Нить

      Они всегда были вместе. С самого рождения. Почти одинаковы, но в то же время совершенно противоположные. Два близнеца. Два хранителя. Они словно отражения друг друга в очень странном зеркале. Один всегда объят светом, второму же сопутствует тьма. Они прекрасно дополняли друг друга, жаль, никто не понял, жаль, все были слишком слепы, чтобы понять. Зеркало оказалось разбито. Так ли это, в самом деле?       *— Найти, почему ты никогда не ходишь играть с нами? Тебе ведь тоже нужны друзья! Дрим сидел рядом с братом, обнимая его. Найтмер только вздохнул и, отложив книгу, прижал брата к себе. — Дрим, мне прекрасно и здесь. К тому же, мне не нужен никто, кроме тебя. Только обнимай меня почаще, пожалуйста. — кошмар улыбнулся брату, наблюдая за его смущённым лицом. Мечта засмеялся и обнял его ещё крепче, повалив на землю. — Обещаю, братик! Дрим стоит на странной поляне, везде белые лилии: любимые цветы Найтмера, но сейчас главное не они. Он сам. Найтмер, он мёртв, тело лежит на тех самых лилиях. Постепенно оно начинает рассыпаться в прах. Дрим падает на колени, по скулам ручьём текут слёзы. Он — убийца. В это не хочется верить. Он ведь любил, до последнего любил брата, так почему же погубить его выпало на долю именно ему? В цветах что-то блестело, привлекая внимание. Дрим попытался поднять его, на кости остался порез. Это был осколок зеркала.*       Мечтатель просыпается в слезах; он задыхается, в попытках глотнуть больше воздуха. Снова кошмар. Немного успокоившись, он встаёт с кровати и подходит к окну, распахивая его. Стоит прогуляться. Он забирается на подоконник, уже готовясь спрыгнуть, но останавливается. «И куда ты собрался посреди ночи?» Голос художника абсолютно пуст, только лёгкое раздражение — остаток после сегодняшней работы. Сглотнув, хранитель спускается с подоконника, уже готовясь оправдаться; нет, он, конечно, мог бы попробовать спрыгнуть и убежать, но соулмейт быстрее и сильнее. На удивление, его не начали отчитывать или прожигать холодным взглядом, его просто обняли, осторожно прижав к себе и тихонько укачивая, как маленького ребёнка. Да, Инк был бездушен и совершенно ничего не чувствовал, но всё же. Он не мог не видеть, что соулмейту плохо, а, по наблюдениям, объятия успокаивали. Мечтатель вздрогнул от удивления и неуверенно обнял хранителя в ответ, закрывая глаза, утыкаясь в его извечный шарф лицом, пряча слёзы. Постепенно они перебрались на кровать, а после Дрим уснул, пригревшись в объятиях художника и прижавшись к нему сильнее. Инк лишь продолжал обнимать его и гладить по голове, наблюдая. Такое хрупкое существо, а сколько выносит. Он знал, что был обязан защитить соулмейта, хочет тот того или нет; слишком многое держалось на нём. Чуть улыбнувшись своим мыслям, он прижал хранителя позитива к себе сильнее и закрыл глаза. Стоило поспать.       Найтмер стоит у зеркала уже час и разглядывает своё отражение. Он не знает, что именно ищет в отражении. Он не знает, зачем он стоит тут. Чёрные из-за слизи пальцы немного робко прикасаются к стеклу и скользят по нему вниз. Когда он был создан? Когда милый и невинный хранитель стал подобным чудовищем? Скелет тихо смеётся. Хранитель? Нет, он никогда не становился монстром, он просто уснул, устав бороться со всей ненавистью этого мира. Кошмар закрывает глаза и медленно открывает их снова. В зеркале отражается уже совсем другой монстр. Холодный голубой цвет глаз сменился мягким фиалковым, кости, покрытые чёрной слизью, снова стали белыми, чёрная толстовка сменилась на фиолетовую рубашку. Они смотря друг на друга, пока тишину не прерывает стук в дверь. Найтмер вздрагивает, и мираж пропадает, в отражении снова он. Помотав головой и прогнав странное наваждение, Лорд вздохнул и посмотрел на дверь. «Войдите» Но дверь так никто и не открыл. Показалось? Видимо. Всё же открыв дверь и убедившись, что за ней никого нет, он удивлённо вернулся в комнату и, посмотрев в зеркало ещё раз, упал на кровать. Кажется, ему пора спать, иначе он и правда окончательно сойдёт с ума.       Куклы всегда были хорошими собеседниками. Неспособные говорить, никогда не перечащие, никогда не перебивающие и никогда не осуждающие. Эррор рассматривал новую куклу, что держал в руках. Он только что закончил её. На удивление, в ней не было праха, она была просто из ткани. Это была кукла, изображающая его самого. Осмотрев творение придирчивым взглядом, он разорвал марионетку и откинулся на гамак, выставляя перед собой руки и рассматривая их. Глаза постоянно цеплялись за алую нить, повязанную на пальце. Как она периодически бесила его. Он не любил то, что неподвластно ему. Он не любил то, что могло помешать ему. Хотя он понимал, что она была его якорем, не позволяющим окончательно сойти с ума в этой бесконечной пустоте, и он часто волновался за соулмейта, хоть и не признавал этого. Это осознание бесило его ещё сильнее. Как бы не хотелось признавать, ему необходима была эта связь с кем-то. Он не выжил бы без неё. Как же это раздражало. Он ведь сильный, самостоятельный скелет, зачем ему любить кого-то? Зачем ему быть любимым кем-то? Разве оно необходимо? От урагана мыслей разболелась голова, и он закрыл глаза. Нет, ему не нужно всё это. Это всё бредни для слабаков. Но, вопреки своим словам, он, чувствуя какие-то неполадки в состоянии соулмейта, вновь посылает по нити тепло и незамедлительно получает ответ от родственной души.