Лишь раз коснувшись тебя...

      Она потеряла себя. В ворохе чувств и эмоций, всегда веселая и позитивная, с любовью смотрящая на мир, потеряла себя, начав ненавидеть все и всех. Потеряла свою личность, преподнеся себя на пьедестал чужих желаний, потеряла свободу, добровольно позволив надеть на себя ошейник. Сидела на пожарной лестнице больницы, вцепившись в прутья и поливаясь громкими слезами. Футболка, пропитанная кровью, должно быть, холодила кожу на осенних порывах ветра, но она не замечала и этого. Ревела навзрыд, окончательно теряя скудные остатки своей личности: забывая любимые вкусы, забывая любимые цвета. Любимые фильмы... любимые песни. Забывая все, что было дорого, воздвигая на первое место только один облик в неизменном черно-белом пиджаке и с серыми, холодными глазами, исчезнувший из ее жизни навсегда.

***

      Оказалось, что должность детектива не такая радужная. Впрочем, меня предупреждали об этом. Не раз слышала предостережения от Хэнка Андерсона из отдела по девиантам, от Эластора Кинга из отдела по наркотикам, даже от собственной мамы, которая искренне беспокоилась за свою дочь. Капитан Фаулер не раз проводил со мной беседу, всячески акцентируя внимание на моей готовности отправиться в Иллинойс для стажировки перед тем, как перенять статус детектива. Тогда мне казалось это детским лепетом, всего лишь бурным беспокойством со стороны коллег. Что может быть сложного в работе детектива, если ты уже три года проишачил патрульным, успев и в морду получить, и на выпотрошенные трупы посмотреть, и на тела выкинутых в мусорку младенцев полицезреть?.. как оказалось, все не так просто. Впрочем, спасибо простодушному и позитивному характеру, которым меня одарили родители. И Ричарду. Спасибо Ричарду за его умение вовремя подставить плечо.       Вернувшись из Иллинойса с положительными рекомендациями, я была преисполнена боевым стремлением ринуться на работу, дабы на полном основании совершать правосудие и нести возмездие. Не пугали ни новые должностные обязанности, ни Гэвин Рид, от вида которого меня тошнит, и с которым придется вновь работать плечом к плечу, вернувшись обратно в Детройт. Но пугала неизвестность, а именно реакция коллег при виде меня, держащейся за руку с RK900. Наверное, поэтому мы и не держались… а может, на то были иные причины.       День был безумно сложным. Убийство, очередной протокол, очередные улики. Труп человека в луже красной крови, пропитанный алой жидкостью ковер. Замок не вскрыт – убийца был жертве знаком. Напарник в лице темнокожей женщины остался на месте преступления, позволив мне отправиться в участок по вызову Фаулера. Ничего серьезного, просто очередное дело об убийстве, которое поручают нам – за неимением других более свободных рук. Подставляя голову с высоким хвостом волнистых волос теплому осеннему солнцу, я с усталой миной (которая красуется на лице все чаще и чаще) выползла на улицу из седана, намереваясь как можно быстрее закончить этот адский день и вернуться домой. Не знаю, что меня сегодня ждет. Может, вечер в компании кошки и ночного шоу, под которое я засну в одиночестве на диване, а может, едва уловимые прикосновения мужских пальцев, поглаживающих висок, пока я мирно дремлю, устроив голову на коленях в черных джинсах. Каждый день несет в себе неизвестность. Каждый вечер несет в себе загадку. Но я не успеваю как можно лучше расценить перспективы на ночь, едва ступив на крыльцо участка. Несколько патрульных, сидящих на ступеньках и нервно курящих сигареты одну за другой, остановили меня своим довольно тревожным видом.       Усталые взгляды, осунувшиеся лица. Темные пятна на синей униформе, намекающие на нечто более ужасающее, чем просто вода. И тяжелый взгляд темнокожего Тома, что уселся на последней ступеньке в отдалении от всех и теперь понуро вытягивает из сигареты ее остатки. Миллиметр за миллиметром. Не терплю курящих людей рядом с собой, но его обреченный, словно боящийся что-то сказать взор вынудил меня остановиться, нахмурив брови. Те в последнее время сдвигаются слишком часто. Намного чаще, чем на лице появляется улыбка.       − Том? – неуверенно взглянув на мужчину обеспокоенным взором, я даже не постаралась скрыть свою тревогу и усталость. Так и смотрела на мужчину сверху вниз, послабив плечи в джинсовой куртке. – Что случилось?       Мужчина не сразу ответил. Спрятав взор в своих ботинках, выудил из остатка сигареты последние капли и, отбросив бычок в мусорный бак под косые взоры сидящих чуть выше патрульных, принялся осматривать свои пальцы. Прошло не меньше половины минуты моего напряженного молчания прежде, чем патрульный облизнул губы и устремил взор за мою спину в сторону раскрытых ворот на территорию участка.       − Рид в реанимации.       Неприятная фамилия отозвалась едким воспоминанием о допросной с фантомным ощущением холодного металла на запястьях. Вспоминать его ухмылочку, этот ужасный сигаретный запах в примеси с нотами бензина неприятно, однако привитое мне чувство сострадания не дало хоть на секунду поехидничать. Напротив, я ошарашено встала в ступор, буравя мужчину недоуменным взором и стараясь мысленно ответить себе на вопрос: что такого могло произойти, что сам Гэвин Рид (великий, непробиваемый, вечно агрессивный и довольно самоуверенный мужчина) вдруг оказался в койке реанимации? Воспоминания, судорожно откапывающиеся в голове, накидывают утренний брифинг, где все тот же самый Гэвин Рид с демонстративным видом оповестил всех о намечающемся рейде в раскрытый наркопритон. Все, как в тот раз… только тогда жертвой едва не стала я сама, прикрытая существом, от которого никак не ожидала подобного.       Гэвин, словно ниточка в клубке, потянул за собой иные воспоминания. Силуэт машины, что по сей день не изменяет своей сущности, отказываясь распрощаться с черно-белым пиджаком и все так же не изъявляя желания в общении. И стоило ему, инертно стоящему за спиной своего напарника, выплыть в памяти, как душу окатило ледяной водой.       Ричард… что с Ричардом?..       Испуг в моих глазах могли бы прочесть все, кому не лень. В общем-то, Том и прочел его, вдруг напрягшись и смяв губы. Взгляд темных глаз обеспокоенно и хмуро забегал по раскрытым воротам, мимо которых сновали машины. Каждый раз Том пытался зацепиться за какую-нибудь легковушку, лишь бы не смотреть на меня, напряженную и глубоко дышащую.       − Где Ричард? – как бы не старалась, а голос все равно дрогнул. Группа патрульных на возвышении крыльца умолкла, некоторые зашушукались, вынуждая меня сжимать кулаки.       Спрятав взгляд в асфальте, Том тускло кивнул головой за плечо в сторону входа. И я уже шагнула мимо мужчины на ступеньке, еле сдерживая внутреннее желание пронестись ветром, однако мужская темная рука сцепилась на запястье. Том, вскинув на меня свой виноватый взор, чуть покачал головой, мол, не надо.       − Дана, − смотря в его глаза, я не осознавала его слов. Только и могла сжимать кулак, удерживая себя от глубокого, перепуганного дыхания и потребности сбросить цепкую хватку с руки. – Не стоит. Он еще хуже, чем обычно.       «Хуже, чем обычно»… фраза, которая следует за мной призраком с момента появления его в моей жизни. С момента, когда впервые столкнула машину на крыльце, едва не окатив его теплым кофе. Фраза, от которой сжимается сердце, скованное тисками из желания быть ближе и в то же время бежать как можно дальше.       Не дав мужчине ответа, я, сжав губы, показательно вернулась лицом к выходу. Том, отпустив руку, так и остался со вздернутой кистью в воздухе, вместе с остальными патрульными провожая меня обеспокоенными глазами. Ненавижу эти взгляды. Всегда ненавидела. Одна из причин, почему все трудности встречала с гордо поднятой головой, а каждому хамоватому типу наподобие Рида отвечала улыбкой. В последнее время подобное делать стало еще сложнее. Причина тому – номерные знаки «RK900», ставшие упоительным удушением и болезненным наслаждением одновременно.       Регистрационный холл не пустовал – за стойкой стояли машины. Ранее каждая из них обязательно одаривала меня улыбкой, впрочем, я отвечала им тем же, периодически здороваясь и интересуясь жизнью. Не в этот раз. Многое вообще приобрело статус «не в этот раз». Эта мысль всплывает в голове и отзывается тисками в сердце каждый раз, каждый день, но сейчас я отметаю ее на задний план, ведомая лишь одним именем в голове. Тревога накрывает волной. Вместе с ней поглощают воспоминания.       С первого дня он был как не от мира сего. Хотя почему нет? Буквально оказавшись на нем с выплеснувшимся кофе в руках, я, как и любой адекватный человек, принялась приводить машину в порядок, от неловкости что-то бормоча и смеясь. Все пыталась извиниться, просила прощения и стряхивала невидимые пылинки с его воротников. Для меня это было обычным делом, ведь кто из нас не попадал в неловкую ситуацию, принося кому-то дискомфорт? Кто не врезался кому-то в плечо? Кто не открывал дверь наружу, заставляя чей-то нос кровоточить от резкого и неожиданного удара? И я, срываясь на неловкую улыбку, всячески старалась загладить вину, при этом приглаживая его пиджак, но стоило поднять глаза – окатило холодом.       Лед. Искрящийся, серебристый металл. Флегматичность с холодным изучением, абсолютная безучастность. И как же сильно эти глаза разнились с теми, что смотрели на меня на старой фабрике, где андроид оказался напротив довольно быстро, чтобы закрыть меня своей спиной от пуль! Все тот же лед, но внимательный, суровый и явно непонимающий, почему он вообще это сделал. Потерянный, но не прикрытый. Взгляд, который крутился в голове весь вечер и всю ночь в переживаниях относительно перенесенных андроидом повреждений. Это было глупо – его починят. И все же это вынудило меня обратиться к машине на следующий день, дабы отблагодарить за спасенную жизнь.       И что я вижу в ответ? Все тот же лед. Но жестокий, надменный. Совсем не тот, что смотрел на фабрике посреди обломков и звуков выстрелов. Жестокие слова, что действия его лишь долг и не более, и желание благодарить отпадает. В какой-то степени пришлось даже оскорбиться. Я переживала всю ночь, блуждала по квартире в поиске успокоения весь вечер, даже повздорила со своим тогда еще женихом, которого бесило мое мельтешение по кухне! Выпила не одну таблетку снотворного, даже испытывала страх, заходя в участок из-за неловкости перед андроидом! И все ради того, чтобы услышать ледяной тон и быть отвергнутой в своей благодарности?!       Впервые в жизни я не знала, кем определить для себя создание. Встречая на своем пути людей и девиантов, в первые же часы контакта определяла, стоит ли открываться или стараться не контактировать.       Гэвин Рид? Натянутая улыбка с привкусом раздражения.       Капитан Фаулер? Уважительное общение с не менее уважительными рукопожатиями.       Коннор?.. улыбка. Объятия. Теплое общение. Сотрудничество.       Но что мне делать с ним? С тем, кто выбрал себе довольно специфичное имя в тот же день, столкнувшись со мной на ступеньках? С тем, кто прикрывает своей спиной и тут же черствеет, показывая нежелание контакта? С тем, кто ни с кем не общается, но кто вдруг неумело интересуется моим самочувствием в комнате с оргтехникой? Что мне делать?.. как вести себя?.. и главное, в какую категорию определить его? Того, кто отверг благодарность, но стоило мне исчезнуть из поля зрения – задумчиво коснулся пальцами участка рукава, до которого коснулась моя рука?..       Я путалась в нем. Путалась в его взглядах – то тревожных и заинтересованных, то презрительных и недовольных. Замечала, как андроид смотрит на фотографию, замечала, как недовольно горят серебристые глаза всякий раз, как в поле зрения появлялись мы с Коннором. И если вначале меня это заботило, то Ричард Кирстен – проклятье моей жизни – забрал у меня возможность думать о чем-то еще, кроме своих проблем. Ведь все тот же Ричард Кирстен умело растоптал чувства влюбленного человека, будучи обнаруженным в постели с другой. И не с одной. Одна из причин, почему долгое время спала на диване. Всякий раз вспоминать его среди одеял и подушек в компании двух неизвестных мне дамочек. Прошлое было разорвано, вместе с ней была разорвана самооценка. Это же заставило разорвать мысли о посторонних вещах, включая андроида, чье имя стало для меня едва ли не раскаленным железом в сердце.       Мир стал серым и скучным. Темные краски окутали жизнь, словно белое полотно, но даже среди этих гнусных тонов был яркий и лучистый. Единственным уступом на скале, на краю которой я осталась висеть, был Коннор. Простодушный и до умиления дружелюбный, приветливый андроид, завоевавший мое расположение еще будучи машиной. Что это было: система адаптации или зачатки девиации – не важно. Намного важнее то, что андроид давал чувство спокойствия и уверенности. Давал… какое мерзкое чувство. Настолько отвратительное, что его привкус остается на языке горечью.       Отмахнувшись от накатывающих тоской мыслей, я безмолвно прошла в холл участка, миновав турникет. Большинство мест пустовало, что не было странным для второй половины дня. Люди уезжали по домам, кто-то блуждал по городу по рабочим делам. Краем глаза устало заметила четверых работников, двое из которых были одеты в униформу. Совсем как у меня пять месяцев назад… как же я тоскую по ней. По ней и по себе самой.       Ричард сидел за своим рабочим местом. Работники, задержав на мне взор, тут же напряженно перевели его на спину андроида, который всем своим вниманием был обращен в потухший экран терминала. Его руки, обтянутые черными рукавами рубашки, были уложены на серую поверхность стола. Темные волосы чуть взъерошены. Он не двигался. Все так же сидел спиной к коридору, погруженный в себя и явно не обращающий внимания на взгляды со стороны коллег. Словно бы он когда-то вообще на них обращал… по-прежнему холодный и инертный ко всем. Порой даже ко мне.       Мне хотелось подойти. Господи, как мне хотелось подойти… как хотелось дотронуться до плеча, как хотелось привести в порядок темные пряди, при виде которых кожа пальцев по инерции вспоминает ощущение шелка. Как же хотелось позвать по имени, которое я давно сократила для себя, лишь бы не слышать отзвук прошлого, но так и стояла в ступоре, буравя его затылок потупленным взором. Коллеги, сидящие по местам, не старались как-то вмешаться. Напротив, уже привыкшие к обособленному отношению Ричарда, вернулись к своей работе, наверняка краем уха и зрения следя за событиями. Ведь весь участок знал о неординарности этих больных отношений. Многие не вмешивались, кто-то озадаченно задавался вопросом «Как так вышло?», кто-то старался переубедить, едва я оказывалась в одиночестве. И если вначале я лишь улыбалась и пожимала плечами, то со временем улыбка начала меркнуть, а пожатие плечами заменилось хмуростью бровей. Я не была согласна с ними. Но я была на грани.       Иллинойс был прекрасным штатом, самым лучшим в моей жизни… по началу. Увязая в машине все сильнее с каждым проведенным вместе днем, я теряла себя, теряла окружающих, теряла мир. Наивная и глупая, надевшая розовые очки.       Нет… это не очки. Это самое настоящее розовое облако, начавшее сгущаться еще в участке Детройта до стажировки в другом штате. Еще в дежурке, когда андроид уселся напротив для шуточного спарринга, кажется, впервые улыбнувшись. Еще в холле во время корпоратива, когда поцелуй был подарен Коннору под презрительный и ненавидящий взор серебристых глаз. Да, он всегда и на всех так смотрит… но он никогда и ни на кого не смотрел так, как на меня, когда я, подбадриваемая мелкой дозой алкоголя и просто бодрым настроением, оставила незримый след на его щеке, потянувшись на носочках.       Я все еще не знала, как к нему относиться… и продолжала путаться в собственных ощущениях, видя, как андроид забирает фото из моего стола, как бережно убирает его в пиджак вместе с омелой. Как злобно смотрит, стоит мне навеселе позвать Коннора на ярмарку в знак благодарности… как ночью, под ливнем у машины возвышается темный силуэт в до боли знакомом пиджаке, но в совершенно нехарактерной рубашке. И как остановилось время, провоцируемое резкой сменой поведения Ричарда, что только что вставлял ключи в наручники и вот уже блокирует дверь, медленно приближаясь ко мне, словно хищник. Мне было страшно… как же мне было страшно! Как громко билось сердце, как же быстро холодела кровь от ужаса в четком осознании, что я по-прежнему не знаю, чего ждать от этого существа! Как же тряслось тело и как быстро катились слезы, подгоняемые остаточным страхом после выходки мерзкого Рида, уже давно ставшего костью в горле! И как сгущалось все то же розовое облако, едва в серебристых глазах мелькнула мольба, а голос попросил всего об одном касании.

ЛЖЕЦ… ВЕДЬ ОДНОГО ЕМУ БУДЕТ МАЛО…

      Я боялась его. Вспоминала все те моменты, которые вынуждали меня путаться в мыслях и его поведении, и разрывалась между желанием узнать, что будет дальше и желанием умолять отпустить меня. Вспоминала ночь, когда потеряла браслет, и ужасалась от догадок, как именно он достал его. Ужасалась… и тлела от прикосновений, не в силах понять ни собственных мыслей, ни собственного тела… и лучше бы подсознание, шокированное происходящим, не выдало мне другого персонажа, как средство избегания глубокого потрясения от череды навалившихся ситуаций.       Прикрыв глаза и запрятав усталость глубоко в дальний угол сознания, я глубоко вздохнула и направилась в сторону машины, сидящей за столом. Его пиджак был уложен поверх рабочего стола, на белых вставках виднелись красные пятна крови. Как часто я предлагала ему сменить фирменную одежду, поначалу аргументируя тем, что даже его собрат начал одеваться обычно, как любой человек. Но всякий раз наталкивалась на холод и раздражение, пусть безмолвное, но потому не менее жестокое. Вскоре попытки прекратились.       Сожалеюще нахмурившись при виде красных, уже впитавшихся пятен, я остановилась за плечом у машины. Ричард не реагировал на топот моих ботинок по кафелю, что намекнуло на деактивированный слуховой анализатор. И все же попытка не пытка.       − Рич.       Как и ожидалось, андроид не среагировал на мой неуверенный, едва ли не шепчущий голос. Продолжал смотреть суровым, хмурым взором в монитор, даже не моргая. Диода на его виске давно не было, но он и не нужен был, чтобы понять, как много нехорошего происходит в его системах. Всегда педантичный, всегда скрупулезно выполняющий свою работу в идеале, всегда предъявляющий к себе так много требований, он вдруг получает раненного напарника, оставшегося на грани смерти. Не хочу знать, что не так было на рейде. Но и видеть его таким не могу. Потому знаю, что именно должна сделать, приподняв руку и задумчиво смотря на свои пальцы.       Легкое касание выбитых прядей на виске, и андроид вдруг вздрагивает. Проходит не одна секунда прежде, чем Ричард, прояснив взгляд, обращает ко мне нахмуренные, суровые глаза, подняв подбородок. И в этих серебристых сетях я не могу найти что-то определенное. Впрочем, я и не пытаюсь. Я уже знаю что делать и как себя вести. Потому просто тускло улыбаюсь, продолжая мягко убирать выбившиеся пыльные пряди назад в прическу.       Реакции ждать не пришлось. Скрип стула разразил тишину участка, спиной ощущала на себе встревоженные взоры немногочисленных коллег, явно в любой момент готовых ринуться на помощь. Или на выход. Или еще куда-то. Не знаю. Лишь молча смотрела на встающего на ноги Ричарда, что не сводил с меня тяжелого взора, уже готовая к последующему нелегкому часу.       Происходящее не было для меня в новинку, потому я без сопротивления позволяла машине делать все, что той вздумается. Ведь для меня, спустя пять месяцев этого нелегкого общения, подобное было в привычку.       Стоять. Ждать. Отдаться эмоциональной волне, нахлынувшей на андроида. Позволить закинуть себя на плечо и тащить меня в любое тесное, укромное пространство, где не будет никого, ни единой души, где дверь может блокироваться, а стены сжимает окружающий мир до минимума.

ГДЕ Я ПОИСТИНЕ БУДУ ПРИНАДЛЕЖАТЬ ТОЛЬКО ЕМУ

      Коллеги смотрели нам вслед. Кто-то из них уже наблюдал подобную картину, кто-то становится свидетелем в первый раз, и потому последним становится неуютно и страшно. Тускло замечаю, как некто из патрульных испугано взглядом ищет ответ в других офицерах, и ответом ему становится неопределенный взмах руки, мол, не обращай внимания, это нормально.       Но нормально ли?.. нормально ли наблюдать за тем, как андроид тащит тебя в уединенное место под гнетущее молчание, как сильно сжимают его руки женские ноги в джинсах, как быстро сменяются коридоры и многочисленные двери в различные помещения? Помню как перепугалась в первый раз, когда Ричард, ставший свидетелем смерти напарника в Иллинойсе, на глазах у оживленной толпы коллег точно так же закинул меня на плечо и устремился прочь, не удостаивая никого и словом. Летящие ему обеспокоенные вопросы с моей стороны не давали реакции ни на пути в архив, ни в самом помещении в окружении синих стен. И я так старалась его успокоить, так пыталась усмирить шокированную систему, с энтузиазмом отдавая себя. Лишь со временем поняла: бессмысленны эти попытки успокоения, бессмысленны расспросы. Ричард успокаивает себя сам, утопая в моем тепле.       Комната смотровой перед допросной была погружена в сумрак темных стен. Все это время находясь в полном молчании, я безучастно наблюдала за тем, как Ричард, все так же держа меня на плече, разворачивается к двери. Слышала звук блокировки, после чего вновь без какого-либо интереса осматривала пустой стол перед смотровым окном. Его шаги отзывались приглушенным эхом от голых стен, и уже через мгновение андроид вместе со мной углубился к дальнему углу. Здесь же машина в молчании уселась на пол, спуская меня к себе на колени. Мужские руки обвились вокруг талии, Ричард с закрытыми глазами носом уткнулся в складки джинсовой куртки на груди. И замер. Замер не на минуту. Замер на час.       − Все хорошо, − почти шепотом проговаривала я снова и снова, уставившись мертвым взором в стену. Женские пальцы перебирали волосы на его макушке, убирали их в аккуратные пряди, заправляли в прическу. – Все хорошо…       Не верила в то, что говорю. Сидела на мужских коленях, стиснутая в крепких объятиях без возможности вырваться из этой мертвой хватки. Он не отпустит. Утащив и спрятав меня в тесной, маленькой комнатке, будет еще долгое время единолично упиваться моим обществом, получая от этого своеобразное удовольствие и теша свое собственническое эго. И раньше накрытая розовым одеялом я видела в этом нечто прекрасное и такое волшебное. Теперь же острое, колкое слово витало в моей голове изо дня в день, напоминая мне каждый раз о том, кем я стала.       Кукла.       Просто кукла.       − Все хорошо, − не сменяя тихого тона, на автомате выдавала я одну и ту же фразу, едва шевеля губами. Ричарду необязательно слышать мой голос, как и видеть мои глаза, мое лицо. Только ощущать мое присутствие, по-своему чувствовать пальцы, перебирающие пряди. И насыщаться человеческим теплом, с каждым разом все меньше и меньше напоминающим заботу. – Все хорошо, Рич…

***

      О работе можно было забыть. Фаулер отдал мне дело спустя только два часа, ведь раньше Ричард меня и не отпускал. И то отпустил, потому что допросная понадобилась для работы. Капитану никто не говорил, где меня искать. Он видел это и без лишних слов в моих глазах, наполненных усталостью и измотанностью. Как и многие из участка, переживал, что на лице Даниэль Эванс давно не играет улыбка. Что участок перестал наполняться солнечной атмосферой всякий раз, как появляется Дана. Что Даниэль все реже контактирует с людьми. И если поначалу пытался «образумить», то впоследствии просто каждый раз укоризненно и сожалеюще качал головой, называя эти больные отношения «зависимостью». Может, так оно и есть. Мне было сложно судить.       Очередной вечер на диване в компании кошки, вечернего ток-шоу и мужской руки на виске, бережно перебирающей пряди темных волос. Укутавшись в плед, я улеглась головой на его колено. Тепло, тихо и тоскливо. Ричард все в той же черной рубашке и тех же джинсах сидел у подлокотника, позволив мне свернуться на диване практически в калачик. Мы не разговаривали – он практически всегда молчал. Мы не смотрели друг на друга – в его глазах всегда читался только лед. Мы просто находились в молчании моей гостиной, не имея никакой цели этой встречи. И пусть касание его руки по моему виску было приятное, на деле удовольствия оно не приносило. Только безмерную тоску.       День был бешеный, впрочем, как и любой, проведенный в участке. Обернувшись в мягкий плед и не вникая в суть слов смешливой ведущей в висящем на стене телевизоре, я потуплено смотрела в оставленную пустую кружку из-под чая на столе, стараясь собрать мысли в кучу. Было сложно, в частности из-за того, что эти самые мысли отсутствовали. В последнее время их вообще больше нет. Жизнь поделилась надвое: «до» и «после» − последний этап меня мало радовал.       − Как Гэвин?       Вопрос прозвучал скорее из-за желания не лежать в молчании, чем из реального интереса к самочувствию человека. Нет, я не была настолько зла на детектива после случившегося. В конце концов, Рид отстал от меня после нашего возвращения из Иллинойса, и причиной тому стал Ричард, всячески показывающий свое покровительственное отношение к моей персоне. Мы не обнимались на людях, не держались за руку, по большей степени вообще не общались на публике – в чем Ричард себе не изменял, так это в нежелании лишний раз контактировать с кем-то, включая меня. Но это не мешало ему презирать и ненавидеть всех, кто подойдет ко мне ближе, чем на три метра. В этом и заключалась основная проблема.       − Удивлен, что ты интересуешься, − спокойно, без намека на какую-либо эмоцию произнес андроид, продолжая смотреть в экран телевизора. Содержание шоу его не интересовало, сложно вообще сказать, что его интересует. Потому я ничем не ответила, все так же буравя белую кружку уставшим взором.       Время перевалило за одиннадцать ночи. Спать не хотелось. Прокручивая в голове прошедший день, я все меньше и меньше желала начинать нелегкий разговор. Днем, прокручивая его в голове, мне казалось, что сегодня мне повезет, но после случившегося в участке стало понятно – шансы нулевые. Но ведь попытка не пытка, верно?       − У Эммы завтра день рождения, − пожалуй, мой голос прозвучал слишком обреченно. Но вряд ли андроид, вдруг переставший гладить волосы, уловил тоску в моих словах. Он знал, почему я заговорила о подруге, и вряд ли был готов смириться со следующим, что я сказала. – Она приглашает в бар завтра вечером.       − Алкоголь вредно действует на организм. Ты это прекрасно знаешь.       Иного я и не ожидала в ответ. Аккуратно повернув голову, я устремила взор на Ричарда снизу вверх. Ничего в нем не изменилось с первых дней нашего знакомства. Все тот же лед в серебристых глазах, сверкающий суровостью и невысказанным негодованием. Ричард не смотрел на меня, перестав гладить волосы и убрав руку мне на плечо поверх пледа.       − Я не буду пить. Можешь пойти со мной, если хочешь убедиться, − тихо и без надежды произнесла я, устало исследуя взглядом его лицо. Ричард секундно нахмурился, ожесточая взгляд, явно недовольный моими попытками выпросить разрешение внести изменения в уже ставший привычным курс «дом − работа» походом в бар. От пробежавшей мысли на душе стало скорбно.       Выпросить разрешение… до чего я докатилась…       − Ты же знаешь, что мне нет места в таких заведениях.       Его низкий, грубоватый тон не был наполнен злостью или раздражением, но все это я ощущала в воздухе. Жизнь стала такой серой… ранее привыкшая к нескончаемому общению с друзьями, к постоянным компаниям, вдруг приходится мириться с полным одиночеством. Но самое худшее – я сама виновата в этом. Мне некого винить.       И снова же Иллинойс был прекрасен. Ричард, словно подросток с манией собственничества не знал, как справляться с нахлынувшими эмоциями и чувствами. А я и не учила. Андроид, всегда холодный и отрешенный, вдруг решил, что случившееся на столе моей кухни раз и навсегда ставит на мне клеймо с одним лишь посылом: «МОЕ». А я, не рассмотрев в этом чего-то деструктивного, с головой окунулась в новые ощущения и эмоции, каждый раз нащупывая в этом флегматичном и суровом создании нечто прекрасное и теплое.       Суровый и презирающий едва ли не всех вдруг становится трепетным и заботливым.       Избегающий любого контакта с другими созданиями вдруг жадно требует моих прикосновений, расценивая любого подошедшего ко мне человека как потенциального конкурента.       Холодно смотрящий на публике в постели жмется, как котенок, сменяя холод во взгляде на тепло и влюбленность.       И если раньше мне казалось это романтичным, то теперь, добровольно позволив посадить себя в ментальную клетку, словно певчую птицу, я перестала видеть в этом что-то хорошее.

Я УМИРАЛА. Я ЗАДЫХАЛАСЬ

      И безмерно любила, ненавидя это создание за свое одиночество.       − Я просто хочу пообщаться с подругой, − не привыкшая злиться, как мне кажется, по пустякам, я не повышала тон. Говорила грустно и подавлено, хоть и понимала, что это не поможет. Ричард, сдвинув брови вместе, наконец посмотрел на меня, позволив темной пряди волос соскользнуть на внешний край брови. – Разве в этом есть что-то плохое?       − Но ведь вы уже общались, верно? – андроид попытался улыбнуться ободряюще, но я в этой улыбке увидела его победу в этой негласной битве. Надежда, как и говорят мудрецы, умерла последней, затоптанная пониманием, что это создание меня не отпустит, испытывая неугомонную ревность ко всему, что умеет говорить и двигаться. – Ведь она как-то пригласила тебя в бар.       Слез не было, но мне хотелось плакать. Я не отводила от его обеспокоенного взора глаз, так и смотрела прямо, стараясь мысленно передать всю тоску по своей былой жизни. Но как не смотрела, как не ободряла себя в голове в желании наконец высказать свое мнение и отстоять право на общение с другими людьми – все равно понимала, что ничего не могу ему сказать.       Он болел мной. Это была моя вина.       − Рич, − осознавая свое бессилие, я попыталась предпринять последнюю попытку, не скрывая легкой дрожи в голосе. Ричарду это не понравилось: темные брови нахмурились, взгляд серебристых глаз тревожно забегал по моему лицу. – Я хочу к друзьям. Я очень тоскую.       Тревога казалась мне выигрышным моментом, но уже в следующее мгновение андроида словно подменили. Взор почерствел, серебристые сети вновь наполнились безмолвным презрением, пронизывающим меня насквозь. Словно ледяной нож в сердце, подавляющий последние попытки удержать себя на плаву.       − По RK800 ты тоже тоскуешь, верно?       С какой злостью были едва ли не прошептаны эти слова. Металлического цвета нити в его глазах сверкнули ненавистью при звуке наименования модели, и я не могла вынести этой злобы в его обращении ко мне. Укоризненно сверкнув глазами, я вернулась в прежнее положение, устроившись виском на его коленке. Разговаривать больше не хотелось. И причина была даже не в том, насколько саркастично задал вопрос Ричард. Причина была в желании ответить ему не меньшим сарказмом, при этом не лукавя ни на секунду.       Да. Да, я тоскую по Коннору.       Я тосковала по беспечному общению, имея возможность пошутить, посмеяться, поплакать и просто легко провести время. Я тосковала по созданию, что всегда оказывалось рядом, с которым было до абсурдности легко и спокойно. Тосковала по тому, по ком не должна тосковать, учитывая с кем связала жизнь. Но самое худшее то, что эта тоска не ограничивалась на Конноре. Эта тоска распространялась на всех. Даже чертов Рид со своими намеками и замашками! Тоскую по времени, когда никто не боялся со мной заговорить, когда я могла спокойно коснуться чьего-то плеча, кого-то обнять, кому-то улыбнуться, не боясь, что этого кого-то потом найдут с фингалом! Не боясь, что после этих телесных и ментальных контактов сверху посыплется нескончаемый поток претензий, чаще всего выраженных злобным и презрительным взглядом, из-за которого приходится выпрашивать прощения и обещать больше никого не касаться.       − Прости, − звучит привычное, но искреннее слово, дающее мне понять одно: Ричард все же понимает, насколько сильно влияет на мою жизнь. Рука вновь принимается приглаживать волосы на виске, убирая пряди за ухо. Единственное, что может успокаивать, на деле перестало это делать. От тоски сердце сжалось в комок, сковываясь ледяными цепями серебристого цвета. – Я не хотел тебя расстроить.       Знала, что сейчас последует. Ричард, угнетаемый чувством ответственности за мое понурое состояние, предпримет попытку предложить что-то сделать. Вместе, вдвоем, без надобности выходить из дома или контактировать с кем-то еще. И я знала, как поступлю. Конечно же, соглашусь, ведомая желанием избавить андроида от чувства вины. Начинала злиться на родителей за их дар в виде сочувствия и сострадания к близкому. Было бы не так плохо, если бы эти две характеристики не заставляли плевать на саму себя, лишь бы даровать спокойствие другому.       − Мы можем устроить завтра вечер кино, как ты любишь, − тепло произнес Ричард, явно улыбаясь, судя по чуть вздернутому голосу. – Что скажешь?       Неопределенно кивнув головой, я посильнее укуталась в плед, словно ставя точку в этом разговоре. Но Ричард не идиот. Андроид умело превратил ее в многоточие, через несколько мгновений ловко, но требовательно проникнув рукой под плед в поиске моей руки. Ее же он и находит, высвобождая от пледа и, мягко стиснув пальцами, приподнимая вверх, дабы оставить на тыльной стороне ладони поцелуй. Еще одна ловушка для моего разума и сердца – делает то, отчего млеет каждая клетка, своим сладким нытьем вынуждая отодвигать на задний план тоску и печаль.       Серые глаза смотрели на меня, затянувшиеся легким туманом, и я не вырывала руку, отвечая ему таким же взором. Мне нравилось ощущать мягкие губы на своей коже. Даже прикрыла глаза, улавливая каждое касание и впитывая в себя его искусственное тепло. И когда машина перестала покрывать руку поцелуями, пронзая меня взором своих глаз, я в очередной раз за эти месяцы поддавалась сладкому плену, царящему в груди. Уже через минуту сидела на его коленях, жадно и шумно углубляясь в поцелуе под тихий говор диктора шоу.       Каждый день с ним как на пороховой бочке. Не знаешь, чего ожидать. Не знаешь, чем обернется этот путь на следующем повороте. Днем ‒ холодный, суровый и презрительный; ночью ‒ ласковый и бережливый, стискивающий меня в объятиях, жадно блуждающий руками под тонкой майкой. Я и сама теряюсь в своих ощущениях. Раз за разом принимающая решение перестать идти у него на поводу в его стремлении оградить меня от любых контактов, заперев в клетке, вновь поддаюсь под эти сладкие муки, признаваясь самой себе, что готова ради подобных минут отдать многое. Не ожидала, что увязну в нем настолько сильно… настолько, что перебороть себя будет очень сложно.       Тяжело дыша и откидывая голову, я с закрытыми глазами наслаждалась его поцелуями на своей шее. Позволяла мужским рукам блуждать по контурам тела, бесстыдно и по-хозяйски проникая под одежду, яростно сдернуть на пол несчастный плед. Ричард признавался, что не получает удовольствие от секса, но каждый раз ждет этих мгновений даже сильнее, чем я сама, желая ощущать мое тепло и присутствие максимально близко. Я не удивлялась его поспешным действиям по освобождению меня и себя от одежды, напротив даже помогала ему торопливо расстегнуть рубашку, не переставая учащенно дышать и отвечать на его жадные поцелуи. Вспоминала его слова в допросной, когда тело было скованно, а в сердце царили страх и возбуждение одновременно. И я уже была готова простить ему все что угодно, даже его маниакальное желание скрыть меня от мира, дабы единолично получать мое внимание, лишь бы поскорее потеряться в его объятии и тепле, как андроид, мгновенно оборвав ласки и застыв, отрешенно отвернулся, хмуря посуровевшие глаза.       Нет… только не сейчас…       − Что? – все так же тяжело дыша и стараясь придать туманному взору ясность, я заглянула Ричарду в лицо. Последний мгновенно стер с себя остатки возбужденного тумана, убрав руки из-под белой майки. – Рич, только не говори, что ты опять уйдешь.       − Это моя работа, − серые глаза вернулись ко мне своим вниманием, и худшее, что я могла в них увидеть – полное отсутствие сожаления о потерянном моменте. Может, Ричард и болел мной, все же было кое-что еще, что заставляло его срываться из дома в любой момент. Треклятая работа, лишающая меня единственной оставшейся возможности общения. – Я должен ехать.       Я не желала вставать с его колен, но была быстро, хоть и аккуратно сдвинута на диван. Часто дышала в накатившейся истерике, которую удавалось сдерживать по неизвестным мне причинам, и цеплялась за спинку дивана, встав на колени и беспомощно наблюдая за сборами андроида на вызов. Рубашка застегнулась в считанные мгновения, волосы были убраны в привычную укладку. Подойдя к столу, где на обеденном стуле был развешен пиджак, Ричард решительно стянул уже чистый жакет, намереваясь нацепить его поверх рубашки. Бессилие окатывало меня волной. Я не могла вновь остаться в одиночестве! Не могла!       − Это уже шестая ночь подряд. Ты так и будешь срываться в неизвестность, оставляя меня здесь? – без претензии, но молебно дрожащим голосом произнесла я.       Ричард, продолжая приводить себя в порядок и даже не взглянув на меня, без тени вины принялся пояснять то, что я и так без него знаю. Вот только меня не обманешь речами о долге и вынужденных мерах. За столько времени уже выучила это безудержное стремление машины хвататься за любую работу.       − Я должен идти. Ты ведь сама прекрасно это знаешь, что все ночные вызовы перенаправляют к андроидам.       − Да, но…       − Я не могу отклонить запрос.       Произнеся это так, словно в желании поставить точку, Ричард смерил меня предупреждающим взором, мол, не надо, и направился в сторону двери. Надежда не просто гасла с каждым его шагом, но отдавала бразды правления не разуму, а сердцу. Оно же вынудило меня отрешенно сесть на колени, уставившись в сторону и тихо проговорив следующие слова:       − Можешь, − шаги у двери затихли, шестое чувство подсказывало, что андроид смотрит на меня. – Просто не хочешь.       Не хочешь? Мягко сказано! Ричард всегда считал себя обязанным. Разобрать документы, которые даже не принадлежат его отделу? Конечно же, да! Взяться за расследование, имея при этом уже три начатых? Почему бы и нет? Прийти ко мне в дом и сорваться обратно на работу, отвечая каждому вызову? А что в этом плохого? И только я принимаюсь упиваться обществом единственного создания, которое мне доступно, как меня же лишают и его! Вырывают из пальцев, вынуждая пребывать в леденящем душу одиночестве.       Возобновившиеся шаги в стороне прозвучали чуть ближе. Диван несколько промялся, намекая на то, что андроид теперь сидит рядом. Все так же обреченно смотря в сторону и держа руки на спинке мебели, я не старалась вслушаться в его слова. Знала, что он сейчас скажет. Уже выучила эти слова за столько месяцев, научившись принимать их как должное и не возлагать на них надежды.       − Посмотри на меня, Даниэль.       Задвинув обиду и грусть на задний план, я обреченно повернулась к андроиду. Ричард, все такой же суровый, заглянул мне в глаза, всем своим видом намекая на требование быть рациональной. Но мне надоело быть рациональной. Я хочу быть собой. Если бы кто-то еще мне позволил…       − Я должен быть на месте. Постараюсь вернуться, как только смогу.

НЕТ, РИЧАРД. ТЫ ВРЕШЬ. ТЫ НЕ ВЕРНЕШЬСЯ

      Как и всегда понимающе кивнув головой несколько раз, я блекло улыбнулась, оставив свои мысли при себе. Ричард, вздернув уголок губ, немедля встал с дивана. Вскоре за его спиной щелкнул замок, оставив в моей груди очередное отчаяние.       Снова одиночество в собственном доме. Снова одна на диване, поднимаю с пола плед и укутываюсь в него по горло. Безмерная тоска накрывает с головой, стены давят со всех сторон, вынуждая тяжело вздыхать и сдерживать накатывающую панику. И у меня это получалось.       Насколько еще хватит моего терпения? Как долго я еще смогу держать себя в руках, ощущая себя собакой на привязи? Смотреть с тоской через решетчатый забор, несмело ловить носом дуновение ветра, будучи запертой в тесной будке. Каждый контакт с людьми для меня как праздник, боже, не помню когда в последний раз так радовалась, оказываясь всякий раз на допросе! Общение с людьми словно глотки свежего воздуха в закрытой комнате без окон, но в том-то и загвоздка: окон нет, а значит, нет и кислорода.       Что мешает мне сорваться на встречу к подругам? Что мешает мне наплевать на душевное состояние Ричарда, возобновив общение с Коннором, Хэнком, со всеми, с кем раньше была едва ли не разлей вода? Что мешает разорвать эти странные недоотношения, сотканные из отчуждения на публике, ярости к каждому подошедшему ко мне и терпкой потребности в близости при уединении?       Я знаю, что это. Вшивая совесть, которой наделила меня любящая семья. И нечто сжимающее сердце, вынуждающее испытывать болезненную потребность в обществе машины.       Я не могу быть с ним. Я не могу дышать без него.       Я несчастна… я в бесконечном восторге.       Устало вздохнув в понимании, что вырваться из этого плена не получится, я медленно опустилась на диван. Где-то в дальнем углу, погруженном в сумрак синего свечения телевизора, мелькнул пушистый, серый хвост. Женская ладонь несмело похлопала по мягкой обивке, и кошка, мурлыкнув, забралась рядом, вздернув пушистый хвост вверх.       − И снова мы с тобой вдвоем. Да, Сири?       Яркие глаза блеснули в свете телевизора. Животное, повалившись на бок рядом, принялось вылизываться, утробно мурча. Больше я ничего не говорила, потупив взор и пребывая в некоем трансе из угнетающих мыслей.       Первый час прошел незаметно. Ушедшая в раздумья, я просто смотрела в стену, изредка поглаживая мягкую шерстку своей сожительницы. Сири, закончив вылизываться, удобно устроилась на краю, прижимаясь ко мне спиной. Ее мурчание было таким убаюкивающим и приятным, что сон постепенно начал уносить меня в небытие. И я бы возможно проспала бы до утра, проснувшись вместе с будильником на телефоне, однако сквозь накатывающий сон услышала то, отчего сердце пропустило удар.       Стук в дверь. Нетерпеливый, но и не агрессивный.       Распахнув глаза и привстав на диване, я не спешила открывать дверь. Мысль, что Ричард и впрямь в этот раз вернулся, не обманув как обычно, закралась в душу приятным волнением. Уж в эту ночь я точно не буду одна. Уж в эту ночь я хоть немного получу своего общения, в котором нуждаюсь, как в воздухе! И это осознание настолько сковывало, что я среагировала, только когда стук повторился вновь, в этот раз настойчивый и более требовательный.       Сорвавшись с места, тем самым потревожив недовольную кошку, я едва не полетела на пол из-за спутавшегося в ногах пледа. В голове мелькнул вопрос, вынудивший задуматься, почему Ричард не воспользуется своими ключами, однако эта мысль показалась мне такой незначимой, что я отмела ее в сторону, сославшись на «потерял», «забыл» и далее по списку. И очень зря. Ведь когда дверь отворилась, впуская в дом осенний, прохладный ветер – сердце ухнуло в пятки.       Передо мной стоял не Ричард. Точнее, не тот, которого я так ждала.       Одного взгляда хватило, чтобы определить – Кирстен пьян. Белые волосы чуть взъерошены, как если бы парень несся по дороге в своем кадиллаке с открытым верхом. Блеклый взор за его спину подсказал, что догадка не ошибочна. Напротив калитки в дом стояла черная машина, не совсем удачно припаркованная прямо посреди дороги.       − Что ты здесь делаешь?       Мой голос звучал слишком жестко. Да, я просила все высшие силы дать мне хоть какое-то общество, лишь бы не сойти с ума от одиночества, в которое сама же себя и вогнала, потакая желаниям Ричарда оградить меня от мира. Но уж чье общество и будет для меня последним, так это белокурого придурка Ричарда Кирстена, ставшего не одной проблемой в моей жизни! Да я Риду буду рада больше, чем ему!       Ричард не шатался – стоял, облокотившись о дверной косяк, убрав руки в карманы серых брюк. Его состояние выдавал взгляд – туманный, сонливый, насмешливый. Худшим было то, что мне удалось рассмотреть в зрачках. Он не просто пьян. Он под кайфом.       − А что, мой птенчик мне не рад?       Свора мерзких мурашек пробежалась по телу от этого туманного и ехидного тона с этим отвратным прозвищем из прошлого. Сжав ручку двери как можно сильнее, я вздернула подбородок в ответ на этот оценивающий мой вид взгляд. Даже мерзко на душе от понимания, как много лет я отдала этому человеку. Еще хуже становится при мелькающих в памяти фрагментах, где ублюдок касался моего тела посреди одеял и подушек.       − Ты под кайфом.       − Ну, так арестуйте меня, госпожа полицейский.       Фу, какая мерзость! Пройдясь рукой по лицу, я устало вздохнула и склонила голову на бок. Воздух вокруг принялся насыщаться осенней влагой, намекающей на скорый дождь, но даже в ворохе этих приятных ароматов я чувствовала мерзкий запах алкоголя. Парень, облизнув губы и все так же рассматривая мои оголенные из-за коротких шорт ноги, усмехнулся. Уж он-то точно понимал, что арестовать я его не смогу. Ни морально, ни физически.       − Я звонил тебе, − в голубых глазах мелькнул намек, и Ричард, отстранившись от дверного косяка, беспечно расслабил плечи. Теперь он и впрямь шатался, не сводя с меня пристального взора. – Ты сменила номер?       − Тебя это уже не касается, − жестко и грубо оборвав мужчину, я мельком осмотрела его внешний вид, скорее, по профессиональной инерции, чем из желания найти что-либо значимое. Крови на белой футболке не было – уже хорошо. Мало ли что могло случиться с этим недотепой, возжелавшим сесть за руль пьяным. – Езжай домой, Ричард. Тебя здесь не ждут.       Попытка закрыть дверь оказалась неудачной. Ричард, вынудив меня испуганно дернуться, довольно грубо и шумно остановил дверь рукой, не сводя с меня пристального взора. Сделанный им шаг в сторону дома настолько вверг меня в состояние прострации, что я не заметила, как отступила назад, не желая подпускать к себе этого человека.       − Да брось. Мы столько лет вместе прожили, − хриплый тон дополнился звуком щелкнувшего замка. Чуйка внутри подсказывала о потребности просчета путей отхода, и, господи, я позволила рефлексам взять над собой верх. Последние, натасканные службой в полиции, тут же принялись подкидывать идеи, куда бежать и как защищаться. – Неужели ты не скучала? Я вот безумно скучал…       Стараясь не показывать страха, я сжала кулаки и с гордым видом устремила на мужчину свой взор. Ричард от такого напора лишь усмехнулся. Ему, как никому другому известно, что справиться с пьяным человеком мне проще простого. Одна загвоздка: это не просто пьяный человек. Это тот, кому я отдала пять лет жизни, лелея отношения до последнего. Это усугубляло положение, внося в мое психическое состояние страх.       − Либо ты сейчас убираешься, либо я пристрелю тебя, − указательный палец взметнулся в сторону двери, но Ричард не реагировал. Буравил меня своим хищным, пристальным взглядом, выдернув руки из карманов. – Ты знаешь, что я способна это сделать. И закон будет на моей стороне!       Он не отвечал. Все так же смотрел, насыщая меня животным испугом своими безумными глазами с расширенными зрачками, и уже через несколько мгновений терпение лопнуло.       − Как знаешь.       Попытка развернуться и углубиться в дом в поиске оружия провалилась. Обнаженное запястье тут же ощутило тиски мужских пальцев, и это прикосновение вызвало у меня новую волну страха в примеси со злостью. Вот уж чего не позволю делать, так это касаться против моего желания! Может, личностная потребность в тактильных ощущениях зачастую играет мне не на руку, все же я способна определять для себя, кому позволительно нарушать зону комфорта, а кому нет. Ричард Кирстен, от которого разит алкоголем, явно не относится к первой категории. Потому я гневно обернулась к нему, безуспешно пытаясь вырвать руку.       − Что ты себе позволяешь?! Отпусти меня немедленно!       − Слышал, ты спуталась с андроидом, − с хищной ухмылкой прошипел парень, не просто держа меня за руку, но и притягивая к себе. Его взгляд был совсем недобрым, впрочем, чего еще можно было ожидать от находящегося под кайфом человека, которого выдворили из дома за развлечения в постели, едва ли не ставшей супружеской. – Называла меня извращенцем, а сама чем лучше, фетишистка долбанная?       Его слова окатили меня ушатом воды, вынудив застыть на некоторое время. Понимание, по какой причине затихший на несколько месяцев Ричард вдруг ворвался в мой дом, пришло сразу, как только в его глазах мелькнула злоба. Чего еще можно было ожидать от ярого противника девиантов, узнавшего, что его бывшая невеста связана с машиной, что неминуемо оскорбляет его личность? Единственное, что остается для меня загадкой – откуда он вообще узнал об андроиде.       − Тебя это не касается, ясно?! − переборов ступор вкупе с леденящим душу страхом, я вновь попыталась вырвать руку, но Ричард держал крепко, отдергивая назад. – Немедленно отпусти меня, если не хочешь…       − Чего? Проблем? – грубо перебив меня, Ричард, уже повысивший голос, скривил губы в отвратительной улыбке. В следующее мгновение парень сделал несколько шагов вглубь дома, крепко до острой боли держа меня за руку. Его наигранный, повышенный тон отозвался во мне злостью, но как бы я не старалась отдернуть руку – мужские пальцы отзывались еще более сильной хваткой, заставляя меня шипеть от боли. – Эй, болванчик?! Ну и где же ты?!       Ох, был бы здесь этот болванчик, и нашел бы ты себя на дне реки, придурок… и я даже не знаю, радоваться ли тому, что этот самый «болванчик» отсутствует. Не хотелось бы, чтобы тот портил себе жизнь убийством какого-то наркомана.       − Пусти меня, мне больно!       − Знаешь, что я считаю? – резко развернувшись ко мне лицом и притянув к себе до минимума, Ричард, сверкая голубыми глазами отблеском телевизора, злобно ухмыльнулся. Ох, не люблю я его этот взгляд… всегда не любила. – Что твоему болванчику плевать на тебя. Как и всему этому сраному миру, − взор его вдруг потускнел за пеленой, наверняка вызванной витающими в его голове картинами из нашего прошлого. Увы, эти картины имеют далеко не целомудренный эффект, учитывая, с каким требованием свободная мужская рука сцепила пальцы на моей нижней челюсти. Попытки вырваться оборвались. Теперь я и впрямь тряслась, как осиновый лист на осеннем ветру, ища в голубых глазах хоть намек на совесть. Увы, там была только жестокость и необузданное желание власти. – Хочешь или нет, но я единственный, кому на тебя еще не насрать. Может, вспомним былое, раз я здесь?..       Как отвратителен на вкус его поцелуй! Как мерзки его потрескавшиеся губы и как ужасен страх в моей крови! Губы и глаза по инерции сомкнулись, не давая этому ублюдку ни намека на ответную реакцию, сердце бешено стучало, даже разум молчал. И только натасканные мышцы мгновенно выдали ответ, стоило только мужским рукам грубо прижать меня к себе. Удар пришелся прямо в нос. Парень, отпустив меня и спрятав стреляющее болью место ладонями, отстранился, но лишь на мгновение. Я не успела опомниться, упав на пол из-за подкосившихся ног. И даже не успела подумать и сообразить дальнейшие действия прежде, чем послышался воинственный и гневный клич, не сулящий ничего хорошего:       − Ах ты, тварь!       Он кинулся на меня с горящими от ярости глазами, и я не успела среагировать, все еще скованная шоком и страхом от происходящего. Успела только дернуться в сторону тумбочки в коридоре, где было оставлено табельное оружие, однако разъяренный и одурманенный наркотиком мужчина был куда проворнее. Меньше чем через секунду я была прижата к холодному полу, что есть силы борясь со сжимающими горло руками. Воздуха не хватало. Все, что было перед глазами – перекошенное от ярости лицо с красными струйками крови, спускающимися из носа и спадающими каплями вниз.       Мир тускнел, вместе с ним тускнели и мои чувства. Он что-то кричал, периодически шептал, но все его слова, которые мне удавалось вырывать из надвигающейся пелены бессознания, были пропитаны ненавистью. Что-то об испорченной жизни… что-то о том, как сильно меня любил. Кажется, даже назвал шлюхой, вместе с этим рыча о своих чувствах, на которые я наплевала, выставив его почти год назад за дверь. И его разгневанное лицо должно было стать последним, что я увижу в этом мире, если бы не все те же мышцы, сделавшие последний рефлекторный рывок.       В этот раз удар был сделан коленом. В этот раз пострадало нечто более важное для мужчины, чем нос. Громко охнув и не сразу разжав пальцы, Ричард с изумленными глазами повалился на бок, удерживаясь за пах. Начавший поступать в легкие воздух не сразу дал мне прийти в чувства. Звезды рассыпались в сгустившейся тьме, на заднем фоне виднелись вспышки. Казалось, легкие вот-вот соизволят покинуть тело, выпрыгнув через глотку, но все же мне хватило сил, чтобы привстать с пола и сквозь туман в голове найти заветный столик. Его же я снесла, с кашлем и хрипом проползя к коридору на четвереньках. Оружие мгновенно очутилось в руках как раз вовремя. Ублюдок уже стоял на коленях, видимо, желая догнать меня прежде, чем прозвучит выстрел.       − Пошел прочь.       Мой голос походил на шипение кошки. Видимо, настолько сильно, что Сири, все это время наблюдающая за сценой с гридушки, навострила уши в мою сторону. Мое же внимание было приковано к смотрящему мне в глаза ублюдку, на футболке которого виднелись красные пятна. Ричард еще какое-то время молчал, дыша тяжело так же, как и я. И мне становится вдруг грустно от одной мысли: как же сильно нужно разочароваться в человеке, чтобы год назад дарить ему тепло, и вот уже сейчас целясь пистолетом ему в лоб?       Широкая ухмылка окрасила его губы, и на белых зубах я отметила красные подтеки. Знать не хочу, что это – наркотик или все же кровь. Все равно не намерена подпускать его, внимательно наблюдая за каждым движением и снимая пистолет с предохранителя.       − Ты же знаешь, что еще пожалеешь об этом, − коротко констатировал Ричард, скорее, задавая мне вопрос.       − Я сказала, пошел прочь!       И он ушел. С ехидной, якобы извиняющейся улыбкой вздернув руки в знаке «сдаюсь», встал с колен и побрел к выходу, стирая кровь с лица. Пистолет все это время целился ему в спину, я не спускала с него глаз, с каждой секундой чувствуя возвращающуюся уверенность. Но когда рука оказалась на дверной ручке, а сама дверь отворилась, Ричард, застыв на месте, хищно взглянул на меня из-за плеча. Слова его отзывались во мне всю оставшуюся ночь, вынуждая мечтать поскорее о новом дне:       − Еще увидимся, птенчик.       Едва только дверь закрылась, как я, шатаясь и спотыкаясь о свои же ноги, кинулась вперед. Замок щелкнул, предотвращая любому возжелавшему возможность войти. Несколько минут молчания и затаившегося дыхания, лишь бы услышать его удаляющиеся шаги и звук урчащего мотора. Покрышки шумно разразились шорохом по асфальту, нарушая ночную тишину спящей улицы. Прошло не одно мгновение прежде, чем напряжение отпустило. Увы, но легче от этого не стало. Пистолет безвольно повалился на паркет, тело принялось трястись. И мне было страшно. И я забилась в угол, рыдая навзрыд.       Отчаяние било ключом. Сири пыталась тереться о ноги и руки, мявкала что-то себе под нос, утыкаясь им в мою оголенную кожу. Но я не обращала на нее внимания. Сидела в сумраке гостиной, обхватив колени и прижимаясь к углу. Даже не сразу заметила красные пятна на своей майке. Удушающее понимание собственного бессилия сковывало все тело, не давало пошевелиться и остановить слезы. И я тяжело дышала, позволяя соленым, обжигающим дорожкам струиться вниз, подкрепляемые всего одной мыслью.       Мне не к кому обратиться. Мне некуда бежать.

***

      Я не реагировала ни на что. Ничто на моем пути не вызывало у меня интерес, кроме собственных мыслей. Кажется, я едва не попала в аварию, не заметив красного светофора… кое-как держала руль, параллельно с этим стараясь удержать и себя от отчаяния, бившего во мне ключом. Кто же знал, что будет так сложно?.. кто же знал, что будет так тяжко?.. кто же мог мне сказать, что будучи позитивным человеком я вдруг ощущу себя выжатым лимоном, не желая улыбаться, смеяться, радоваться? Потому что мне нечему радоваться и некому улыбаться. Потому что любой шаг в сторону может окончиться непоправимым. И теперь ссадины на запястье и на шее напоминали мне о капкане, в который я попала прошлой ночью.       Нет. В этот капкан я попала почти полгода назад, позволив одному андроиду поставить на мне незримое клеймо, свидетельствующее о моей принадлежности ему и только ему. И пусть это клеймо не было на моем теле, оно не имело физический характер. Оно читалось в моем взгляде, в моем поведении, в моем постоянном страхе стать виновницей возможного конфликта между суровой машиной и любым, пожелавшим мне доброе утро.       Ричарда не оказалось в участке, и это позволило выдохнуть спокойно. Вся ночь была проведена в углу, забитая и жалкая я мечтала о спасительных объятиях машины, в чьих руках нуждалась практически круглосуточно. Да, он раздражал и угнетал меня своими собственническими замашками, при которых я не имела возможность общаться, жить прежней жизнью. Но раз за разом была готова это терпеть, лишь бы ощущать его, столь странного и неординарного, рядом. И все же мысленно радовалась предоставленному мне самим Богом шансу работать без страха на кого-то не так посмотреть, с кем-то не так заговорить. Без страха, что андроид вычислит гематомы на шее или руке, которые я так старательно прятала длинным рукавом и горловиной черной водолазки.       Это был испуг. Самый настоящий испуг при звуке моего имени этим ставшим несколько чужим голосом. Я находилась в архиве, на автомате раскладывала некогда взятые папки на места, когда за спиной послышались шаги. Уже всем нутром приготовилась ретироваться, лишь бы не вызывать к себе внимание, как вдруг застыла, едва не выронив папку из рук. Впрочем, не я одна явно испытывала неловкость, судя по тому, как несмело он поприветствовал меня, такой же отвыкший от общения за недолгие пять месяцев.       − Доброе утро, Дана.       Тоска сковала сердце. Хотелось разреветься. Такой же теплый и заботливый, как и раньше, но чтящий чужие личностные рамки и потому не требующий ответа. Нахмурив брови и смяв губы, я искоса взглянула на Коннора, что за последнее время сильно изменился. Фирменный пиджак исчез больше месяца назад, полуботинки нередко сменялись кроссовками. Вот и сейчас стоит в кроссах, джинсах и серой футболке, в моей же манере раскладывая папки на места и одаривая меня несмелой, но добродушной улыбкой. И так хочется улыбнуться в ответ, вспоминая наше поистине приятное время, проведенное в дружной обстановке, как в голове мелькает презрительный взгляд серых глаз. Едва улыбка коснулась моих уголков губ, как та немедля потускнела. Коннор заметил это, однако не стал придавать акцента, вернувшись взором к папкам. В последнее время он стал слишком человечным, не могу не сказать, что отчасти причиной тому стало и мое влияние, которое я активно оказывала полгода назад.       − Доброе утро, − безвкусно произнеся это, я продолжила работу с документами.       − Как твое самочувствие? – получив в ответ перепуганный взор, андроид заметно улыбнулся, обнажая ровную каемку зубов. Мужская бровь вскинулась вверх, в карих глазах мелькнуло насмешливое понимание. – Не бойся. Его здесь нет.       До чего же грустно осознавать, что каждый в участке в курсе причин моего отчужденного состояния. Как загнанный в угол зверь, мечусь между желанием вырваться вперед ради свободы и желанием сохранить то, что есть без риска для жизни, причем не только своей, но и чужой.       Пристыженно спрятав взор в папках под сожалеющий взгляд карих глаз, я неопределенно пожала плечами, осознавая, насколько сильно мой внешний вид отличается от моих же слов.       − Все хорошо, спасибо, − говорить о себе было крайне неприятно. Потому я поспешила сменить тему, вынуждая себя улыбаться. – Как Хэнк? Слышала, он уехал в Чикаго.       − Жалуется, якобы ему там скучно, − разговор об Андерсоне всегда для Коннора был чем-то приятным. Может, потому он не стал акцентировать внимание на моем понуром, вымотанном состоянии, с улыбкой и энтузиазмом рассказывая о своем напарнике. – Но я считаю, что общение с братом пойдет ему на пользу.       − У него есть брат? Не знала.       − Никто об этом не знал, пока мистер Андерсон не заявился в участок, чтобы, цитирую… − повернувшись ко мне всем телом, Коннор вздернул палец вверх, как бы предлагая оценить типичный юмор семьи Андерсон, − «Посмотреть, как много стульев просидела задница его старшего братца».       Это было забавно. Настолько забавно, что я не выдержала, накрыв лицо бумагами и сдерживая порывы смеха. Боже… до чего же приятно. До чего же странно вот так просто хихикать, забыв об осторожности и постоянном напряжении. Уже и не помню, когда в последний раз смеялась. Когда вообще искренне улыбалась кому-то, кроме Ричарда, что чаще всего отвечает ледяным взором.       Ощущала на себе теплый, но несколько виноватый взор Коннора, но мне было слишком хорошо, чтобы возвращаться в угнетенное состояние. Как жаль, что андроид явно имел иные планы, судя по следующему разговору.       − Как давно это было? – забывшись в ворохе давно неиспытанных приятных эмоций, я взглянула на Коннора из-за плеча. – Просто я такого не помню.       Взор машины потяжелел, карие глаза спрятались в стопке бумаг, что держали мои руки. Улыбка с моего лица медленно поползла вниз, выгоняя из груди приятное чувство смеха.       − Тебя не было в участке, − повернувшись обратно к стеллажу с документами, Коннор проговорил это отчужденно, выждав некоторую паузу перед следующими словами. – Тебя вообще часто не бывает в последнее время.       Вновь обида и горечь. Стойкое чувство бессилия и сдавливающих со всех сторон ментальных стенок. Нахмурив брови и оставив слова проигнорированными, я вернулась к бумагам, сожалея о потерянной возможности побыть немного беспечной.       − Мы давно не общались.       Давно не общались… слабо сказано. Хватило истории, когда Коннор, не зная всей ситуации, вдруг решил обнять меня как в старые добрые времена по возвращению из Иллинойса. Предупреждающий взгляд андроид не распознал, зато что сразу понял, так это грубый толчок в плечо от недовольного Ричарда, что едва не затеял самую настоящую потасовку. С того момента общение с Коннором, как и с любым другим созданием, угасло. Но если последние боялись попасть под гнев довольно грубого Рича, то Коннора я сама сторонилась, отталкивая его попытки поддерживать былое дружеское отношение. Слишком дорог мне этот засранец, чтобы позволить ему оказаться на свалке вместе с Ричардом, которого после убийства либо посадят, либо деактивируют.       С тоской в сердце не отвечая Коннору под его виноватый и печальный взор, я дрожащими руками продолжила убирать документы. Андроиду было мало. Он словно нарочно давил на меня, напоминая о том прекрасном времени, когда я была беспечной, а мир вокруг красочен и ярок.       − Не знаю, насколько ты счастлива, Дана, − выждав некоторую паузу, Коннор наконец перестал смотреть в мою сторону, говоря отрешенно и тоскливо, − но чувствую, что несу ответственность за все это. Не стоило его посылать к тебе в ту ночь.       − Хватит!       Папки с шумом уложились на рабочий стол, я же, сжимая кулаки, развернулась к опешевшему Коннору слишком резко. Уверена, что глаза мои были полны слез, а голос вздрагивал от напряжения, но не это настораживало андроида. Его пугала злость в моих зеленых глазах, что в эту минуту смотрели почти так же холодно и презрительно, как глаза Ричарда – того, что висит тенью у плеча даже тогда, когда его рядом нет.       − Не желаю слышать ничего подобного! У нас все в порядке! И вообще, если ты решил, что…       − Что это?       От такого наглого прерывания я застыла с раскрытым ртом. Словно рыба глотала им воздух, потуплено смотря на вдруг посерьезневшего Коннора и стараясь понять, что именно он имеет в виду. Только когда поняла, что андроид тревожно смотрит на шею, на рефлексах вздернула руки, дабы поправить воротник. Этим же себя и выдала, заметив, как Коннор обеспокоенно перевел на меня взор.       Действовала на автомате. Развернулась и просто ушла, слыша в спину его попытки окликнуть, дозваться. Просто шла вперед, едва ли не спотыкаясь о собственные ноги, миновала не одну дверь и не один коридор, судорожно оттягивая рукава и натирая вспотевшие ладони от испуга. Даже не знала, куда и от кого бежала, возможно, вышла бы на улицу навстречу осеннему солнцу, однако, погрузившись в страх, не заметила, что шаги за спиной настигли слишком быстро. Уже рядом с кухней мужская рука сцепилась на плече и дернула в сторону, вынуждая меня тащиться следом за решительно настроенным Коннором мимо холодильника и кухонных шкафчиков.       Мои попытки вырваться были слабыми, в общем-то, я и не желала вырываться. Плелась следом, в очередной раз играя в куклу. Уже у окна андроид, остановившись и покосившись в сторону холла, смело принялся осматривать мою шею, то и дело, что стараясь заставить меня повернуть голову своими пальцами. Вот здесь я уже не могла спокойно сносить его манипуляций, всячески отстраняясь и увиливая от мужских рук.       − Коннор, хватит! Нас могут увидеть!       Как будто бы он хотел слышать. А если слышал, то точно не слушал. Лишь недовольно сверкнул глазами, всем своим видом показывая, что не желает отступать. Спустя несколько мгновений раздраженных гляделок, пришлось все же позволить машине оттянуть горловину водолазки аккуратными касаниями. Знаю, какие жуткие, темные отпечатки пальцев увидел Коннор. Потому не удивилась его посуровевшему взору, переметнувшемуся с отметин на мои глаза.       − Ричард сделал это? – тихо, но требовательно спросил Коннор, все еще держа руки на задней стороне моей шеи. Опустив взор и нехотя выпутавшись из его рук, я облизнула пересохшие губы. Один из рукавов был задран, дабы представить андроиду куда большие ссадины на тонком запястье.       − Нет. Точнее, не тот Ричард, о котором ты думаешь.       − Кирстен?       Ох, как много удивления и негодования прозвучало в этом вопросе! Произнеся это слишком громко, Коннор тут же понял свою ошибку по моему перепуганному взору. Кинув на выход из кухни настороженный взгляд, детектив смял губы и усмирил свой пыл, разжав опущенные кулаки.       − Приперся вчера ночью, пьяный и обдолбанный, − тускло проговаривая эти слова, я принялась прятать гематомы обратно под черную ткань, искренне желая как можно скорее закончить этот разговор. Не дай Бог в участке появится Ричард. Проблем не избежать.       − Зачем ты открыла ему?       − Думала, что это Рич.       − Ты ему ничего не сказала?       Замерев от странности произнесенного вопроса, я хмуро и недоумевающе посмотрела на андроида. Коннор, видимо, сразу понял, какую глупость сморозил, однако все же я поспешила озвучить сей факт, испытывая новые волны отчаяния от собственного бессилия.       − Да он же его убьет, Коннор, − детектив, явно со мной согласный, задумчиво устремил взор в сторону холла. Шум в нем постепенно угасал, позволяя расслышать каждый шаг коллег. Что, в общем-то, я и делала, навострившись как лань и скрестив руки на груди в попытке закрыться. – А потом либо сам сядет, либо отправится на деактивацию по решению суда, и неизвестно, что из этого лучше.       − Но ты пострадала. У тебя физические повреждения, ты же не можешь просто взять и умолчать об этом.       Мое стремление спустить все с рук казалось Коннору неразумным. Будучи полицейским, я понимала, что это на деле всего лишь синдром жертвы. Желание сокрыть содеянное одним ублюдком в страхе, что тот вернется и будет еще хуже. Но нет. Моя история отличается от многих других, которые я повидала за время работы в участке. Ведь в моей истории есть Ричард – андроид, готовый убить любого, кто посмеет прикоснуться ко мне. Андроид, которого я тихо ненавижу, но в то же время к которому испытываю болезненную привязанность, требующую быть рядом и в то же время дышать свободно, пока его рядом нет.       − Если я напишу заявление, Ричард узнает об этом, − обреченный взор, готовый снести все тяготы жизни, встретил более тревожный, когда я взглянула на машину в полной боеготовности. Мои слова были пропитаны логикой от и до, и Коннор, сам будучи машиной, понимал, насколько сильно я права. И все равно недовольно хмурился, скрестив руки на груди в моей же манере. – И вряд ли спустит ему это с рук, не завершив все самосудом.       − Ричарду следует быть сдержанней.       Не могла не согласиться, но не стала ничего говорить, угнетенно отвернувшись к окну. Даже странно иметь рядом такого защитника, поистине готового прикрыть тебя собственной жизнь, но при этом не иметь возможности обратиться к нему за помощью. Словно в клетке из стальных, но слишком тонких прутьев, дразнящих свободой, но не дающих ее целиком.       − Прости, − виновато произнес Коннор, несмело коснувшись моего плеча. Лучше бы он не касался, учитывая, какой поток безвольных слез вызвало это прикосновение.       − Я так устала, Коннор… я больше не могу…       Я не просто устала. Я была в отчаянии! Задыхалась в Ричарде, даже несмотря на то, что его рядом не было. Боялась его появления, чувствовала его тень тогда, когда его и рядом-то нет! Не раз пыталась оттолкнуть, спрятаться, даже просила оставить меня в одиночестве, не встречая на пути сопротивления с одним только условием, что в этот период никого не будет рядом! Но даже тогда, оказавшись одной и как будто бы получив возможность глотнуть свежего воздуха, мне все равно было плохо!

Я ЗАДЫХАЛАСЬ С НИМ! Я ЗАДЫХАЛАСЬ БЕЗ НЕГО…

      Ужасный, порочный круг, замкнутый и не имеющий выхода! Уставшая и стирающая с лица безвольные слезы, при этом даже не ревущая в голос. И не сопротивляющаяся крепким объятиям Коннора, прижимающим меня к себе и сочувственно гладящим по спине.       − Давай поступим так, − обхватив меня за плечи и отстранив от себя, Коннор с ободряющей улыбкой заглянул мне в глаза. Как давно мы не общались столь душевно, не скрывая эмоций и ничего не боясь. Настолько тепло стало в груди, что я все же улыбнулась, ни капли не скрывая своих чувств. – Мы не будем пока ничего говорить Ричарду и капитану, но если он снова вернется – ты немедля вызовешь меня. Ты меня слышишь, Дана?       Он смотрел мне в глаза обеспокоенно, но ласково, и это подкупило. Привыкшая к холоду серых глаз и отвыкшая от каких-либо телесных контактов, хотелось, чтобы это чувство заботы и легкости не прекращалось. В который раз убеждаюсь в том, какую силу может иметь слово, вовремя сказанное и пропитанное нужной эмоцией. Встретив мою искреннюю, но печальную улыбку, Коннор вновь прижал меня к себе. Чувство страха постепенно ушло. Он поглощал его своим телом, вот только… это было не то. Это было не с тем.

***

      Жалобный взгляд, вымаливающий его остаться.       Стискивающие спинку дивана пальцы, дрожащие от давления.       Учащенное дыхание, подгоняемое чувством отчаяния и страха.       Обречение.       Он снова уходит, получив очередной вызов, только в этот раз не получив возможность оставить на моем теле свои жадные поцелуи. Синяки начали сходить на нет, в конце концов с момента встречи с Кирстеном прошла неделя. Благо бегать от Ричарда, скрывая гематомы, не приходилось – машине, часто посещающей своего напарника и заваленной работой, было просто не до этого. Да, он все так же сгребает меня в охапку прямо посреди рабочего процесса и тащит в укромное место, если напряжение становится слишком сильным. Так же презрительно смотрит на любого, кто подойдет ко мне ближе, чем на несколько метров, и даже бесшумно оказывается рядом, если этот кто-то осмелится меня коснуться. Но все же его загруженность меня спасала, одновременно с этим не позволяя уснуть в страхе услышать гневный стук в дверь. У меня есть пистолет, но он не поможет. Просто потому что я не смогу выстрелить в того, кому отдавала всю себя.       Впервые войдя в дом после недели отсутствия, Ричард сразу отметил нехарактерный для домашней меня внешний вид из коротких шорт, теплых бежевых угг и плотного белого свитера с высоким горлом и длинными рукавами. Но получив в ответ слабое «Простудилась», лишь заметил отсутствие температуры, однако не стал выражать подозрений. И мы снова лежали на диване. Снова ощущение пальцев на виске, вновь тепло пледа, на сей раз накрывшего до талии. Диктор что-то бубнил себе под нос, убаюкивая и унося меня под мурчание сидящей на подлокотнике кошки. Впервые за неделю не чувствовала страха в собственном доме. Впервые была готова со спокойной душой закрыть глаза и погрузиться во тьму, наслаждаясь касаниями его кончиков пальцев. Ричард, не сменяя своему внешнему облику, вновь пытался пробраться под свитер, вынуждая кожу тлеть от скольжения мужской руки. Но как бы мне не хотелось сорваться, как бы тело не взывало к нему, скучающее всю эту неделю, все же нехотя и жалобно сослалась на плохое самочувствие. Единственное, чем Ричард никогда не поступался: в праве отказаться от близости и в праве побыть одной. Что угодно, лишь бы не с кем-то другим. Потому расстроено, но понимающе прервал попытки вызвать меня к контакту. И все же…       Как же страшно и больно мне было смотреть на него, вновь собирающегося на очередной вызов. Готова была проклянуть все на свете: и работу, и преступный мир, и город – лишь бы удержать его рядом как можно дольше! И я не знала, что мной движет: нежелание оставаться одной или просто безмерное чувство потребности в его руках, его обществе, даже в его ледяных глазах! Плевать, что движет моим разумом, лишь бы он остался здесь, со мной. Увы, но и в этот раз никто не стал меня слушать. Очередные обещания, что вернется, как только сможет, оставив после себя только незримую тень, не позволяющую ринуться хоть куда-то подальше от сжимающихся стен собственного дома.       − Останься, прошу тебя, − потребность вынудить его остаться в этот раз была такой сильной, что я не скрывала ни дрожащего голоса, ни поистине умоляющего взгляда, встав на краю дивана и беспомощно наблюдая за его сборами. Для него этот процесс был привычным, потому Ричард даже не обернулся в мою сторону, поправляя рукава пиджака. – Хотя бы раз. Останься со мной.       − Я не могу. У меня вызов.       − Ну, так отдай его кому-нибудь другому!       Видимо, мой голос был слишком перепуганным. Настолько встревоженным, что Ричард застыл, обеспокоенно повернув голову в мою сторону. Его губы были открыты, в глазах читалось недоумение. Но я слишком разогналась в своем страхе остаться в одиночестве, чтобы сдерживать эмоции, бьющие ключом. Так и наминала пальцы, срываясь на учащенное дыхание и насыщая атмосферу отчаянием.       − Ты не можешь снова уйти! Сам вынуждаешь меня строить вокруг себя стены, и сбегаешь, оставляя в полном одиночестве! – наконец, чувства переполнили чашу терпения, хлынув слезами по горячим щекам. Всхлипнув и устремив взор в покрытый сумраком пол, я поспешно стерла влажные дорожки, не желая смотреть в глаза тому, кто смотрит так потеряно. – Так нельзя, Ричард… я словно птица в огромной клетке… так нельзя…       Его присутствие улавливалось каждой клеткой тела, жаром и холодом одновременно отдаваясь под свитером. Но я не смела поднять голову, когда Ричард в своем фирменном пиджаке оказался рядом. И все же была вынуждена посмотреть на него взглядом, преисполненным тоской и печалью, когда андроид аккуратно принялся стирать слезы большими пальцами. Не могла понять, что вижу в его серебристых сетях, обвивающих меня словно паутиной. Но понимала, что битва проиграна, пусть мои отчаянные слова и заставили его задуматься о чем-то своем.       − Не плачь, прошу тебя, − перестав стирать слезы, Ричард приподнял мой подбородок, смягчаясь во взоре. – Ты же знаешь, что я тебя не обижу.       Знаю… и теряюсь в ворохе противоречивых чувств, заставляющих безмерно любить это создание и ненавидеть Коннора за то, что тот отправил Ричарда ко мне в ту ночь.       Он оставил на моих губах поцелуй. Едва заметный, легкий, но потому вызывающий еще большую печаль в сердце. Я тянулась за ним, стараясь углубить этот контакт как можно сильнее. Старалась стащить с него пиджак, жалась к нему, наплевав на все еще виднеющиеся синяки на своей шее. Быть рядом с ним все равно, что находиться в комнате с ядовитым газом, убивающим медленно, но верно. Ты держишь себя, дабы не вздохнуть, но легкие и наступающая мгла берут свое, приходится сделать глубокий глоток, с каждой секундой ощущая слабость в теле. И ты дышишь, дышишь, разрываясь между двумя крайностями, которые так или иначе закончатся смертью. Но ты дышишь и не можешь надышаться, на каждое прикосновение мужских рук уносясь все дальше в небеса.       Эти ласки были недолгими. Уверена, Ричард не раз удивился моему внезапному порыву, привыкший становится инициатором любой нашей близости, и все же андроид вынудил меня отстраниться, бережно обхватив за плечи. Было так тяжко дышать и так прекрасно рваться вперед в поиске его губ, что я сразу отметила его растущее нетерпение. Как и я, готов плюнуть на вызов, прижав меня к дивану и стаскивая с нас обоих одежду, чтобы ощутить тепло. Но все же приобретающий ясность во взгляде, что так не вовремя возвращает в мое сердце печаль.       − Я должен идти, − слезы не текут по моим красным от возбуждения щекам, но Ричард, заботливо улыбаясь, все же принялся стирать их следы с лица. Знал бы он, как много отчаяния скопилось в этой душе, доживающей последние дни в обществе самой себя. – Вернусь как можно скорее.       − Ты не вернешься.       Ричард ничего не ответил. Знал, что я права. И в который раз приходила к мнению, что он не просто болен мной. Что все инциденты, которые привели нас к этим странным и кривым отношениям – ничто иное, как путь к моему заточению в его личных, психологических чертогах. Да, он любил меня. Любил мои касания, любил мое общество, жаждал моего тепла и моих взглядов. Но с легкостью обходился без всего этого, будучи уверенным, что кроме него у меня никого нет. Что я не подпущу к себе кого-либо другого, пока он не даст на это добро. Обходился, потому что знает – я никуда не денусь. Я принадлежу ему и только ему, окончательно и безвозвратно.       Забота в его взгляде сменилась суровостью, намекающей на то, что он понимает, в какую клетку меня вгоняет. Но по-прежнему считает себя правым, уверенный, что именно так проявляется любовь. Больное, искорёженное чувство, которым наделено это создание, опоясывает мою шею невидимой стяжкой, не давая нормально дышать. Самое худшее то, что я самолично позволила эту стяжку надеть, затянув потуже крепеж. И теперь отчаянно цепляюсь в ошейник пальцами, мечась между желанием соврать и страхом потерять того, кто стал дороже многих.       Оставшись в одиночестве, я продолжала стоять на диване еще несколько минут. Потуплено смотрела на дверь, вспоминая его облик. Даже не сразу заметила настойчивого звонка телефона, уложенного на журнальный столик. Настолько стала рассеянной за последние месяцы, что подобные вещи просто пропускаются мимо ушей.       Усталый взгляд, погруженный в туман, устремился к вибрирующему на стеклянной поверхности телефону. Мама. Пропущенный звонок, на который я не стану отвечать этим вечером. Точно не в таком состоянии отвечать человеку, который поймет мое настроение, едва расслышав голос.       Спать не хотелось. Кошка, как ни старалась, не могла убаюкать меня, улегшуюся на диване, своим мурчанием. Наоборот даже раздражала, и я в какой-то момент позволила себе ее отпихнуть, однако стоило взглянуть в эти огромные, изумленные моим непривычным поведением глаза, как тут же ощутила укор совести. И с грустной улыбкой притянула к себе животное, зарываясь носом в шерсть. Мурчание возобновилось не сразу, но в этот раз оно вызывало спокойствие. Увы, оно было недолгим.       Свет фар откинул блик на окнах, и я напряглась, вслушиваясь в каждый шорох на улице. Закрытые плотно окна не позволяли мне слышать все шумы, и все же я старалась уловить единый звук, намекающий на опасность, сжимая кошку и медленно усаживаясь на диван. Секунды перетекали в минуты, минуты, кажется, в час. Мне, сидящей с замершем сердцем посреди гостиной, казалось, будто прошла целая вечность. Ничего не происходило. Возможно, это были лишь соседи. Как же я надеялась, что это были лишь соседи…       Удары по двери были такими агрессивными, что даже кошка проснулась, вцепившись когтями в мои рукава. Вздрогнув и сорвавшись на поспешное дыхание, я в ту же секунду оказалась на полу, спустившись с дивана в желании не быть замеченной. Детский страх, знаю, уж точно не детективу из городского департамента прятаться за диваном, пока в его дом ломится человек. Вот только это не просто прохожий или обычный преступник, каких я видела в своей жизни невероятную уйму. Это тот, кто без труда играет на моих нервах, оперируя пятью годами совестной жизни, не дающими ответить тому, с кем делила свой мир.       − Птенчик, я знаю, что ты дома!..       Господи, какой противный голос! Явно пьяный и наверняка под кайфом! Отпустив кошку (которая мгновенно скрылась где-то в коридорах), я подтянула к себе ноги и закрыла уши ладонями, лишь бы не слышать ударов по двери и ехидных, хищных слов этим мерзким голосом. Содрогалась в такт агрессивному стуку, дыша часто и панически, даже не старалась продумать действия, просто жалась в спинку дивана, свернувшись калачиком подальше от всего мира. Но когда среди ударов и пошлых замечаний промелькнуло «Где твой пластиковый болванчик?..», разум словно отрезвел, подкинув мне всего одно имя.       Ричард.       Я должна позвонить Ричарду.       Выползать из своего убежища было страшно, но я все же переборола себя, вспоминая удушающую тьму, окутывающую из-за сжатых на горле пальцев. Кое-как добралась на коленях к столику, стараясь не показываться на обозрение окна, и тут же спряталась обратно как раз вовремя. Там, в свете лучей лампы над крыльцом, виднелся облик человека, из приятного будущего превратившись в леденящее прошлое. Но времени на эти философские рассуждения не было. Вновь подобрав к себе трясущиеся ноги и стараясь унять истеричное дыхание, я как можно быстрее нашла в списке контактов нужный.       Плевать на то, что Ричард сделает с этим уродом. По крайней мере тогда мне, со слезами на глазах, и впрямь было все равно. Лишь бы заставить этого ублюдка перестать орать, тарабаня в дверь.       − Ну же, ответь… пожалуйста, ответь…       Один вызов, второй вызов, третий… он не ответит. Он никогда не отвечает. Слишком сильно погружен в работу и не менее сильно уверен в моей неприкосновенности. Которая вот-вот может быть нарушена, если этому идиоту вздумается разбить окно. А это он может. Он вообще многое может.       − Черт!       Обрубив уже пятый по счету звонок, я, не сдерживая слезы, откинула телефон на паркет и закрыла уши руками. За дверью воцарилась тишина. Она же была недолгой. Видимо, я слишком громко шикнула или громко отбросила устройство. Ричард, уловив какой-то звук, замер, уже через несколько мгновений говоря предвкушающе и тихо, явно прижавшись к двери:       − Да брось, Дана. Просто открой дверь. Ты не можешь скрываться вечно.       Выбора не было. Уловив момент оборванного стука, я неуверенно взглянула на телефон и уже через секунду судорожно набирала сообщение тому, кто всегда ответит. Всего два слова на нужный номер: "Он здесь" − и Коннор прилетит сюда, где бы он ни был и чем бы ни занимался. Так было всегда, так будет сейчас.       Ричард не желал покидать мой двор, изредка постукивая по окну и по дверям. В какой-то момент парень, видимо, устал торчать на ногах и с шумом уселся на крыльцо, прислонившись к двери. Видела его наглый вид и беспечную позу, осмелившись через десять минут выглянуть в окно из-за шторки. И лучше бы я не делала этого, ведь Ричард заметил движение, принявшись рассуждать о том, «как же нам было хорошо».       Он не собирался уходить. Уселся на бетонную плитку, откинувшись на дверь и напиваясь из бутылки чем-то горячительным. Его светлые волосы были взъерошены, лицо осунулось и исхудало. Не хочу даже предполагать мысль, что мой бывший жених принимал наркотики во время наших отношений, но все же тоскливо цеплялась за эту мысль, понимая, с каким ублюдком связала судьба. И с ним я хотела повязать свою жизнь…       В очередной раз присосавшись к бутылке, но ничего в ней не найдя, парень недовольно попытался вытряхнуть из нее хоть каплю. Когда последняя упала на бетон, Ричард невозмутимо откинул пустой сосуд на осеннюю траву, доставая красную пачку из кармана.       − А знаешь, − сигарета манерно разожглась в его пальцах. Ричард, с блаженным видом выпуская дым в воздух, посмотрел в сторону окна. Не знаю, видел он меня или нет, но все же старалась не двигаться, ощущая сковывающий страх. – Не удивлен, что у нас закончилось все вот так. Всегда бесила эта твоя наивность. Хотя… чему я удивляюсь. Спасибо твоей дебильной семейке за воспитание.       Злость накатывала волнами, но я не смела что-либо ответить, все еще содрогаясь в душе от осознания бессилия. Вцепилась в шторы мертвой хваткой, пронзая сидящего на заднице парня злобным взором, пока тот раскуривал свою сигарету, облизывая губы, растянутые в хищной улыбке.       − Можешь трахаться сколько хочешь со своими щелкунчиками, − явно довольный своими словами, Кирстен в последний раз затянулся и отбросил недокуренную сигарету на дорожку. Теперь его взор был направлен на улицу, но даже не попадая в его поле зрения, я понимала, с какой жестокостью и себялюбием этот человек смотрит вперед, произнося следующие слова, − но будь уверена, что я – лучшее, что может быть в твоей жизни. И лучше бы тебе открыть, птенчик. Обещаю, что больно наказывать не буду.       Снова удары… и страх, выедающий изнутри. Поспешно вернувшись за диван, я обняла свои колени и постаралась абстрагироваться от шума. Он кричал, потом шептал, вновь кричал и бил по двери, наверняка заглядывал в окно, требовал открыть и впустить его, получая садистическое наслаждение от осознания эффекта, который оказывает на меня в моем же доме. И я давно перестала смотреть на телефон в желании увидеть приближающиеся к утру часы, просто смотря перед собой и позволяя слезам скатываться вниз. Потому не заметила очередной свет фар в окно, шум покрышек и хлопок двери на улице. Слишком сильно погрузилась в себя, чтобы внимать каким-то разборкам во дворе.       Через какое-то время шум на улице стих. Двигатель взревел, лучи фар мелькнули в отражении стекла кухонного гарнитура. Звук удаляющейся машины вывел меня из транса, и я, застыв и навострив уши, вслушалась в тишину. Вскоре молчание гостиной пронзил очередной стук по двери, только в этот раз тихий, робкий и неуверенный.       − Дана? Дана, это Коннор.       От звука его голоса душа словно ушла в пятки. Не от страха, но от желания поскорее вскочить на ноги и ринуться к выходу. Именно это я и сделала, вот только открыла дверь не сразу, застыв с пальцами на холодной ручке примерно на несколько секунд. Иррациональная тревога не давала мне этого сделать, закладывая в разум сомнения из разряда «А что, если Ричард просто подстроил голос?».       Господи, ну что за глупости!       Полагаю, что в моем взгляде читалось нечто ужасное, раз Коннор, повернувшийся ко мне на звук открываемой двери, вдруг резко изменился в лице. С добродушного и настроенного идти до конца превратился в перепуганного и взволнованного. Должна сказать, что я не сразу узнала его в серой толстовке с надписью «Detroit» и с взъерошенными волосами. Потому кое-как поборола желание захлопнуть дверь, как мне казалось, перед носом незнакомого создания. Но уже через мгновение я буквально висела у него на шее, жалобно всхлипывая и утыкаясь в плотную ткань толстовки, насыщаясь чувством безопасности. Но не от того, от кого должна это ощущать.       Телевизор что-то бубнил, становясь словно третьим собеседником в этой гостиной. Позволив Коннору хозяйничать на кухне, я обернулась в плед и уселась на диване, врубив свет едва ли не во всем доме. В темноте сидеть не хотелось. Еще меньше хотелось оставаться в одиночестве, что и позволило мне наплевать на возможность возвращения Ричарда, который явно не будет рад появившемуся в моем доме Коннору. Впрочем, Ричард не вернется.

ОН НИКОГДА НЕ ВОЗВРАЩАЕТСЯ

      − За что он так с тобой? О нем ведь не было ничего слышно больше полугода.       Коннор оказался рядом так неожиданно, что я невольно дрогнула, вырываясь из тяжелых раздумий. Потерянный взгляд на андроида подсказал, что тот встревожен моим состоянием. Настолько обеспокоен, что не сразу протянул кружку с чаем, усаживаясь рядом на край дивана.       Хотела бы я знать, почему этот придурок так взъелся. А впрочем, знала. Потому смотрела в окно, мысленно отмечая, что вечер давно перетек в ночь. Взятая на автомате кружка приятно согревала пальцы, но я не торопилась пить. Так и сидела с потупленным взором, изучая погрязшую в ночь спящую улицу, где единственными источниками света были фонарные столбы у дороги.       − Думаю, он крепко подсел на наркоту, − голос охрип от перенапряжения, и мне пришлось выждать паузу, прокашливаясь и стараясь унять все еще царящую дрожь в груди. – Вид у него был болезненный… а тут еще я с Ричардом. Сам же знаешь, как он относится к машинам.       Краем глаза уловила понимающий кивок. О, да. Коннор знал не понаслышке об этом человеке. Самолично успокаивал меня в раздевалке, стараясь унять взбунтовавшееся от обиды сердце. Именно тот день и стал началом нашего довольно близкого и тесного общения. И как много Коннору пришлось выслушивать про человека, которому я доверяла жизнь, но который так нагло плюнул в душу. Андроид и бывший жених не были знакомы, но Коннор знал его заочно. Этого ему хватало, чтобы сложить собственное далеко не самое радужное отношение к человеку.       − Почему ты одна? – нахмурившись и не давая мне уйти в себя, Коннор недоуменно осмотрел помещение в поиске кого-то еще. Сам не подозревал, какой гвоздь вбивает в мою душу, задавая эти угнетающие вопросы. – Где Ричард?       Ответа не следовало. Я просто смотрела перед собой, согревая ладони о кружку. Коннор, застыв с прищуренным взором на моем профиле, довольно быстро понял смысл моего молчания. Жаль только решил прокомментировать свои мысли, угнетая меня еще сильнее:       − Снова на вызове, да?       − Ты приехал на машине?       Не желая обсуждать тему своего одиночества, я постаралась зацепиться за первое, что возникло в голове. К счастью или нет, первым оказался свет фар, который ударил в окно при появлении андроида. Коннор, не ожидая от меня такой прыти, даже несколько растерялся, нахмурив брови, но уже через мгновение понял, почему я спрашиваю. Спасибо ему за довольно быстрый ответ беспечным тоном, позволившим не акцентировать внимание на болезненном.       − Присматриваю за Сумо, пока Хэнка нет, − встретив мой заинтересованный, но заплаканный взор, Коннор шутливо подмигнул, вздернув уголок губ и произнося следующие слова, − только не говори ему, что я беру его машину. Думаю, по голове он меня не погладит.       − Берешь? То есть, это не в первый раз? – неопределенно пожав плечами, андроид с улыбкой облокотился о собственные колени. Как же сильно очеловечилось это существо, позабыв про ученические позы и обязательный такт в общении с людьми. – Ты приехал от Хэнка?       − Нет.       Вот это новость. Я знала, что Коннор давно обзавелся своим жильем, благодаря одной из государственных программ, но мысль, что андроид приехал на кадиллаке Андерсона не из дома Андерсона показалась мне сомнительной. Прищурив глаза и даже на некоторое время позабыв про былой страх, я сощурено и лукаво взглянула на машину. Коннор, загадочно улыбнувшись, принялся рассматривать свои пальцы.       − Ты же не думаешь, что только у вас с Ричардом могут быть отношения?       − Воу, ничего себе! Как много я упустила! – и впрямь, даже слишком много для того, с кем люди всегда предпочитали делиться, получая в ответ поддержку и понимание. От услышанной новости я настолько удивилась, что напрочь забыла об истерике и страхе быть обнаруженной Ричардом здесь, вдвоем с Коннором. Наоборот, дружески пихнула друга в плечо, подстегивая его и без того смущенную улыбку. – И кто это? Из участка?       − Без разницы, − беспечно пожав плечами, Коннор выпрямился, с улыбкой заглядывая мне в лицо. – Это все равно не серьезно.       Последние слова не напрягали, но внесли некую тоску. Но я не акцентировала внимание, замечая, как тревожится взор Коннора. Все так же смотрел на меня, буквально глазами говоря о тревоге за мою душу, а может, и за жизнь. Я же не желала начинать тему Кирстена и всего произошедшего здесь, хоть и испытывала невероятную благодарность за оказанную помощь, нуждаясь в ней от совершенно другого персонажа.       − Прости, − не желая больше смотреть на Коннора, я вернулась взором к кружке, чай в которой начинал остывать. – Я отвлекла тебя от дел.       − Прощу, если ты обратишься за помощью к капитану.       − Коннор, нет… − попытка воспротивиться была заведомо провальной. Андроид напористо и поспешно устроился на диване так, чтобы быть повернутым ко мне всем телом.       − Даже если ты не хочешь, чтобы об этом знал Ричард…       − Да, потому что он его убьет!       − …представь, какую опасность этот человек представляет для общества, − не сменяя напора и стремления переубедить меня, Коннор принялся жестикулировать рукой, уложив одну кисть на спинку дивана. Уверена, сохрани он диод, и тот непременно бы горел желтым, настолько обеспокоенным был его вид. И он все заглядывал мне в глаза, стараясь найти в них слабину, и, господи, ее же он находил, пользуясь возможностью переубедить меня в желании не оставлять заявление на бывшего жениха. – Сегодня он пытается выбить тебе дверь, а завтра запросто кого-нибудь убьет в состоянии наркотического опьянения! И это будет не только на его совести, Дана! Но и на твоей!       Путаясь в собственных мыслях, я отвернулась от андроида, не желая смотреть ему в лицо. Коннор был прав в отношении сказанного. Да даже если Ричард Кирстен ранит кого-то будучи в неадекватном состоянии, я буду выгрызать себя за то, что вовремя не остановила этого человека. И пусть в реальности кровь будет на руках парня, на деле эту кровь я буду видеть на своих пальцах.       − Что ты предлагаешь?       Наконец, сдавшись во власть голосу разума, я устало посмотрела на детектива. Коннор, ощутив победу, немедля ухватился за мое понурое состояние, начиная рассуждать вслух, скорее, для себя, чем для меня. По крайней мере мне сложно было его слушать, мысленно умиляясь столь неформальному и небрежному виду андроида в его толстовке и со взъерошенными прядями. До того привыкла видеть его представительным и в строгих костюмах, что даже упустила некоторые его рассуждения, рассматривая своего собеседника на эту ночь.       − Раз ты не хочешь, чтобы Ричард знал об этом, значит, ты не сможешь самолично написать на него заявление, сославшись на полученные повреждения, − уйдя в свои раздумья, Коннор и не заметил моего заинтересованного взгляда. То и дело, что хмурился и поджимал губы, стараясь выстроить дальнейший план действий вслух. – Но мы точно знаем, что он что-то употребляет, а значит, можем пустить его дело в отдел борьбы по наркотикам. Достаточно будет написать анонимное заявление.       − Анонимные заявления рассматриваются из раза в раз, − я предприняла слабую попытку воспротивиться, но Коннор разбил ее в считанные секунды, хмыкнув и неопределенно взмахнув рукой.       − Тогда мы обратимся к капитану. Он поможет сохранить все в тайне.       Перспектива докладывать об этом Фаулеру не радовала, но иного выбора не было. Оставишь все как есть – и неизвестно, чем обернется свободное перемещение Кирстена по улицам города. Расскажешь о случившемся кому-то постороннему – и Рич узнает с точностью на восемьдесят процентов, взяв в руки пистолет и покинув дом со словами «Будьте добры меня извинить, но мне нужно кое-кого прикончить».       Дурацкий путь, выстланный тонкой гравированной дорожкой, по обеим сторонам от которой пропасти. И любой шаг ведет к падению с высоты размером с бесконечность, где не будет видно ничего.       Видя мое отрешенное состояние, Коннор некоторое время молчал. Понимал, в каком безвыходном положении я оказалась, но явно не осознавал, насколько тяжко мне решиться сделать шаг в сторону.       − Ты больше не улыбаешься.       Не сразу поняв, к чему ведет Коннор, я недоуменно повернулась к нему головой. Коннор, вновь спрятав взор в своих пальцах, хмуро хлопал глазами, погруженный в свои мрачные раздумья. И я только сейчас задумалась, как сильно заметны для окружающих мои изменения. Всегда веселая и позитивная, старающаяся смотреть на мир с улыбкой вдруг становится самым мрачным и замкнутым созданием во всем участке.       Нет. Не самым. Кое-кого мне никогда не переплюнуть, потому что…       − Становишься такой же, как он, − тяжелый взор карих глаз устремился в мою сторону, и я вдруг ощутила новый приступ отчаяния из-за сказанных им слов. – Не хочу, чтобы ты становилась, как он.       Удушающее обречение, сковывающее в легких. Снова этот невидимый ошейник на моем горле, сжимающий похлеще, чем пальцы Ричарда Кирстена. Стяжка не оставляет следы, но заставляет задыхаться, медленно и верно забирая у меня жизнь. И мне хочется реветь, хочется плакать и рассказывать Коннору об обиде и отчаянии, что царит в голове уже долгие месяцы, но я молчу, не желая обсуждать Ричарда и наши с ним отношения. Как и всегда пожимаю плечами, даже не скрывая лжи в своей тусклой улыбке.       И все так же задыхаюсь. Прячу взгляд, прячу израненную душу, прячу все, что можно спрятать. Лишь бы не дать кому-то протянуть руку в эти больные чувства, смешанные из боли, ненависти и любви.

***

      Капитан слушал нас внимательно. Точнее, слушал Коннора. Андроид, словив меня уже в первый час рабочего дня, потащил в кабинет начальства, и на сей раз Коннор, что прошлой ночью выглядел по-домашнему, облачился в черный пиджак с белой рубашкой. Такой разный и всегда уникальный, даже когда стоит рядом с Ричардом. А с Ричардом он никогда не стоит. Слишком сильно последний испытывает раздражение и злость на своего предшественника, искренне считая его моим бывшим любовным интересом. И я стараюсь уйти в эти мысли, сидя в кабинете Фаулера и отдав бразды рассказа детективу, не желая участвовать в обсуждении моих проблем. Все эти беседы и разговоры насквозь пропитаны некой заговорщицкой атмосферой, от которой сводит зубы. Знал бы Ричард, где я и что делаю… ох, как много прибавилось бы проблем к уже имеющимся.       Фаулер по большей степени молчал. Изредка уточнял что-то, в большей степени обращаясь ко мне, и тогда приходилось включаться в разговор, отдавая короткие ответы. Джеффри, всегда выглядящий представительно, сидел за столом, сложив сцепленные руки на серую поверхность, заваленную бумагами. Темные глаза косились на меня, сменяя сочувствие на негодование. Знаю, он был недоволен моим нежеланием действовать в отношении Кирстена открыто. Наверняка мысленно проклинает тот день, когда порог его участка переступил RK900. Пусть работник из него самый лучший в участке, но слишком сильное влияние он оказывает на коллег, включая меня – некогда сохраняющую в участке дружелюбную атмосферу.       − Ты уверена? – обращение Фаулера было таким неожиданным, что я кое-как вырвалась из раздумий. Неуверенно окинув присутствующих потерянным взором и застав Коннора сидящим на краю стола капитана, постаралась найти в его глазах ответ. Коннор вскинул брови, как бы предлагая озвучить мое решение. Но Джеффри все равно пояснил свою мысль, явно понимая, в каких мрачных тучах я летаю, − что не хочешь заявить в открытую?       Несмело кивнув головой и прикусив губы, словила усталый взгляд темнокожего капитана. Фаулер, поджав улыбку, тут же взял телефон со стола и под внимательное наблюдение Коннора набрал чей-то номер. Чей я узнала через несколько минут, когда в кабинете показался коллега из отдела наркотиков. Дальнейшие обсуждения прошли как в тумане.       − Не уверена, что все это хорошая идея, − оказавшись уже за стеклянной дверью кабинета, я нерешительно остановилась у перил. Коннор, вышедший вслед за мной, дабы оставить капитана и работника для дальнейшего обсуждения наедине, спустился вниз, оставшись у изножья лестницы. Его вопрошающий взор устремился на меня, и я последовала за ним, рассеянно поясняя свою мысль, − какой смысл в этом, если этот говнюк может заявиться ко мне в любую ночь? Это просто удача, что Ричард уходит до того, как Кирстен решается прийти.       Вопрос подарил Коннору не малую пищу для размышления, именно это я увидела в его нахмуренных глазах и задумчивом взоре в пол. Хмыкнув какой-то мысли, андроид поспешил ее озвучить беспечных голосом, скрестив руки на груди.       − Джеффри наверняка поторопит отдел, так что думаю, нам просто нужно переждать всего пару дней, − мужские плечи простецки вздернулись, сам Коннор без задней мысли выдал предложение так резко, что я оторопела. Мысленно уже начала представлять масштаб последствий, если соглашусь на его предложение и если Ричард узнает об этом. – Раз Ричард так часто срывается на вызовы, я могу составить тебе компанию на эти дни.       Горькая усмешка сошла с моих губ, и я не без улыбки осмелилась поставить предложение Коннора под сомнения. Да, перспектива иметь рядом хоть какую-то опору, пусть и не ту, какую хотелось бы, несомненно радует, но черт… узнает Ричард, что Коннор проводит ночи в моем доме, который негласно стал нашим общим – участок лишится сразу двоих хороших работников. Потому я неуверенно поежилась, обеспокоенно проговаривая следующее:       − А если он вернется? Что будет, если увидит тебя дома? Боюсь представить, какие мысли у него будут в голове, и как много из-за этого будет последствий.       − Не сочти за грубость, но тебя слишком сильно заботит, что подумает Ричард, − его слова прозвучали укоризненно и грубо, и я обидчиво опустила голову, не желая смотреть на андроида. Последний, поняв, какую недозволенную границу пересек, тут же сменил укор на вину, уложив руку мне на плечо. – Извини. Не хотел обидеть. Но я очень сильно тревожусь за тебя, как и все в этом участке.       Как я могу обижаться на него, вообще на кого-либо? Подаренный добрыми родителями характер не позволяет, чего уж говорить о том, чтобы на кого-то злиться и желать кому-то зла! Кирстен даже удивлялся, как меня с таким простодушием потянуло в полицию. И я всегда находила ответ в трех словах: справедливость, помощь, защита. То, что движет тобой, когда внутренний мир сложен из веры в добро и свет.       Подарив Коннору усталую, но искреннюю улыбку и получив в ответ не менее теплый взор, я спрятала руки в карманах желтой толстовки. Так и смотрела в карие глаза, позволяя себе чувствовать рядом с этим созданием легкость и спокойствие. Далеко не с тем, с кем должна это чувствовать… как же стыдно.       − Должен сказать, я рад, что мы снова общаемся, Дана, − а как же я рада снова общаться с тобой, Коннор! Так рада, что напрочь теряю осторожность, отвечая тебе доброй улыбкой. – Я тосковал.       − Все стало очень сложно, не правда ли?       И он хотел что-то ответить, уже раскрыл рот, чтобы озвучить свою мысль мягким тоном, но осекся, устремляя взор куда-то мне за плечо в сторону полупустого холла. Лучше бы я не обращалась вслед его взгляду, напрочь забыв про того, кто негласно владеет моей душой. Ведь именно его ледяной, презрительный взгляд встретила на своем пути, холодея в душе и невольно выискивая нелепые оправдания для нашего с Коннором общения.       Они не здоровались. Смотрели друг на друга злобно, разве что Коннор смешивал злость с укором, в то время как Ричард пропитывал свои глаза ненавистью. Он оказался рядом так быстро, что я мгновенно ощутила слабость в ногах, понимая, какая буря ждет Коннора в ближайшие часы. Нет, меня Ричард не тронет. Никогда не трогал, разве что позволяя себе высказать какие-либо претензии, рассеивающиеся одним только моим мягким касанием. Но за кого я и переживала, так это за того, кто до сих пор держит мое плечо в качестве поддержки.       − Привет, Рич, − голос так сильно охрип от волнения, что я несколько раз кашлянула, дабы пропершить горло. Но Ричард не смотрел на меня. Пронзал Коннора тихой яростью из серебристых глаз, получая в ответ не менее недовольный взгляд. Атмосфера вокруг нас так сильно накалялась, что даже оставшиеся в участке коллеги смолкли, недобро посматривая в нашу сторону.       − Что ж, еще увидимся, Дана.       Ох, лучше бы Коннор не называл меня так. Лучше бы убрал руку, а не показательно прошелся ладонью по мягкой желтой ткани, вызывая к себе еще большую ярость со стороны Ричарда. Последний уже сжимал кулаки, наблюдая за уходящим в сторону собратом, не реагируя на мои слова. А я пыталась дозваться. Даже больше: махала рукой перед его взором, стараясь обратить на себя его внимание.       − Рич! – ноль эмоций. Коннор давно уже скрылся в коридоре, но серые глаза так и пронзают выход гневными стрелами, вынуждая меня сменять испуг на раздражение. – Ричард! Да посмотри уже на меня!       Только после того, как его белый рукав был зажат и дернут вниз, андроид все же прояснил свой взор, устремив глаза на меня. Поначалу в них было ничто иное, как презрение, но едва он сфокусировался на моем лице, как гнев сменился легким укором. И все же он не мог долго злиться на меня, смягчаясь во взоре и чуть улыбаясь.       − Здравствуй. Как твое самочувствие?       Вопрос сбил меня с толку, но воспоминания о ночном происшествии напомнило о синяках на шее, скрытые высоким воротником толстовки. Не говоря уже о вранье, что пришлось придумать для Ричарда, когда тот нуждался в человеческом тепле.       Инерционно поправив горловину, я повела плечами, как бы снимая напряжение. Удивлена, что Рич не заметил в этом ничего странного. Наслышана о его умении распознавать ложь. А впрочем, мне он всегда верил и верит без сомнения, как единственному человеку, которому всецело доверяет.       − Все хорошо. Намного лучше.       − Что ты делала у капитана?       Краем глаза уловила напряжение, воцарившееся в кабинете Фаулера, потому решила отшутиться, пожав плечами и намекающе улыбнувшись.       − Рич, я детектив. Что я еще могу делать у капитана?       Бесспорная аргументация, намекающая на рабочий процесс. Согласно кивнув, андроид уважительно убрал руки за поясницу. Все такой же механичный, как и в первый день нашей встречи, такой же непроницаемый взор, разве что с едва уловимым теплом при одном взоре в мою сторону. Раз за разом заставляет биться от отчаяния, как рыба об лед, но стоит этим глазам взглянуть на меня – и в груди находится еще капля терпения, лишь бы видеть машину каждый день, каждый час. Дурацкие противоречивые чувства, сводящие с ума.       Осознавала, какая забота и тепло читались в моих зеленых глазах, ведь Ричард, недавно прожигающий в Конноре дырку за его касание моего плеча, отвечает мне тем же. Даже странно быть поистине единственным человеком, с которым это суровое существо позволяет себе быть мягким. Ведь Ричарду все так же не нужно чье-либо общение, насыщаясь моим вниманием. Вот только… с чего-то вдруг решил, что я должна это внимание отдавать только ему. А я так легко потакаю его потребностям, поначалу нацепив розовые очки, а теперь просто боясь сделать необдуманный шаг в сторону.       − Вообще-то, я хотел поговорить с тобой наедине, если ты не против, − тактично заметил андроид, игнорируя опасливые взоры со стороны находящихся в участке коллег. Все знали, что я не буду против. Потому старались не обращать на нас внимания, пока мы уходим в сторону пустого коридора, ведущего в отдел архива.       Скрывшись от чужих глаз (обладатели которых в любом случае не посмели бы влезть в наше общение из-за страха получить по морде), я остановилась у затемненной стены, сложив руки на груди. Ричард, встав напротив и освещая меня синими нашивками на бело-черном пиджаке, принялся неловко пояснять свою мысль. Настолько нерешительно и неумело, что вызвал у меня умиленную улыбку. Прошло уже полгода, а он все никак не научится проявлять словесную заботу, привыкший к грубому и презрительному обращению к кому-либо.       − Я обещал тебе вечер кино, если ты помнишь.       Неуверенный взор серых глаз, в которых отражались блики нашивок. Рич робко взглянул мне в глаза, и это заставило меня горько усмехнуться. Насколько сложно ему проявлять тепло по отношению к кому-либо… настолько тяжко переступить себя, что он уводит меня подальше от чужого внимания, не желая представать перед посторонними в нехарактерном для него амплуа. Еще одна проблема, ловушка, сторона стальной клетки, в которую я безвозвратно угодила.

ЧУЖИЕ НА ЛЮДЯХ, РОДНЫЕ НАЕДИНЕ

      В желании избавиться от этой едкой мысли, я постаралась припомнить хоть один случай, когда андроид касался меня в заботливом жесте на публике. Ни разу. Ни единого. До чего же горько осознавать этот факт.       − Сегодня у меня не запланировано никаких дел, − между тем, Ричард продолжал свое предложение, неловко сминая губы. В его глазах, впивающихся в меня внимательным взором, можно было прочитать нетерпеливое желание услышать мое мнение на его предложение, но я молчала, ожидая, когда Рич закончит свою речь. – Хотел бы провести с тобой эту ночь. Если, конечно, ты не против.       Слова Коннора как назло прокатились в сознании. Детектив словно стоял рядом, как сторонний наблюдатель, наблюдая за нашим общением и ожидая от меня ответа. Но у меня не было выбора. Либо позволить Ричарду устроить этот самый вечер кино, который закончится отнюдь не просмотром фильма, при этом уповая на трезвый рассудок Кирстена, который не захочет посетить мой дом в эту ночь; либо попросить Рича об одиночестве, в котором он никогда мне не отказывал, но при этом проведя ночь с Коннором. И как же мне хочется вцепиться мертвой хваткой за первый вариант… как же хочется вновь устроиться на коленках у этого создания, ощущая пальцы в своих волосах! Как же хочется утыкаться носом в черный воротник его рубашки, позволяя мужским рукам нетерпеливо пробираться под одежду! Хочется его общества, хочется его поцелуев, хочется! Но я не могу рисковать. И иду на поводу у одобрительно кивающего Коннора, что в мыслях стоит рядом, скрестив руки на груди.       − Прости, я… хотела побыть пару дней одна.       Так много печали и тоски я не видела в его взоре очень давно. Пожалуй, не замечала этой смеси в серебристых глазах после той минуты, когда ставшее чуждым имя сорвалось с моих губ в допросной под бешеное биение сердца и тепло мужских рук. Желание разреветься одолевало, но я ободряюще улыбалась, стиснув кулаки, спрятанные в скрещенных руках. Молилась всем богам, лишь бы Ричард не связал это мое «желание» с моей вчерашней тирадой, где душа буквально поливалась слезами в ответ на его потерянный взор.       − Оу, − понуро, но стараясь сохранять самообладание, произнес андроид, спрятав взор в стене. Сердце обливалось от его отчужденного вида, казалось, будто я влепила ему пощечину, ответив шипами на предложение провести время вместе. Кусала губы и старалась усмирить ухающее сердце, но мысленно убеждала себя, что это ради него. Это ради Ричарда. – Тогда я… тогда я возьмусь за работу, которую планировал на завтра. Пожалуй, навещу Гэвина. Его перевели из реанимации прошлым днем.       − Не обижайся, Рич, − стараясь сохранить улыбку, я мягко коснулась его плеча, ощупывая жесткость плотной ткани. Серебристые глаза устремили на меня свой взор, и потерянность в его взгляде быстро сменилась неуверенной благодарностью. И все же я видела печаль в его выражении лица, стискивающую мое сердце холодными цепями. – Я просто хочу привести мысли в порядок.       И он понимающе кивнул, тоскливо вздернув один уголок губ. Смотреть на него было невыносимо. Больно и стыдно, совестно и раздирающе. И я неслась на всех парах из участка подальше от опечаленных глаз, лишь бы усмирить свою совесть. Но разве я могу?.. только и оставалось, что давить вырывающиеся слезы, направляясь навстречу напарнице, с которой вот уже долгое время ведем совместные расследования.

***

Я ВРАЛА. ВРАЛА И УТОПАЛА В СВОЕЙ ЛЖИ

      Коннор сидел на том же диване, на том же месте, что всегда сидит Ричард. Но я не лежала у него на коленях, не позволяла гладить себя по волосам, убирая пряди за ухо. Заворачивалась в плед, уничтожала миску с поп-корном, просматривая какое-то кино. Смешливо общалась и бесстыдно получала удовольствие от наших простых разговоров, где не приходится встречать лед и молчание собеседника. И так легко мне давно не было… так стыдно мне не было никогда.       Коннор и впрямь просидел обе ночи в моем доме. Как ни странно, от Ричарда ничего не было слышно, и в участке до меня донесли информацию, что андроид взялся за довольно крупное дело, вступив в сотрудничество с коллегами из отдела по кибер-преступлениям. Ключевым было слово «крупное», в отношении Ричарда яро намекающее, что Рича в ближайшие дни не ждать. Это было мне на руку, хоть Кирстен больше не заявлялся в мой дом. И все же… мне было стыдно.       Как давно я не чувствовала себя такой свободной! Как давно не отдавалась общению, не боясь кого-то коснуться, кому-то улыбнуться или даже подмигнуть! Как давно я не ложилась спать, понимая, что в доме помимо меня и кошки Сири есть кто-то еще, кто пожелает доброй ночи и доброго утра! И хоть понимала, что на деле мне нечего стыдиться, ведь общение с Коннором имело чисто дружеский характер, ни разу не намекающий для меня на нечто интимное! Но все равно сгорала от стыда, будучи уверенной, что не имею права испытывать спокойствие и светлые чувства с кем-то, кроме Рича! Какой вздор! Какая глупость! Разрываться между потребностью в общении и желанием сохранить верность, понятие которой было искривлено влиянием другого создания!       Как ни странно, но эти два дня были одними из лучших в последние месяцы. Я все так же скучала по Ричу, закрывая в постели глаза и вспоминая его низкий голос. Все так же тосковала по серебристым глазам, даже несмотря на то, что их лед порой разрывал на куски. И так же бредила его прикосновениями, что дарили мне гораздо больше, чем касания Кирстена или кого-либо еще на этом свете. Господи, как же мне не хватало его близости… до ноющей боли в сердце. И все же замечала, как сильно изменилось восприятие окружающих за эти дни. Причиной тому была моя улыбка.       Да, я улыбалась. Впервые за долгие месяцы отвечала всем прямым взором, не боясь вызвать у одного персонажа негодование. Улыбалась, пусть еще несмело и нерешительно, даже позволяла себе справиться о делах своих коллег. В зеркало смотрело совсем иное лицо. Не осунувшееся и опечаленное, но добродушное и с легким румянцем. Зеленые глаза начали блестеть... но надолго ли?       На третий день меня выцепил тот самый коллега из отдела по наркотикам. Помню, как женщина отвела в сторону, как принялась пояснять, что возникли сложности. Но уверила, что процесс движется, и под Кирстена отныне копают сразу с нескольких сторон. Даже слышать было мерзко о том, что бывший жених, чью фамилию мне приписывали в участке, оказывается, уже несколько лет занимается распространением наркоты. Еще меньше хотела думать о том, по какой причине он вдруг решил не продавать их, а употреблять. И все же хмуро кивала на каждое слово детектива, посматривая в сторону холла, дабы избежать лишних ушей.       − Как ты вообще? В порядке? – интерес коллеги был далеко не лживым, а искренним. Темнокожая женщина, чей стаж был намного больше моего, обеспокоенно заглянула мне в глаза в желании убедиться, что все хорошо. Я не могла ответить ей честно, однако ободряюще улыбнулась, понимая, что эта улыбка далеко не лживая. Коллега, довольно кивнув, продолжила пояснять свои мысли, видимо, желая вселить мне надежду на скорое разрешение возникшей проблемы, − рада видеть тебя бодрячком, Дана. Даже думать не хочу, какие мысли у тебя роются в голове после всего случившегося.       − Да нет там никаких мыслей, − пожав плечами, я как можно беспечней сложила руки на груди и ответила детективу уверенным взглядом. Впервые за долгие месяцы могу похвастаться этим настроением. – Лишь бы поскорее запрятать его в небезызвестные края и дело с концом.       − Ричарду ты так ничего и не сказала, верно? – женщина задала этот вопрос не просто так, наверняка зная, какие последствия могут быть, если андроид узнает об угрозе моей жизни. Потому в который раз довольно кивнула, когда я отрицательно мотнула головой. – Отлично. Думаю, что убийцы среди работников нам точно не нужны.       Я бы успела даже обдумать эту мысль, почуяв в душе холодок от фантазий, где Ричарда запихивают в клетку, но вместо этого напряглась всем телом, расправляя плечи и опуская руки. Детектив из отдела по наркотикам так же изменилась в поведении, поджав губы и последовав моему взору. Ведь там, в конце коридора, ведущего в холл, мелькнуло голубое свечение, обладателем которого в этом участке мог быть только один персонаж. И мы обе оказались правы в своих предположениях, когда завидели Ричарда, вошедшего в коридор и остановившегося в ступоре, явно не ожидая нас здесь увидеть.       − Что ж, увидимся позже, Дана, − женщина сдержанно улыбнулась и немедля поторопилась прочь в сторону архивной двери. Я же путалась от непонятных мне эмоций, которые с одной стороны заставляли радоваться появлению машины, а с другой шептали о вновь закрытой клетке, давшей мне в течение последних двух дней немного отдышаться.       Не будет больше свежих глотков воздуха. Не будет общения с коллегами, не будет теплых контактов с Коннором, в прошлой жизни с которым мы часто проводили время вместе, не обремененные рамками. И не сказать, что я скучаю по Коннору. Скорее, тоскую по живому общению, наполненному эмоциями, а не тоской и апатией.       − Что-то случилось? – Ричард оказался рядом довольно быстро, как и всегда держа руки по швам и интересуясь низким, холодным голосом. Я постаралась сделать непонимающий вид, нахмурено и с намеком взглянув на машину якобы в просьбе уточнить вопрос. Зря. Лишь вызвала еще большие подозрения, представ перед прищуренными от сомнений серыми глазами. – Не знал, что вы ведете совместное дело с отделом по наркотикам.       − Ах, ты об этом, − неопределенно взмахнув рукой в сторону, где исчезла женщина, я беспечно пожала плечами. Как ни странно, Ричард не стал больше заострять на этом тему, лишь несколько раз искоса глянув на дверь в архив. – Просто дружеская беседа, не более. Ты что-то хотел?       Сбившийся с толку, в этот раз андроиду пришлось смотреть на меня несколько потерянно и недоуменно. Уже через секунды две однако взгляд приобрел ясность, глаза сменили недоумение на неловкость. Как в последний раз, когда мы так же стояли в коридоре в отдалении от всех. И вновь нещадно щемит душу… вновь умиляюсь от этого неуверенного вида того, кто не привык выражать какие-то теплые эмоции, предпочитая сохранять холод практически везде и всегда.       − Несколько дней прошло, и я решил, что… − боже, как же быстро он превратился из опаснейшего существа в растерянного щенка, насыщая свои серебристые радужки теплом и робостью! До того вся эта картина милая, что я, в очередной раз выискивая у себя остатки терпения, стиснула зубы, отгоняя мысли о вновь захлопнувшейся клетке. – Было бы неплохо провести вечер вместе.       Как много волнения в его глазах из-за страха снова услышать мой отказ. Боялась представить, как тяжко ему дались эти два дня, несмотря на то, что мы и так редко общаемся из-за его стремления выполнять любую работу. До того тоскливо и нетерпеливо он на меня смотрел, что я не выдержала, мягко касаясь его пальцев и тем самым вызывая пелену в искрящихся серебром глазах.       − Почему бы и нет, − улыбка тронула мои губы, отражаясь теплом в его взгляде. Может, с Коннором мне легко и весело, как и со многими другими людьми, все же с Ричардом совсем иначе. С Ричардом так, как ни с кем и никогда.       Ричард покинул участок, вновь устремившись на очередной вызов сразу после разговора. Остатки дня в его отсутствие прошли, как бы ужасно это не звучало, на приятной ноте. То ли последние несколько дней в компании кого-то еще, кроме Ричарда, дали о себе знать, то ли просто хорошее настроение – не знаю. Я даже позвонила матери, что не позволяла себе делать в последние несколько месяцев слишком часто. Дать столь близкому человеку возможность расстроиться из-за моего избитого голоса? Нет уж. Я, конечно, нуждалась в общении с родными, да вообще хоть с кем-то, но не ценой чужого спокойствия.       И вот, я слышу родной голос. Улыбаюсь, едва сдерживая слезы, даже бездумно киваю на предложение матери приехать ко мне, дабы познакомиться с новым «парнем», ставшим мне спутником! И вроде все кажется таким прекрасным, вроде внутри теплятся еще крупицы терпения перед очередной тесной клеткой под названием «Ричард», как вечер, потянувший за собой окончание смены, сменил все в кардинальную сторону. И причина тому – освещенный ночным фонарем силуэт мужчины, что стоял у раскрытых ворот в участок. Его лица не было видно – оно погрязло в тенях из-за просторного капюшона. Руки убраны в карманы толстовки, и весь его застывший вид намекал на то, что мужчина смотрит на меня. На меня… одиноко стоящую на парковке у своей машины и прижимающую ключи к груди.       Кажется, я забыла счет времени. Нутро кричало об опасности, шея мгновенно напомнила о сжимающих горло пальцах, оставивших следы, что вот-вот окончательно исчезнут. И я не знала, откуда уверенность, что передо мной стоит он. Просто знала это. Знала и не могла пошевелиться, в попытке удержать сердце от прыжка в бездну, развернувшуюся в желудке.       Он не двигался. Как долго он не двигался?.. как долго смотрел на меня, точно Дьявол, заставляя холодеть в душе? Не могла ответить ему ничем, я даже не могла взять себя в руки, чтобы нащупать рукоятку пистолета за поясом джинс, настолько сильную панику в меня вселял тот, в ком я не чаяла своей души. В голове мелькал лишь один вопрос «Что делать?», но спугнутое подсознание вторило лишь одно слово.       Смешно… дети, спугнутые «монстром» из шкафа, зовут маму в ночи. Я же мысленно повторяю всего одно имя, точно он услышит мои отчаянные мольбы и примчится, дабы спасти испуганную душу. Но он не услышит. Он никогда не слышит. И никогда не возвращается.       Рука на плече вызвала бурную реакцию! Дернувшись и едва подавив крик ужаса еще в горле, я с широко распахнутыми глазами развернулась на девяносто градусов в одном прыжке. Карие глаза были преисполнены тревоги, пусть света на ночной парковке было слишком мало, чтобы полностью прочувствовать его взгляд. И все же я ощущала беспокойство Коннора ментально, буквально ловя его в воздухе, насыщенным влагой и осенним холодом.       − О, Боже! – спохватившись за сердце и громко брякнув ключами, я согнулась пополам от переизбытка страха в крови. И без того напряженный момент стал еще напряженней, вырвавшись моим перепуганным криком и сбившимся дыханием. Кажется, сердце все-таки спустилось в желудок, не желая участвовать в этих бурных скачках эмоций.       − Прости, не хотел напугать, − виновато извинившись и пронаблюдав, как я прихожу в себя, разгибаясь в спине, андроид, как и всегда предпочитающий на рабочем месте выглядеть презентабельно, заглянул мне в глаза. Его взгляд был нахмурен, и мне не стоило искать причины столь обеспокоенного вида. Ведь Коннор сам их озвучил, − ты в порядке? Выглядишь весьма напугано.       Как же подмывало сказать, поделиться своим страхом и ощутить хоть нечто, схожее с безопасностью, которое мне вот уже два дня дарует Коннор. Но я не спешила давать ответ. Пугали сразу два фактора: боязнь показаться параноиком и ограничительные рамки ментального характера, что внезапно вернулись вместе с Ричардом.       Стерев со лба набежавшие капли холодного пота, я неопределенно отмахнулась рукой, стараясь звучать как можно беспечней. Глупая. Коннора точно таким не купить.       − Ничего, просто показалось, − попытка спрятать взор выдала меня с потрохами, однако я как можно сильнее пыталась показать заинтересованность в разблокировке автомобиля, игнорируя укоризненный взгляд карих глаз. – Наверное, схожу с ума.       − Ты видела его, верно?       Из пекла прямо в ледяной омут! Уличенная во лжи столь наглым способом, я застыла с пальцами на дверной ручке, прикрыв глаза. Дыхание все так же отказывалось восстанавливаться, и когда мой тяжелый, угнетенный взор загнанного в клетку зверя устремился на детектива, тот сменил укор на сожаление, поясняя простоту своей догадки:       − Прости, но я не замечаю у тебя признаков слабоумия, чтобы поверить, что ты и впрямь сходишь с ума.       Что верно, то верно. Слабоумием не страдаю, по крайней мере раньше до появления Кирстена галлюцинаций не было. И лучше бы у меня развивалась шизофрения, чем факт того, что силуэт во тьме – реален. Последнего, кстати, уже не было. Вместо этого пустая улица, освещенная фонарным столбом.       − Не хочу думать, что там и впрямь кто-то был, Коннор.       Убрав руки с двери и развернувшись, я уперлась спиной об автомобиль. Отныне мы вместе смотрели в раскрытые ворота, точно в глупой надежде, что там мелькнет все тот же облик в капюшоне. Какая нелепость. Даже если Кирстен под кайфом – он не станет мельтешить перед глазами постороннего в лице Коннора – андроида-детектива, ставшего одной из причин произошедшей революции в ноябре.       − Тебя трясет, − тихо констатировал друг, искоса смотря в мою сторону. Не желая возражать, я устало посмотрела на свои руки и, найдя в них дрожь, коротко кивнула, вызвав в ответ все тот же тихий, но уверенный голос, − знаешь, пожалуй, я не пущу тебя за руль в таком состоянии.       Хотела бы возразить. Хотела бы начать отнекиваться, смягчая свое состояние улыбкой и шуткой, как и в недалекой прошлой жизни, но… кого я обманываю? Не хотела! Хотела перестать замыкаться в себе и отказываться от помощи только из страха обиды андроида, вторгнувшегося в мою жизнь меньше полугода назад! Настолько внутри было страшно, что мысль о минуте спокойствия смогла перебороть любые слова голоса разума и осторожности! И бесстыдно для себя позволила Коннору забрать ключи прямо у меня из пальцев, отправить меня на пассажирское сиденье моего же автомобиля! Бесстыдно откинулась на спинку и прикрыла глаза, все так же бесстыдно позволяя чувству безопасности убаюкивать меня в обществе не того создания! Не того, кто должен сидеть за рулем, уверенно наблюдая за дорогой и без сомнений кидаясь мне на помощь! Не того… в обществе не того…       − Ты замерзла?       Нехотя отняв холодный лоб от еще более холодного стекла, я потеряно посмотрела на андроида. Коннор, освещенный синим свечением приборной панели, встревожено косился на мои руки, которые я по инерции спрятала между бедер, как можно сильнее натянув рукава. Последние быстро вздернулись вверх в нежелании привлекать слишком много внимания.       − Нет.       − Но ты все еще дрожишь.       − Не от холода.       Короткий, но довольно информативный разговор. Даже странно вот так просто понимать друг друга, оперируя столь мелкими фразами, при этом наблюдая за дорогой. А ведь Коннор понимал. Потому выдержал некоторую паузу, хмуро перестраивая машину в левый ряд, уже через несколько мгновений тихо проговаривающий:       − Лучше бы тебе было холодно.       Обреченный, ничуть не веселый смешок сошел с моих губ. Согласна с ним на все сто процентов. Лучше трястись от температуры, чем от нескончаемого страха в крови, отдающим пустотой в желудке.       − Ты так и не рассказала Ричарду? – скосив взор в мою сторону, Коннор не получил ничего в ответ. Я лишь отвернулась обратно к окну, всеми силами цепляясь за мелькающие силуэты прохожих на фоне светящихся бутиков. Андроида не порадовало молчание. Его голос стал усталым, с ноткой укоризны. – Не в обиду, Дана, но по мне, так ты совершаешь крупную ошибку. Ричард, конечно, импульсивен, и все же между своей эмоциональностью и рационализмом он выберет явно не первое, если это касается твоей безопасности.       − Пойди и скажи это Гэвину, которого он выкинул в окно.       Должна сказать, я не пыталась перевести серьезный разговор в шутку, но сама не заметила, как начала сдерживать искренний смех, встречая в ответ точно такие же попытки сохранить суровость лица. И как бы Коннор не старался держать себя в руках – уголки его губ все равно предательски вздергивались вверх при упоминании о наглом и всех достающим детективе, пробившим собой стекло на первом этаже. В конце концов, Гэвин напросился сам. Бить меня по заднице в присутствии Ричарда… на такое способен только истинный камикадзе.       − Ну, скажем так, это были воспитательные меры. Думаю, что никто в участке не был зол на Ричарда, − с улыбкой под теплые воспоминания произнес андроид, расслабленно откинувшись на спинку кресла.       − Конечно, никто. Участок аплодировал! Даже кэп не стал делать выговор, только вычел из жалования в счет ремонта.       Приятные мгновения смеха, с которым мы уже подъезжали к моему дому. Даже странно было вот так беспечно смеяться, заезжая на парковочное место перед гаражом. Словно мы живем здесь вместе. Словно мы приезжаем в мой дом вот так каждый вечер. И это «словно» в глубине души угнетало меня от одной только мысли, разъедающей изнутри: вот бы так было с Ричардом – легко, беспечно и свободно.       Коннор перестал смеяться, смотря на меня искоса и погрузив мотор в «сон» до следующего утра. Улыбка сошла и с моих губ. Точно вид дома перечеркнул всю дружескую обстановку в этом салоне, вынуждая нас обоих вспоминать, кто есть кто и какие вокруг стоят рамки. А главное, насколько сильно вдруг стало неуместным наше былое дружеское общение, сотканное из искренности и взаимопомощи.       − Я разговаривал с капитаном, − переметнув взор на закрытую дверь в гараж, Коннор откинулся на спинку, держа руки на нижней части руля. Слышать его таким серьезным и задумчивым после нашего совместного смеха было печально, очень тоскливо. – Кирстена возьмут завтра. Он оказался связан с довольно крупной организацией, так что эту ночь еще придется перетерпеть.       Я не могла ему что-либо ответить, смотря на свои пальцы, наминающие фаланги. Двоякое чувство, которое не позволяло мне покинуть автомобиль, попрощавшись с Коннором. С одной стороны желание сохранить искорёженное понятие «верности», с другой – нежелание возвращаться в дом, вновь оставаясь одной. Андроид, явно ожидающий, что я приглашу его к себе в дом, ждал моих слов, но я молчала, и это вынудило его вновь отвернуться, ненавязчиво произнося следующее:       − Я могу… побыть с тобой, если хочешь…       − Не стоит, − я оборвала его слишком резко, но уже через секунду посмотрела на него с тусклой улыбкой, просящей не волноваться. – Все в порядке, правда. Я справлюсь сама.       Ответом стали короткие кивки головой, в какой-то степени смотрящиеся несколько разочаровано. И снова минута тишины, нарушаемая шумом проезжающей по улице машины кого-то из соседей, что возвращается домой в такой же поздний час.       − Он так нужен тебе? – вопрос прозвучал настолько неожиданно, что я потупила взор, сиюминутно сменяя ошарашенность на отчуждение. Непроизвольно недовольно сдвинула брови и втянула шею в плечи, не желая обсуждать подобные вещи с кем-либо. Слишком личные границы, чтобы позволить кому-то их нарушать. – Тебе ведь с ним плохо.       − А без него еще хуже.       Видимо, мой голос был слишком грубым, учитывая, как понуро и пристыженно отвернулся андроид, насыщая атмосферу салона неловкостью своими вопросами. Понимаю, что для подобных ситуаций когда-то самолично подготовила почву: в конце концов, мы и впрямь общались очень тесно и близко. Но ключевым здесь является «когда-то»! Когда-то! Не сейчас! Сейчас это общение хоть и дает мне возможность вздохнуть, ослабив тиски, все же приносит некий дискомфорт, навеянный неверным представлением о верности. Нельзя назвать изменой то, что Коннор оказался рядом, дабы помочь. Нельзя назвать изменой то, что мы сидим уже минуту в машине у моего дома, не отдавая себе отчет, почему еще не вышли наружу! Нельзя!.. или можно?..       Как же я запуталась…       − Прости. Просто не могу смотреть, как он душит тебя, − приглушенно пробубнил андроид, рассматривая свои пальцы. Через мгновение карие глаза взметнулись в мою сторону, пропитывая мои мысли тревогой и смущением от следующих его отнюдь не веселых слов, − я очень тоскую по нашему общению, Дана.       Чувствовала себя глупо и неуместно. «Когда-то» эти слова были нормой между нами, как показатель близких друзей, а теперь слышать их по-своему неприятно. Стыдно и совестно перед тем, кто в воображении сидит на заднем сиденье, пронзая меня ледяными стрелами из глаз. Но даже если бы бурная фантазия и не рисовала Ричарда за спиной – все равно бы ощущала себя неприятно, понимая, что подобные фразы слышать от посторонних как-то… не очень. Именно поэтому свожу все в глупую шутку, не желая обижать андроида, но и не давая надежду на продолжение общения. В конце концов, как раньше больше не будет. Никогда.       − Уж не по мне ты должен тосковать, Коннор, − саркастично, но без толики укоризны произнеся это, я с ехидной улыбкой намекнула на отношения, о которых недавно говорил андроид. Коннор смутился, благо с улыбкой спрятав взор в своих руках, но быстро сменил смущение на обеспокоенность, когда заметил мое желание выйти из машины. – Была бы я на месте твоей пассии, и мне было бы обидно узнать о твоих словах в сторону другого человека.       − Я же говорил, что это было несерьезно, − или мне показалось, или он возжелал оправдаться? Чем бы оно ни было, мне показалось это забавным, потому ехидная улыбка не сходила с моего лица, пока я выбиралась навстречу осеннему ветру наружу, слыша, как водительская дверца скрипит вслед за моей. Коннор, продолжая свои изъяснения, так же выбрался на улицу, намереваясь пройтись со мной до входа. – Всего лишь опыт, и я этого не скрываю.       От этих слов по телу пробежались мурашки, а в голову закрался холодок. Ощущая, как улыбка опадает, я постаралась скрыть от простодушного андроида свой хмурый взгляд, неспешно вышагивая к крыльцу. Да уж… не хотелось бы мне оказаться «всего лишь опытом». И как бы эгоистично это не звучало, даже рада, что для Ричарда являюсь абсолютом, а не мимолетным интересом. Вот только не знаю, радоваться ли тому, что это явление становится взаимным. Недаром уже мной самой неосознанно любой контакт с людьми кажется непристойным, своеобразной изменой.       − Ты уверена, что справишься сама?       Не сразу поняв смысла вопроса, я с недоуменным взором развернулась к Коннору, остановившись у двери. Рука так и не коснулась дверной ручки, по правде говоря, я довольно сильно подмерзла, оттого куталась в толстовке все сильнее и сильнее, прижимая крест-на-крест руки к груди. Андроид, в отличие от меня чувствующий себя прекрасно, уверенно отвечал осенним порывам ветра прямой осанкой и вздернутым подбородком, убрав руки в карманы брюк.       − Впереди целая ночь. Не хотелось бы, чтобы что-то случилось.       Я не успела ответить. Раскрыла рот для ехидного, но не обиженного замечания, что уж одну ночь я перетерплю как могу, на крайний случай вызвав кого-то из патруля или самого Коннора на помощь. Вряд ли смогу поднять оружие на Кирстена, осознавала свою слабость. Но слова так и не сошли с моих губ. Ведь дверь за спиной отворилась, окатив нас бликами синего цвета. Ехидство сменилось обреченностью. Не стоило смотреть за плечо, чтобы знать, кто стоит в коридоре. Даже Коннор изменился в лице, променяв беспечную полуулыбку на суровость.       Господи… я забыла, что Ричард сегодня дома.       Смяв губы от предвкушения жесткой бури, которая вот-вот может грянуть в нашу беззаботную атмосферу, я устало и медленно развернулась ко входу. И встретила ледяной взор серых глаз, буквально приковывающих меня к месту, заставляя желать провалиться сквозь землю. Смотрю в серебристые сети, из которых сотканы его металлические радужки, и понимаю, какое месиво может произойти в любую минуту. Но Ричард был непоколебим. Стоял в стороне у стены, держа пальцы на ручке двери, видимо, безмолвно приглашая (приказывая) мне войти в дом.       − Здравствуй, Ричард, − уверенно, но несколько натянуто произнес Коннор, остающийся стоять у ступеньки на крыльцо. Он не получит ответа, впрочем, Ричард никогда и не отвечал ему ранее. Лишь уничтожающе и негодующе переметнул взор на андроида, в какой-то степени порадовав меня тем, что на Коннора он смотрит куда жестче, чем в мою сторону. Коннор, поняв, что здесь он лишний, беспечно обратился ко мне, вынудив меня взглянуть на него из-за плеча, − что ж… спокойной ночи, Дана. Еще увидимся.       Такой сдержанной, но виноватой улыбки на его лице я давно не видела. Ведь наше общение с появлением Ричарда свелось к минимуму, и, по правде говоря, последние три дня – самые насыщенные за последние полгода в моем общении с окружающими. Наверное, потому, отвыкшая от общения, я даже несколько растерялась, не зная, что ответить другу. Но друг все понимал без слов. Прочитал мою усталость и сожаление в зеленых глазах, развернувшись на сто восемьдесят градусов и устремившись прочь уверенной походкой. Кажется, я смотрела ему вслед еще несколько секунд. Не желала заходить внутрь, оттягивая момент психологической расправы.       Замок закрылся за моей спиной, и Ричард, не сдвигаясь с места, устремил на меня пронзительные глаза. В них я читала так много, и в то же время не могла разобрать ничего. Злость?.. обида?.. смятение или обреченность? Слишком много всего того, что угнетает во мне позитивное начало, не давая упиваться его обществом. О нем я мечтаю, да, о нем я тоскую, по нему скучаю и тянусь всем нутром, вспоминая именно о Ричарде в первую очередь при наступлении опасности. Но раз за разом вижу этот жуткий барьер из множества негативных или флегматичных эмоций, не дающих мне просто наслаждаться этим созданием.       − Привет, − слабая улыбка, которая не вызвала в нем ни единой эмоции. Разве что глаза чуть прищурились, словно андроид мысленно пытался ответить на вопрос, издеваюсь я или нет. Но я не издевалась. Прижимала к себе озябшие руки и ежилась под его пристальным взором в сумраке гостиной, где единственными источниками света были диоды на его пиджаке и свет из смежной кухни. – Прости, я задержалась.       Говорить, говорить, что угодно болтать, лишь бы не стоять вот так в тишине дома под его пронизывающим, ледяным взором! Старалась не выдать внутреннего смятения и страха перед очередными претензиями в отношении «Почему вы вместе», но понимала, что проигрывала по всем параметрам. Я была выжата, как лимон. Я слишком сильно устала из-за всех этих рамок, лишая себя самого главного в моей жизни – общения. И без стыда готова была признаться самой себе – я сдамся. Не стану врать, может, даже расскажу про Кирстена, следуя совету Коннора. Сдамся, и на этом начнется новая ступень, где я не стану больше умалкивать о своих чувствах и потребностях.       Перестав пугающе пялиться на меня сверху вниз, Ричард демонстративно прошел мимо к кухонному столу, по пути снимая пиджак. Его же он аккуратно принялся развешивать на спинке стула, педантично и неторопливо поправляя и разглаживая одежду.       − Почему он здесь?       Ожидала этот вопрос, и безразличный, низкий голос меня не обманет. Знала, как на самом деле зол андроид. И мне не нужно смотреть в его глаза, которые явно намеренно отвернулись, угнетая и без того неприятную атмосферу.       Заметно осунувшись в плечах, я как можно бесшумней присела на подлокотник дивана. Не хотелось издавать лишние звуки, лишь бы не привлекать к себе внимание разгневанного Ричарда, и все же… говорила. Отвечала. Рич – не тот, с кем стоит молчать. Пусть сам он не любитель долгих и чувственных речей, прибегая к последним только в условиях реального эмоционального порыва, все же от меня он всегда требовал и требует искренности. Но сложно ее предоставить тому, кто считает тебя своей собственностью. Что еще хуже – тому, кто вынуждает тебя думать точно так же.       − Просто подвез меня до дома, − продолжая ежиться и прятать холодные руки, тихо произнесла я. Краем глаза уловила, как застыл Ричард, чуть дернув в мою сторону головой, видимо, анализируя голос на возможность обмана. – Чувствую себя не очень, так что вряд ли смогла бы сидеть за рулем.       − Ты могла бы позвонить мне.       Мне не было смешно, но я невесело дернула уголком губ. Ричард этого не заметил, и все же не упустил мимо мой обреченный, приглушенный тон:       − Как будто бы ты ответил.       Не ответил бы. Никогда не отвечает. Никогда не возвращается.       Ричард и сейчас молчал, понимая, насколько же сильно я права. Но это понимание не позволит ему признаться в этом хотя бы самому себе, возможно, потому андроид перестал переживать все свои эмоции внутренне, сменив негодование на неприкрытую злость. Уже в следующее мгновение развернулся ко мне всем телом, приковывая к месту ледяным взором. Не смотрела ему в глаза, но чувствовала буквально кожей, как андроид сверлит меня взглядом в висок. Неприятное чувство.       − Быть может, мне стоит пригласить Коннора и покинуть дом? – от столь грубых, едких слов, хоть и произнесенных приглушенно, я покрывалась мурашками, пряча накатывающие слезы подальше от его глаз. Несколько судорожных вздохов дали возможность удержать себя на плаву, чем я и воспользовалась, протерев лицо ладонями и сползя на диван. Ричард тем временем не ослаблял натиск, подходя все ближе со сжатыми кулаками. – Предполагаю, вы довольно приятно проводили время предыдущие ночи.       − Так было нужно…       − Нужно? Кому?       Он откровенно переходил на презрительное, волчье рычание, заставляя меня не содрогаться, но чувствовать накатывающую дрожь. Однако вдруг воцарившейся паузы хватило, чтобы осознать его слова в полной мере. Окончательно потерявшись в мыслях, я испуганно и потеряно вскинула голову на машину. Ричард, поняв, что ляпнул лишнего, гневно сжимал губы, буравя меня взглядом сверху вниз.       − Откуда ты знаешь, что он был здесь?       Тихий вопрос, ведущий за собой ровным счетом ничего. Все тот же ледяной взор и не менее ледяной, тихий тон, обреченный, но прогневанный. Ричард все так же сжимал кулаки, и я была уверенна, что будь у него диод, и тот бы неистово мигал красным. Но диода нет. Ричард, охваченный кухонным, тусклым светом, и без диода буквально всем своим видом показывал царящую внутри него ярость. Я же, потерявшаяся в ворохе мыслей, не могла понять только одного: если Ричард все знал, то почему этим вечером был так заботлив в участке?..       − Я видел вас, − спустя какое-то время непрерывного бурения меня взором, обреченно произнес андроид. От этого отрешенного голоса, увы, легче не стало. – Хотел прийти к тебе ночью. Но увидел вас в окне.       − Почему ты не вошел?       − Потому что если бы вошел – убил бы его.       Вот оно. То самое чувство страха и вины за то, чего я не совершала. За то, что не совершил Ричард. Пока не совершил.       Он смотрел так тяжко и отчаянно, что я сжималась внутри в огромный пульсирующий комок. Сминала губы, лишь бы не дать слезам хлынуть из глаз от эмоционального перенапряжения, в котором смешалось все: от боли до сожаления. И старалась не дышать, лишь бы не привлекать к себе внимание. Но я и так в эпицентре его гнева, сжимаюсь в комок, уставившись в пол словно провинившийся щенок. Но Ричард не ослаблял тиски. Напротив, увеличивал напор, сам того не желая.       − Ты соврала мне, − как же жестоко были сказаны эти слова… так жестоко и злобно, точно он застал меня с Коннором не в гостиной, а в постели. Впрочем, для него разницы не было. Оттого я, осознавая грядущее, тряслась всем телом, всхлипывая в попытке унять накатившую влагу на глазах. – Сказала, что желаешь побыть в одиночестве.       − Прости, Ричард…       − Прости?!       От его крика меня заметно дернуло, и испуганный, затравленный взор вскинулся на андроида. Слезы окончательно хлынули из глаз, оставляя мелкие дорожки. Видимо, это и стало причиной затишья в его разгневанном выражении лица. Злость в серых глазах сменилась недоумением, недоумение – смирением. И Ричард, отвернувшись в нежелании смотреть на меня, разжал кулаки, сделав несколько шагов в сторону выхода. Вряд ли он собирался покинуть дом, по крайней мере не без пиджака, что остался висеть на стуле. Потому я ничуть не удивилась, когда андроид застыл с понурой головой, стоя ко мне спиной.       − Ты больше не улыбаешься.       До того непривычно было видеть все эти эмоциональные скачки в столь инертном и холодном создании, что я изумленно замерла на месте, изучая чуть сгорбленную спину Ричарда слезливым взглядом. Мокрые дорожки перестали стекать по щекам, но я не спешила стирать остатки, спрятав руки между сведенных бедер. Ричард тем временем продолжал говорить приглушенно и задумчиво, словно находясь в собственном, эмоциональном трансе:       − Перестала смеяться, − словно нарочно выдерживал паузы, время от времени сжимая кулаки. Сама не заметила, как на рефлексах перестала дышать, благоговейно и виновато смотря в темный затылок андроида с низким, обреченным голосом. – Но стоит ему оказаться рядом с тобой, − тяжелый взор серебристых глаз устремился на меня через плечо, и, господи, как много боли и отчаяния я видела в этом взгляде! Неосознанно всхлипнула, сминая губы и не в силах разорвать угнетающий визуальный контакт. – Как ты буквально светлеешь.       Не получая в ответ ничего, кроме виноватого взгляда, Ричард потеряно отвернулся лицом к кухне, позволяя мне смотреть, как хмурятся его брови, как вздрагивают очертания его темных ресниц. Даже несмотря на свой осунувшийся и отчужденный вид андроид все равно продолжал источать невероятные потоки уверенности в себе. Такая же прямая, каменная спина, вновь сжатые в кулаки руки. И голос… суровый, но отрешенный. Голос того, кто отчаялся и потому смирился со своим положением, просто не зная, где искать выход.       − Я видел его в твоем доме, а теперь вижу, как он провожает тебя до порога. И я не знаю, что мне думать.       Я не двигалась. Сидела, спрятав руки между бедрами, старалась не подавать признаков движения, просто смотря в его облик, практически не моргая. Молчала… но в душе выла волком. Моя безучастность была лживой, такой же лживой, как и слова о желании побыть в одиночестве. Ненавидела себя за вранье, ненавидела себя за боль, что причинила этому созданию. Понимала, что его ревность ко всем подряд безосновательна и неадекватна, но злилась на себя за то, что своим «неприемлемым» поведением заставляла его страдать. И так хотелось сорваться с места и обнять Ричарда сзади, прижимаясь к каменной спине как можно сильнее! Хотелось просить прощения, поливаться слезами и шептать, шептать о том, насколько сильно он мне нужен!..       Но я молчала.       Я ненавидела себя.       Я безумно его любила.       Тишина не могла длиться вечно. Облизнув свои губы и поняв, что от Рича больше не донесется ни слова, опустила взор вниз на свои колени. Уже согретые пальцы ощущали жесткость джинсовой ткани, и это ощущение вдруг вызвало воспоминание из недалекого прошлого. Того прошлого, где андроид стоял напротив, образуя под собой лужицы из-за стекающих с пиджака капель дождя. Того вечера, где Ричард пришел просить прощения, уверенный в моей ненависти, но в ответ получил дозволение прикоснуться. Я знала, почему протянула к нему руку, приглашая к телесному контакту, но не знала, почему позволила ему гораздо больше, чем планировала. Забылась в волнах нахлынувших эмоций, где столь холодный и всегда смотрящий презрительно андроид вдруг стал… потерянным. Где окончательно определила для себя значимость этого создания, все предыдущее время стараясь разгадать его и все его странности. Разгадала… видимо, слишком глубоко увязнув в этом море.       Взглянув на свою руку и ощупав свои же пальцы, я с улыбкой перевела взгляд на Ричарда. Все так же суров, отчужден, так же погружен в себя и свои мысли. Знаю, всего одно касание, и образующаяся между нами стена будет разрушена. Потому медленно протянула к андроиду руку, раскрывая ладонь.       − Ричард.       Мой улыбчивый тон показался ему удивительным явлением в череде того, как много он наговорил и как много натворила я. Нахмурившись и изумленно вернув ко мне взор, Ричард вдруг переменился в лице. В глазах блеснуло изумление, вслед за ним черные зрачки словно накрыл туман, с которым Ричард перекидывал взор с руки на мое лицо. Он решался. Думал, в чем подвох. Почему я так просто и легко позволяю ему коснуться меня, ведь я же знаю, что он никогда не сделает этого против моей воли. Но даже сейчас, с мокрыми глазами и подавленная его натиском, все равно протягиваю руку, умоляюще смотря ему в глаза. И он решился, несмело дотронувшись до женских подрагивающих пальцев, уже через несколько мгновений становясь напротив и опускаясь на колени, прижимая мою ладонь к своей щеке.       Шероховатая, но мягкая. Теплая…

…ПО-СВОЕМУ РОДНАЯ.

      Как часто нами были испытаны такие моменты? Всякий раз, как Ричард нуждался в моем присутствии, нуждался в понимании, что я испытываю к нему нечто большее, чем к кому-либо на этой планете. Вновь прижимался к моим коленям, обхватив ноги, и утопал в прикосновениях женских пальцев к темным прядям. Тишина больше не казалась мне гнетущей, напротив: я была готова погружаться в нее каждую минуту, уложив обе руки на его голову и согнувшись, вдыхая запах пыли в этих волосах. Прекрасное, блаженное мгновение, не позволяющее вернуться в скандал или состояние обреченности. Нам обоим было слишком хорошо… настолько хорошо и плохо одновременно, что я не могла сдержать накатывающие слезы, ставшие причиной разрыва между ненавистью и безграничной любовью.       − Прости меня, пожалуйста, − сипло удалось выдавить из себя, сжимая веки и прижимаясь к машине все сильнее. Ричард, которому явно не понравилось то, что он услышал в моем голосе, неосознанно стиснул ноги еще сильнее, продолжая лежать с закрытыми глазами на моих коленях. И я уже хотела вновь просить прощения, чувствуя вину за его угнетенную «душу», как тут же была оборвана всего одной хриплой фразой, преисполненной мольбы, граничащей с отчаянием.       − Просто скажи, что я нужен тебе, − казалось, что с каждым словом он сжимал ноги все сильнее, но на деле это я прижималась к нему. Окончательно сорвалась на беззвучные слезы, зарываясь пальцами в пряди и вынуждая его взглянуть на меня, приподняв за подбородок.       − Ты нужен мне, слышишь? – терялась в эмоциях, читающихся в этих ясных глазах. Видела так много светлого и темного, что не знала, как еще достучаться до этой головы. Боль?.. обида?.. смирение? Все перечисленное остро контрастировало с разжигающимися во взгляде благодарностью и волнением из-за моего заплаканного вида. – Нужен! И я говорю это не потому, что ты хочешь это слышать, а потому что я и вправду люблю тебя.       Как часто я говорила и говорю эти слова… и как редко я слышу их в ответ. Все потому что Ричард склонен к мнению, что поступки говорят за всех и всегда. Не могу не согласиться. Наверное, поэтому никогда не требовала этих слов взамен, стараясь просто им насладиться. Как оказалось, даже это делать не так просто.       Мои слова подействовали панацеей. Ричард резко (как и всегда не желающий давать волю эмоциям) сменил обреченность во взгляде на тревогу. Взор посуровел, губы сжались в выражении недовольства самим собой. Мои ноги больше не были стиснуты в объятиях, вместо этого Рич, все так же стоящий на коленях, принялся стирать сбежавшие по щекам слезы большими пальцами. Как и всегда заботливый наедине, сохраняя холод и непричастность на людях.       − Прости, я не хотел кричать, − я улыбалась, но все равно не могла контролировать слезы, которые бесцеремонно бежали вниз. Сама не знала, отчего эти влажные дорожки, но позволяла стирать их, как ребенок подставляя щеки мужским пальцам. – Прошу, не плачь. Ты же знаешь, что я никогда не обижу тебя.       − Знаю, − его касания действовали успокаивающе, но смысл их угасал в связи с тем, что на каждое ощущение тепла слезы скатывались все сильнее. Потому я поспешила стереть их сама, всхлипывая и тепло улыбаясь. – Ничего не могу с собой поделать…       − Что это?       Его слова не сразу дошли до меня по смыслу. Точнее, я даже не сразу поняла вопрос от андроида, что только что смотрел виновато, и вот смотрит сурово, недоумевающе, насыщая свой взор привычным холодом серебра. Нахмурившись и одним лишь взглядом уточнив у Рича пояснения, уже через минуту пожалела о содеянном. Ричард, переметнувшись на диван, по-хозяйски, но бережно приподнял меня за подбородок, отвернув шею в сторону.       Страх сковал мое тело. Синяки ведь так и не успели сойти.       − Это гематома.       Не вопрос, но утверждение. Причем, довольно суровое и негодующее. Глаза так и искрят металлом, молчаливо требуя от меня ответа. Пришлось врать, причем умело, лишь бы увести взор андроида от правды. Помню я, с какой ненавистью и презрением Ричард оповестил о желании убить Коннора. Точно не стану ему ничего говорить про Кирстена, пока тот не сядет за решетку.       − Просто синяк, − отмахнувшись и ободряюще улыбнувшись, я бережно освободилась от его руки на нижней челюсти. Ричард при этом не переставал смотреть прищурено, явно ощущая подвох. – Я ведь детектив, в конце концов. Подобное – всего лишь издержки работы.       − Меня не устраивают такие издержки, − сурово, но с намеком произнес Рич, склонив голову в изучающем жесте.       От услышанного я едва не усмехнулась, вовремя прервав себя. Ограничивать мою свободу в отношении общения? Хорошо, ладно, терпимо. Но накладывать руки на мою работу? Ради которой я страдала долгие годы обучения и стажа?! Увольте!       − Ну, уж нет! – выставив вперед ладонь в предложении притормозить, я с усмешкой покачала головой. Рич, видимо, отодвинув мысли о Конноре и недавнем споре, саркастично вздернул бровь, уложив руку на спинку дивана и устроившись ко мне полу-боком. – Притормози коней, Рич. Уж чего-чего, но работу я свою тронуть не позволю!       − Она слишком опасна для тебя.       − Ты звучишь, как моя мама!       − Если мне потребуется стать твоей мамой ради твоей безопасности, то, пожалуй, именно этим я и займусь, − все так же сурово заметил андроид, не прекращая буравить меня пронзительными глазами.       − Ну, тогда роди меня обратно, а то я безумно устала от этого мира!       Мы смотрели друг на друга с полной серьезностью, с такой суровостью, будто решали важный вопрос глобального масштаба. Но прошла секунда другая в этом претензионном молчании – и оба начали усмехаться, понимая, какую глупость только что сморозили. Точнее, усмехалась я. Ричард просто уютно улыбнулся, не сводя с меня теплого взора.       − Извини, − вдоволь посмеявшись, я протерла лицо руками и взглянула на машину. Ричард не сменял улыбки, сверкая серебром глаз в тусклом свете кухонного освещения. – Просто немного устала.       Понимающий кивок, за которым следовали секунды молчания. Тишина в гостиной не напрягала, но казалась такой неуместной, что я вдруг почувствовала себя неловко. Пока Рич продолжал смотреть на меня, я старалась смотреть на свои пальцы, на играющие тенями складки на его черной рубашке, на уложенную поверх колена мужскую руку. Молчать было как-то не по себе. Пусть атмосфера между нами была теплой, и все же недосказанность за состоявшимся скандалом играла яркими красками, не давая чувствовать себя свободно. Ричард, видимо, ощущал тоже самое. Ведь в следующее мгновение андроид подал голос, говоря тихо и спокойно:       − Так почему он был в твоем доме, Даниэль?       Потеряно и словно вопрошающе вскинув взгляд, я постаралась сделать беспечный вид. Но озабоченный взор Рича дал понять – беспечно к этому отнестись не получится. Ему слишком важно знать причину моего «неразумного» поведения, результатом которого стала его обида. Осталось только пожать плечами и с тусклой улыбкой едва ли не прошептать, убирая пальцами пряди на его виске.       − Была на то причина, Рич. Просто поверь, − он верил. Видела это в глазах, в которых мерк огонек сомнений, сменяясь туманом от моих касаний. Он словно несмелый котенок, подставляющийся под перебирающие волосы пряди и прикрывающий веки со вздрагивающими черными ресницами. – Я расскажу тебе, но чуть позже. Сейчас просто не могу.       Этот волшебный момент, когда мы просто верим друг другу, когда смотрим друг другу в глаза, сняв все ограничительные рамки. Как мало таких мгновений… как же сильно я в них нуждалась. Сама едва сдерживала себя, чтобы не прикрыть взгляд, пропуская шелк искусственных волос меж пальцев. Нас отделяли друг от друга всего полметра, но даже внутри него я ощущала себя жарко и трепетно. Спустя полгода, спустя все психологические мучения, сотканные из невидимых прутьев в виде клетки. Спустя полгода боли и обид… он был мне нужен.       − Почему мы не можем просто жить и наслаждаться друг другом? – такой простой вопрос, но так сложно найти ответ. Я смотрела на него не то жалобно, не то смиренно, и Ричард хмурился от моего голоса, явно ощущая ответственность за уставший тон. Взирал на меня сквозь приспущенные ресницы, спустив мои пальцы на свою щеку и прижимая ее своей ладонью. – Зачем так много рамок?       − Прости, − глухо произнес андроид, сжимая губы и явно не приходя в восторг от нахлынувшего осознания своей жестокости. Да, он осознавал, что своим поведением приносит мне дискомфорт. Но вряд ли эгоистичное начало, которое я поощряла какое-то время, давало ему шанс понять ту степень обиды, которую я испытывала всякий раз, обрывая общение с кем-то по его желанию. – Я знаю, со мной бывает сложно. Обещаю постараться быть менее требовательным.       Обещание… очередное обещание, которое он наверняка не сдержит. Так же, как ответить на звонок. Так же, как ночью вернуться домой. Так же, как и все, что он говорит… но я была готова поверить в эти обещания, полностью осознавая их лживость. И потому улыбалась ему благодарно, позволяя покрывать мои пальцы едва ощутимыми поцелуями так нужных мне губ. И позволяла держать меня за плечи, погружая в поцелуй. Позволяла укладывать меня на диван, бережно, но собственнически проскальзывая руками под толстовку. Затем под футболку. Под джинсы… и я плавилась в его руках, задыхаясь от восторга, поспешно вместе с ним расстегивая треклятые пуговицы на его черной рубашке. Смотрела во вновь похолодевшие, но затуманенные глаза, и покрывалась мурашками. Слышала всего одну фразу, повторяющуюся на ухо:       − Позови меня, Даниэль… прошу, позови меня…       И я звала, переходя то на шепот, то на крик. Звала его по имени. Отмечала искры безумия в его глазах, понимая, что Ричард не получает удовольствие от секса, но получает наслаждение лишь от одних моих касаний, пропитанных жадностью и требовательностью! Как и всегда, плевала в такие моменты на обиды и боль, на страдания, которые сопровождают меня большую часть времени, плевала на все, лишь бы утопать в его руках! Лишь бы все так же грубо сжимал в объятиях, зарываясь в ворох темных волос. Лишь бы ощущать его близость, его тепло. Все что угодно, лишь бы быть рядом.

***

      Мне нравилось это утро. Проснуться и увидеть рядом Ричарда, а не кошку, которая забралась на постель не из чувств, а из-за голода. Проснуться не от звона будильника, но от тесных объятий в ворохе одеяла. Впервые за долгое время я и впрямь была не одна. Я была счастлива. И лелеяла это чувство, радуясь возможности улыбаться ему в ответ, почему-то веря в то, что все изменится…       Ничего не изменится.       Коллега из отдела по наркотикам нашла меня в первый час работы, застав у моего же стола. Она выловила меня как раз вовремя, ведь я навострила уши покинуть участок вслед за напарницей, которая давно уже на месте расследования, где мы условились встретиться прошлым днем. Потому я все нетерпеливо переминалась с ноги на ногу, дожидаясь, когда темнокожая женщина закончит свою речь. Лучше бы не заканчивала. Последняя ее фраза была далеко не самой приятной, а сожалеющий взгляд темных глаз еще менее обнадеживающий.       Кирстена не взяли. Блуждал где-то по городу, сбежав у наряда из-под носа. Едва только прозвучало «ускользнул», как я по неведомой мне причине вдруг заподозрила услышать определенные слова, которые наверняка будут указывать мне на мою некомпетентность. Нет, коллега не подразумевала именно это, заявив, что я обязана этот день просидеть в участке от греха подальше, пока не найдут человека. Но я, вдруг ощущая свою ущербность как сотрудник правоохранительных органов, осознала именно ее – некомпетентность.       Возмутиться я даже не успела. Едва раскрыла рот, как женщина прервала меня, говоря практически полу-шепотом и заглядывая в мои изумленные глаза. Благо рядом никого толком не было, всего несколько сотрудников, которые обосновались группкой у входа. Они не слышали наш разговор. Хоть одна хорошая новость на это утро, учитывая, что практически весь участок находился в неведении моей ситуации, дабы скрыть все от Ричарда.       − Прости, но то приказ капитана, − я снова раскрыла рот, чтобы воспротивиться, бессильно сжимая ключи от машины в руке, как коллега поторопилась продолжить, явно испытывая дискомфорт от мысли, что эти новости мне приносит именно она, − это ради твоей же безопасности. Лучше переждать этот день, пока его разыскивает патруль.       Мне не дали возможность высказаться. На любую попытку сказать «нет» и отправиться на выход – удерживали рукой и пытались убедить в важности слова «да».       Напарница работает одна?.. ничего страшного, она в курсе ситуации.       Тебе нечем заниматься в участке?.. если хочешь, можешь взяться за бумажную работу, в отделе наркотиков и убийств скопилось предостаточно.       Ты не боишься Кирстена?.. Кирстен тоже не боится тебя.       На любой мой аргумент следовал тяжкий противовес, и последние слова коллеги из разряда «Так сказал Фаулер, извини, но придется послушать» окончательно разбили мою оборону. Сломленная и смиренная, я осталась стоять у своего стола, глядя, как женщина с виноватой улыбкой покидает участок. Мерзкие мысли закрались в мою голову. Зря я сунулась в детективы. Видимо, это не мое.       Несколько минут просидела за своим столом, потуплено смотря в потухший монитор. Выедала себя изнутри, игнорируя теперь уже снующих вокруг коллег в синих униформах, что так броско смотрелась на фоне моей толстовки и джинс. Один взор, кинутый на прошедшего мимо патрульного с гремящими наручниками на поясе, подарил надежду с пришедшей вдруг идеей. На деле ничего в этой мысли не было позитивного. Напротив, даже ощутила, как больно защемило сердце, и это чувство настолько угнетало, что я впопыхах вытащила телефон из кармана, не осознавая последствий. Мне просто было нужно слышать его. А впоследствии, когда он вновь не взял трубку ни на первый, ни на третий звонок – слышать хоть кого-то. Кого-то, кто сможет поддержать. И вновь это оказался не Ричард, что прошлой ночью, вжимая меня в диван, обещал исправиться. Этим человеком оказалась мама.       Следующий час прошел как в тумане. Бумаги, принтер, архив. Бумаги… принтер… архив… после разговора с близким человеком мне и впрямь стало полегче, тем более что мама поддержала идею, но без упора на мое бессилие. Нет, она не знала про Кирстена, не знала, что ее дочь едва не задушили в ее же доме. Но была рада, что та же дочь потихоньку спускается вниз по карьерной лестнице. Этот путь наверняка обещал маме, что я выберу в конце концов другую специальность, слишком сильно болит материнское сердце от понимания, как сильно рискует ее чадо. И как бы она не старалась скрыть облегчение в голосе – я все равно его слышала, но не подавала виду.       − Привет, Дана.       Ушедшая в раздумья у стола той самой коллеги из отдела по наркотикам, я, стоя спиной к холлу и лицом к окну, не заметила, как рядом оказался Коннор, облаченный в джинсы и белую футболку. Вряд ли ему были важны бумаги, за которые я взялась в отсутствии иной работы, но детектив, мягко улыбнувшись моему погасшему взору, принялся их перебирать и раскладывать. Отвечать мне ему не особо хотелось, все еще витая в своих тяжелых раздумьях, но я все же выдавила из себя улыбку, понимая, что это создание не уйдет, пока не убедится, что со мной все хорошо.       − Ты в порядке?       Не удивлена слышать этот вопрос. Его мне в последнее время задает только Коннор. Начинала допускать горькую мысль, что он – поистине единственный в ближайшем окружении, которому важно мое моральное состояние. Он, а не тот, кто постоянно не отвечает на звонки и не возвращается домой.       − Да, все хорошо.       − Надеюсь, у тебя не было проблем вчера вечером из-за меня, − виновато произнес друг, вместе со мной разбирая бумаги. Даже несмотря на то, что он на меня не смотрел, я все равно удостоила его лишь отрицательным покачиванием головы, понимая, что разговаривать просто не хочу. Руки Коннора застыли над столом со стопкой бумаг. Следующие его слова были напористые. Даже с укоризной, что вынудило меня сдерживать вырывающуюся злость с разочарованием от сложившейся ситуации, − Дана, я же вижу, что тебя что-то тревожит. Ты совершенно не умеешь врать.       Что верно, то верно. Осталось только обреченно откинуть собранные бумаги на стол, наплевав на то, что те непременно разлетелись в стороны.       − Кирстен сбежал, − всего два слова, а Коннор словно все понял. Пока я пыталась привести в порядок мысли, стирая с лица усталость ладонями, андроид в отличие от меня убрал бумаги аккуратно, озабоченно смотря в мой профиль. Только оглянув участок и не найдя светодиодных ярлыков, я устало взглянула на детектива, продолжая свои мысли, – кэп запретил мне сегодня покидать участок. Боится, что меня пришьют где-нибудь в подворотне.       − Капитан беспокоится за тебя, как и я, − лишь спустя несколько секунд, понимая, что его слова на меня не действуют, Коннор добавил, вздернув плечами, как будто подразумевая само собой разумеющееся, − как и все в этом участке.       − И что я за детектив такой, раз не могу противостоять придурку под кайфом? – мой взгляд приобрел раздраженный оттенок лишь на мгновение, и Коннор, получив его в ответ, понуро сжал губы. Тут же пожалела о горящих внутри эмоциях злости на саму себя, сменив раздражение на смирение. – Похоже, я слишком рано взялась за ломоть, с которым не могу справиться. Теперь начинаю понимать, почему в моем возрасте редко дают возможность стать детективом.       Попытка вернуться к бумагам в желании поставить точку провалилась. Едва я развернулась к столу с потухшим взглядом, как Коннор поторопился уложить мне руку на плечо, дабы развернуть назад. Карие глаза были преисполнены тревоги и подозрений, и не зря, учитывая, что последовало за его вопросом:       − Подожди-ка, − выждав паузу, дабы убедиться, что я смотрю на него, Коннор склонил голову на бок, делая свой подозревающий взгляд еще более подозрительным. – Ты что задумала?       Говорить было сложно, но в то же время я понимала, что мне нужно об этом сказать. Не от Коннора мне бы хотелось получать поддержку, но раз уж нужное создание как обычно променяло меня на работу, убежденный, что я никуда не денусь – приходится довольствоваться малым. Впрочем, вряд ли это слово можно употребить в отношении Коннора – персонажа, что все наше общение всегда был рядом, даже если я самолично его отталкивала из страха вызвать гнев.       Опустив взор, дабы не видеть встревоженных глаз андроида, я устало вздохнула. Так и стояла напротив несколько секунд, собираясь с мыслями и бесстыдно успокаиваясь от касания его пальцев к моему плечу.       − Думаю, я попрошу капитана разжаловать меня до патрульного.       Коннор бесшумно произнес губами «Оу», точно так же спрятав взор, как и я. Его рука продолжала едва ощутимо сжимать мое плечо, но заглянуть мне в глаза Коннор осмелился только через несколько мгновений.       − Ты уверена? – нет, я не была уверена. Но смолчала, рассматривая свои пальцы и продолжая вслушиваться в тактичные пояснения детектива, − это ведь пойдет в твое личное дело. Вернуться назад будет не просто.       − Если я вообще захочу возвращаться назад, − Коннор, поджав губы от этих пессимистичных слов, чуть пригнулся, вынуждая меня заглянуть в его карие глаза. Тут уже я не выдержала, начав разгоряченно и разочаровано выплескивать наружу все мысли, витающие в голове в последний час. – Да ты сам посмотри! Какой из меня детектив?! Не могу справиться с каким-то наркоманом! Позорище, а не полицейский!       − Дана, он не просто наркоман. Это человек, который принес тебе немало проблем, не говоря уже о психологических травмах. Ни один из полицейских, тем более людей, не может справляться всю жизнь в одиночку.       − Гэвин почему-то до Ричарда справлялся.       − У Гэвина IQ меньше шестидесяти, − иронично, но с шуткой отметил детектив, цепляясь за теплящуюся на моих губах улыбку, лишь бы не упустить момент, когда можно избавить меня от душевных терзаний. – Не стоит равняться на человека, который по возрасту застрял в пубертатном периоде.       Что ж, это и впрямь забавно. Настолько мило и правдоподобно, что я все же улыбнулась, подавляя вырывающиеся смешки. Ответом мне была такая же теплая улыбка с не менее теплым взглядом. На душе и впрямь стало полегче. По крайней мере, не так обидно и грустно за свое бессилие, из-за которого начинаешь сомневаться в выбранном пути.       − Ричард знает о твоем решении? – тихо, словно ступая по тонкому льду в страхе вновь вызвать у меня печаль, спросил детектив. Печали не было, спасибо андроиду за его старания, поэтому я просто покачала головой, получая одобрительный кивок в ответ.       − Расскажу, когда все уляжется. Не хочу его лишний раз беспокоить.       − Тогда поступим следующим образом, − теперь уже обе мужские руки сжимали мои плечи, видимо, в желании притянуть меня к себе и погрузить в теплые объятия, заряжающие бодростью и надеждой. Без стыда продолжала улыбаться, внимательно слушая детектива, который как будто говорил с ребенком, успокаивая его после какой-то мелкой проблемы. – Ты не станешь рубить с горяча, и мы дождемся момента, когда ситуация разрешится. Потом уже будешь решать, нужно это тебе или нет. Как тебе такая идея?       − Просто супер, − беспечно вздернув большие пальцы вверх, я не натужно, но глуповато улыбнулась, ощущая себя тем самым ребенком. И уже в следующее мгновение была и впрямь притянута к машине, слыша тихое и доброе «Иди сюда». Было тепло. Бесстыдно тепло и хорошо. Ужасно радостно получить поддержку тогда, когда в ней так нуждаешься. То, чего у меня не было уже несколько месяцев, всякий раз встречая трудности одной. Даже странно… тот, кто всем своим видом показывает свое покровительство, на деле никогда не бывает рядом в нужный момент. Тот, кому доступ ко мне запрещен – находится рядом всегда. Печально.       Рабочий процесс пошел намного приятней, чем раньше. Разбор документов больше не казался мне нудным и унижающим, напротив, я вызвалась помогать любому в участке, кому требовалась эта самая помощь. Кто-то удивлялся тому, что я занимаюсь не своим делом; кто-то с энтузиазмом доверял мне свои дела, радуясь возможности не выполнять отдельные аспекты бумажной волокиты. В тот момент я была в смотровой, за стеклом, что открывает обзор на допросную. Рабочий день подходил к полудню, тяжкие мысли из разряда «я слабое бесхарактерное чмо» больше не посещали, а если и проскакивали, то тут же заглушались голосами матери и Коннора, прокручивающимися в голове. Единственная проблема, которую я сейчас пыталась решить – Ричард. Точнее, час, когда мне придется раскрыть машине все карты, рассказав, почему именно Коннор провел две ночи в моем доме и откуда на самом деле синяки на моей шее. Обид не избежать. Но все же пусть лучше он обижается на меня, чем кинется стремглав убивать Кирстена, пока тот бродит по окрестностям города без наручников на запястьях.       Документы, оставленные после допроса, разбирались на автомате. Я просто делала уже выученную за годы работы, размышляя о своих делах. Сама не заметила, как принялась мысленно выстраивать разговор с Ричем. В конце концов, этот разговор рано или поздно состоится, и, зная андроида, сложно предугадать, чем все закончится.       Застыв с бумагами в руках, я хмуро устремила взор в стол. Почему же сложно?.. как раз-таки наоборот, легче простого. Разговаривать со мной Рич перестанет, наверняка найдя для себя оскорбительным, что я не обратилась за помощью к нему. Что за помощью я побежала к другому. К Коннору! К андроиду, который Ричарда откровенно бесит, несмотря на то, что обе машины не так далеко ушли друг от друга в своей линейке!       − Так, − убрав бумаги на стол и выпрямившись, я прикрыла глаза и сделала несколько глубоких вздохов. Ничего еще не случилось, а тревога уже захлестнула с головой, готовя меня к скорым попытками выпросить у неумолимого Ричарда прощения и к тяжелому чувству вины, которое придется испытывать на протяжении длительного времени. – Успокойся, Даниэль…ничего еще не случилось.       Как не пыталась выровнять мысли ‒ не получалось. Подсознание словно назло подкидывало не обнадеживающие варианты развития беседы и не менее неутешительные результаты моих бессмысленных потуг выдать хоть что-то адекватное хотя бы в мыслях. С каждой секундой выстраиваемый диалог рушился, заставляя меня сожалеюще хмуриться.       И что я ему скажу? Как посмотрю в глаза? Прости, Ричард, но мой бывший попытался меня придушить? Где он?.. так в тюряге уже сидит за наркоту. Почему ты ничего не знал? Так ведь мне пришлось обратиться к Коннору. Эй, почему ты дуешься?! Так нечестно! Это я должна обижаться, потому что ты как всегда не ответил! Потому что ты как всегда пропустил мой звонок, посчитав, что работа намного важнее! Потому что это ты не вернулся ночью домой, потому что это ты так и не перезвонил мне, дабы удосужиться, зачем я оставила тебе так много пропущенных звонков! Это я должна обижаться! Я! А вместо этого дуешься ты, укоризненно и уничтожающе приковывая меня взором к месту, заставляя просить прощение по самой неадекватной причине! Даже сейчас в воображении стоишь в стороне и искришь ледяными глазами, сжимая кулаки в желании пробить ими стену! Не удивлюсь, если в моем доме при разговоре и впрямь образуется дырка. Ричард может. Мой так уж точно.       ‒ Черт, ‒ недовольно шикнув на саму себя и облизнув губы, я уложила обе ладони на стол. Где-то в стороне коридора, куда вела раскрытая дверь, слышались чьи-то шаги, но я не вслушивалась в них, мысленно предпринимая все новые попытки завести разговор с воображаемым андроидом. И то ли мне не хватает красноречия, то ли уверенности, то ли просто даже мысленно заплетается язык ‒ все никак не могла добиться какого-то результата помимо гнева, презрения и тихой ярости. ‒ Да что же это такое…       Шаги должны были пройти мимо, мелькнуть в коридоре и раствориться где-то дальше, но этого не произошло. Некто, замедлив ход, нарочито показательно и шумно подошел к раскрытой двери, остановившись на пороге. И я не сразу поняла, что чей-то взор нагло буравит меня, однако едва раскрыла глаза – заметила синее, характерное свечение. От неожиданности даже напугалась, повернув голову и, спохватившись за екнувшее сердце, подпрыгнув на месте. Наверное, стоило обратить внимание на его глаза сразу… но нет. Я была слишком занята остатками несостоявшейся в голове беседы и едким страхом, окатившим тело ледяной водой.       ‒ Господи, Ричард! ‒ испуг был не лживым. Я и впрямь ощутила бездну в желудке, куда сердце попыталось сигануть с разбега. Словно удерживая его в клетке, я старательно прижимала ладонь к груди, стараясь выровнять дыхание и вытравить из крови страх. ‒ Зачем же так пугать?       Он не отвечал. Продолжал смотреть, застыв в проходе, и мне не нужно было смотреть на него в ответ, чтобы понимать – что-то не так. Что-то не то. Приходя в спокойствие еще несколько мгновений, едва ли не согнувшись пополам, я наконец выпрямилась и принялась за работу с документами. Ричард все так же молчал. Молчал… напрягая меня еще сильнее.       ‒ Ты уже закончил? ‒ блеклый взор на уложенный на столе телефон дал понять, что время только близилось к полудню. Странно, что Ричард в это время в участке… еще страннее было его молчание, из-за которого я с мягкой улыбкой и обеспокоенным взором взглянула на машину. ‒ Рич, все в поряд…       ‒ Я все еще тебе нужен, Даниэль?       Столь трепетный вопрос и таким жестоким, суровым голосом. Я слышала в этом претензию. Мне стало не по себе.       ‒ Конечно, что за вопрос? ‒ настороженно усмехнувшись и вздернув плечами, я аккуратно вернула бумаги на стол, не сводя взора с андроида. Пыталась отвести взгляд, но не могла. Слишком много грубости и злости в этих серебристых радужках, сводящих прошлой ночью с ума. ‒ Ричард, ты меня пугаешь…       И еще больше испугал, когда вдруг двинулся в мою сторону, сжимая кулаки и придавливая к месту практически звериным, злобным взглядом. Смотрел так гневно и презренно, словно бы не было прошлой ночи, не было никаких светлых чувств. Каждый его шаг вызывал у меня страх, но мышцы наливались необъяснимой тяжестью, не давая двинуться с места. Но худшее заключалось не в этом. Худшее было в том, что я хотела бежать.       ‒ Рич…       Имя практически осталось на моих губах, когда Ричард едва ли не врезался в меня, не сбавляя шага. Уже через мгновение мужские руки грубо развернули к себе лицом, не менее грубо обхватили за талию и усадили на стол, вынудив меня испуганно пискнуть! Но я не смела пошевелиться, не сводя с его жестоких глаз широко распахнутого взора. Только вздернула руки вверх в страхе прикоснуться к этому разгневанному существу.       ‒ Рич, пожалуйста!       Он не дослушал. Грубо и нагло обхватил меня за шею и притянул к себе, принудив к агрессивному поцелую, настолько болезненному, каких раньше не было. Кусал губы, проникал внутрь языком, заставляя меня отвечать против воли, и это все ужасно пугало! Пугало! Страшило! Покрывало мурашками не наслаждения, а самого настоящего ужаса! Воспротивиться ему было сложно, пусть я и старалась сомкнуть губы, возмущенно мычала и дергала головой в желании разорвать контакт, но он не отпускал меня, еще сильнее сжимая шею и запуская руку под толстовку. Говорить что-то сквозь вульгарную и неприятную связь не представлялось возможным, не говоря уже о том, что я просто напросто потерялась от столь нехарактерных ему действий! Но когда все та же рука принялась остервенело расстегивать пуговицу на джинсах – стало не до шуток. Стало поистине жутко.       ‒ Рич… Ричард, перестань! ‒ едва мужские губы спустились к шее в их агрессивных действиях, я вдруг очухалась, получив возможность дышать полной грудью. Так и пыталась отпихнуть его в плечо, цепляясь за мужскую проникающую под джинсы руку в попытках выдернуть ее из одежды. Но что ему, высококлассной машине, мои потуги? Так и продолжал прижимать меня к себе, резкими движениями пробираясь все глубже, едва ли не заставляя ткань трещать. ‒ Прекрати! Хватит!       Как и всегда не слушал. Не отзывался, не отвечал. Вцепился пальцами в шею, сжимая ее практически на каждую мою попытку оттолкнуть. Мертвой хваткой держал меня на столе, точно какую-то игрушку, у которой нет чувств, желаний, сил. И если последних двух и вправду не было, то первое сейчас играло яркими негативными красками. Держать в себе все, что копилось так долго, просто не было сил… особенно теперь, когда это создание, ставшее поистине одним из самых близких, вдруг применило грубую силу. А ведь буквально вчера обещал исправиться.       ‒ Я сказала, хватит!       Не знаю, откуда у меня вдруг появились силы. Собрала последние крупицы, ощутив злость за все полгода, которые были потрачены ради этого? Взыграли страх и гнев, когда мужские пальцы коснулись белья под тугой джинсой? Или напомнила о себе нравственность от осознания, кто мы и где находимся? Не знаю. Знаю лишь, что оттолкнула машину со всей дури, на какую была способна. Как ни странно, получилось. Ричард, явно не ожидающий такого напора, отстранился, разжав руки и сделав несколько шагов назад, стабилизируя свое положение на ногах.       ‒ Да что с тобой такое?!       Мой крик, должно быть, был слышен в холле, потому я после всего случившегося даже удивилась, почему никто не прибежал. Но тогда мне было плевать. Я лишь злобно смотрела на не менее злого и презрительного андроида, спрыгивая со стола и приводя в порядок одежду яростными рывками.       ‒ Ты вообще думаешь, что делаешь?! Я же тебе не кукла!       ‒ Ты сказала, что я тебе все еще нужен, ‒ тихо, но гневно практически прошипел Ричард, встав по стойке смирно. Лучше бы он не стоял вот так со своей каменной осанкой и со вздернутым подбородком, явно стараясь продемонстрировать свое доминирование в этой комнате. ‒ Это были твои слова.       ‒ И что?! Значит, можно делать со мной все, что вздумается?! ‒ каждое его слово вызывало жуткий гнев, на который я не срывалась со дня, когда Рид осмелился приковать меня к столу. Тогда я тоже была разгневана и даже унижена, но сейчас совсем иное. Сейчас я злилась на того, о ком вспоминала всякий раз, попадая в опасность; на того, в чьем обществе нуждалась каждую ночь, разрываясь между душевными страданиями из-за затворничества и желанием прижиматься к нему все ближе. И злиться на него было… до бесстыдства приятно. Словно глоток воды после двухдневной жажды. ‒ Хоть бы раз подумал о том, что творишь!       ‒ Я такой, какой есть, Даниэль, ‒ не сменяя злобы, сурово произнес Рич, практически цедя мое имя сквозь зубы. Я же, не спуская с него злобного взора, старалась привести в порядок волосы, вылизывая искусанные им губы. Даже не удивилась, ощутив на языке кровь. ‒ И меняться ради кого-то не намерен.       ‒ Да неужели? Значит, я обязана менять свою жизнь, а ты должен чистенький ходить?! Почему ты просто не можешь быть таким, как…       ‒ Как он?       Оборванная и пристыженная, я внезапно закрыла рот. Прошла не одна секунда прежде, чем я смогла разомкнуть губы, все так же стоя наедине с Ричардом в этой маленькой смотровой. Андроид, чуть взъерошенный, но явно ощущающий свою разочаровывающую его победу, молчал. Держал кулаки по швам и приковывал меня своим ледяным взором. И я понимала. Понимала, что едва не сказала «как все»… но теперь, получая пугающее удовольствие от возможности обидеть, задеть, затронуть за живое, все же ядовито произнесла:       ‒ Да, Ричард. Как он, ‒ смаковала каждое слово, встречая на пути все больший холод. Был бы у него диод – непременно искрил бы алым, показывая нестабильность машины. Воображение отчетливо дорисовывало на его виске красный кружок, но мне было плевать. Я продолжала плеваться ядом, перестав сдерживать гнев и ярость за свою жизнь, за свой круг общения, за все, чего была лишена так жестоко и нагло. ‒ Иногда мне и впрямь хочется, чтобы ты был как Коннор.       Имя еще не успело сорваться с губ, как Ричард быстрой походкой устремился прочь из смотровой, оставив меня со своими же мыслями, чувствами и словами. И я кипела во всем этом, в ту же минуту ощутив острый укол совести за эту мерзкую ложь. Нет, я не хотела, чтобы он был как Коннор. Никогда в жизни не представляла на его месте RK800, и уж точно никогда в жизни не думала о том, чтобы кого-то перевоспитать. Да, я хотела легкости в общении. Но не желала менять одного на другого. Ведь Коннор никогда не станет Ричардом, а именно в Ричарде я так нуждалась.       Эмоции и чувства навалились сверху огромной кучей камней, вынуждающих неосознанно осунуться в плечах. На глазах снова были слезы. Как же часто последние накатывали в последние месяцы жизни… каждая мысль была страшнее предыдущей, и я старалась унять внезапно начавшуюся дрожь, стирая набегающую влагу с глаз. Но становилось все сложнее. Впервые за долгое время я жалела о Ричарде. Но не о том, что повстречала его на своем пути, несясь на всех парах из участка и столкнула андроида на входе. А о том, что наговорила ему кучу гадостей, в порыве злости пытаясь выместить ярость. Идиотка… какая же я идиотка…       Шум и грохот из холла был слишком громким, чтобы не расслышать даже сквозь собственные всхлипы и мечущиеся мысли. Вздрогнув и застыв от неожиданности с испуганными глазами, я навострила уши. Какое-то время ничего не происходило, однако через мгновение в коридоре послышался быстрый топот чьих-то ног. Патрульный Том, гремя наручниками и резко затормозив на месте при виде меня (отчего проехался вперед на кафеле и едва не повалился на спину), резко замер. Глаза его были преисполнены ужаса. Грудная клетка то и дело, что быстро вздымалась в попытке унять беснующееся сердце.       ‒ Дана, ‒ кое-как дыша, тяжко просипел мужчина, выпучив глаза. ‒ Там Ричард.       Больше я не слушала. Смерчем вырвалась из смотровой, быстрым шагом двинувшись по коридору. И вновь собственные чувства забыты, а слезы задвинуты на задний план. Вновь плюю на свои эмоции и переживания, лишь бы успеть к тому, кто вот-вот переступит порог по моей вине. Моей! Ведь больше мне, как и всегда, некого винить.       В голове крутилась лишь одна мысль...

УСПЕТЬ

      И я успела. Почти успела.       Коннор уже вставал с пола, злобно, но молчаливо взирая на Ричарда снизу вверх. Несколько патрульных, тех самых, что до этого стояли группкой на выходе, помогали ему подняться, хотя уверена, что ему и не нужна была помощь. И все же он охотно принимал ее, тыльной стороной ладони стирая тириум, по каплям спускающийся с виска, где посреди светлой кожи виднелось повреждение с бегущими внутри искрами голубого цвета. Зрелище не из приятных… но я не смотрела на Коннора, хоть тот заметил мое появление в ту же секунду, сменив злость во взгляде на сожаление. Я смотрела на Рича. Того самого Рича, что на публике холоден, а наедине ‒ чуткий и робкий. Смотрела, как двое патрульных прижимают его за плечи к стеклянной стене кабинета Фаулера. Смотрела, как сам Фаулер спускается вниз, метая гневные стрелы из темных глаз. Смотрела и холодела в душе, видя на сжатом кулаке андроида капли синей крови. Смотрела… и проклинала себя за свой язык.       ‒ Потрудитесь объяснить, какого хрена здесь происходит?!       Не крик, но гневная тирада, с которой я была полностью согласна. Коннор, уже успевший встать и переставший стирать голубые дорожки, искоса посматривал на меня, видимо, ожидая реакции, но та не следовала. Пока патрульные что-то объясняли капитану, я стояла напротив Ричарда, стараясь найти его взор. Увы. Ричард продолжал ненавистно смотреть на своего собрата.       ‒ Рич, ‒ стараясь потерять свой голос в шуме горячо обсуждающих случившееся людей, я подошла к нему практически на метр. Ощущала всем своим телом потоки ненависти, что исходили из машины, но заставляла себя приближаться, умоляюще перебегая взором по его холодным глазам. ‒ Ричард, пожалуйста, взгляни на меня.       Как и всегда не слышит. Как и всегда не видит.       Патрульные его уже не держали, видимо, перестав ощущать сопротивление, и Ричард остался все так же стоять у стены, внимательно наблюдающий за каждым движением Коннора за моей спиной. Однако стоило мне поднять руку и несмело протянуть ее в попытке дотронуться до его плеча – мужская ладонь резко перехватила мое запястье, не позволив прикоснуться к белому пиджаку с черными вставками. Все стоящие за спиной умолкли, насторожено глядя на машину. И только серые глаза молчаливо переметнули на меня свой взор, проникая в самую душу и закладывая в нее страх с непомерным чувством вины.       Он не позволил мне дотронуться. Господи… Ричард не позволил мне дотронуться…       ‒ Значит, так, ‒ тихо, но давяще произнес капитан, уложив обе руки на талию. Похоже, его слушали все присутствующие, кроме нас – тех, кому и были адресованы эти слова, ‒ плевать я хотел, по какой причине это произошло. На первый раз обойдусь выговором. Но если еще одна такая выходка, ‒ мужской палец взметнулся в сторону Рича, вот только мы и на сей раз не обратили на кэпа внимания, не разрывая наш зрительный контакт. ‒ И ты мигом полетишь из участка! Устроили мне тут разборки из дешевого драм-кружка!       Кэп ушел в свой кабинет, оставив патрульным пищу для размышления. Но я не сопровождала его взором. Старалась найти в серых нитях хоть намек на тепло, а встречала колючий холод. И плевать было на то, что все находящиеся здесь косятся на нас; плевать, что Коннор перекидывает свой взор с меня на Рича. Плевать. Я пыталась увидеть в глазах андроида хоть намек на доверие. Как нелепо надеяться на это после тех слов, которые я умудрилась бросить ему в лицо…       ‒ Ричард, пожалуйста…       Стоило моему голосу прозвучать, как андроид грубо, но не болезненно откинул мою руку. Секунда – машина устремилась прочь, все так же сжимая кулак и уверенной походкой покидая участок. И мне бы броситься за ним, вперед, броситься, дабы остановить, обнять и успокоить! Может, даже запереться в смотровой и сделать все, что он захочет, лишь бы это поистине прекрасное создание перестало испытывать боль и обиду! Но я не решалась. Стояла в ступоре, провожая его беспомощным взором и пропуская мимо ушей шепот сотрудников. Только когда в тишине холла послышался звук закрываемой двери – выдохнула, осознав, что не дышала практически минуту.       ‒ И чего он на тебя взъелся, ‒ за спиной послышался озадаченный голос Тома, все это время остающимся в стороне. Не желала цепляться за разговор, утопая в мыслях о причиненной боли, однако внезапно навострила уши, уловив нечто неприятное и странное в словах Коннора.       ‒ Предполагаю, что ошибочно принимает меня за соперника, ‒ каждое его слово настораживало. С каждым его словом я испытывала все большее желание посмотреть за плечо, выискивая в лице Коннора ответы на возникающие вопросы. И уже со следующими его словами я все же не сдержалась, ошарашенно смотря на детектива, что принялся осматривать испачканную синими пятнами футболку. ‒ Впрочем, сам виноват. Не стоило заниматься экспериментированием.       ‒ Каким экспериментированием?       Мой вопрос, пропитанный недоумением и подозрительностью, взыграл в Конноре чем-то вроде неловкости. Перестав осматривать одежду, андроид с синими потеками на виске виновато покосился в мою сторону, после чего отвернулся к своему отражению в стене кабинета капитана. Патрульные, ощутив мое негодование, постепенно начали разбредаться по сторонам, разве что Том остался рядом, перекидывая настороженный взор с меня на андроида, что вовсю пытался привести укладку в порядок.       ‒ Каким экспериментированием, Коннор? ‒ уже не церемонясь, жестко повторила я, показательно развернувшись к детективу всем телом. Коннор, застыв на несколько мгновений у своего отражения со вскинутыми руками, медленно опустил их, всматриваясь в мой облик в стеклянной стене неуверенным взором. Смотрел так, словно я должна была понять и без слов. И я понимала. Оттого бессильно сжимала и разжимала кулаки, искря гневом в зеленых глазах. ‒ Ты обнял меня не просто так, верно? Знал, что он наблюдает, не так ли?       ‒ Зато теперь ты видела его сущность…       ‒ Сущность?! ‒ ушам своим не верила! Буквально задыхалась от гнева, глотая воздух ртом и краснея в щеках, ушах, вскипая в своей крови, которое сердце несет с бешеной скоростью своими тяжелыми толчками! Даже было как-то плевать на Тома, что стоит рядом и греет уши, и что Коннор смотрит в мое отражение с виноватым видом! Плевать! ‒ Ты вообще о нем ничего не знаешь! А я, как оказалось, совсем ничего не знаю о тебе!       ‒ Прости, ‒ наконец, андроид, поняв, что молчанием меня не успокоить, повернулся ко мне, глядя исподлобья с вымаливающим прощение видом. Может строить свои щенячьи глаза сколько угодно! Внутри рокотала слишком сильная злость, чтобы делать скидку на побитый вид, синие пятна на футболке и на виновато сжатые губы! Потому каждое его слово лишь сильнее бесило меня, вынуждая порывисто дышать и неметь в каждой мышце словно перед дракой. ‒ Дана, я просто пытаюсь тебя защитить.       ‒ Я не Дана! Хватит меня так называть! Меня зовут Даниэль, ясно? Даниэль!       Сама не знала, что нашло на меня. Собственное сокращенное имя так резко резануло слух, что я с яростью выплюнула эти слова другу, слыша свой собственный взбешенный голос в виде отражения от немых стен.       Хотя нет. Знала! Помнила, как Ричард однажды поделился своими мыслями, в которых отказывался сокращать мое имя до такого на его взгляд мерзкого обращения, не достойного меня. Помнила, как Ричард сказал, что его откровенно бесит факт позволения Коннору обращаться именно так. Потому на рефлексах решила лишить андроида этой привилегии, ничуть не сожалея о сказанном. Ну и пусть он сейчас выглядит таким несчастным, понуро смотря на меня, опустив голову. Пусть! Меня больше волнует тот, кто вырвался из участка навстречу осеннему ветру, унеся в душе боль и обиду. За ним же я и ринулась на улицу, позабыв о важности не высовывать нос и набирая его номер раз за разом, но получая в ответ лишь тишину. Было слишком поздно. Ричарда в департаменте уже давно не было.       Выходить за ворота я так и не осмелилась. Все, что могла – сидеть на ступеньках участка, с тоской смотря на улицу и на проезжающие мимо машины. Патрульные, что стали свидетелями ситуации, время от времени появлялись и возвращались, кто-то садился в машину и просто уезжал по своим делам. Коннор покинул департамент в тот же час, но я, уже не первый раз видящая, как тот получает повреждения на довольно опасной работе, знала, что андроид вернется к вечеру. Если быть честной, даже не переживала за его травмы. Было абсолютно все равно – как он, что с ним, о чем он думает… ему же, в отличие от меня, не было все равно на одиноко сидящую коллегу, некогда близкую подругу.       Перед отъездом на базу для восстановления андроид молчаливо сел рядом, устремив взор вперед. Тусклые и нелепые попытки справиться о моем состоянии, обратить все в шутку или поговорить на полном серьезе. Что-то лепетал себе там, осознавая, что слова его проходят мимо меня. Наверное, потому и не стал пререкаться, когда я, не глядя на детектива, тихо произнесла:       ‒ Оставь меня, пожалуйста.       Коннор, смяв губы и отвернувшись, еще несколько секунд сидел в тишине пустого участкового крыльца. Через какое-то время он все же обреченно покинул мое общество, направившись к воротам. И именно тогда я поняла: впервые за последние дни это был мой поистине мудрый поступок. Поступок, который уже ничего не изменит. Не вернет Ричарда, потерявшегося на улицах города; не вернет его доверия, и без того слишком хрупкого. Что ж… так мне и надо.       Работать в участке не получалось. Мысли были не те. Раз за разом грызла себя изнутри, вспоминая горечь в серых глазах, ощущая цепкие пальцы на своем запястье. Андроид, что испытывал самую настоящую зависимость от моей близости, вдруг запретил прикасаться к себе. До сих пор вспоминаю его разочарование, с которым была откинута женская рука. До того эти мысли были тяжкие, что я даже не заметила, как застыла напротив своего стола, ощупывая тонкое запястье. Пыталась найти его касание, найти хоть что-то похожее на прежнее тепло и заботу. Глупая. Этого ты там больше не найдешь. Ходила по острому краю ножа, теперь зализывай кровоточащие раны от порезов.       Конечно, я не могла просто сидеть на месте. Стоило приняться за сидячую работу: внутренние порывы отчаяния вырывались наружу, вынуждая меня срываться с места и делать все, что угодно, лишь бы не сидеть на месте.       Выпить кофе? Пятая кружка за день.       Распечатать документы? В порывах злости и угнетения шлепнуть по принтеру на его отказ работать.       Заглянуть в архив? В общем-то, мне здесь ничего и не нужно. Но я все равно загляну. Что угодно. Как угодно. Только не перед компьютером с ощущением наливающейся тяжести в мышцах.       Бывали моменты, когда становилось совсем тяжко… когда руки чесались взять телефон и набрать номер, записанный Ричардом полгода назад. Набирала. Тяжкие гудки, каждый из которых звучал как насмешка сверху.       Руки чесались написать сообщения. Написала. И получала в ответ тишину. Чтобы не несла в себе смс-ка: мольбы, просьбы, робкие вопросы «Ты сердишься?..» ‒ диалоговое окно все равно походило на монолог. Те нечастые моменты, когда телефон все же звенел по какой-то причине – срывалась впопыхах к устройству, ловя обеспокоенные взоры немногочисленных коллег. И каждый раз это было не то, что я ждала. Вибрации от заканчивающейся зарядки, сообщение на электронную почту, оповещение от приложения – все, что угодно. И лишь к пяти вечера в очередной раз, когда руки уже без энтузиазма взяли завибрировавший телефон, внутри образовалась бездна.       

«Заберу тебя в шесть часов»

      Всего несколько слов, которые, вроде бы, должны приносить облегчение, а на деле… становится еще страшнее. По правде говоря, Ричард никогда не отвечал на смс, так же как и на звонки. Все собственные смс-ки отправлялись без надежды получить в ответ, пусть я и срывалась на каждый звук со стороны устройства. Потому увидеть полученное от Рича сообщение было тревожно. И страшно, как бы парадоксально это не звучало.       Час длился мучительно долго. Каждую минуту посматривала на стрелки, постукивая пальцами по столу и кидая взоры на выход. В этот раз заставляла себя сидеть за столом, кусая губы и натирая все то же запястье. Держала себя в руках, я правда держала себя в руках! Хоть и хотелось вымаливать стрелки бежать чуть быстрее, а время сжаться чуть сильнее.       Капитан Фаулер был тем человеком из дневной смены, кто покинул участок последний. Мужчина уже хотел пройти мимо, как вдруг застыл на несколько мгновений с тяжелым взором. Мужская, темная рука опустилась на мое плечо, выводя меня из раздумий, и когда зеленые глаза недоуменно вскинулись вверх – Джеффри напряженно покачал головой. Знаю, он просил оставить эту затею. Как и раньше, одним лишь взором намекал на бессмысленность этих отношений, которые приносят в большей степени лишь боль. Но я одарила капитана тусклой улыбкой, вернувшись вниманием к потухшему экрану напротив. Больше Джеффри меня не трогал. Покинул участок, возможно, испытывая вину за своего увязшего в «нежелательном» андроиде по самое «не хочу» сотрудника.       Коннор и впрямь вернулся спустя час после ухода, однако подходить ко мне не решился. Правильно сделал. Ему же лучше. Я все еще была обижена на него, хоть и признавалась самой себе, что злость стихла довольно быстро. Не в моем характере копить ярость в груди, в любой ситуации выставляя виноватой только себя. И в общем-то это правда. Не стала бы я скрывать правду от Ричарда – всей этой ситуации не было.       Да, не было бы. Был бы андроид, сидящий за решеткой или и вовсе деактивированный за убийство одного ублюдка с расширенными зрачками. И в этом была бы виновата только ты, Даниэль! Ты и только ты!       Усталый вздох сошел с моих губ, заставив приспуститься на стуле от усталости. Отчаянно хотелось биться об стол, в общем, что я и сделала через несколько минут, аккуратно стуча лбом по сенсорной клавиатуре выключенного терминала. Старалась выгнать из мозгов противоречивые мысли, одни из которых кричали о былой важности рассказать все Ричарду до момента, когда ситуация с Коннором дошла до абсурда, а с другой которые настаивали, что я сделала все правильно, уберегая дорогое мне создание от необдуманных поступков. Вот только последняя сторона не учитывала, что поступки все равно были совершены! Благо рядом оказались патрульные. В ином случае смерти было бы не миновать.       Едва стрелка перешла шесть часов, как я перестала смотреть на часы. Развернулась на стуле к выходу, погруженная в полное одиночество в пустом холле. Надеялась, что последний вот-вот озарится свечением синих диодов, что в коридоре вот-вот появится уверенный в себе силуэт, освещенный тусклыми голубыми бликами. И я даже не была бы против вернуться с ним в смотровую, если тому заблагорассудится. Сделаю все, поистине все, лишь бы он перестал обижаться и злиться! Расскажу всю правду, прижмусь и покажу, насколько сильно мне было страшно, как сильно трясло в те моменты, когда дверь содрогалась от ударов! Но Ричарда все не было… а ведь время близилось к семи.       Нетерпение сменилось обреченностью, едва стрелка оказалась у половины восьмого. Обреченность превратилась в обиду на рубеже восьми часов. И когда устройство обозначило девять вечера ‒ внутри не было ничего, кроме безразличия. Должна сказать, что последние два часа были проведены в апатии и скорее в мыслях о позднем ужине, чем об андроиде, что как и всегда не держал обещаний. Как и всегда не возвращался. Как и всегда воспринимал меня верной собачкой на привязи, в последнее время переставший знать свое место. И если в начале я не воспринимала себя таковой, то сейчас, стоя у своего стола и устало смотря в ночь сквозь окно, понимала.       Да. Я собачка. Песик на поводке. Бесхребетное, утонувшее в серебристых нитях существо, позволяющее вытирать об себя ноги. Считала зависимым Ричарда, а на деле завишу сама. Неудивительно, почему Кирстен так просто манипулирует мной, нагоняя страх и вынуждая сидеть в участке будучи даже не рядом. Только укрепляюсь в желании сойти с тропы детектива, осознавая, что явно еще не готова к подобному статусу. Если вообще буду когда-нибудь готова.       Дежурная бригада вместе с Коннором была где-то в глубине участка, когда я покинула департамент. Надежды, да и желания видеть Ричарда не было. Все, что хотелось – уйти домой, спрятаться под одеялом и плакать, упиваясь жалостью к себе. Сломленное, убитое создание, существо, а не человек. Некогда позитивная и умеющая за себя постоять личность стала до отвратительности жалким и отвратительным нечто за какие-то полгода. Какая дурость… какая глупость.       Холодная, пустая парковка была вполне себе ярко освещена на фоне теряющихся в темном небе высоток, но и такого освещения не требовалось, чтобы быстро найти единственный седан серого цвета. Блестящий, сверкающий сотнями капель от прошедшего осеннего дождя. Холодный и такой же одинокий, как его хозяйка. И местами сверкающий сталью, совсем как серые глаза, пропитанные льдом и презрением. Этот блеск был так схож с его радужками, что я вдруг застыла на месте, смотря в эти металлические искры, уже через несколько секунд уложив ладони на мокрую крышку и прикрыв глаза в попытке выровнять сбившееся дыхание.       Мне не было холодно. Но меня пробирала дрожь. Мне не было страшно. Но я тряслась. Чувствовала растекающуюся в жилах ледяную кровь и старалась удержать сердце от попытки вылезти через горло. Металась между противоречивыми чувствами.       Обида, боль, злость на Ричарда?       Гнев, разочарование и ненависть к себе?       Море эмоций, бьющих через край в и без того тесной груди. Слишком тяжко все это испытывать в одну секунду. Слишком тяжко… слишком много…       ‒ Эй, птенчик.       Реакция была молниеносной, несмотря на то, что все мысли витали вокруг мужского облика в черно-белом пиджаке. Но этого было мало. Успела лишь осознать жуткий страх в теле, когда резко развернулась, выискивая рукой рукоятку пистолета на пояснице. Кончики пальцев касались заветной цели, ощупывая ледяной металл, удар в грудь был слишком неожиданный, чтобы успеть на него среагировать. То небольшое количество воздуха, что было в легких, немедля с шумом вырвалось из горла, и я, на секунду потерявшись от удара спиной о машину, не сразу осознала происходящего. Впрочем, последнее было не нужно. Достаточно было слышать это омерзительное прозвище и не менее омерзительный голос, заставляющий холодеть все тело. Зажатая рука между спиной и дверцей машины верещала в голове адской болью в суставе, но меня волновало не это. Все мое внимание было приковано к мужскому лицу, затемненному из-за капюшона.       ‒ Соскучилась, милая? ‒ слащаво произнес Ричард, всматриваясь в мои глаза расширенными зрачками. Очередной запах алкоголя, и если бы наркотики пахли – наверняка бы я ощущала и их аромат. Но сейчас могла думать лишь о сковавшем тело страхе, туманно напоминающем о пальцах на горле, что оставили следы. Эти же пальцы теперь сжимали мой воротник, грубо прижимая к холодному металлу.       Мозг отказывался работать. Я словно потерялась в этом мире, не зная, что говорить и как себя вести. Старалась удержать частое дыхание и подкатывающий к горлу панический комок, но с каждой секундой становилось все сложнее. Где-то за затворках сознания наученный стажем работы патрульный нашептывал, что следовало бы сохранять спокойствие и привести человека в чувства, но я была слишком напугана. Увы, но сверкающий, острый нож, медленно скользящий по моей скуле, уверенности не прибавил. Напротив, вынудил замереть каменной статуей, покрываясь мурашками изнутри и снаружи от леденящего душу холода на коже лица.       ‒ Ричард, прошу тебя…       ‒ Думала, что так просто натравишь на меня своих шавок, а сама свалишь в закат?       Его голос будоражил, подавлял все мои попытки привести себя в порядок. Пришлось даже неосознанно прикрыть глаза, лишь бы не видеть блеск металла и безумство глаз некогда самого любимого человека. Вот только Кирстен имел свои планы. Он был слишком увлечен моим перепуганным видом, получая удовольствие и хищнически улыбаясь, буквально вдыхая мой страх. Манерно и «любовно» водил ножом по лицу, спускаясь кончиком ниже к шее. К плечу… к животу, взбираясь под толстовку к вздрагивающей от страха плоти. Не помню даже, как вцепилась свободной рукой в мужское запястье, что удерживало меня за грудки. Но помню отвратительный запах крепкого алкоголя и дрожь в мышцах от выедающего ужаса с привкусом скорой боли.       ‒ Ричард, ты ничего этим не добьешься, ‒ старалась хрипло привести его в разум, срываясь на рыданья без слез. Все дергала рукой, прижатой к машине, лишь бы продвинуться к пистолету хоть на сантиметр, но на каждое такое движение получала еще больше агрессии в виде давления на груди и прижимающегося парня, кажется, окончательно сошедшего с ума. Так и жался все сильнее, едва ли не дыша мне в губы своим мерзким дыханием.       ‒ Почему же? ‒ хрипло спросил Ричард, подавшись еще сильнее вперед. Я же, уже не надеясь на благоразумие, как можно сильнее сжала глаза в желании не видеть садизм и безумие в его искрящихся зрачках. ‒ Тебя-то уж точно заберу с собой…       ‒ Чт…       Слова остались невысказанными, съеденные жуткой, болезненной пульсацией, обжигающей огнем. Стальное, но тонкое орудие прорезало плоть, заставляя меня рефлекторно съежиться, но ублюдок не давал мне этого сделать: с вожделением прижимал к седану, всматриваясь в мои широко распахнутые глаза и поглядывая на раскрытые от боли губы. Я не кричала – из горла доносился хрип. Не могла даже звука выдавить – не хватало сил и желания делать вдохи, приносящие боль в жилах. Кажется, ощущала, как теплая и вязкая жидкость пропитывает слои одежды, возможно, даже его серую толстовку. И слышала только нарастающий шум в голове, отодвигающий на задний фон чей-то мужской крик вдалеке. Через мгновение Ричард не смотрел на меня с наслаждением. Ринулся прочь за территорию, резко вынув острие, тем самым заставив повторно хрипнуть от обжигающей боли.       Кровь была везде. На руках, на толстовке, на мокром асфальте. Стекала вниз по джинсам, и я, начиная потихоньку съезжать по дверце машины от слабости в ногах и тумане в голове, блекло смотрела на свои красные, блестящие пальцы. Не верила себе, отчаянно считала, что разум просто играет в злую шутку. Что я просто задремала в участке, ожидая Ричарда, и сейчас проснусь, потревоженная мужской рукой на плече и серыми, обеспокоенными глазами. Вот только кровь с пальцев не исчезала, как бы я не старалась ее ощупать, да и глаза на меня смотрели далеко не серые. Карие, теплые и испуганные.       Коннор что-то говорил. Старался вырвать меня из пелены надвигающегося бессознания, держал на весу. Послушные руки под его манипуляциями прижимались к ране, из которой хлестала кровь, и я, уже ощущая, как отступает боль, допустила себе смешливую мысль. Надо же… похоже, задета печень. Забавно умереть из-за печени человеку, который в принципе не употребляет алкоголь.       ‒ Даниэль, посмотри на меня!..       Он что-то лепетал, говорил, срывался на крик. Заставлял обнимать его одной рукой, наплевав на собственную одежду и стараясь удержать меня на ногах, явно желая куда-то оттащить. Я шагала вслед за ним, ничего не соображая, уже готовясь отдать богу душу. Но Коннор не дал мне этого сделать. Грубо встряхнул в тот самый момент, когда я начала оседать на асфальт, выдергивая из тумана.       ‒ Дана, очнись!       Было трудно, но я очнулась. Прищурено смотрела в его зрачки, слабо прижимая ладонь к ране и внимая его словам. Андроид, удерживая меня обеими руками, старался донести какую-то информацию. И я бы вроде могла ее понять, напрягая последние силы в сознании, однако мыслями витала в другом русле.       Я сказала ему, что была бы не против видеть на его месте Коннора… господи… что я наделала…       ‒ Дана, у тебя шок! Ты потеряла слишком много крови! ‒ он говорил, говорил, и я слушала, слушала, даже не понимая, что истекаю не только кровью, но и слезами. Что стараюсь сменить карий цвет на серый, лишь бы иметь хоть какую-то возможность попрощаться с Ричардом. ‒ Скорая едет, но тебе нужно продержаться в сознании! Не смей отключ…       Его голос оборвался как-то слишком быстро, и я даже разочаровалась, когда блестящие недоумением глаза исчезли, едва мне удалось представить на месте детектива другого персонажа. Удивилась, как вообще умудрилась устоять на ногах, однако уже через секунду была вынуждена искать опору рукой, найдя ее в капоте машины. Силы покидали. Вместе с ними покидал и рассудок. Пришлось собрать остатки внимания и сознания, чтобы найти источник начавшегося шума рядом, шатаясь из стороны в сторону с вырывающимся хрипом из горла.       Бело-черный пиджак, синие диоды. Сжатые кулаки и злобный взгляд на откинутого на мокрый асфальт Коннора, смотрящего на него снизу вверх в недоумении. Вся его футболка была перепачкана кровью, моей кровью, но Ричард, уйдя в очередной приступ ярости, этого не видел. Удивлена, как в таком состоянии удавалось услышать его злобное рычание, как у готовящегося ринуться вперед волка:       ‒ Какого черта ты творишь? Тебе одного раза было мало?       ‒ Ричард, ты кретин! Она же сейчас умрет! ‒ Коннор попытался встать, наплевав на собственную безопасность и свои дурацкие эксперименты, однако едва оказался на ногах – тут же был грубо оттолкнут в сторону. Ему на ногах удержаться удалось. Мне с настилающим мглой разумом не удавалось даже усидеть.       ‒ Рич… ‒ попытка дозваться до него была скудной, учитывая, как сильно охрип мой голос. Но даже если бы я кричала – Ричард не слышал. Как и всегда был занят своими эгоистичными переживаниями, сжимая кулаки и не давая Коннору прохода. ‒ Рич, пожалуйста…       ‒ Как сильно мне предстоит раскроить твой корпус, чтобы ты окончательно понял, к кому не стоит тянуть свои руки?       ‒ Рич, хватит…       Туман настилал стремительно. Не знаю, что происходило впереди, но ощущала, как постепенно сползаю вниз, не в силах ни держаться, ни прижимать рану. Боль отступила уже давно. На ее место пришло смирение, которое словно нависший жнец шептало на ухо о возможности попросить прощения. И я звала его, уже оказываясь на асфальте с откинутой на колесо спиной. Звала, не питая надежды, что он услышит. Ричард никогда не слышит.       ‒ Рич...       ‒ Только и думаешь о своих потребностях, ‒ где-то прозвучал сошедший на ярость и презрение голос Коннора, так не вовремя подливающий масло в огонь. ‒ У тебя человек умирает на асфальте! Неужели тебя ничего кроме себя не волнует?!       ‒ Ричард!..       Ох, зря я предприняла попытку крикнуть. Новые потоки крови, приносящие пелену перед глазами, что заставляет изображения меркнуть и рябить. Единственное, что радовало – больше никто не кричал, срываясь на ярость. Уверена, будь мои чувства исправны, и я бы кожей чувствовала их взгляды, один из которых был встревоженный, а второй – ошеломленный и перепуганный. И как же приятно после секундной заминки было слышать его шепот, приближающийся и переходящий на громкий, торопливый говор.       ‒ Нет, нет, нет!.. Даниэль!..       Кажется, он меня трогал. Старался поднять, явно забивший на свои системы и базы медицинской помощи от страха. Сил оставалось все меньше, нечто уносило меня вверх к звездам, но я была не готова падать в бессознание, не увидев серебристых нитей. Те самые сети, в которые погрязла до конца своих скоротечных, человеческих дней. И все же сделала над собой усилие, приподняв ресницы и взглянув на перепуганное лицо Ричарда. Тепло, что покинуло тело, в последний раз налилось в груди. Причиной тому были его глаза.       Испуганные. Панические. Безумные. Быстро перекидывающие взор по моему наверняка бледному лицу с не менее бледными губами. Его руки уже были испачканы в крови, он что-то говорил, переговаривался с Коннором, перестав исходить на ярость. Вторил о неотложной помощи, кажется, я слышала звуки топота и лязга наручников. Но не обращала внимания на мельтешащих за его спиной патрульных, выжимая из себя тусклую, но ободряющую улыбку. И когда с губ сорвалось шепчущее «Рич...» ‒ андроид в уже перепачканном кровью пиджаке, раздающий какие-то указания, резко вернулся ко мне взглядом. Может, мне казалось, а может, мир и впрямь стих, но в округе словно наступила тишина, дарующая мне возможность кое-как поднять слабую руку и коснуться пиджака, оставляя красный след. Совсем как тогда, у участка. На заледенелом крыльце в глупой попытке стряхнуть грязь и выпросить прощения.       Серые глаза, вдруг остекленевшие, застыли с изумленным взором на моем лице. Он не двигался, видимо, в очередной раз ловил каждое мое тепло, мое касание. И когда рука безвольно опустилась на асфальт, с губ сорвалось хриплое «Прости…». Больше ничего не было. Только тьма.       Тьма. Но что есть тьма?.. густой туман в черном пространстве без стен? Или проигрывающийся раз за разом кусочек жизни, дарующий либо счастье, либо боль? Моей тьмой были серые глаза, искрящиеся не холодом как обычно, но пропитанные мольбой и обречением.

***

      Боль. Физическая и моральная. Психологическое давление на собственную совесть. Неловкость от обманутого врачами ожидания смерти, когда прощаешься с близким, готовясь погрузиться в собственный рай или ад, но возвращаешься к жизни, прикованный к постели и облепленный трубками.       Я помню, как пришла в себя. В голове нещадно пульсировало и пищало, однако если пульсации были от бьющейся в венах крови, то писк принадлежал не мозгам, а оборудованию, расположившемуся по левую сторону от кровати. Приходить в себя было тяжко. Впервые за всю жизнь оказалась в реанимации, до этого не страдающая слабым иммунитетом и потому болеющая разве что простудой. Не удивительно, что в первую же секунду пробуждения белая, одиночная палата стала ассоциироваться с чем-то плохим и неприятным, несмотря на то, что именно здесь мне даровали вторую жизнь.       По правде говоря, я была безумно удивлена обнаружить свое сознание здравым. Врачи, прибывшие сразу после пробуждения, с легкой руки оповестили о трехдневной коме и о повреждениях печени, из-за которой и произошла крупная потеря крови. Последнему я не удивилась, а вот первое взбудоражило, подкинув неприятную мыслишку о том, как сильно я выпала из жизни. Если мама узнает – убьет. Не говоря уже о Ричарде, который…       Ричард. Серые глаза, ставшие мне тьмой, но приносящие только трепет и тоску. Здесь, в реанимации, лишенная связи с окружающим миром, я могла лишь гадать о том, что произошло после моего отключения, которое я ошибочно посчитала крадущейся смертью. Но день за днем просматривала вернувшийся ко мне телефон в поиске его попыток выйти на связь. Коннор, Фаулер, родители, даже Том – кто угодно. Только не он. В какой-то степени это успокаивало. Словно произошедшее возвело между нами огромную стену из непонимания, что делать дальше и как себя вести. Я остро ощущала эту преграду, понимая, что в большей степени она построена на моей лжи. Уверена, Ричард уже все знает. Потому не решалась набрать его номер, боясь услышать его голос и еще больше боясь сказать что-то не то.       Спустя несколько дней меня все же перевели в отделение хирургии. Не так одиноко, да и этаж повыше, не говоря уже о том, что мне было позволено (даже приказано) ходить. С собеседниками здесь на удивление было катастрофично, но я, если быть честной, не особо в них нуждалась. Достаточно было немногочисленных подруг, что остались со мной после длительного перерыва в общении. Все остальное время пребывала в раздумьях.       Каково это? Каково оказаться перед закрытой дверью в собственный дом, не зная куда себя деть и что дальше делать? Каково войти в лабиринт и, блуждая по кругу, оказываться в тупике, ничем не отличающимся от предыдущего? Каково пуститься в путешествие с целью достигнуть определенной точки, но вдруг встать на пустынном перекрестке, задавшись вопросом «а нужно ли оно мне»? Раньше я не задумывалась над этим. Жила себе спокойно, как и все имела среднестатистические проблемы и трудности. Временами плакала, чаще радовалась, больше смеялась. И вот, я оказалась на больничной кушетке, миновав довольно трудный период моей жизни. Избежала смерти, погрязла во лжи, по сообщениям Коннора все же упекла за решетку своего бывшего жениха. И казалось бы, все в порядке, все так и должно было сложиться: злодей наказан, персонажи живы. Но это лишь видимость. Это лишь иллюзия.       Дверь передо мной закрылась, и я не знаю, что мне делать и куда себя деть. Я вошла в лабиринт, и теперь блуждаю по нему, не находя различий в поворотах и тупиках. Я стою посреди перекрестка, осматривая стороны, и задаюсь вопросом «а нужно ли оно мне». Я – попавший не в то время, не в то место персонаж. Ричард – закрытая дверь, огромный лабиринт, пустой перекресток. Тот, с которым связь была нарушена. И не знаю, сможет ли она восстановиться, но безумно этого хочу, несмотря на прошедшие полгода. Мазохизм высшей степени.       Он сидел рядом. Впервые за все время моего пребывания в больнице оказался в палате, сняв пиджак и сидя на краю кровати. Устало осунулся и ссутулился, уложив локти на колени. Я не слышала, как он вошел. Погрузилась в сон, измотанная капельницей и ушедшая в раздумья от лицезрения темных туч. Но когда открыла глаза и увидела сидящий рядом силуэт – мгновенно пришла в себя, боясь пошевелиться. Так и лежала, обняв белое одеяло, рассматривая его задумавшийся профиль. Мужские пальцы не переставали что-то крутить, и только с третьей попытки мне удалось разглядеть мелькнувший предмет. Деревянные звенья, металлическая стяжка. Браслет, который я не видела уже полгода.       Звенья застыли, вместе с ними замерли и пальцы. Ричард не стал оборачиваться в мою сторону, однако я и без этого понимала, что машина чует мое бодрствование. Наверняка прислушивался к биению сердца, отслеживая сон.       ‒ Прости, ‒ тихо, вновь начав медленно крутить браслет, произнес андроид. Даже не смотрел на меня, сосредоточенный на своих незамысловатых действиях. ‒ Я не хотел тебя будить.       Притворяться больше не было смысла. Отодвинув от себя одеяло и подставляя на обозрение голубую футболку, принесенную одной из подруг, я болезненно уселась, подтянувшись спиной по подушке. Движения все еще отдавались болью в боку, однако теперь она хотя бы не растекалась по жилам огнем. Вместе с тем я уже не могла лежать под одеялом. Было слишком жарко и душно от волнения, что нахлынуло из-за неожиданного появления Рича в тихой палате.       ‒ Давно ты здесь?       ‒ Пятнадцать минут и девять секунд.       Ясно, четко и без лишних прикрас. Безвкусно. Безэмоционально. Сухо. Так, как будто говорит не со мной, а с очередным преступным лицом, что несмело просит пригласить медика, дабы залатать раны до начала заседания суда. Впрочем, именно такой я и была для него. По крайней мере я так считала вплоть до следующего разговора, из-за которого не могла смотреть на машину уверенно, понуро опустив голову и рассматривая свои пальцы.       ‒ Коннор мне все объяснил, ‒ даже странно слышать это имя таким спокойным тоном. Привыкшая к пренебрежению Ричарда в сторону своего собрата и всегда слышащая вместо имени машины сухое «RK800», на долю минуты потерялась, не зная, как реагировать. А ведь именно этого от меня ждал Ричард, взглянув искоса своим фирменным холодным взглядом. Его слова были сказаны без претензии, и все же я ощущала именно ее, когда Рич, выждав паузу, тихо проговорил, ‒ почему ты мне ничего не сказала?       ‒ Потому что ты бы его убил, ‒ без тени страха и неуверенности ответила я, недоверчиво косясь на андроида и сминая несчастное одеяло пальцами.       ‒ И был бы прав.       ‒ Для себя, Ричард. Но не для закона! ‒ сорвавшись на громкий, нетерпеливый говор, я даже удивилась, как нахожу смелость грубить тому, кому врала последнюю неделю. Ричард, не спуская с меня взора, сощурил глаза, видимо, оценивая разумность моих доводов или же выискивая ложь в моем лице. ‒ Тебя либо посадили бы, либо убили. Какой у меня был выбор?       ‒ Он мог убить тебя, ‒ несмотря на мой раскрасневшийся вид и порывистое от негодования дыхание, Ричард продолжал сохранять спокойствие. Разве чуть повернулся ко мне полу-боком, вынудив черную рубашку покрыться складками. ‒ Считаешь, это разумная цена за мою свободу?       ‒ А почему нет?       Ответ поставил его в тупик. Нахмурившись от изумления, Рич несколько секунд перебегал взором по моим зрачкам, видимо, просчитывая степень моего безумства. Вряд ли он, видящий во мне абсолют, готов принять мысль, что я на деле ничуть не лучше и не дороже его жизни. Не меньше минуты сидели в тишине светлой палаты, смотря друг другу в глаза. И чем дольше он смотрел на меня, тем быстрее в его взгляде затухала готовность спорить или ругать.       Ричард, нахмурившись, отвернулся. Вернулся к браслету в своих руках, продолжив перебирать деревянные звенья. Его отстраненность тонко намекала на мою ответственность за все произошедшее, но самое худшее то, что я не просто осознавала эту самую ответственность. Испытывала жуткое чувство вины из-за обиды и злости Рича, которую тому пришлось перетерпеть из-за всей этой непонятки.       Сидеть в молчании больше не было сил. Попытавшись придвинуться к нему чуть ближе, на что словила болезненную пульсацию в зашитом боку, застыла в полуметре, жалобно всматриваясь в его профиль.       ‒ Рич, прости меня, пожалуйста, ‒ вряд ли он не слушал меня, однако смотреть не желал, хмурясь на каждое слово. Выждав какую-то паузу и утопая все это время в стыде, я облизнула пересохшие от волнения губы и склонила голову вбок, чтобы видеть его лицо чуть лучше. ‒ Прошу, посмотри на меня.       Прошла не одна секунда прежде, чем серые глаза взглянули на меня со своей привычной холодностью, но с чем-то еще, что я никак не могла уловить. Все пыталась определить эту эмоцию, витающую в его взоре, но мешало собственное чувство страха и вины. Лучше бы не просила его смотреть на меня. Легче от этого не стало.       ‒ Мне не стоило тебе врать, ‒ сама привлекла его внимание, но тут же опустила глаза, перебирая пальцы. Старалась подобрать наиболее подходящие слова, но каждый вариант в голове приводил к неминуемым разборкам, в которых отчетливо слышался посыл: Ричард виноват. Отчасти это было так. Именно поэтому я, уже ощущающая слезливый комок в горле, принялась торопливо и сипло тараторить, срываясь на всхлипы. ‒ Но ты вечно не отвечаешь на звонки. Обещаешь, но никогда не возвращаешься! А он ворвался ночью в дом, пьяный и обдолбанный, и…       Слова оборвались от переизбытка чувств. Мысленно приказав себе не реветь, я сделала глубокий, дрожащий вздох и отвернулась к окну, наблюдая, как тяжелые тучи медленно плывут вдаль. Вскоре на город наверняка обрушится ливень, а может, даже мелькнет гроза, угнетая мою душу еще сильнее.       ‒ Гематомы на шее, ‒ тихим, низким голосом произнес Ричард, выждав несколько секунд паузы между словами. ‒ Это он?       Стоило ли мне отвечать, если он и так знает ответ? Нет, конечно. Воспоминания о боли и подступающей тьме из-за сжатых на горле пальцев сыграли в злую шутку, и я принялась поспешно растирать глаза, сметая образующиеся слезы. Хватит уже слез. Их и так было достаточно в последние месяцы жизни.       ‒ Мне было так страшно, ‒ едва прозвучал мой смиренный голос, как краем глаза уловила движение. Рич, которому явно не нравился мой понуренный тон, отвернулся, не желая видеть болезненные для него эмоции на моем лице. ‒ Я не знала, что делать… ты не подумай, Коннор настаивал на том, чтобы я тебе все рассказала. Но ты же, как пороховая бочка! Держишь меня словно песика на поводке, а сам пропадаешь на долгие дни! И что мне было делать?!       Я едва не перешла на претензионный крик, но дрожащий голос не давал, сдерживая позывы измученной души. Благо Рич не смотрел в мою сторону, с каждой секундой становясь все мрачней.       Где-то в коридоре послышался торопливый топот не одной пары ног, вслед за которым от стен эхом отозвался скрежет металла, судя по звуку, принадлежащий несущейся на всех парах каталке. Этот шум отрезвил меня, срывающуюся на истерику, и я поспешно отвернулась обратно к окну, слизывая все же сбегающие, беззвучные слезы с губ. Только когда шум утих и в комнате воцарилась полная тишина, я позволила себе устало выдохнуть, осунувшись в плечах.       Как и ожидала, вдалеке над рекой мелькнула молния. Звук грома просочился в комнату, приглушенный бетонными стенами и закрытыми окнами, но он же был словно сторонним участником нашей поистине тяжелой беседы. Единственным, кто говорил. Ведь Ричард молчал, да и я не сразу решилась раскрыть рот, стирая тыльными сторонами ладоней влажные дорожки.       ‒ Прости, Рич, ‒ вновь прошу прощения, но в этот раз не из-за вранья, а из-за безжалостной правды, что вот-вот сорвется с моих губ. ‒ Но ты душишь меня едва ли не в прямом смысле.       Не знаю, как прозвучали эти слова, видимо, слишком понурено и обреченно, как будто ставя точку в этих больных, изломанных отношениях. Ричард, напрягшись и косо взглянув на меня тяжелым взором, вдруг перестал перебирать звенья, непривычно умоляющим тоном произнеся то, отчего сердце сжалось в ледяные тиски:       ‒ Не гони меня, ‒ даже странно видеть его таким жалобным и потерянным. Тот, в чьих искусственных сосудах, казалось бы, течет лед и презрение к окружающему миру, стал страдающим от своего одиночества и испуганным от возможных последствий. В дальнейшем я не раз еще вспомню эти слова, раз за разом сопоставляя с произошедшим, и каждый раз буду приходить лишь к одной мысли: он зависит не от моих прикосновений, как казалось раньше. Он зависит от того, чтобы быть мне нужным на любом расстоянии. ‒ Даниэль, прошу тебя, только не гони.       Такой тщедушный момент, а меня тянет на теплые смешки! Что, в общем-то, я и делаю, стирая слезы и смотря на машину, как смотрит мать на своего провинившегося, но просящего прощения ребенка. Он не реагировал на мою улыбку, ориентируясь исключительно на эмоции в зеленых глазах, которые и так уже покраснели. Словно бы мне мало дымки перед взглядом из-за бесчисленных медицинских средств в жилах и боли в зашитой ране.       ‒ Глупый, ‒ стерев последние слезы и шумно всхлипнув, я отмечаю, как Рич дернул вверх уголком губ. ‒ Как я могу тебя прогнать? Ты мне все так же нужен.       В этот раз усмехнуться пришлось ему. Вновь прозвучавший шум в коридоре вызвал у нас обоих инерционный взгляд в сторону закрытой, белой двери, и только когда шум стих – Ричард подал голос, лишенный всякой улыбчивости. Напротив, звучал он смиренно и задумчиво, как если бы перед ним раскрылась правда, перечеркивающая все его представления о мире.       ‒ Коннор прав, ‒ как же непривычно слышать это имя с его губ! Настолько странно, что я завороженно смотрю на андроида в черной рубашке и с осунувшимися плечами, уже в следующее мгновение сменяя интерес на настороженность. ‒ Я слишком импульсивен. Какая от меня польза, если я не могу защитить своего человека.       ‒ Рич, пожалуйста, не начинай…       ‒ Ты по-прежнему очень добрая, Даниэль, ‒ тяжелый, уставший взор серебристых глаз вскинулся на меня, одним только своим видом заставляя заткнуть рот. Это я и делала, чуя нечто подозрительное в его словах, особенно когда Ричард, не отворачиваясь головой, перевел взор куда-то в стену, пронзая пространство в раздумьях. ‒ Я не хотел, чтобы ты мучилась.       ‒ Ричард, что ты задумал?       Он молчал. Смотрел в стену, как будто бы не видя меня и не слыша. Перестал крутить браслет, открыв губы в невысказанных мыслях, и вздрагивая темными ресницами, за край которых цеплялась сбившаяся прядь волос. Между нами были полметра, но я ощущала их как целый километр. Что-то в его виде было излишне загадочным и не менее пугающим, потому я предприняла попытку выдернуть машину из тяжелых мыслей, вспоминая участок, где Ричард откинул мою руку. Откинет ли он ее теперь?.. искренне боюсь узнать ответ.       Сжав губы и не сводя с Ричарда изучающего взора, я протянула ослабшую руку, подрагивающую пальцами в воздухе. Делать лишние движения было очень сложно; сердце от избытка препаратов из многочисленных капельниц отзывалось гулкими ударами, но я уверенно держала протянутую руку, согнутую в локте. Могла бы поднапрячься, и самолично дотронуться до его плеча, коснувшись пальцами плотной, черной ткани. Но я не смела нарушать его личное пространство, отбирая у него выбор. Дарила этот выбор ему, усилиями воли держа руку на весу и игнорируя бунтующее сердце.       Мои движения не остались незамеченными. Ричард, нахмурившись, перевел взор на женскую ладонь, и взгляд его сменил пелену на ясность. Я отчетливо видела в нем борьбу. Желание коснуться, податься вперед и, прикрыв глаза, ощутить тепло пальцев на своей щеке, усилив все сенсорные анализаторы до предела. Но его потяжелевший взгляд кричал о другом: недостоин.       ‒ Рич, ‒ сипло, практически шепотом позвала я, надеясь, что андроид среагирует на мой голос. Он среагировал, но не так, как мне хотелось. Ужесточил свой взор, как и всегда преисполняясь презрением и льдом. Вот только все это было адресовано не мне или моей руке, на которую он все так же смотрел. Все это он испытывал к самому себе, борясь с внутренним желанием коснуться пальцев той, которой в своем понимании не имел никакого права владеть. ‒ Рич, пожалуйста.       Серые глаза сменились решимостью, и теперь перевелись на меня, нахмуренные и уверенные. Он раскрыл губы в желании что-то сказать, но застыл на секунду другую, подыскивая для меня подходящие слова. И когда все же нашел их, с бледной улыбкой произнеся…

«Я СКОРО ВЕРНУСЬ, ОБЕЩАЮ»

      …тревога обуяла меня с головы до пят. Руки он так и не коснулся. И даже не обернулся, сжимая браслет и стремительно покидая палату, игнорируя мой перепуганный голос, вторящий его имя.       Дни сменяли друг друга с неимоверной медленной скоростью. Теперь в моей голове не было мыслей об огромной, холодной стене, возросшей между мной и Ричардом. Теперь только попытки дозвониться андроиду, попытки высмотреть его черно-белый облик из окна палаты, попытки держать себя в узде. Последнее становилось все сложнее. Слишком много переживаний и не меньше мыслей о его обещании с тусклой улыбкой.       Как ни странно, но каждый день меня кто-то посещал. Подруги, коллеги, даже Фаулер и Том. Каждый обязательно приносил с собой цветы и фрукты, коллеги как и в прошлый один единственный мой больничный прислали общую открытку со скорейшими выздоровлениями с многочисленными подписями. Даже Рид, что обосновался на другом этаже этой же больницы, как-то прислал медицинского брата с шоколадкой и запиской «Выздоравливай, цветочек». Долгое время не знала, как реагировать и что сделать с шоколадом. В результате записку спрятала в кошелек (добрый поступок от Рида? Это обязательно нужно сохранить), а шоколадку отдала медсестрам – все равно мне есть шоколад еще нельзя.       Единственный, кто ни разу не был в палате – Коннор. Стыд, неловкость или работа? Не знаю. Но в какой-то момент, уже спокойно сидя с книгой на подоконнике и не ощущая от этого боли, уловила чьи-то шаги. Считала, что очередной врач или кто-то иной из персонала, но нет. Дверной механизм скрипнул, и я, старающаяся погрузить грустные мысли в книгу, не сразу среагировала на звук. А когда среагировала – ошибочно ощутила радость от вида знакомых черт лица. Даже хотела спрыгнуть на пол, чувствуя разрастающуюся бездну волнения от предчувствий скорых объятий самого прекрасного на свете создания с серыми глазами. Но когда последние вскинулись на меня, карие и теплые – с грустью осознала.       Спутала. Я просто спутала.       ‒ Привет, Даниэль, ‒ Коннор, неловко улыбнувшись и застыв перед закрытой дверью с букетом ромашек, отчаянно посмотрел мне в глаза, видимо, ища в них поддержки. В них он нашел быстро сменяющееся тоской волнение, потому нахмурился, вопрошающе опустив голову набок. ‒ Все в порядке? Ты выглядишь… напугано.       ‒ Извини, ‒ отложив книгу и протерев глаза, я попыталась придать себе беспечный вид. Не получилось. Коннор, убрав свободную руку в карман темно-серых брюк, отчего подол расстегнутого такого же цвета пиджака обнажил белую рубашку, медленно прошел вперед, усаживаясь на заправленную постель напротив меня. Вид у него был обеспокоенный моим скачущим сердцебиением. ‒ Вы так похожи, что я вас спутала. Извини еще раз.       Коннор понимающе кивнул, ни единой эмоцией не выдавая возможную обиду. Однако, уложив букет на постель, уже через мгновение сожалеюще улыбнулся, вызывая у меня новые потоки тревоги. Не улыбаются так, когда приходят к успешно выздоравливающему человеку. Потому я, чувствуя какой-то подвох, застыла, подозревающе глядя на детектива.       ‒ Что? ‒ пришлось все же озвучить свой вопрос, не получая от Коннора никакой реакции на один лишь взгляд. Коннор, явно не видящий в моей настороженности чего-то странного, сложил обе руки локтями на колени, сцепив пальцы вместе.       ‒ Нет, ничего, ‒ андроид пожал плечами, с невеселой улыбкой спрятав взор. ‒ Просто теперь нас точно будет сложно спутать.       Беспечные слова, принесшие в душу страх и сомнения. Аккуратно спрыгнув с подоконника и застыв на месте, я нахмурено уставилась на друга. Подсознание словно назло принялось подкидывать в мысли предположения все хуже и хуже, но я старалась отмести их в сторону, безнадежно утешая себя, что все не так плохо. Что тоска и сожаление в голосе Коннора мне лишь кажется. Ведь она мне кажется, не так ли?..       ‒ Что ты имеешь в виду? ‒ я прозвучала слишком опасливо, по крайней мере именно к такому выводу я пришла, когда Коннор вдруг напрягся, смотря с неким недоумением. Карие глаза сверкали подозрениями на границе с изумлением, но мне было абсолютно все равно, что творится в его системах и о чем он думает. Намного важнее услышать причину этих странных выражений относительно сложности спутать его с практически его копией. ‒ Коннор, о чем ты?       ‒ А ты разве не знаешь? ‒ не без удивления спросил андроид, проигнорировав мой срывающийся на грубый тон вопрос. Даже выпрямился, не сводя с меня изумленного взгляда и, кажется, не думал, что говорит. Просто выпалил все практически на одном дыхании, как если бы говорил вполне себе очевидные вещи. ‒ Ричард уволился три дня назад и покинул штат.       Вроде бы должна удивиться, сорваться на крик, но вместо этого не смогла подавить смешка, сорвавшегося с губ. Для меня это был смешок от вранья Коннора, ведь буквально те же три дня назад я разговаривала с Ричардом в этой самой палате. Но для Коннора мой смешок прозвучал как сирена на берегу пляжа перед цунами. Андроид, сощурив глаза и настороженно глядя на меня, медленно уложил руки на постель, видимо, намереваясь в любой момент кинуться успокаивать меня.       Удержать улыбку на губах, граничащую с истеричным смехом, оказалось не просто, но я справилась. Все надеялась, что Коннор сейчас посмеется, оповестит, что неудачно пошутил и скажет что-то типа «Ричард как обычно на очередном вызове». Но мужские губы не напрягались в улыбке, да и смеха в глазах не было. В них было только изумление с примесью настороженности от моего предпанического вида.       ‒ Очень смешная шутка, Коннор, ‒ отчаянно старалась превратить все в каламбур, не желая верить в услышанное. Но чем дольше смотрела в лицо машины, чьи черты так схожи с чертами самого близкого на свете создания, как с надвигающейся истерикой осознала опадающие уголки губ. Даже неосознанно переминалась с ноги на ногу, сжимая кулаки в нарастающей ярости на весь мир. На саму себя. ‒ Ты же шутишь, да?       ‒ Зачем мне это? ‒ тихо, но явно не ожидая ответа спросил Коннор, всем своим серьезным и взволнованным видом вызывая страх. ‒ Прости. Я думал, ты знаешь.       Он еще что-то говорил. Мягко жестикулировал рукой, поясняя мысли и состоявшийся разговор со своим собратом, но мне, ушедшей в пустоту в голове, удавалось лишь вырвать какие-то мелкие фразы из его речи. Что-то про мою безопасность. Что-то про то, что ему нельзя находиться рядом, пока он не научится сдерживать себя. Что-то об обещании вернуться… обещании, которое он дал в тот день на краю больничной постели, ступая по краю моего еще цепляющегося за адекватность рассудка. И теперь, едва подсознание как назло подкинуло последние три слова низким, грубым голосом Ричарда, этот же рассудок помахал рукой, окончательно срываясь в бездну безумия и отчаяния.       Голос Коннора остался за спиной. Сама не заметила, как ринулась вон из палаты, нашептывая себе всего одно слово «Нет». Как удерживала слезы, неслась по коридорам, отталкивала от себя персонал и, кажется, даже сбивала с ног других больных людей. В боку от бега пульсировало, голубая футболка поверх серых штанов стала влажной, но я не обращала внимания, кое-как различая силуэты и повороты в тумане из-за накативших слез.       Бежала… бежала вперед, как будто бы пыталась догнать черно-белый облик с синими отсветами. Стремилась вырваться из этого душного, ставшего мне мерзким пространства, куда-нибудь туда, где будет легче. Не раз натолкнулась на чью-то руку, попытавшую удержать, но сама впоследствии удивилась, найдя в себе силы, дабы отшвырнуть от себя человека. И я бежала. Бежала, не видя перед собой ничего. Бежала и прокручивала в голове его силуэт, ворвавшийся в мою жизнь торнадо и исчезнувший из нее, оставив после себя разруху.       Силы покинули в тот самый момент, когда очередной поворот вывел меня на лестницу, ведущую на пожарный выход. Уже успевшая раз пять поскользнуться, я не замечала, как оставляю красные капли и такие же красные следы от касания испачканной руки к стене. Слезы бежали вниз неосознанно, обжигали холодную кожу, оставляя на губах привкус соли, но я не слизывала их – не замечала. Но стоило ворваться на пожарную лестницу, подставив растрепанные волосы осеннему ветру – безвольно свалилась на колени, вцепившись холодными, ослабшими пальцами в стальные прутья.       Я рыдала. Много рыдала. Прокручивала в голове последнюю неделю, понимая, как сильно была жестока к нему, и как сильно он был жесток ко мне. Поливалась слезами, не сдерживая накатывающих волн истерики, и плевала на подкрадывающуюся тьму из-за хлынувшей крови из потревоженных швов. Ревела, пряча свои крики в раскатах грома, что вот-вот принесет в город дождь. И не старалась внимать словам Коннора, что незаметно оказался рядом со мной вместе с медиками, пытающимися привести меня в чувства. Бессмысленно. Все, что было в груди – разбито. Все, что было в голове – сорвано. Закрытая дверь никогда не откроется, лабиринт не имеет выхода, как и перекресток будет непрерывно вести меня по кругу. И все это по одной простой причине.       Он не вернется. Он никогда не возвращается.