Прогулки по воде

      Колючий ветер трепал волосы и обжигал незащищенное лицо. От воды веяло холодом, и Виктория сначала не понимала, почему Пестель пригласил её на свидание именно сюда. Но потом, выйдя из-за каменной стены и окинув взглядом пустынную набережную, поняла: он выбрал это место, зная, что здесь их никто не увидит.       Осень в Петербурге всегда наступала рано, и рано она перетекала в холодную и промозглую зиму. Шел последний день ноября, но снег так до сих пор и не выпал, а Нева, против своего обыкновения, еще не покрылась льдом. Такая погода удивляла, но Виктория знала — пройдет неделя, и на улицы ляжет снег. В эту зиму она ждала снега со страхом и тревогой. Молодая женщина самой себе не смогла бы объяснить, почему наступление зимы вызывает в ней такой ужас. Может быть, от того, что с зимой связано столько неприятных воспоминаний, а может, из-за того, что ей не хотелось отпускать самое счастливое лето в её жизни.       Когда она пришла, Пестель уже ждал ее. Он стоял к ней спиной, и Виктория не удержалась от шутки — тихонько подойдя сзади, она встала на цыпочки и закрыла его глаза ладонями. И тут же была повержена его беспринципной честностью:       — Я слышал тебя.       — Мог бы и притвориться, — слегка обиженно поджала губы Виктория.       Пестель развернулся к ней и, перехватив ее руки в перчатках, быстро поцеловал выступавшие из-за рукава запястья. Досада тут же куда-то улетучилась. Виктория улыбнулась.       — Знаешь, как сложно видеть тебя совсем рядом и не иметь возможности поговорить…       — Знаю, — не дал ей закончить Пестель. — Конечно, знаю…       Они стояли молча около минуты, не глядя друг на друга, наслаждаясь близостью и покоем. Виктория смотрела на серую воду, щурилась от ветра и думала о том, что ей совсем не хочется возвращаться домой. Одна мысль о том, что уже вечером она снова увидит мужа и снова почувствует себя виноватой, приводила ее в ужас. В последнее время она старалась всеми силами избегать общества Алексея Дмитрича, чтобы не пришлось придумывать отговорок и оправданий. И с каждым днем это становилось все труднее.       Прошло еще несколько минут, прежде чем Пестель отстранился от нее — Виктория почувствовала, как исходящее от него тепло уходит, и в недоумении подняла голову.       — Думаю, мы больше не увидимся, — безжалостно сообщил ей Пестель, избегая ее взгляда. Он хотел сказать что-то еще, но передумал — лишь цокнул языком и отвернулся.       Старательно отводя взгляд, он смотрел куда угодно, но только не на молодую женщину, оторопевшую и напуганную, стоявшую прямо перед ним. Виктория в первые секунды не поняла весь смысл сказанных им слов. Она просто испугалась, заметив, как изменилось лицо мужчины.       Когда страшная суть его фразы наконец дошла до ее сознания, она отшатнулась назад.       — Боже, Павел! Тебя арестуют?!       — Конечно, арестуют, — оставаясь внешне спокойным, ответил Пестель. — Ты всегда об этом знала, и не говори мне, что это не так.       — Когда? — прижимая пальцы к вискам, чтобы справиться с внезапным головокружением, спросила Виктория.       Пестель тряхнул головой, словно хотел избавиться от навязчивой мысли.       — В любой момент. Это лишь вопрос времени.       Виктория молчала. Десятки мыслей пронеслись в ее сознании, и все они были сразу же забыты. Она знала, что так будет. Она готовилась к этому. Но она даже предположить не могла, что это случится так скоро…       — Вас раскрыли… — глухо произнесла она, отчего-то боясь смотреть Пестелю в лицо.       — Да.       Да.       Одно короткое слово.       Он мог хотя бы объяснить ей, рассказать, как именно это произошло, утешить в конце концов… Но у него не нашлось других слов, кроме этого холодного и безжизненного «да»!..       Виктория почувствовала, как Пестель взял ее руку и положил ее на сгиб своего локтя. Оглушенная и потерянная, она пошла вслед за ним вдоль набережной, не спрашивая, куда они идут, и не возражая. Это больше не имело значения. Это было бы важно, не скажи Пестель своих слов в начале их разговора, а не в конце. Но почему, почему он не сказал ей этого потом? Почему не подарил ей хотя бы час покоя?..       — Я уезжаю сегодня ночью, — словно отвечая на её мысли, тихо заговорил Пестель. — Больше меня не ищи и обо мне не спрашивай. Это опасно. Я не хочу, чтобы ты пострадала. Пообещай мне, что не будешь меня искать. Виктория? Слышишь?..       Виктория кивнула, так и не вникнув в то, что он сказал. Она молча шла за ним, бессознательно подстраиваясь под его широкий шаг, и чувствовала мелкую крупку снега на своем лице. Осознав, что ее ладонь лежит на его руке, она сжала пальцы, судорожно вцепившись в его рукав. Так хотя бы была иллюзия, что он с ней, что она его держит и не отпустит.       Совершенно некстати вернулись мысли о муже. Алексей Дмитрич просто возник перед ее взглядом, как наяву, и Виктория почувствовала, как внутри нее волной поднимается злость на него, и на Пестеля, и на всех мужчин сразу. Если бы не Алексей Дмитрич, она бы провела с Пестелем все время до самого последнего часа. Если бы не Пестель, она бы не мучалась так, как сейчас, и жила бы спокойно. Если бы не все, кто хоть как-то причастен к назревающей революции…       Виктория судорожно вздохнула. Ей не хватало воздуха.       Этих «если бы» было слишком много…       — Ты злишься, — констатировал Пестель, от внимания которого не ускользнули изменения, произошедшие на лице Виктории.       — Какая наблюдательность, — не удержалась от язвительности женщина.       Пестель тихонько сжал ее пальцы.       — Так будет лучше. Лучше сейчас, чем потом.       Виктория так и не поняла, что он имел в виду, говоря эти слова. Она задыхалась от боли, шагая рядом с ним и ни на одну секунду не забывая о том, что это в последний раз. В последний раз она слышит его голос, в последний раз чувствует его тепло, в последний раз вдыхает его запах…       Нет-нет-нет, это не так, это не может быть правдой!.. Что бы он ни говорил, она найдет его! Она не станет сидеть, сложа руки, и покорно ждать, когда его расстреляют!.. Она пойдет за ним и в тюрьму, и на каторгу, она бросит мужа и привычную жизнь, она…       — О чем ты сейчас думаешь? — спросил вдруг Пестель, и Виктория резко остановилась.       Посмотрев на него злобно и яростно, она спросила, с трудом скрывая отчаяние в голосе:       — О чем, как ты думаешь, я могу думать?!       — Догадываюсь, — кособоко усмехнулся Пестель. — Поэтому и спросил.       Виктория посмотрела на него со смешанным чувством. Она уже балансировала на грани удивления и злости. Ярость рождалась в ней медленно, но верно. Она чувствовала — если не уйти сейчас, они рассорятся. Страшно рассорятся.       — Тебе кажется это смешным? — холодно спросила Виктория, и Пестель вновь принял серьезный вид.       — Нисколько.       Повинуясь внезапному порыву, Виктория отняла у него свою руку и бездумно сунула ее себе в карман. Они больше никуда не шли, а просто стояли у перил и смотрели на серую воду.       Пестель молчал. Виктории хотелось растормошить его, заставить говорить, накричать, заявить, что из-за него она потеряла все, но она молчала тоже, в яростном бессилии сжимая и разжимая пальцы.       — Это было неизбежно, — сказал Пестель, нарушая тишину.       Его слова прозвучали, как звук сухих листьев на ветру.       — Не стоило и пытаться, — откликнулась Виктория, в отместку стараясь задеть его посильнее.       Удар попал в цель — она увидела, как на обычно бесстрастном лице Пестеля промелькнула тщательно скрываемая боль. Он вздохнул глубоко и медленно, а потом сказал:       — Наверно, мы попрощаемся здесь.       — Отлично.       Виктория развернулась и, оскальзываясь на обледенелой земле, пошла по пустынной набережной. Не сделав и десяти шагов, она остановилась и обернулась. Женщина знала, что он смотрит ей вслед.       — Не пытайся меня найти! — еще раз напомнил Пестель, доведя Викторию до состояния чистого бешенства.       — И не собираюсь! — процедила она сквозь зубы. В горле стоял ком.       Она развернулась и ушла, больше не оборачиваясь, спиной чувствуя его внимательный взгляд. Она не собиралась говорить ему «прощай». Она не считала эту встречу последней.       Она уже знала, что завтра утром уедет из Петербурга за ним.       Пестелю не обязательно знать об этом сейчас. Виктория ничего ему не скажет. Ни ему, ни мужу. Просто уедет. И все. Все так просто. И ничего страшного не случится, все как-нибудь обойдется. Все же было хорошо до этого времени? Все будет хорошо и впредь. Уже завтра они увидятся снова, Виктория теперь в этом не сомневалась совсем. Они же не сказали друг другу «прощай». Этот — последний — факт Виктория почему-то считала самым важным.       Осталось только вернуться домой и собрать вещи. Она легко договорится с кем-нибудь, чтобы ее довезли до границы. Она делает это уже не в первый раз.       Нужно только вернуться домой.       Нужно только вернуться…

***

      Виктория не пошла в свою квартиру сразу. Не смогла. Обогнув улицу и выйдя на проспект с другой стороны, она бесцельно пошла прочь — куда угодно, лишь бы не видеть знакомых окон, за которыми ее ждут холодные неуютные стены и совершенно чужой ей человек, которого она вынуждена называть своим мужем. В том, что Алексей Дмитрич так и остался для нее чужим, виновата была она сама — все-таки он не заставлял ее выходить за него замуж. Она уехала с ним добровольно, от отчаяния. Но от этого было не легче.       Уже стемнело, а Виктория все так же бесцельно бродила по улочкам Петербурга. Ее обувь уже давно противно хлюпала, она вымокла до нитки и теперь дрожала от холода. В глазах было мокро, и Виктория так и не смогла понять, от слез это или от мелкого дождя. Но вернуться домой она не смогла бы. В какую-то секунду ей даже захотелось сесть на одну из мокрых скамеек и умереть. Говорят, когда человек умирает от холода, он всего лишь засыпает. Спокойная, тихая, незаметная смерть. Гораздо легче той, что ждет ее потом — в бессильном одиночестве, под гнетом воспоминаний и сожалений.       Виктория сама не поняла, как она очутилась у знакомого подъезда синего дома у Мойки. В какой-то момент она просто подняла голову и увидела светящийся прямоугольник окна. Продрогшая, вымокшая до нитки, она отдалась инстинктам и пошла на свет, словно заплутавший в ночи путник.       Подниматься по лестнице было тяжело — каждая ступенька казалась непреодолимой преградой. Слоняясь по холодным улицам, Виктория потеряла счет времени. По ее прикидкам прошло не больше часа с тех пор, как они с Пестелем расстались, и женщина была совершенно уверена в том, что она не должна была устать так сильно. Но, списав все на потрясение, она не стала заострять на этом свое внимание. Добравшись наконец до нужной квартиры, Виктория с трудом подняла тяжелую руку и постучала в дверь. Прошла целая вечность, прежде чем ей открыли.       Виктория вошла в квартиру и непослушными пальцами содрала с себя мокрый платок. Только теперь она с удивлением обнаружила, что вся ее одежда вымокла под дождем и стала очень тяжелой. Она так и простояла посреди коридора, глядя на платок — вплоть до самой минуты, пока к ней не вышла Наталья Рылеева.       — Виктория? — воскликнула она с удивлением, глядя на гостью. — Что с тобой стряслось?       Виктория неосознанно отметила, что в голосе Натальи уже не было прежнего изумления — бедная женщина давно привыкла к тому, что к ним в квартиру могли заявиться самые неожиданные люди в самый неподходящий момент, к тому же сама Виктория не раз наведывалась к ним поздно вечером. Но все-таки внешний вид женщины вызывал у Натальи тревогу.       Она подошла к Виктории и помогла ей раздеться. Ее движения были мягкие, но настойчивые, и Виктория не возражала, когда Наталья обняла ее за плечи и провела в гостиную. Словно во сне, Виктория слышала, как в соседней комнате кто-то неуверенно играл на пианино — наверно, Настенька разучивала ноты.       — Присядь.       Наталья подтолкнула Викторию к хорошо знакомой ей софе в углу гостиной и ушла, но скоро вернулась, неся в руках шерстяное одеяло.       — Укрой ноги.       Виктория послушно выполняла ее поручения. Наталья кружила вокруг нее, и от этого движения начала болеть голова. Виктория почувствовала, что ее знобит, и обняла себя за плечи. Платье промокло даже сквозь пальто.       — А где Кондратий? — зачем-то спросила Виктория, рассеянно скользя взглядом по гостиной.       — У себя в кабинете, — быстро ответила Наталья, зажигая еще одну лампу. — Снова кому-то пишет. Весь день там сидит… Опять окно открыл, — досадливо поморщилась Наталья, увидев открытое окно. Быстрыми, ловкими движениями она закрыла его и вернулась к Виктории, качая головой. — Вот всегда он так! Сначала устроит сквозняк, а потом сляжет в постель с простудой! Ей-Богу, как ребенок!       О том, что Кондратий болел каждую зиму, как по традиции, Виктория знала не понаслышке. Она помнила еще в детстве, что он был очень болезненным и очень рассеянным. И помнила, как иногда длинными зимними вечерами приходила к нему и приносила мамин отвар. Как давно это было! Словно в прошлой жизни… Теперь у нее нет ни мамы, ни уверенности в том, что завтрашний день вообще наступит.       — У тебя жар, — мимолетно приложив ладонь к ее горячему лбу, заметила Наталья. — Ты вся горишь!       Виктория грустно покачала головой. Не слыша женщину, она откликалась собственным мыслям.       — Наташенька, Наташа, — зашептала она, в отчаянной попытке ища у нее утешения. — Он уедет сегодня! Он навсегда уедет!..       — Кто уедет? — наклонясь к женщине, спросила Наталья. — Кто, Виктория?       Виктория снова покачала головой. Силуэт Натальи, склоненной к ней, был неясным, расплывчатым.       — Он погиб, Наташенька! Все они погибли! — закричала она, не зная, что на самом деле ее слова звучат тише, чем шепот.       Наталья отпрянула от нее в суеверном ужасе.       — Бог с тобой! — перекрестилась она. Лампа в ее руке дрожала, и от колеблющегося света огня на стене плясали пугающие тени. — Что ты такое говоришь!..       Виктория закрыла лицо ладонями и разрыдалась. И Наталья, поставив лампу прямо на пол, села рядом с женщиной. Так и не поняв до конца, что же все-таки произошло, она принялась утешать подругу. Совсем скоро рыдали уже обе женщины.