Черт, Радио-Демон – часть моей загробной жизни

Наличие выходных помогло на пару месяцев. Хаск работал пять дней в неделю, а затем брал два выходных, чтобы расслабиться, как обычный работник. В свой первый выходной он ушел утром – был слишком ленив, чтобы покинуть отель вечером – заскочил домой, чтобы сделать что-нибудь, вечером пошел в казино, пропил ночь, нашел дорогу домой, на следующее утро был с похмелья, снова пошел в казино, потом снова в паб и вернулся в отель поздно утром с похмельем. Забыть и повторять каждую неделю. Поначалу это было освобождением. Наличие чего-то вроде предвкушения выходных помогало ему выдержать рабочую неделю. Два дня, когда ему не нужно было общаться с коллегами или случайными людьми в баре, помогли его интровертной заднице расслабиться. Два дня, когда он не должен был видеть Аластора помогли. Может быть. Вроде. Потом выходные стали рутиной, как и его обычные дни в отеле. Так было лучше, но... Но ему все еще не хватало фактора хаоса его неожиданных вылазок с Аластором. И сам Аластор отсутствовал в уравнении. Ему казалось, что он вернулся в свою прежнюю загробную жизнь, в те десять скучных и бессмысленных лет, когда он еще не встретил своего лучшего друга. Вот только теперь у него была дневная работа, которая напоминала ему о прежней жизни, когда он был жив. Он ненавидел, когда ему напоминали об этом. Он уже пятьдесят лет как умер, и ему от этого лучше. Вот только ему было не лучше. С каждым днем он чувствовал себя все более несчастным. С каждым днем Аластор отдалялся все больше. В основном это была собственная вина Хаска, и он полностью признавал этот факт. Он не искал Аластора. Он больше даже не пытался заговорить о том, что у него не все в порядке, так как устал готовиться к разговору, а потом неизбежно терпеть неудачу. Это превратилось из возможности улучшения ситуации в болезненную игру, в которой он давал себе надежду и безжалостно давил ее снова и снова. Он больше не мог этого делать, так что просто остановился. Пусть надежда умирает, а апатия берет верх. Смирился с тем, что так оно и есть, и бороться бесполезно. Он не мешал другим оттаскивать Аластора от него всякий раз, когда у них действительно была возможность поговорить. Он не делал ничего проактивного, чтобы помочь себе или даже заставить Аластора действовать за него. Он просто позволил всему этому случиться и начал убеждать себя, что так будет лучше. Если Аластору было так весело, что он не нуждался в Хаске, тогда ладно. Он не должен портить веселье Аластора. Он не должен вести себя как собственник. Он не должен позволить ревности взять верх. Он не должен хватать Аластора за лацканы и прижимать их лица друг к другу. Он был достаточно старым, усталым и подавленным, чтобы снова и снова ставить потребности Аластора выше своих. То есть до тех пор, пока он больше не сможет. Когда переломный момент, который он пытался предотвратить, был наконец достигнут в результате того, что больше ничего не предпринималось, чтобы вмешаться, и все оставалось как есть, чтобы неуклонно ухудшаться. Однажды утром после выходных Хаск почувствовал усталость. Просто чертовски устал от всего. Он не хотел никого видеть и ничего делать. Он хотел, чтобы весь мир оставил его в покое хотя бы на один чертов день, и это заставило его принять импровизированное решение не возвращаться в отель на свою рабочую смену. Он просто хотел отдохнуть. Встряхнуть рутину. Он просто хотел хоть один день побыть дома в тишине и покое, вместо того чтобы работать или ходить в паб. Просто он, его похмелье и бессмысленный телевизор. Всего один день. Что за идиотская идея. Все могло бы быть прекрасно. Возможно, это могло бы сработать при других обстоятельствах. Все испортил тот факт, что никто не пришел искать его, когда он не появился. Возможно, это было потому, что Аластор и Ниффти были единственными, кто знал, где он живет, и хотя Чарли, вероятно, спросила Аластора, она вряд ли получила бы ответ. Ей и в голову не придет спросить Ниффти, потому что у нее не было никаких оснований полагать, что Ниффти знает. Может, Аластор решил, что у него слишком сильное похмелье, чтобы покинуть свой дом. Может, он решил, что Хаск заслужил лишний выходной. Может, он был слишком занят и собирался зайти проведать Хаска после окончания рабочего дня, но это затянулось до ночи – не в первый раз. Может, Чарли его не спрашивала, а он даже не заметил. Как бы то ни было, Хаск на мгновение обрадовался, потому что получил именно то, что хотел: тихий день, когда его никто не беспокоит. Но в основном он был абсолютно опустошен. Он не планировал этого, во всяком случае, сознательно, но ожидал, что Аластор появится самое позднее вечером, чтобы посмотреть, что его заставило остаться дома. Или, по крайней мере, позвонит ему по рации и спросит, все ли с ним в порядке. Но он этого не сделал. Хаск был слишком чертовски эмоционально ранен в этот момент, чтобы быть рациональным. Аластора не волновало, что Хаск не появится в отеле. И если Аластора это не волновало, то в чем вообще был смысл? Переломный момент был достигнут и это было ужасно. Он выбрал паб, в который не ходил – исключительно для того, чтобы его не нашли и не остановили. Пусть все думают, что кто-то выпил его мозги и он забыл вернуться домой или в отель. Он спал в канаве, а на следующий день отправился в другой паб на повторное представление, даже не дожидаясь, пока пройдет похмелье. На следующий день он сделал то же самое. Потом у него кончились деньги, он ограбил какого-то несчастного придурка, чтобы получить еще денег, и еще два дня мучил свою печень. В конце концов, он не только снова остался без денег, но и был в слишком плохом состоянии, чтобы выигрывать какие-либо потасовки из-за того, что почти ничего не ел за все это время. Поэтому, как только он более или менее справился с худшим из своих похмельев, ему пришлось тащить свою задницу в один из своих постоянных пабов, где у него был счет. Там ему не понадобятся настоящие деньги. Вот тогда-то и появился Аластор. Неудивительно, хотя Хаск на самом деле не думал об этой возможности, когда принял решение пойти именно в этот паб. Нет, он больше беспокоился о том, чтобы напиться до чертиков, прежде чем почувствует слишком много. Хаск едва успел зайти в паб, не говоря уже о том, чтобы начать пить, так что, скорее всего, Аластор каким-то образом был предупрежден. Это означало, что Хаск был в основном трезв, когда знакомая рука в перчатке опустилась на его плечо, когда он стоял, прислонившись к барной стойке и апатично потягивая пиво. — Хаскер, — сказал Аластор, и Хаск автоматически обернулся, чтобы посмотреть на него, слишком привыкший к его голосу и присутствию, чтобы по умолчанию игнорировать. Аластор всегда привлекал внимание Хаска, если тот не пытался намеренно игнорировать его. Сердце Хаска, возможно, на мгновение остановилось. Аластор выглядел чертовски усталым, с мешками под глазами и натянутой улыбкой. Он смотрел на Хаска с озабоченным, испытующим выражением лица, пытаясь понять, насколько сильно тот пострадал. Но Хаска не волновало, как ужасно выглядит Аластор. Он мог бы метать кинжалы в Хаска, и это ничего бы не изменило. Это был Аластор. Это действительно был Аластор. Аластор пришел его искать. Возможно, он даже искал его уже несколько дней, но безуспешно – в аду было столько же пабов, сколько и посетителей, так что было много места, чтобы укрыться, и Хаск намеренно затруднял поиски. Но он нашел его, и они остались одни. Не в отеле со всеми клиентами и персоналом. Не было никакой Чарли. Никакой Вэгги. Никакой Ниффти. Никакого Энджела. Никого. Только они вдвоем с какими-то неважными случайными пьяницами на заднем плане, на которых никто из них не обращал внимания и которые, в свою очередь, не обращали внимания на них. Только они вдвоем. Только Аластор и Хаск. Просто... Глаза Хаска наполнились совершенно глупыми, бессмысленными и трудно объяснимыми слезами. Аластор был здесь, для него, для него одного и специально, и никто не мешал им. С последнего раза прошло уже больше полугода. — Хаск... Хаск обнял Аластора и продолжал рыдать на плече прекрасного пальто Аластора. Ему было наплевать, что они были на публике. Ему было наплевать на отвращение Аластора к внезапным прикосновениям и предательскому вздрагиванию. Ему было абсолютно наплевать на то, что у него случился нервный срыв после нескольких месяцев, когда он так хорошо это скрывал. Он цеплялся за Аластора, как будто от этого зависела его загробная жизнь, и, честно говоря, так оно и было. Руки Аластора обвились вокруг его талии, под крыльями, и на мгновение крепко сжали. Затем в его шерсти появилось статическое ощущение, и фоновые шумы стихли. Наверно, Аластор перенес их в другое место, что, вероятно, было хорошо, даже если Хаску в данный момент было все равно. — Хаскер. Я не знаю, насколько твердо ты стоишь на ногах. Мы должны сесть. Или можешь лечь, если хочешь. Значит, они были либо в доме Аластора, либо в его собственном. Быстрый взгляд сквозь пелену слез сказал ему, что это было первое, и дал ему знать положение дивана, который был прямо позади Аластора – вероятно, обдуманное решение, чтобы Хаск мог сразу его увидеть, как он только что сделал. Впрочем, к черту предположения. Сейчас он не собирался отпускать Аластора ни на секунду. Приняв решение за долю секунды, он толкнул Аластора вниз, оседлал его колени, не убирая лица с его плеча и рук с его плеч, и довершил это, окутав их обоих своими большими крыльями. Аластор на мгновение оцепенел, как бревно, и в воздухе послышались тревожные радиопомехи, но потом снова стало тихо, и Аластор расслабился. Хаск услышал страдальческий вздох, а затем чьи-то руки начали перебирать шерсть на его спине. — Просто чтобы ты знал, если бы ты был кем-то другим, я бы уже разорвал тебя на части за это, — сказал Аластор, хотя в его голосе не было особой убежденности. — Я все еще думаю над этим. Нет, это не так. Если бы он собирался это сделать, то уже сделал бы. Его слова также не помогли остановить рыдания Хаска. Они, конечно, заставляли его чувствовать себя глупо счастливым, но они также заставляли его плакать еще сильнее. Аластор просто позволил ему. Аластор продолжал успокаивающе гладить его по спине и не сделал ни малейшего движения, чтобы отстраниться или исчезнуть. Не вытолкнул Хаска из своего личного пространства. Не сказал ни слова. Хаск полностью потерял счет времени и понятия не имел, как долго он оставался там, цепляясь за Аластора и выплакивая свое сердце. Но в конце концов его слезы высохли, и рыдания прекратились, оставив его совершенно измученным. Аластор сразу это заметил. — Ты закончил? Хаск кивнул, не уверенный, сработает ли его голос в этот момент. — В таком случае, я бы не хотел больше оставаться в ловушке, спасибо, — сказал Аластор и легонько толкнул Хаска в грудь – достаточно, чтобы он понял, что должен сдвинуться, но на самом деле не принуждая его. Не то чтобы Аластор когда-либо был пойман в ловушку или нуждался в том, чтобы оттолкнуть Хаска. Он мог исчезнуть в любой момент. Но он предпочел этого не делать, ради Хаска. Хорошо, что у Хаска больше не осталось ни слез, ни энергии, потому что эта простая мысль заставила его снова почувствовать себя чрезмерно эмоциональным. Он сложил крылья и неуклюже соскользнул с колен Аластора, устало и смущенно опустив глаза. Аластор встал и стряхнул несколько кошачьих волосков со своей одежды в резкой манере, которая была полностью потеряна для Хаска, который был слишком измучен, чтобы волноваться об этом. Затем он щелкнул пальцами, и в лапах Хаска появился стакан воды. — Выпей это и немного поспи, — сказал он, потрепал Хаска по щеке и повернулся, чтобы идти на кухню. — А пока я приготовлю что-нибудь поесть. Хаск уставился на стакан и был чертовски рад, что у него не осталось слез. Черт возьми. Не видя ничего лучшего, он сделал, как ему было сказано. Диван и знакомое красное одеяло сильно пахли Аластором и помогли ему заснуть в мгновение ока. Он был дома. Наконец-то он снова дома.

***

Хаск проснулся от запаха еды. Какое-то мгновение он вообще не задавался вопросами, так как это случалось время от времени – просто Аластор навещал его наугад, потому что чувствовал потребность покормить Хаска. Когда он проснулся, то вспомнил, что это уже не так, потому что Ниффти готовила завтрак, а его комната была слишком далеко от кухни, чтобы что-то чувствовать. Он сел с чувством унижения, когда его мозг наконец осознал реальность. Проклятье, Аластор пришел к нему. Черт, он выплакал все глаза на плече Аластора. Дерьмо, он блять оседлал Аластора, кто знает, как долго, и он был слишком расстроен, чтобы даже наслаждаться этим. Он глубоко вздохнул и потер свои воспаленные глаза. По крайней мере, Аластор решил заставить его выпить немного воды, потому что, если бы он этого не сделал, Хаску сейчас было бы намного хуже. ... Да, и ему очень скоро предстояло встретиться с Аластором. Просто блять прекрасно. Теперь, когда его мозги заработали немного лучше, он понял, что ранее сделал Аластору ужасно неудобно из-за выбранной позиции для рыданий. Просто замечательно. Он потянулся всем телом, которое после сна на диване болело значительно меньше, чем в последнее время после частого отдыха в местных канавах, и встал. Он слышал навязчивую музыку, избежать которую было невозможно. В любом случае, он чувствовал себя слишком эмоционально истощенным, чтобы раздражаться. Он тихо прошел на кухню и увидел, что Аластор все еще работает у плиты. На прихватке стояла кастрюля с чем-то, и Аластор помешивал на сковороде что-то, пахнущее моллюсками. От этого зрелища у Хаска угрожающе перехватило дыхание, а знакомая спина Аластора выглядела слишком успокаивающей и манящей, чтобы он мог сопротивляться в том состоянии духа, в котором находился сейчас. Он подошел к Аластору, издавая достаточно шума, чтобы дать ему понять, что приближается, а затем обнял его за талию и прижался лбом к затылку. Аластор дернулся, как всегда, когда к нему прикасались без предупреждения, но затем расслабился. — Разве ты сегодня не прилипчив? Ты продолжаешь удивлять меня, Хаскер. Чувствуешь себя лучше? — Немного, — ответил он и осмелился еще крепче сжать его. Аластор не возражал и не отвергал его. На самом деле он слегка откинулся назад и наклонил голову, чтобы лучше приспособиться к положению Хаска. Хаск вздохнул с облегчением и закрыл глаза, медленно вдыхая запах Аластора с каждым вдохом, позволяя ему согреть и немного исцелить его старое, израненное сердце. В конце концов с едой было покончено, и Хаск, к своему большому сожалению, вынужден был его отпустить. Он тихо занял свое обычное место и уставился на стол, пока Аластор накрывал его и подавал им обоим тарелку с креветками и овсянкой. Вид еды, приготовленной только для них двоих, вызвал у Хаска желание снова разрыдаться, но теперь, когда он позволил худшему проявиться раньше и сумел впитать в себя присутствие Аластора на некоторое время, он мог, к счастью, сопротивляться этому желанию. Должно быть, это отразилось на его лице, поскольку настала очередь Аластора вздохнуть. — Ты скажешь мне, что случилось, когда мы поедим? — спросил он с редким смирением в голосе. В конце концов, заставить Хаска открыться было одной из немногих вещей, которые он не мог сделать щелчком пальцев или взмахом микрофонной стойки. Хаск молча кивнул и взял вилку. О, на этот раз он собирался выложить абсолютно все, теперь, когда у него действительно был гребаный шанс сделать это. Не только чувство одиночества и брошенности. Нет, черт возьми, все. Этот разговор давно назревал, и попытка избежать его дальше просто приведет к еще большему несчастью и вызовет дальнейший дрейф между ними двумя. Если Аластор отвергнет его, пусть будет так. По крайней мере, у него будет веская причина оставить отель и все остальное позади, и погрязнуть в алкоголе и депрессии в одиночестве, пока они, в конце концов, не восстановят свою дружбу. Он мог бы жить с этим. Ему придется это сделать. А если так уж случится, что Аластор полностью порвет с ним все связи... Если ему придется пережить еще одно чертово горе... Что ж, существовал ежегодный билет в один конец из ада. Хотя он должен быть чертовски уверен, что не будет торопиться, как в прошлый раз. Он потерпит несколько гребаных лет, просто чтобы быть уверенным, что Аластор не свяжет это с их ссорой, если когда-нибудь заметит. Это было самое малое, что он мог сделать, чтобы отплатить Аластору за десятилетия дружбы. В любом случае, ему нужно было наконец раскрыть карты и посмотреть, что произойдет. Рискни, черт возьми. Ну, уж это у него получалось лучше всего.