Прогулки по воде

      В сотый раз за истекшие десять минут Пестель проклял себя за то, что принял приглашение Рылеева прийти на ужин.       Он сидел за столом в гостиной, не зная, куда деть взгляд. Место слева от него занимал хозяин дома, справа — Барятинский. Напротив, рядом с Натальей Рылеевой, сидела Виктория. И как раз по этой причине Пестель опасался поднимать взгляд от тарелки. Он вообще смотрел куда угодно, только не на девушку. Последняя, казалось, его не замечала вовсе.       Они довольно сухо поприветствовали друг друга. Не нуждаясь в представлении, обронили несколько обязывающих фраз о погоде и необычайно морозной весне в этом году. А потом — разошлись по разным углам гостиной, словно надоевшие друг другу супруги. Виктория за два года стала как будто на десять лет взрослее — большие глаза уже не смотрели так наивно и доверчиво, она чаще хмурилась, и во всех ее словах и движениях сквозил холод. Пестеля эта перемена удивила, но он и не обманывался на этот счет, когда шел в гости к Рылееву.       Шел, чтобы увидеть мужа Виктории.       Как Пестель ни пытался убедить себя в обратном, это было именно так. А письмо, которое Барятинскому так срочно нужно было передать Трубецкому, было очень неплохим поводом встретиться со старым другом спустя годы разлуки.       За столом не смолкали оживленные разговоры — Рылеев с Барятинским очень скоро нашли тему для спора и теперь с жаром дискутировали. Улыбалась даже Наталья Михайловна, слушавшая слова мужа с явным интересом.       — Князь Трубецкой не такой плохой человек, как вы утверждаете! — горячился Рылеев, забыв о еде. — Вы так говорите, исходя из неверных сведений…       — Нет, я так говорю, исходя из личного общения! — парировал Барятинский, очевидно, возмущенный несостоявшимися переговорами. Трубецкой просто не пришел на встречу, тем самым подорвав доверие Барятинского.       Рылеев побледнел и упрямо сжал губы. Его черные глаза блестели, как в лихорадке.       — Я понимаю, что Сергей иногда ведет себя… Непредсказуемо, — пошел он на компромисс, желая избежать конфликта. — Но и Вы, дорогой мой, поймите…       Пестель почувствовал на себе взгляд и поднял голову. Виктория вздрогнула, вилка выпала из ее пальцев и звонко поскакала по полу. Слегка зардевшись — точно так же, как раньше! — девушка отодвинула стул и быстро наклонилась к полу, чтобы поднять упавший прибор. Занятые спором мужчины всего этого не заметили.       — Нет, вы просто выслушайте!..       Пестель продолжал есть, украдкой наблюдая за Викторией. За долгие пять минут она ни разу не оторвала взгляда от лежавшего на ее тарелке мяса и не съела ни кусочка, бездумно проводя пальцем по краю стакана. Спина неестественно прямая, худые плечи расправлены. Вся ее фигура выражала скорбь и смирение. И все же в ней было нечто такое, что заставляло нервничать. Так себя ведут затаившиеся хищники.       А она повзрослела, подумал вдруг Пестель, скрывая свои мысли за напускным безразличием. Все-таки два года — это не так уж много. И, думая о Виктории, он никак не ожидал увидеть вместо беспечной девушки серьезную взрослую женщину, какой она стала.       Когда ужин был закончен, служанка разлила чай. От чашки поднимался легкий пар, золотой ободок на краю мерцал в неспокойном пламени свечей. Пестель поднял чашку и, будто бы рассматривая узор, кинул на Викторию быстрый взгляд. Беседа Рылеева и Барятинского была ему неинтересна, еда давно наскучила, но странное поведение девушки по-прежнему вызывало любопытство. Почему она ведет себя так, словно они не знакомы?       Как мне себя с ним вести? — в который уже раз задавалась вопросом Виктория. Она то и дело ловила на себе пристальные взгляды мужчины, и к концу ужина стала сама не своя. Делая вид, что ей глубоко безразлично присутствие за столом Пестеля, Виктория усиленно думала о муже. Она старалась разбудить в себе если не раскаяние, то совесть. Она слишком многим обязана Алексею Дмитричу, чтобы допускать в его отсутствие какой-либо повод другим мужчинам. Даже если этим мужчиной был он.       Виктория опустила руки на колени и сжала пальцами салфетку. Она вовсе не хотела выходить на ужин. Уже сказалась было больной, но Наталья Михайловна убедила ее выйти к гостям. Виктория не смогла отказать. И теперь жалела об этом.       Он постарел, подумала девушка, исподтишка наблюдая за Пестелем, который доедал уже второе пирожное. С горечью отметив, что у него сегодня на удивление отменный аппетит, Виктория отодвинула от себя свою чашку. Она не смогла съесть ни кусочка — ее десерт так и остался нетронутым.       — …Виктория? Что ты думаешь об этом?       Виктория вздрогнула и перевела недоумевающий взгляд на Кондратия. Она прослушала все, что он сказал до этого, и теперь лихорадочно соображала, что был за вопрос и как ей на него ответить.       — Я полностью тебя поддерживаю, — наконец сказала она, решив, что Кондратий плохого не посоветует.       — Вот и чудно! — улыбнулся Рылеев. — Наташенька уже давно хотела в театр, но все не было возможности выбраться куда-нибудь. Завтра вечером в Александрийском театре обещают потрясающий балет. Вот и ты, Виктория, развеешься. Павел Иванович, не желаете составить дамам компанию? — вдруг спросил Рылеев, и Виктория на мгновение подумала, что ей послышалось. Но Пестель что-то ответил — девушка не слышала, что — и стало ясно, что обращались все-таки к нему.       Догадавшись, что на завтрашний вечер у Рылеева запланировано собрание, на котором нежелательно присутствие женщин, Виктория кинула на Наталью Михайловну быстрый взгляд. Она сидела спокойная. Блики от огня свечей играли на ее волосах и золотили падающую на лоб прядку, драгоценная брошь сверкала на платье. На лице — улыбка, но между бровей залегла печальная складочка. Она, конечно, же, тоже об этом знала — Рылеев никогда не скрывал от близких свои мысли, только в последнее время говорил матери меньше, чем нужно, и избегал опасной темы.       Когда ужин был завершен, все встали из-за стола. Наталья Михайловна ушла в комнату дочери, Рылеев и Барятинский уединились в дальнем углу — заканчивать почти забытый спор. Виктория и Пестель остались вдвоем.       Она встала и подошла к окну. Спустя несколько секунд он оказался рядом. Виктория почувствовала движение за спиной, а обернувшись, нос к носу столкнулась с мужчиной.       — Поздравляю с замужеством, Виктория, — сказал Пестель с интонацией, в которой невозможно было разобрать каких-либо чувств.       — Благодарю, — сухо ответила девушка, быстро опуская взгляд. Пестель стоял напротив нее, и уйти она не могла. Впрочем, куда бы она пошла? Рассудив, что в их разговоре нет ничего предосудительного, Виктория немного помялась, но все-таки подняла голову и ответила на испытующий взгляд мужчины.       — Надеюсь, Ваш муж достойный человек, — продолжал тему Пестель. Его губы всего на секунду искривились в усмешке, но этого было достаточно, чтобы Виктория решила, что он над ней насмехается.       — Более чем. Алексей Дмитрич очень хороший человек.       Она демонстративно скрестила руки на груди и поджала губы. Она не могла сказать ему, что вышла замуж от отчаяния, как не могла сказать, что этот брак необычайно ее тяготил. Каждый раз, когда девушка думала об этом, внутри все болезненно холодело, и совесть учтиво напоминала, чем Виктория обязана своему мужу.       — Что ж, — развел руками Пестель. — Очень рад за Вас.       Он внимательно посмотрел на стоявшую перед ним девушку и вдруг узнал в ней ту самую, прежнюю, Викторию. Упрямое выражение вновь появилось на ее лице, глаза смотрели на него, как раньше. С толикой серьезности и напускного безразличия. Наивная и неопытная в таких делах, Виктория действительно считала, что сможет его обмануть своим поведением.       — Я слышала, дела в вашем полку идут отлично, — спустя полминуты молчания проронила девушка, переводя разговор на свою любимую тему — политику. — Говорят, сам император остался доволен его осмотром.       — Совершенно верно, — подтвердил ее слова Пестель и едко добавил: — Еще и три тысячи десятин земли выделил в знак особого расположения.       — Да Вы теперь богач, Павел Иванович, — серьезно заметила Виктория, и Пестель не смог уловить, с иронией она говорила или считала так на самом деле.       — Можно и так выразиться, — согласился с девушкой Пестель.       Он не мог сказать ей, что за короткое время растратил всю полковую казну на подготовку восстания. И уж конечно он не мог ей сказать о том, что единственное, к чему расположен император — это к его аресту. Пусть лучше она заблуждается, считая его простым обывателем и продолжая романтизировать его деятельность. Теперь, когда они уже никогда не сблизятся, нет причин показывать ей всю подноготную в попытке отпугнуть и уберечь.       Разговор не ладился. Виктория хмурилась, прислонясь спиной к деревянному серванту, Пестель угрюмо молчал. Вопросы вертелись на языке. Ему не было никакого дела до личной жизни девушки — это он понимал хорошо. Но ничего не мог с собой поделать.       — А что, Ваш муж такой занятой человек? — все-таки спросил он, не сумев как должно скрыть прозвучавшую в голосе насмешку.       Виктория дернулась, как от удара.       — Алексей Дмитрич доктор, — тихо ответила она. — Он вынужден был остаться в Рязани на какое-то время.       — Значит, спасает жизни? — глядя в окно, подвел итог Пестель. — Очень благородное дело.       — Кто-то больше расположен убивать, кто-то — спасать, — невозмутимо пожала плечами Виктория, и в ее словах он уловил тонкий намек. Усмехнувшись, склонил голову в шутливом поклоне:       — Изящно, Виктория, изящно. Браво!       — В убийстве нет ничего изящного, — оборвала его девушка. В ее интонациях звучал лед. — Убийство невозможно оправдать.       — Я полностью с Вами согласен. И все же я предпочел убить, нежели быть убитым. Помнится, тогда, в Бородинском сражении, когда я, кстати, был тяжело ранен…       — Я имела совсем другое, Павел Иванович, и Вы это знаете…       — …уверен, Ваш отец поступал так же.       — Павел Иванович, прекратите!       Пестель замолчал, задумчиво глядя на Викторию. Она стояла перед ним — покрасневшая, взволнованная. Глаза горят, пальцы по старой привычке мнут несчастную юбку. Она отстранилась от серванта и, подавшись к мужчине, горячо зашептала:       — Я устала от Ваших рассуждений, мне их уже хватило! Я видела, на что Вы способны, и больше не желаю продолжать этот бессмысленный спор! У всех цели правые, только у Вас способы преступные!       Пестель молчал, глядя на самое дно ее огромных глаз. Разгорячившись, Виктория дышала тяжело и прерывисто, губы были приоткрыты и слегка искривлены от избытка эмоций. Пестель отошёл на шаг назад, чтобы ненароком не скомпрометировать девушку — беседовавший с Барятинским Рылеев и без того уже обернулся на них пару раз.       — Если Вы имеете в виду майора Обухова, то он жив-здоров и даже довольно упитан. Будете на Восточной Украине, обязательно поинтересуйтесь о его здравии.       Явно не ожидавшая этих слов, Виктория смутилась. Она отстранилась от Пестеля, возвращаясь на свое излюбленное место у серванта, и отвела взгляд. Весь ее вид говорил о том, что поражение в словесной перепалке она уяснила, но не приняла.       — Вы невозможный человек, — обиженно заявила девушка, и Пестель учтиво подсказал:       — А еще фанатик и женоненавистник.       — Что?       — Какое из слов Вам непонятно?       Обескураженная его грубостью, Виктория открыла и снова закрыла рот. Она не находила слов для внятного ответа. Пестель смотрел серьезно, но его губы кривились, словно в судороге. Как ни старалась, девушка не могла понять причину — Пестель явно над ней насмехался, но, судя по всему, сказанные им слова и его самого глубоко задели. Затянувшаяся пауза начинала угнетать. Так и не вымолвив ни слова, Виктория отвернулась от мужчины, словно ставя в разговоре точку. В любом случае, продолжать этот бессмысленный спор она была не намерена.       …не так она представляла себе эту встречу.       — Пожалуй, мне пора, — сухо заметил Пестель и, откланявшись Виктории, подошел к Рылееву.       Виктория украдкой следила за ним. В ее голове все смешалось, и мысли перескакивали с одного на другое. Глядя на то, как Пестель идет к двери, девушка с опозданием стушевалась, но быстро взяла себя в руки. Она не виновата, что Пестель своими манерами вывел ее из себя. Она переживала из-за этого слишком долго, эмоции просто прорвались наружу.       Пестель ушел, и Виктория в изнеможении опустилась на стул. Она вдруг снова почувствовала себя маленькой девочкой, которую только что отчитали, хотя Пестель, если говорить совсем уж откровенно, даже не кричал на нее. Он даже не разозлился. Просто играл с ней, как с маленьким неразумным ребенком.       — Вы с Павлом поругались? — заботливо спросил Кондратий, и Виктория против воли хмыкнула:       — Нет, отнюдь. Павел Иванович сегодня был особенно любезен.       В том, что у Пестеля такая манера общения, Виктория убедилась еще два года назад.       Но только сейчас она поняла, как сильно скучала по его насмешкам.