Черт, Радио-Демон – часть моей загробной жизни

Хаска снова усадили на диван после того, как они закончили есть. Аластор – без сомнения, очень сознательно – не подавал ничего алкогольного ни во время, ни после еды, что заставляло его чувствовать себя немного не в своей тарелке. Но не так сильно, как в следующий гребаный момент. Аластор сел рядом с ним, и Хаск отметил очень странное расстояние между ними. Как правило, у них было два варианта расстояния: либо Аластор был цепким, и они практически обнимались, даже если они не делали этого буквально, либо на стороне Аластора было достаточно места, чтобы крыло Хаска могло отдыхать так, как он хотел, не входя в личное пространство Аластора. Но прямо сейчас личное пространство было нарушено: Аластор не прикасался к нему, но сидел ближе, чем обычно в подобных ситуациях. Если Хаск расправит свое крыло, оно неизбежно коснется руки или бока Аластора, или того и другого. Он не знал, что об этом думать, поэтому остановился на том, чтоб чувствовать себя на грани и держать крылья плотно прижатыми к себе. — Я полагаю, что ты должен был мне объяснить, — сказал Аластор после минутного неловкого молчания. На этот раз никаких игр, это уж точно. Должно быть, он устал от дерьма Хаска, за что Хаск, если честно, не мог его винить, он сам был сыт по горло собственным дерьмом. А теперь, черт возьми, с чего ему вообще начать? Он не был готов к этому разговору, но это было неизбежно по нескольким причинам. Черт, наверное, это следовало сделать несколько десятилетий назад. Определенно следовало. Он вздохнул, наклонился вперед и вцепился когтями в край дивана между колен, глаза уставились в пол, а уши отвернулись. Черт возьми, даже несмотря на то, что он уже принял решение, он все еще тянул время, как мог. Время еще немного потянуть время. На всякий случай, если все пойдет наперекосяк. Он хотел решить хотя бы одну проблему, прежде чем потенциально потерять Аластора. В конце концов, он доберется до главного дерьма, но обо всем по порядку. — Это правда будет очень тупо, — пробормотал он, даже не уверенный, было ли это адресовано Аластору или только себе самому. Аластор все равно промычал в ответ, возможно, соглашаясь. Пиздец. — Хорошо, итак… Я мог бы начать с самого начала, но я начну с более свежего дерьма, потому что оно более непосредственно относится к данной ситуации. Он почувствовал, как Аластор переместился, вероятно, в более удобное положение. Это определенно была хорошая идея, так как это займет чертовски много времени. Жаль, что сам Хаск не мог найти вообще какое-либо подобие комфорта. Чего бы он только сейчас не отдал за бутылку гребаного егермейстера. — Я был чертовски несчастен в течение нескольких месяцев, — сказал он и уставился в пол, чтобы не смотреть на Аластора. — Я ненавижу находиться в отеле. Я ненавижу работать днем. Я ненавижу ебаную рутину, которая всегда одна и та же, несмотря на мои бесполезные попытки оживить ее. Я ненавижу смотреть на одни и те же лица каждый день; наблюдать, как все налаживают более тесные связи друг с другом, в то время как я намеренно держусь подальше от этого дерьма, потому что не хочу больше раздражающих ублюдков в своей жизни. Но я все еще возмущаюсь, наблюдая за этим, потому что это заставляет меня чувствовать себя одиноким и как будто мне там не место. Я ненавижу чувствовать себя одиноким посреди комнаты полной людей. Ненавижу, когда ты рядом, но на самом деле я не могу проводить с тобой время. Ненавижу смотреть, как ты общаешься с другими, пока я рядом чувствую себя брошенным и не имеющим значения. Я ненавижу то, что постоянно вижу тебя, но не чувствую, что меня видят в ответ. Я был так чертовски одинок и подавлен, что это был только вопрос времени, прежде чем все выйдет из-под контроля. Чем дольше он говорил, тем глубже его когти впивались в диван Аластора, легко прокалывая ткань и разрывая ее, делая дыру все шире. Его плечи сгорбились, а крылья раскрылись и поднялись, чтобы поставить барьер между ним и Аластором, или, возможно, только им и миром в целом. Он зажмурился, пытаясь успокоить бурные эмоции, которым даже не мог дать названия. — А потом ты не проверил меня, когда я не вернулся в отель после перерыва, — глухо сказал он, чувствуя, как его сердце снова разрывается на части только потому, что он произнес вслух слова, которые мучили его с того момента, как он понял, что Аластор не придет за ним. Это чувство, когда все его страхи, которые копились в отеле, казалось бы, подтвердились. Этот момент депрессии усилил уверенность в том, что даже Аластору стало все равно. — На самом деле я не специально устроил это, вроде гребаной ловушки или проверки, но это все равно произошло и стало последней каплей. Ему действительно хотелось быть пьяным. В хламину. Он вообще не хотел разбираться со своими эмоциями и проблемами. Но в то же время он отчаянно хотел присутствия Аластора, и он хотел исправить все между ними и больше не чувствовать себя дерьмом. Он хотел, чтобы все снова стало лучше, пусть даже на мгновение. Он был таким, блять, придурком. Он почувствовал, как диван сдвинулся, а затем рука Аластора мягко сжала крыло между ними двумя и настойчиво отодвинула его в сторону. Глаза Хаска все еще были плотно закрыты, так что он не знал, какое выражение было направлено на него, но он мог видеть красный свет глаз Аластора даже сквозь веки. — Я взял выходной, — сказал Аластор, и, черт возьми, это ли не было глазурью на этом торте катастрофы. Значит, Аластора даже не было в отеле? Не было поблизости, чтобы увидеть, что Хаск не вернулся? — Я работал долгими днями с тех пор, как мы открыли отель, и когда я, наконец, почувствовал, что по-настоящему устал, то понял, нужен перерыв. Я не хотел брать свой выходной в то же время, что и ты, потому что у меня было бы слишком большое искушение навестить тебя и нарушить твое свободное от людей время, поэтому я выбрал следующий день. Если бы я был в отеле, я бы пришел за тобой, как только бы стало очевидно, что ты не вернешься. Это заставляло Хаска чувствовать себя одновременно лучше и хуже. С одной стороны, он получил подтверждение того, что Аластор, по крайней мере, обращал внимание на его присутствие. Черт, возможно, он даже активно хотел совместного времяпровождения, но ничего не делал – хотя Хаск был бы большим лицемером, если бы обвинил Аластора в этом. С другой стороны, теперь гребаная драма Хаска казалась еще более жалкой, чем раньше. Он просто, блять, предположил, что Аластор не заметил или не заботился о том, что он ушел, хотя после десятилетий их дружбы, после тех случаев, когда Аластор буквально приклеивался к нему, когда они были разлучены слишком долго, после всего, через что они прошли вместе ему следовало бы знать Аластора лучше. — Я думал, мое присутствие излечило тебя от одиночества? — спросил Аластор, когда Хаск слишком долго ничего не говорил. — Так всегда было раньше. Отчасти поэтому я и связал тебя с отелем в первую очередь, так как знал, что, скорее всего, буду слишком занят, чтобы заниматься чем-то другим, кроме управления им. Теперь мы видимся каждое утро, кроме твоих выходных. Видеть меня ежедневно или даже несколько раз в неделю раньше было для тебя слишком тяжело, и ты выходил из себя. Я подумал, что это, возможно, было одной из причин, по которой ты начал брать перерывы. Хаск открыл глаза, чтобы впиться взглядом в бестолковое, тупое лицо Аластора. Этот осел действительно думал, что этого достаточно? Думал, что смотреть на него издалека – это то же самое, что проводить время в его компании? — Очевидно, не в этот раз, — прорычал он, направляя свою боль в гнев. — И почему это должно было излечить меня? Ты можешь быть рядом, но на самом деле тебя нет. Во всяком случае, не со мной. Когда мы в последний раз разговаривали дольше пяти минут? Когда нам было весело вместе? Черт, да даже когда мы были несчастны вместе? Аластор задумчиво нахмурился, его улыбка была минимальной. Чем дольше Хаск ждал, тем более натянутой становилась улыбка, когда Аластор пытался найти приемлемый ответ, но, очевидно, не мог. — Почему ты ничего не сказал раньше? — спросил Аластор, как только понял, что любой его прямой ответ только докажет правоту Хаска. Ублюдок. — Ты мог бы сам разыскать меня. Ты мог бы сказать мне, как все было на самом деле. Хорошая мысль. В теории. На деле же гребаные попытки оставались без результатов. То есть, конечно, без каких-либо хороших результатов; его депрессия, безусловно, была подпитана этими попытками. — Когда? В твои ебаные случайные рабочие часы? Должен ли был я назначить встречу? Или я должен волшебным образом перестать мучиться похмельем по утрам, когда ты заскакиваешь всего на две минуты, чтобы вставить словечко? Или, может быть, прогнать всех клиентов, когда ты появлялся в баре, чтобы выпить? — с горечью спросил он и крепко сложил крылья по бокам, заставляя Аластора их отпустить. Аластор посмотрел на руку, которая теперь без надобности парила в воздухе, а затем сжал ее в кулак и положил себе на колени. Хаск чувствовал себя немного виноватым и знал, что был немного несправедлив, поэтому он вздохнул и продолжил свою речь, пробормотав: — И ты знаешь, что я отстой в том, чтобы просить о каком-либо дерьме, когда оно действительно важно. Я пытался. Я пытался несколько раз, но меня всегда прерывали, и ты снова уходил. С каждой попыткой ты ощущался все более далеким от меня, так что я, блять, остановился. Я не занимаюсь своими проблемами, я их заливаю бухлом, и ты это знаешь. Между ними повисло тяжелое молчание, пока Аластор переваривал эти слова, а Хаск изо всех сил старался понять о чем думает Аластор. Теперь, когда он вспомнил то, что было сказано, он мог прочесть между строк, что Аластор тоже скучал по нему. Его первой мыслью, когда дело дошло до выходного, было провести его с Хаском. Он осознавал расстояние между ними, но думал, что делает Хаску одолжение, поддерживая его. Он честно не мог винить Аластора за эту мысль, учитывая, как все работало у них в прошлом. Именно потребность Хаска в личном пространстве всегда сдерживала желание Аластора проводить с ним время, но за прошедшие десятилетия они нашли компромисс, который сработал. То есть до тех пор, пока это больше не могло существовать в новых обстоятельствах, и оба они закончили тем, что беспомощно барахтались в своих собственных целях. Они оба были такими гребаными придурками. Хаск фыркнул от легкого веселья и немного расслабился. Чувство одиночества, брошенности наконец-то отпустило свою ледяную хватку на его сердце и уступило место облегчению. Что бы ни случилось дальше, по крайней мере, он знал, что Аластор не забыл о нем и не отверг его в пользу чего-то более занимательного. Что он не был одним особенно долгим дерьмовым проектом, который исчерпал себя. Аластор, как всегда, сразу заметил перемену в настроении Хаска. Его улыбка вернулась в прежнее широкое состояние, и он притянул Хаска в свое обычное боковое объятие. Сердце Хаска екнуло от этого жеста и… О, точно… — Ну что ж, теперь, когда ты довел свое бедственное положение до моего сведения, мы можем это исправить! Итак, мой друг, чего именно ты хочешь от меня? Естественно я могу убрать некоторых неважных дураков из своего расписания, чтобы освободить место для тебя. Хаск посмотрел на руку на своем плече с горько-сладкой улыбкой. О, его чертовски подмывало пойти легким путем. Он мог просто перечислить то, что у них было раньше, и не нарушать статус-кво, который действовал десятилетиями. Аластор, вероятно, был бы готов позволить ему спрятать все остальное дерьмо обратно под ковер, чтобы мгновенно восстановить их отношения – Аластор стал довольно искусным в компромиссах, когда это имело значение где-то в будущем. Но это было бы еще одним пластырем для инфицированной раны. И Хаск не был уверен, будет ли ему этого достаточно теперь, когда он позволил своим чувствам взять верх и едва ли мог смотреть на Аластора, не желая поцеловать его. Конечно, если бы Аластор отверг его, то этого должно было бы быть достаточно, но если есть хоть малейший шанс… Он все равно обещал Аластору полное объяснение и уже принял решение сделать это. Пришло время взять себя в руки и сделать это дерьмо еще раз. У него хватило смелости сделать это несколько раз, когда он был жив, так что он, безусловно, мог бы собраться с духом и сделать это и сейчас. Еще раз.