Черт, Радио-Демон – часть моей загробной жизни

Прошло уже три недели с тех пор, как Хаск в последний раз видел Аластора и слышал о нем. Не из-за отсутствия Аластора, пытающегося увидеться с другом, судя по еде, которая появлялась в холодильнике и на стойке пару раз, когда он появлялся у себя дома. Нет. Хаск очень сознательно избегал его, стараясь как можно меньше бывать дома; только заскакивал, чтобы взять еще денег. Он старался избегать своих обычных мест, о которых знал Аластор. Он не брал с собой плеер. И любые радиоприемники, которые он видел, куда бы он ни пошел, вызывали желание напиться. Да, теперь он был постоянно опустошен. Вот как он справлялся со случаями любовной тоски. Это пройдет, если он не увидит корень этого и если он выпьет достаточно, чтобы забыть об этом. А когда он наконец забудет об этом, то сможет вернуться к Аластору, и все вернется на круги своя. А может быть и нет, но это был все еще единственный способ, которым он знал, как справиться со своими проблемами. Он стерпел все те отказы, с которыми сталкивался, когда был педиком и не держал чувства при себе. Он стерпел все огорчения своих редких подруг, бросивших его из-за его пристрастия к азартным играм. Он стерпел всю боль, нанесенную ему войной. Смерти его друзей. Работы, которые он потерял. Насмешки над тем, что он оказался пьяницей. Травму от смерти и пробуждения в аду. Удвоенную скорбь из-за того, что он не воссоединился со своими друзьями в смерти. Проигрыши в казино. Насмешки над тем, что он снова стал пьяницей. Главное, что он много пил. Просто иногда больше, чем обычно. И что же тогда? Он был чертовски пьян. Конечно, именно так Аластор в конце концов и нашел его. Учтите, что шансы на это были довольно высоки, учитывая все обстоятельства; это не похоже на то, что у него было много трезвых моментов во время его запоя. — Хаскер, какое совпадение! — Сказал Аластор, и его статичный и высокий голос пробудил хрипотцу из почти отключившегося состояния, в котором Хаск пребывал с таким блаженством. Хаск поднял голову от барной стойки и прищурился на сверкающую красноту, которая была его другом, который положил руку ему на плечо. Ему потребовалось некоторое время, чтобы понять, что это не пьяный сон или плод его воображения, как это было несколько раз за те недели, что он пил. Аластор действительно был там, одарив его резкой усмешкой, которую он не мог прочитать в своем состоянии полного опьянения. Черт возьми. Он был не в состоянии вести этот гребаный разговор – он едва мог связать целое предложение, не говоря уже о том, чтобы обдумать свои слова. По крайней мере, это также означало, что он был слишком чертовски далек от того, чтобы сказать что-нибудь глупое. — Отвали, — пробормотал он и попытался вернуться на прежнее место. Ему нужно было сладостное забытье, и чтобы в нем не было Аластора. Аластор обнял его за плечи и не дал ему ускользнуть. При этом его ухмылка заметно напряглась. — О, разве я сказал совпадение? Потому что я хотел сказать, что тебя было чрезвычайно трудно поймать в последнее время, и это уже девятый паб, в котором я был сегодня. Если бы Хаск не был таким дерьмом, он бы почувствовал себя польщенным или что-то в этом роде. А так он только хмыкнул и безуспешно попытался высвободиться. Если уж на то пошло, хватка Аластора стала еще крепче. — О нет, дружище. Мы должны поговорить, и, боюсь, у тебя нет выбора. В следующую секунду они оказались в доме Хаска, и Хаск уже стоял на дрожащих ногах, а не удобно развалился на столе. Его тут же вырвало. Следующие несколько мгновений прошли как в тумане, и он понятия не имел, сколько времени прошло без его ведома, но в конце концов он понял, что сидит на своей кровати, а в горло ему вливают стакан воды. Он немного поперхнулся ей, но все равно жадно выпил большую часть. Он был почти уверен, что его вырвало вскоре после этого, и затем ему дали больше воды, только медленнее на этот раз. Он не мог вспомнить остаток той ночи, когда проснулся утром. Или как там было раньше. Он предположил, что быстро потерял сознание после этого мимолетного проблеска воспоминаний, поскольку обычно ему ничего не удавалось сделать, когда он уже был так пьян. Все, что он знал, это то, что у него было адское похмелье, и его снова тошнило. Поэтому он подполз к краю кровати и так и сделал. Там стояло красное ведерко, в которое попала большая часть рвоты. Он определенно не ставил его туда. У него никогда не было ни предвидения, ни даже способности сделать это. Он не был уверен, какого цвета ведро у него было, но почти уверен, что оно не было красным. — Я вижу, ты наконец проснулся, — сказал металлический голос, и Хаск пожалел, что проснулся. В поле его зрения появились ботинки Аластора, его штанины и подол пальто. Хаск закрыл глаза и забрался обратно в постель, перекатившись на спину и слегка болезненно хлюпая крылом. Но ему было наплевать. — Нет, это не так, — прохрипел он, проклиная ужасное ощущение в горле и еще более отвратительный вкус алкоголя и желудочной кислоты во рту. Матрас прогнулся, когда сбоку был добавлен новый вес, а затем Хаск был осторожно перемещен в полусидячее положение. К его губам был прижат прохладный стакан, и вода потекла по больному горлу. Это было приятно. Вроде. Это не помогло от головной боли, боли в животе, тошноты или головокружения, но это помогло его больному горлу и избавило его от самого отвратительного вкуса во рту. Его снова опустили вниз. — А вот и голос, которого мне не хватало прошлой ночью, — сказал Аластор. — Я не думаю, что ты сейчас в состоянии разговаривать. Бля, нет. Ни о каком разговоре не может быть и речи, когда у него похмелье. Он был слишком ворчлив и совершенно не контролировал свои порывы. Он говорил и делал всякие глупости, когда был с похмелья. Он не мог позволить себе тупое дерьмо на эту конкретную тему. — Да пошел ты, — ответил он и прикрыл глаза рукой, чтобы свет не причинял им боли. На мгновение воцарилась тишина. — Ты же знаешь, как я к этому отношусь, — сказал Аластор без тени юмора в голосе. Это была большая редкость. — Поскольку ты отказываешься сотрудничать, а мне нужны ответы, я прекращаю преследование. Ты же меня избегаешь. Хаск фыркнул, но промолчал. — Я хотел бы знать, почему. Хаск застонал. К черту все это дерьмо. — Откуда ты знаешь, что я не был просто пьян? — он устало бросил вызов, надеясь, что это каким-то образом сработает. Ему отчаянно нужен был выход. Аластор рассмеялся, но в его голосе не было веселья. — Бушва!* Тебя было бы не так трудно найти, если бы ты просто был пьян. Попробуй еще раз. Почему этот мудак должен быть таким умным? Особенно когда Хаск чувствовал себя совершенно безмозглым. — Не твое дело, — сказал он и нерешительно попытался отодвинуть крыло от себя. Но ему это не удалось. — Я полагаю, что это мое дело — знать, почему ты избегаешь меня и при этом издеваешься над своей печенью. Это, очевидно, касается меня непосредственно. Ну, у него не было умного ответа на это. Не то чтобы его ответы были умными до этого, но, по крайней мере, у него было что ответить. Черт возьми. — Хаск. Он просто скажет первое, что придет ему в голову, чтобы заткнуть ему рот к чертовой матери. Этого должно хватить. — Почему бы нам не заключить эту гребаную сделку? Ты оставишь меня нахуй в покое и получишь взамен все, что обычно требуешь. Глубокая тишина. Полная, статическая тишина. Хаск медленно осознал, что это была за идиотская выходка, и тут же пожалел об этом. Его желудок наполнился ужасом. Понимаете, он тупое дерьмо, когда был с похмелья. Матрас снова сдвинулся, когда пропал лишний вес. Хаск поспешно убрал свою лапу от глаз, чтобы посмотреть на Аластора – будь проклят яркий свет – на его губах было извинение. Вот только Аластора там уже не было. — Аластор? — спросил он почти шепотом. Он прочистил горло. — Ал? Нет ответа. Он вскочил на ноги и свалился с кровати, едва не угодив в огромное ведро. Он на мгновение задохнулся от внезапного движения, но с усилием подавил тошноту. Он пополз к двери, которая вела в его гостиную. — Аластор? По-прежнему ничего, кроме тишины. Он знал, что это бессмысленно, но все равно пополз к кухонной двери, борясь с быстро растущей паникой. Аластора не было на кухне. Он ушел. Хаск заставил его уйти. Хаск избегал его, чтобы преодолеть чувства, которые могли заставить его уйти, чтобы они все еще могли сохранить свою дружбу, но теперь он все равно прогнал его своими глупыми словами и действиями. Он с усилием успокоил свое слишком частое дыхание и снова повернулся лицом к гостиной. У него все еще оставался один выход. Он потащился к радиоприемнику, который, как всегда, невинно стоял на стеклянной крышке маленького круглого столика в углу. Он с трудом поднялся, чуть не опрокинув стол, потому что слишком сильно прислонился к нему в спешке, чтобы добраться до радио, и хлопнул лапой по нему, чтобы использовать его в качестве телефона, чтобы позвонить своему лучшему другу. — Аластор. Он ждал ответа. И еще ждал. Он слышал, как на часах в кухне тикают секунды. Он насчитал целых пять минут. Возможно, это было даже дольше, потому что он несколько раз терял счет. — Аластор, ответь мне. Он продолжал ждать. Ничего. — Аластор, мне очень жаль. Мне не следовало этого говорить. Это было действительно чертовски глупо с моей стороны. Я и не думал об этом. Иди сюда, и я тебе все объясню. Все это. Пожалуйста. Он ждал очень долго. А потом еще немного. И еще немного, на всякий случай. Аластор не пришел. Аластор не ответил ему. Такого раньше никогда не случалось. Ни разу. Он снял лапу с радиоприемника и рухнул на пол рядом с ним. В глазах у него все плыло, и вовсе не из-за головокружения. Аластор ушел от него. Вернется ли он когда-нибудь? Неужели Хаск настолько грубо нарушил их дружбу, что они окончательно расстались? Это была единственная ебаная вещь, которую он не должен был делать. Аластор чертовски ясно дал понять, что он проводит грань между друзьями и дураками зависимо от того, заключает ли он с ними сделки или нет. А Хаск только что предложил сделку. По его мохнатым щекам неудержимо текли слезы. Если бы он был трезв, меньше страдал от похмелья, то, вероятно, смог бы лучше рационализировать эту ситуацию. В конце концов, разве не он только что провел три недели, избегая Аластора, но со всеми намерениями поговорить с ним в конечном итоге? Аластор был справедливо зол, так что ему, вероятно, нужно было только немного времени, чтобы успокоиться. Но Хаск был не совсем трезв, и у него было долбаное похмелье. У него был нулевой фильтр для чувства полного разбитого сердца, абсолютной веры в то, что его покинули навсегда, и гнетущее чувство, что все было его собственной виной и что он разрушил единственную хорошую вещь в своей загробной жизни. Аластор покинул его, и теперь он кружился в вихре вспышек лиц, которые когда-то были близки его сердцу, но покинули его из-за его собственного гребаного идиотизма. Лица, которые он никогда больше не увидит, потому что все были мертвы или еще мертвее, и он никогда не сможет их вернуть. И вот теперь улыбающиеся губы Аластора, ярко-красные глаза и счастливый смех исчезли, исчезли из его жизни, как и все остальные. Хаск закричал. Он тяжело дышал. Из его глаз вытекло больше слез, чем он думал. Он продолжал лежать на полу в виде вопящего месива, пока его слезы наконец не высохли, и тогда он принес бутылку текилы. Это был все еще единственный способ, которым он знал, как воспользоваться, чтобы справиться со своими проблемами.