Черт, Радио-Демон – часть моей загробной жизни

Прошло несколько лет, и дружба Хаска с Аластором теперь, когда он принял ее более-менее, стала крепче. Он все еще старался ворчать по поводу того, что Аластор был занозой в его заднице почти каждый раз, когда они встречались, но он только иногда правда так думал, в основном, когда Аластор на самом деле был гребаной занозой в заднице. Что случалось довольно часто, и он тоже это знал. Ублюдок делал это нарочно чаще, чем нет, так что у него были постоянные жалобы Хаска, и он заслуживал каждую из них. Были и моменты настоящего товарищества. Во-первых, Аластор готовил для него все это проклятое время, независимо от того, нуждался ли в этом Хаск или нет. Аластор просто обожал готовить и, казалось, был на седьмом небе от счастья из-за того, что другой человек ест приготовленную им еду, что также позволяло ему готовить чаще. К этому времени Хаск так привык к джамбалайе, Гамбо, рису и прочим лангустам и креветкам, что ему казалось, будто он ел их всю свою жизнь. Аластор также любил печь, так что теперь у Хаска всегда были пончики или ореховый пирог, или ореховое печенье, или ореховое что-нибудь в его запасе еды, если ему нужно было что-то сладкое. Аластор не очень любил сладости, поэтому в основном Хаск должен был съесть все это, когда у парня возникало внезапное желание печь. Если у Хаска не было анорексии, то, как минимум, он был очень тощим. Независимо от того, как мало или много он ел, он волновался о том, что станет толстым с тем, как его кормили в настоящее время. Еще одной вещью, связанной с едой, которую Аластор, по-видимому, не мог контролировать, была его потребность делать блины; он мог появиться в любое время дня, независимо от того, был ли Хаск дома или нет, бодрствовал или спал, Аластор мог просто так сделать для него стопку блинов. Может быть, это было из-за того, что он сделал их в первый раз. Хаск не ел блинов с момента его смерти, и он чертовски любил их в своей жизни, поэтому он сказал, что съел всю чертову партию, сделанную Аластором. Он пожалел об этом позже, когда его живот болел как сумасшедший, но в то время это стоило того. Аластор тоже был взволнован до предела, и с тех пор... ну... внезапные блинчики. Хаск не жаловался. В свою очередь Хаск старался звонить Аластору по радио хотя бы раз в неделю, хотя бы для того, чтобы немного поболтать. Ему не обязательно было что-то говорить, учитывая, что его жизнь в целом была довольно скучной и Аластор все равно часто заглядывал, но Аластор всегда был более чем счастлив поболтать обо всем, что было у него на уме. Это было похоже на настройку персонального радио-шоу, которое он мог бы лениво слушать, делая другие вещи. Кроме того, ему нужно было только держать свою лапу или хвост на радио, если он хотел ответить, поэтому ему не нужно было стоять рядом с этой вещью все время; Аластор знал, что он слушает, хотя и не отвечал постоянно. Хаск даже купил себе плеер – достаточно похожий на радиоприемник, – который иногда брал с собой в казино или паб, чтобы позвонить Аластору и попросить найти что-нибудь послушать, пока он напивается или делает ставки. Иногда Аластор появлялся там через некоторое время, и они проводили время вместе. Это было очень приятно. Хаск ненавидел признаваться в этом, но Аластор сделал его загробную жизнь намного лучше, чем последняя четверть его настоящей жизни. Может быть, именно поэтому Хаск обнаружил, что у него развиваются нежные чувства к этому ублюдку. Это происходило потихоньку, понемногу. Он даже не заметил этого, потому что уже привык к Аластору. Во-первых, он был даже счастливее обычного, видев Аластора. Затем он начал действительно с нетерпением ждать каких-либо запланированных прогулок и суетился над своей внешностью, прежде чем идти. Затем он почувствовал себя совсем теплым и пушистым, когда ест еду, сделанную для него Аластором. Затем он начал странно нервничать, когда его вызвали по радио, а затем начала кружиться голова, когда Аластор отвечал. Затем он начал получать слишком большое удовольствие от этих дурацких объятий сбоку и чувствовал себя опустошенным, когда они заканчивались. Именно тогда, когда он обнаружил, что хочет наклониться над столом, чтобы поцеловать пятно соуса с улыбающихся губ Аластора во время обеда, что-то, блять, наконец щелкнуло. Он влюбился в демона радио. Конечно, у него были чертовски романтические чувства к Аластору. Его мысли резко остановились, и вилка выпала из внезапно ослабевшей лапы. Она приземлилась на его тарелку с громким звоном и заставила немного соуса выплеснуться на его белый мех груди. Это был звук, который вернул его из гребаного внутреннего крика. Его глаза сразу же сфокусировались на Аласторе. Аласторе, который с любопытством смотрел на него. Дерьмо. Хаск поспешно собрал то, что осталось от его разума, и сделал жалкую попытку сохранить беспристрастное выражение лица. Затем он поправил его, сделав еще более жалкую попытку изобразить раздраженное лицо, глядя вниз на свою испачканную шерсть. — Хаскер, что-то... — Черт! — Быстро сказал Хаск, просто чтобы прервать вопрос Аластора. Он встал, скрипнув стулом от резкого движения, и направился в ванную. — Я сейчас вернусь. Ему даже не нужно было смотреть, чтобы понять, что Аластор что-то подозревает, но это было проблемой на потом. Прямо сейчас ему нужно было спокойно сойти с ума. Он вошел в ванную, запер за собой дверь и уставился на свое собственное испуганное лицо в зеркале над раковиной. Он просто хотел поцеловать Аластора. Черт возьми, он просто хотел поцеловать Аластора. Аластора. Почему это происходит с ним? Но почему именно сейчас? Почему именно с Аластором, из всех проклятых людей в аду? И что, черт возьми, ему теперь делать? Он ухватился за раковину обеими лапами и тяжело привалился к ней, борясь с желанием все бросить, или убежать, или закричать, или еще что-нибудь. Он не мог этого сделать. Только не тогда, когда Аластор все еще был в его доме. Блять. Дерьмо. Черт подери! Он никогда не хотел влюбляться в кого-либо... Хотя-бы не в его единственного друга. Только не снова. Почему, черт возьми, это всегда были его друзья? Он никогда не хотел встречаться с незнакомцами – хотя и не имел ничего против того, чтобы трахаться с ними, когда был жив, – но испытывать такие чувства к своим друзьям было обычным делом. Это была одна из причин, по которой он не хотел заводить новые знакомства после того, как старые друзья умерли и забрали его сердце с собой. И причина, по которой он никогда не думал, что полюбит снова. Что, заметьте, он, блять, сейчас точно не сделал. Это все еще была просто влюбленность. Он надеялся. Черт побери, он должен был это предвидеть. Ему следовало быть более осторожным. Он не должен был бросать этот гребаный дротик. Он глубоко вздохнул и медленно выдохнул. Ему чертовски нужно было выпить. Но еще важнее было взять себя в руки, и побыстрее. Пришло время применить разум. Он был чертовски взрослым. Это уже не первый раз, когда с ним случалось такое дерьмо. Он мог бы рассуждать рационально. Итак, да, он сохранял огонь неразделенной любви к Аластору. Теперь он не мог этого отрицать. Что же ему теперь делать? Должен ли он ему сказать? Может, ему стоит пригласить его на настоящее свидание? Если так, то каковы его надежды на будущее и шансы, что Аластор согласится? Хаск действительно не знал, как изменятся их отношения, если они каким-то чудом будут встречаться. Аластор был... сложным, когда дело доходило до пары вещей. Во-первых, он не занимался сексом. Совсем. Казалось, он даже испытывал отвращение. Хаск даже не понимал, как такое возможно; в конце концов, он был человеком, а секс – это то, что делают все, кроме тех, кто исповедует какую-то странную религию, а он совершенно очевидно не был одним из таких. Может быть, и была какая-то причина для этого, но Хаск точно не знал, какая именно, и Аластор никогда об этом не говорил. Тем не менее, секс определенно не обсуждался, поэтому не имеет большого значения, почему. Еще одной вещью, которую делали пары, и которая казалась притянутой за уши, были поцелуи. Хотя у Хаска на самом деле не было достоверной информации, но он не мог представить Аластора целующимся с кем-либо. Это было бы слишком... нелогично. Он ненавидел, когда к нему прикасались другие – Хаск был странным исключением из этого правила, его прикосновения, казалось, терпели, если даже не наслаждались. Поэтому Хаск решил, что лучший вариант развития событий – это поцелуи в лоб или щеку, инициированные Аластором. Это было бы отстойно. Если секс исключен, и поцелуи, вероятно, тоже, то что же осталось? В основном просто обниматься. По крайней мере, Хаск знал, что Аластор был в этом заинтересован, это было уже каким-то вариантом между ними. Хаск не часто шел на это первым, потому что был слишком горд, и это заставляло его чувствовать слишком много вещей – вещей, которые теперь были гораздо более понятными, черт возьми, – но он позволял Аластору иногда гладить его, и они псевдо-обнимались во время просмотра фильма пару раз, когда Хаск был чертовски пьян, и Аластор не возражал против Хаска, прислонившегося к нему. Какая чертовски симпатичная пара, если честно. Так что Хаску не нужно было раскрывать свое сердце Аластору, чтобы получить привилегию обниматься. Черт побери, его сердце снова замерло, согреваясь и дрожа при мысли о приближении к Аластору! Он застонал и провел рукой по лицу. Это было чертовски смешно. Но если серьезно, можно ли было еще что-то получить, признавшись Аластору и гипотетического принятия его чувств? Они уже вместе готовили и ужинали, а иногда даже обедали в настоящем ресторане. Он не хотел жить вместе с Аластором и был почти уверен, что это чувство будет взаимным; они оба нуждались в своем собственном пространстве. Возможно, они иногда будут проводить ночь вместе и спать в объятиях друг друга, предположил он, что было бы чертовски приятно. Но это не было гарантией, так как Аластор мог не согласиться на то, чтобы его постоянно трогали в течение такого долгого периода времени. А что еще на самом деле делали пары? Он уж точно не собирался держаться за руки. Чем дольше он думал об этом, тем меньше был уверен, что они еще этого не делали. Короче говоря, единственными вещами, которые он мог бы извлечь из изменения их отношений, была возможность легких поцелуев в лицо и отдаленная возможность сонных объятий... Так что, на самом деле, не так уж и много. Определенно не стоит выставлять себя дураком, вдруг Аластор не ответит на его глупые чувства и Хаск рискует тем, что Аластор станет отдаляться от него из-за неловкости. Точно так же, как один долбаный Джонатан сделал, когда был жив. И Мэтью тоже. И чем меньше он будет думать о Джереми, тем лучше. Он не думал, что Аластор чувствовал то же самое в любом случае. Аластор казался беспечно невежественным во всех романтических вещах, на самом деле. Он определенно не считал что то, что они делали вдвоем, было чем-то из ряда вон выходящим между друзьями, и это, вероятно, было той чертовой причиной, по которой Хаск не замечал своих собственных меняющихся чувств, пока они не дали ему пощечину. Так. Аластор, вероятно, не чувствовал того же самого. Хаск не знал, как он отреагирует, если ему придется признаться. Худший сценарий состоял в том, что мысль о том, что у Хаска есть к нему чувства, вызвала бы у него такое же отвращение, как и секс, и это было бы чертовски плохо. Их отношения не сильно изменятся, даже если все пойдет хорошо. Это была не та игра, на которую он был готов пойти. Он предпочел бы сохранить то, что у него было, что уже и так близко к тому, что он хотел. По крайней мере, это лучше чем рисковать потерять все или что-то из этого. Он безжалостно подавил свои чувства и поклялся никогда больше не выпускать их на поверхность. Он смыл пятно от соуса со своей шерсти и вернулся на кухню. И это чувство вспыхнуло вновь, как только он увидел встревоженную улыбку Аластора. Черт возьми. — Ты слишком долго, — сказал Аластор, и его улыбка снова стала нейтральной. Он покончил с едой, пока Хаск отсутствовал. — Должно быть, это было стойкое пятно. Да, Аластор следил за ним и играл. Мудак. Он хотел поцеловать эту ухмылку. Блять. Аластор должен был немедленно уйти. — Ты даже не поверишь насколько, — пробормотал Хаск и направился к своему месту. Он посмотрел на свою недоеденную еду, больше не испытывая желания есть ее. Он чувствовал на себе взгляд Аластора. Аластор пробормотал что-то неопределенное в знак согласия, но ничего не сказал. Хаск знал эту игру. Этот ублюдок будет ждать, пока он сломается. Не сегодня. Хаск схватил тарелку и отнес ее в раковину, заметив мстительную усмешку в глазах Аластора, прищурившихся при виде потраченной зря еды. Должно быть, это задело его. Он, вероятно, задавался вопросом, было ли что-то не так с ним, возможно, он сделал ошибку, готовя его, ведь он подавал это конкретное блюдо Хаску раньше и тогда он съел все. Если это удержит его от дела Хаска, тем лучше. — Спасибо за жратву, — нейтрально сказал Хаск и демонстративно посмотрел на часы на стене. — Извини, но не за то, что выгнал тебя, а за то, что у меня есть дела. Или же он мог пойти в паб и утопить свои глупые чувства в алкоголе. Это было то, в чем он был хорош. Внезапно Аластор оказался в его личном пространстве с угрожающей усмешкой. Хаск вздрогнул, и его крылья вздрогнули. — Ха! Ты удивляешь меня! — Сказал Аластор, широко улыбаясь и сузив глаза. — Куда это ты собрался? Я мог бы высадить тебя там. Дерьмо. Хаск с усилием сложил крылья и нахмурился. — Не надо, это рядом, — ответил он, и уши его против воли повернулись назад. Он изо всех сил старался сосредоточиться на чем-нибудь, кроме непосредственной близости Аластора. Это было намного сложнее, чем обычно. Аластор пристально смотрел на него еще пару мучительных секунд, прежде чем выражение его лица внезапно сменилось обычной ухмылкой. Это никогда не переставало нервировать, независимо от того, как давно они знали друг друга. — Ну, ладно, — сказал он и повернулся, чтобы направиться к двери. Это было полностью для шоу, и они оба это знали. — В следующий раз я жду ответов, — весело сказал Аластор и бросил взгляд на Хаска через плечо. — Абиссиния.* Он исчез в мгновение ока. Хаск прислонился к раковине и потер лицо правой лапой. Ему чертовски нужно было выпить. Он мог бы начать с рома, который был у него в тайнике.