз месяц назад. Пока не могу привыкнуть к такому статусу. Да и на нежную невесту я похожа так… С натяжкой. Кольцо мешает, а носить нужно. — Да нет... Не хороший. Просто по роду деятельности разбираюсь, — Горячев пожал плечами. — Но спасибо за приглашение. Честно говоря, если на постоянной основе вы пиарщикам платите столько же, сколько по временному договору, я готов хоть сегодня увольняться из агентства и подло бежать к вам... Антон обнял ладонями пиалу с чаем, задумчиво окинув взглядом Елену. Кольцо мешает, сказала она? Ну, под перчаткой — положим... — А разве нельзя его снимать? Ну, ты же все равно руки прячешь... Жених-то, поди, здесь этого не видит, — уже вслух озвучил Горячев свои мысли. — Если берет за руку, чувствует. В любом случае это ведет к конфликтам, которые мне не нужны. Легче, поверь мне, носить. Ну а если снимать периодически, сам понимаешь, это может привести к вопросам. Мол, зачем, почему сняла, прячешь, что ли? Если увидит, — Богданова немного напряглась, интуитивно скрывая руки за чашкой. — А он, значит, все же здесь работает? — поднял брови Антон. — Прости, если завалил вопросами... Ревнивый он у тебя. Он неуверенно улыбнулся, еще раз просканировав Богданову взглядом. Терзало Горячева смутное чувство, будто замдиректора не так уж и рада своей помолвке. Да и к чему все же были ее перчатки? Что она под ними прятала, кроме кольца? Если носила по прихоти — отчего не сняла, когда получила одно из самых желанных для многих женщин украшений? Если по необходимости, то к чему были эти обязательства? Антон снова опустил взгляд на руки Елены, на длинные узкие ладони, на смягченные перчатками контуры пальцев… — Не совсем, является партнером. Точнее, у него работает. Немного, да, ревнив. Мне кажется, каждый здоровый человек немного ревнив. Главное, не переходить черту, — Елена пожала плечами. — Ладно, Антон, если тебе легче, то я пойду, наверное. Как только узнаю что о Романе, свяжусь с тобой, да? Ну и вообще как что узнаю. Антон спрятал улыбку и с тихим вздохом кивнул. Одного взгляда на часы хватало, чтобы понять — его время вышло. И, вроде, не на что жаловаться. А с другой стороны, столько тепла было только что между ними, затронутыми одной бедой, и так до странного естественно и легко шло их общение... Но Елена уже включилась в работу и стала холодна как лед. Антон испытал невольный укол обиды. А еще вдруг почувствовал себя брошенным. Хотелось растянуть это мгновение еще на час, два... — Спасибо. Что выслушала. Надеюсь, ситуация разрешится лучшим образом... — Антон потер ладони друг о друга. — Я заплачу. За обоих, — почти с давлением добавил он, смотря ей прямо в глаза и дерзко щурясь. Елена забегала взглядом, потянулась было за кошельком в сумку, но остановилась. Это было сложное для нее решение, судя по выражению лица. — Ладно. Но в следующий раз я угощаю, хорошо? Антон удовлетворенно улыбнулся.