***
Волосы спрятаны под шапочку, руки тщательно вымыты и затянуты в силиконовые перчатки, тело скрыто белой простыней халата. Все стерильно, бело и чисто. Прима вошла в операционную. На столе уже лежало готовое к вскрытию обнаженное тело девочки. Вариола сама вымыла и раздела её? Удивительно. Когда-то роскошные каштановые волосы безобразно спутались, сквозь них на голове виднелась давно не кровоточащая рана. Худенькие ножки с ручками, детское личико. При жизни её кожа наверняка отливала оливковым блеском… но не теперь, кожа изнутри светилась синим, а касаться её совсем не хотелось. Прима и так знала, что она очень холодная. «Что с тобой? — Вариола стояла возле стола и надевала перчатки. Все ногти на руках были обрезаны под корень. — За время работы медиком тебе ни разу не приходилось видеть трупы?» «Приходилось, но не детей». «После смерти она не ребенок и не взрослый. Она материал. Ты меня разочаровываешь, Прима». «Прошу простить, такого больше не повторится». «Надеюсь. Скальпель и зажимы». Вариола вскрыла грудную клетку девочки… материала. Да, так легче. Прима зажимами растянула кожу для более легкого доступа к органам и тканям. Тело оказалось почти полностью обескровлено, потому бояться неожиданных брызг не имело смысла. Вскоре в формалине плавали сердце, оба легкого, печень и желудок. Процедура уже заняла около двух часов, а работы предстояло ещё много. Следовало успеть пока разложение не вошло в силу. «Не бойся Слендермена. Он не навредит тебе, воспитание не позволит. Это не значит, что с ним можно позволять себе лишнего, просто не трясись в его присутствии, — до этого молчавшая Вариола извлекла из девочки яичники с маткой. — Это тоже в формалин, можешь снимать зажимы и принеси мне пилу». Когда девушка вернулась с инструментом, Вариола как раз вырезала голосовые связки. Девочка перестала быть похожей на человека. Вывороченное тело окончательно потеряло детскую прелесть. «Ещё Слендермен предупредил, что иногда тела будет приносить… его брат, — голос в голове произнес это с некоторым пренебрежением, — Оффендермен. Ты их не спутаешь. Вот от него держись подальше. Он принес, ты приняла и попрощалась. С любыми вопросами отправлять ко мне. Понятно?» «Да, госпожа». Вариола с особым трепетом извлекла глазные яблоки с зеленой радужкой вместе с мышцами и приступила к распиливанию черепной коробки. Эта процедура заняла совсем немного времени. Инструментом безликая раздвинула кости, раздался хруст, один взгляд на серый кусок мяса и… Вариола сорвала с рук перчатки и раздраженно бросила их в сторону. — Что-то не так? — Прима попыталась взглянуть в отверстие в голове, но её место не годилось для обзора. «Да, Слендермен доставил мне мертвое тело с поврежденным мозгом. Его нет смысла изучать». — А второе тело? «В нем началось гниение… но мозг ещё можно спасти. Уберись и приготовь операционную для нового тела». Через пару часов успешного извлечения мозга и помещения органа в формалин, Прима привела операционную в порядок и теперь расставляла девочку на полках в кабинете Вариолы. Прима называла орган, плавающий в банке, давала короткий комментарий на счет его состояния, уточняла время извлечения и приступала к следующему. Огромную банку с легкими она почти уронила, но на помощь вовремя пришла Вариола: одной рукой с легкостью подняла банку и поставила на нижнюю полку. «Говори, если тяжело. Лучше ты меня отвлечешь, чем нам придется снова собирать материал». С этими словами безликая вернулась к своим записям и вновь заскрипела по бумаге перьевой ручкой. — Прошу прост-… «Слишком много, твои извинения надоедают. Просто не делай ошибок». Когда последняя банка оказалась на полке и Прима закрыла дверцы, погружая препараты в полную темноту, девушка решилась задать вопрос — А… чем опасен этот… Оффендермен? — Прима не была уверена, что правильно произнесла имя незнакомого ей безликого. Вариола поставила точку в своих записях и повернулась к слуге. Некоторое время она молчала, не подавая признаков жизни «Я не знаю, в этом и проблема. И будет лучше, если первой узнаю я, а не ты». Безликая оставила тетрадь на столе, все так же заложив страницы перьевой ручкой и, встав из-за стола, вышла из комнаты. Прима шла следом, но дверь так и не закрыла.***
На этот раз её встретил Слендермен. Он поклонился Вариоле и молча пригласил внутрь. Прошло меньше месяца с последнего визита Вариолы в дом семьи безликих, а его аура вновь успела поменяться. Аромат казался хаотичным и чересчур резким. Ничто не вечно и гармония аромата, что царила в этом особняке век назад теперь осталась только в воспоминаниях безликой. Слендермен закрыл дверь и наконец открыл свое ментальное поле для Вариолы. «Простите за такое приветствие, отец совсем скоро спустится к вам и все объяснит». «Ничего, — Слендермен помог гостье снять пальто. — За вами следят?» «К сожалению, да. Орлан сегодня поймал Сороку». «Ах, Сороку, значит…» — Вариола не любила обладателей этих птиц. Главные сплетники, готовые украшать и выдумывать, лишь бы их слушали. Видимо, Слендермен был солидарен с Вариолой и понимающе покачал головой «К дому их не пускает Гриф, Орлана они пока не знают, но говорить из-за этого можно только внутри». Рядом с сыном с характерным хлопком появился Кабадатх, сопровождаемый легким воздушных завихрением. «Здравствуй, Вариола. Рад тебя видеть, — безликий повернулся к Слендеру. — Спасибо, что встретил нашу гостью, поднимайся к себе». После исчезновения старшего из братьев, Кабадатх позволил себе нервно повести плечами. «Пройдем к камину, не стоит говорить у дверей». Никому из безликих не нравилось быть жертвами чьих-то сплетен и объектами слежки. Точно так же это не нравилось и их тотемам. Её Неясыть с радостью бы переловил всех Сорок и Кукушек, а Ворон бы с удовольствием и упоением съел, но тогда у самой Вариолы могли начаться большие проблемы. «Дети у меня, — стоило безликому опуститься в кресло, как стало понятно, что он ужасно устал, — но из троих — только двое. Мальчик с девочкой», — Кабадатх тяжело вздохнул и подпер голову когтистой ладонью. «Последнего не отдали?» «Если бы… их воля меня точно б не остановила, но… их мать… да какая она, к Дьяволу, мать?! — Вариола вздрогнула от неожиданно взорвавшейся в ментальном поле ярости безликого. — Она утопила своего сына!» «Утопила? Кабадатх, это очень серьезное обвинение. Ты уверен?» «Да. Она утопила его как раз перед приходом Оффендермена. Запеленала и опустила на дно ванны. Она бы наверняка взялась и за остальных, не окажись Оффендер рядом…» Мысли смешались и Вариола с трудом подобрала необходимые слова. «Это ужасно! Как остальные дети?» «Поели и теперь спят. Она их почти не кормила, а ведь им до самостоятельного приёма пищи ещё год! Я не знаю, что она с ними делала». «Скорее, она очень многого не делала. Бедные дети… — Вариола чувствовала необходимость высказать своё предположение, тем более, что базировалось оно на научных исследованиях. Конечно же её авторства. — Моя мысль может… Нет, она покажется тебе странной и неприемлемой, но… пойми её». «Понять убийцу моего внука?» «Он не твой внук, как и Оффендер не твой сын, — это во-первых. Ты потерял любимую, но не сходи из-за этого с ума. Вспомни Миранду, когда она только родила Слендермена. Ты не видел, но роды были тяжелыми, одни из самых сложных, которые мне довелось принимать. Помнишь?» «Конечно, помню, но при чем тут это?» Вариола пропустила его вопрос и продолжила: «Помнишь, как ей было тяжело после них? И это при одном только ребенке, спокойном и не истеричном, и при твоей постоянной помощи. Ты всегда был рядом с ней». «Такое забудешь…» «А теперь представь троих детей на одну безликую. После родов в ней наверняка не осталось магии, в худшем, но вполне возможном случае, ей могло просто расщепить ядро. Не удивлюсь, если на этой почве у неё помутился рассудок, и она выместила свою боль на детях. Не потому, что они дети, а потому, что они единственные, кто был рядом - это во-вторых. И это ни в коем случае не умаляет её преступления, убийство всегда останется убийством при любом раскладе… — Вариола не без облегчения заметила, как ярость в ментальном поле Кабадатха угасает, воспоминания о Миранде навсегда останутся в его памяти как самые светлые моменты жизни, а все трудности и недопонимания примут окраску забавы и разнообразия идеальной семейной рутины. — В-третьих - будь рядом с ней такое же сильное плечо, какое было у Миранды, возможно этого бы не произошло». «Не пытайся переложить вину за смерть мальчика на Оффендера». Вариоле совсем не нравилось такое отношение Кабадатха к абсолютно чужой безликой. «Не пытаюсь. Это ты вешаешь все на одну безликую, которую даже ни разу не видел». «В любом случае её ждет суд». «И это правильно, просто прими эту ситуацию… как плату за глупость своего младшего сына и свою собственную». Кабадатх устало потер лоб, от напряжения испещренный морщинами, продлил молчание ещё на несколько минут и, выпрямившись в кресле, вновь открыл своё поле для Вариолы. «Я хотел, чтобы ты осмотрела детей».***
Прима разлила по лампам человеческий жир и теперь сидела на диване перед одеждой, снятой с жертв перед вскрытием и рассматривала детские сандалики. Они оказались длиной с её собственную ладонь… Надо абстрагироваться, притом срочно. Прима отставила в сторону сандали и взяла нежно розовое платье, на ткани остались капли крови. Судя по легкой детской одежде, ребенок потерялся и оказался не в том месте не в то время и попался не в те лапы. Их края холодны и жестоки, не достанься она Слендермену, её бы обязательно нашел волк, рысь, кабан или вовсе медведь. Теперь её уже никто никогда не найдет… Прима сложила одежду в отдельную кучу, чтобы после зарыть вместе с телами. Оставшаяся одежда принадлежала мужчине. Скорее всего, он был на пробежке и по чистой случайности попал в одну из неконтролируемых, но редких аномалий, которая и выбросила его в лес безликих. Его одежда резко пахла потом, и девушка поспешила избавиться от неё. Ещё в его вещах Прима нашла что-то непонятное. Приятно лежащий в руке предмет: наполовину металл, наполовину стекло. Мягкие углы и гладкая поверхность заставляла держать предмет в руках как можно дольше. От тепла руки стекло вспыхнуло, и из него заиграла музыка. Девушка выронила предмет и отскочила в сторону. Она слышала, что перед тем, как взорваться, многие бомбы издают еле слышимый звук. Но музыка продолжала играть, а предмет и не думал взрываться. Прима вновь взяла его. Прямоугольник приятно лег в руку. Сжала его, от чего музыка стала громче, а стекло вновь вспыхнуло. Невероятно! По стеклу бежали буквы! В проплывающих словах девушка смогла разобрать «Непрочитанное сообщение», но читать чужие письма нехорошо, и Прима взглянула ниже. «Deep Purple — Hush». Она совершенно не понимала какое отношение темно-фиолетовый имеет к тишине, но музыка ей определенно нравилась. Тело само пришло в движение и через минуту девушка уже танцевала с металлостеклом в руках. Она подпевала повторяющимся строчкам и кружилась по комнате. Но вот музыка стихла, а предмет в руках тихо зажужжал и погас. Больше он не зажегся, как бы Прима ни старалась его крутить. — Ну и ладно! Пора идти в комнату, пока Вариола не вернулась. В этот раз она не собиралась оставаться в гостях на ночь.***
«Мальчик и девочка, около десяти месяцев». «Десять? То есть, она не сообщала Оффендермену о детях почти год?» Кабадатх стоял за Вариолой, чтобы не мешать подруге осматривать детей. «Видимо. О логике в её ситуации говорить не приходится». Маленькие безликие спали вдвоем на кровати своего отца, самого Оффендера нигде не было. «У них… до сих пор нет имен». «Так дай их им». Вариола аккуратно стянула одеяло. Чуткое к внешним раздражителям тело девочки отозвалось легкой дрожью и сжавшимися ладошками. «Я хотел, чтобы это сделала ты». «Я? У них есть отец». «И его здесь нет…» Надеяться на участие приемыша Кабадатха в жизни собственных детей не имело смысла. Вариола задумалась. Имена для детей… стоило бы задуматься над тем, как бы безликая назвала своих… но она была бездетна, а потому быстро нашлась с ответом. «Терти, — она прикрыла дрожащее тельце девочки одеялом — И Куартус». «Ты серьезно?» «Абсолютно». «У тебя нет фантазии». «Назвал бы сам, теперь не жалуйся». Кабадатх только покачал головой: «Бедные дети». «Не спорю». Первое время рты у детей не зарастали, это не имело смысла. Поэтому Терти задрожала, вытянулась всем телом, раскрыла чёрный рот и запищала.***
Слендермен вышел в сад. Сегодня тумана не было, а потому безликому не составило труда найти среди кустов главного садовода их семьи. «Пришла Вариола». Ответом безликому было молчание. Оффендермен сидел на корточках перед одним из розовых кустов. Полупрозрачные бутоны светились оранжевым и дарили цвет длинным пальцам. Сильные руки с особой тщательностью и осторожностью, с какой занимаются только любимым делом, отодвигал распустившиеся в лунном свете бутоны друг от друга, чтобы ничто не стесняло их рост и нежную красоту. Слендермен опять ловил себя на мысли, что, будь его мать жива, а такие фантазии посещали его с завидной регулярностью, она бы непременно нашла с Оффендерменом хотя бы одну тему для разговоров. Безликий имел тягу к розам не меньше той, которой обладала в свое время Миранда. Возможно, его тяга к лунным цветам была даже больше. Слендермену приходилось слышать о том, для чего нужны его сводному брату розы… но в чужие дела он старался не лезть. Насколько он знал, розы Офф использовал исключительно по отношению к людям. За безликих насильник мог и получить. И тому об этом было прекрасно известно. «Ты не хочешь узнать, что она скажет?» — По поводу? Оффендер решил оторваться от розовых кустов и повернулся к старшему. «По поводу твоих детей». Хотя у кого безликий решил поискать интерес к чужому мнению? Слендермен вспомнил, что плащ Оффа остался висеть в коридоре, а шляпа покоилась рядом. «Скорчившийся мальчик» — кажется, так называлась та скульптура, изображение которой Слендермен однажды нашел в одном из фолиантов отцовской библиотеки. Сейчас этот же мальчик сидел перед ним, окруженный розовыми кустами. Напряжённая спина, руки, сильные ноги… — Нет, не хочу. Нет, тело мальчика из книги источало неосязаемую тяжесть, будто камень кто-то расстроил, задел, обидел. Оффендеру же было глубоко… все равно. Детей пришлось забирать Слендермену. Он собирался на охоту, когда получил письмо от неизвестного тотема. Стриж, явно больной, принес письмо, в котором была коротко изложена ситуация, а внизу прилагался адрес. Злой и голодный, безликий предупредил Кабадатха и, будучи мастером телепортации, тут же оказался в нужном месте. Оффендера он уже не застал. Дети же нашлись в комнате. Их слабую ауру еле удалось уловить в небольшом доме. Сначала он увидел только ощетинившуюся девчонку: на худой спине уже виднелись маленькие отростки, белые, как у отца. Когда он толкнул её в сторону одним лёгким движением, одеяло рядом зашевелилось. Под ним нашёлся и мальчик. Мертвого ребенка безликий разумно решил не трогать как главную улику, к тому же, когда Слендермен приблизился к детскому трупу, вода над которым уже успокоилась и застыла, то не почувствовал присутствия в теле энергии. Либо смерть произошла уже очень давно… либо, что более вероятно, магического ядра в теле не было изначально. Уже на выходе Слендермен, с ребёнком в каждой руке, заметил лежащую на полу живую безликую. Она была в сознании… скула краснела заживающей ссадиной. Девчонка смогла извернуться и укусить Слендермена за руку. Безликий отвлекся, тряхнул зубастую мелочь, удобнее перехватил, чтобы не допустить повторного укуса и телепортировал в особняк. «Ты ударил её?» Слендермен уже решил, что ему не ответят, когда Оффендер прервал затянувшееся молчание: — Наверное, не знаю. В любом случае она уже не соображала… если ты хочешь по-разному спросить у меня про детей, то лучше уйди. Я их не хотел. «Чего же ты хотел?» — Слендермен давил закипающую внутри ярость. Раз не хотел, нахера отправил письмо? — Их мать, — Оффендермен встал в полный рост, не забыв поднять с земли шляпу. — Её я получил, так что это её дети. Или Кабадатха, или чьи угодно, но не мои.***
«Дети здоровы и на удивление чистокровны, заметно только легкое истощение, но оно не понесет за собой никаких последствий, если заняться им сейчас». Терти сидела на кровати, вцепившись в одеяло мертвой хваткой и иногда тихо утробно ворчала. Её брат, хоть и проснулся, но остался лежать, не решаясь отходить от сестры. «Пока не могу понять, чем обусловлено такое поведение Терти… но оно мне нравится больше, чем пассивность её брата». «Думаешь, травма?» «Это худший вариант. Если мать как-то травмировала их, может понадобиться даже ментальное вмешательство… Я ещё понаблюдаю за ними… пусть пока отдохнут. Надеюсь, они не поняли, что случилось с их братом» «Об этом мы узнаем только когда у них сформируется ментальное поле, — Кабадатх позвал служанку, чтобы та присмотрела за детьми — Спасибо, что пришла, Вариола. Присоединишься к ужину?» «Нет, спасибо за предложение, но нужно вернуться домой». «Как, кстати, дела с телами? Слендермен доставил тебе материал?» Безликий прикрыл дверь спальни и проводил подругу до двери. За окном сидела Гриф Кабадатха, и иногда сурово поглядывала на деревья, пресекая все попытки чужих тотемов ворваться в ментальное поле её хозяина. Птица могла бы дать отпор даже молодому Орлану, если бы возникла такая необходимость. «Да, два тела. Мужская и женская особь. Вот только пусть в следующий раз по-возможности доставляет живых. Они куда ценнее. А нанесённые при умерщвлении травмы и гниение сильно мешают работе». Кабадатх понимающе покачал головой и раскрыл перед Вариолой её пальто, помогая одеться. Уже расправляющаяся с пуговицами безликая вспомнила, о чем хотела поговорить с другом. «Кабадатх, надеюсь, что я могу задать тебе этот вопрос…» «Учитывая, что ты никогда не спрашивала разрешения, меня уже пугает начало». «Не бойся, исключительно научный интерес. Если вдруг… если вдруг тебе понадобится моя помощь для личных целей, я помогу и это останется исключительно между нами». «Я в порядке». В ментальном поле неприятно щелкнуло — безликий легко раздражался. «После того, чему ты стал свидетелем, — Вариола не хотела говорить Кабадатху напрямую про смерть его жены, — невозможно остаться «в порядке». Сила — это не умение держать в себе свои проблемы, а умение признаться в своей слабости, тем более, что в твоем случае это совершенно нормально». Кабадатх глубоко вдохнул, стараясь успокоиться и не сорваться на подругу. «Вариола! Давай договоримся. Раз и навсегда. Это был последний раз, когда ты пытаешься… я даже не знаю, чего ты пытаешься добиться. Хватит меня лечить, я здоров, прошло много лет, я смирился со своей утратой». Вариола лишь развела руками, принимая ограничения. Как-то доказывать свою правоту было бесполезно. Если бы Кабадатх действительно смирился, он бы не пытался заполнить внутреннюю пустоту детьми, как своими, так и приемными. Но скажи она ему об этом прямо, безликие бы прекратили общение ещё на пару сотен лет, сейчас такого поворота никак нельзя допустить. «Как хочешь. Моё предложение останется открытым». «Ага, всего хорошего», — ментальное поле безликого захлопнулось раньше, чем Вариола успела выразить недовольство таким гостеприимством.***
Тетрадь лежала на столе, как и пару месяцев назад. Прима чувствовала себя латентным наркоманом. С того дня она никак не могла перестать думать о находящейся в доме информации, которая наконец стала ей доступна. Руки зудели, когда девушка проходила мимо кабинета, но в голове всегда был шокер, бьющий по мозгам и отрезвляющий тут же. В доме Вариола. И девушка, отрезвленная этой мыслью, уходила в другой конец дома и не думала о тетради… Не думала, ага. Это как в детской забаве «Не думай про белого медведя». В голове неожиданно всплыл в слуховой памяти голос мальчика, который, гаденько посмеивался и повторял эту фразу раз за разом. Прима даже начала сомневаться, точно ли эти воспоминания принадлежали ей… Но если они и были её, то мальчика точно уже давно нет в живых. Прима села за стол и, не мешкая, открыла тетрадь на нужной странице и принялась читать: Тело безликого имеет ряд отличий от человеческого: — ноги и руки одинаковой длины, — l-образная форма позвоночника с ярко выраженными позвонками и шейным изгибом, — связанные с прямохождением форма, размер и расположение некоторых мышц и связок, — узость таза, тонкость костей, — пальцы не имеют папиллярных узоров, — мозг безликого тоже отличается некоторыми особенностями. В объеме больше человеческого. Размерами может конкурировать только с дельфиньим, — прогрессивная дифференциация областей мозга, которые могут быть связаны с развитием ментальной речи (его лобная, нижнетеменная, височная доли), — вырождение волосяного покрова, — из-за отсутствия волосяного покрова температура тела в разы выше и сохраняется благодаря естественной толщине кожи. Девушка заметила, что некоторые из строк были дополнены относительно недавно. Возможно, Вариола успела внести правки во время или после вскрытия человеческих тел. Прима внимательно рассмотрела пару рисунков, дополняющих данную запись. Мозг безликого — удивительный, нижняя его часть была много больше человеческой, и сам он выглядел намного массивнее и крупнее — скелет, не менее удивительный и… Прима пригляделась. На рисунке был изображен безликий в полный рост в анфас. В грудном, брюшном и головном отделе схематично изображались три узла. Самый крупный находился в голове безликого, в груди (вернее, в спине, девушка увидела второй рисунок, но уже со спины) чуть меньше, сильно уступал в размерах, но самый маленький (девушка его не сразу заметила) находился в паховой области. Магическая система и связь ядер в организме безликого, — было подписано сверху. Девушка перевернула страницу и снова приступила к чтению: Подводя итоги сравнения человека и безликого на основе социального устройства общества и демографических показателей, можно сослаться на известный пример, являющийся совокупностью двух данных факторов. Если сравнить между собой крысу и слона, то после физических различий стоит перейти к различиях внутреннего характера: крыса, будучи животным низкоорганизованным, воспроизводит потомство уже после двадцать первого дня беременности. До десяти особей за раз, что повышает их шанс на выживание, когда мать оторвет детей от себя в раннем возрасте и отправит их в самостоятельную жизнь. Слониха же, будучи животным с крайне высоким уровнем организации, (у которого предусмотрена даже погребальная церемония), не только вынашивает единственного в помёте слоненка двадцать четыре месяца, но и долгие годы после рождения воспитывает, оберегает и охраняет его. Из этого наблюдения можно сделать вывод, что организация животных напрямую зависит от их отношения к своему потомству и уровню ответственности за них. Такой же вывод можно сделать, сравнив человека и безликого, где первый будет крысой, а второй слоном. Для одного значение имеет количество, а для другого качество. Откуда Вариола знала о слонах, Прима не знала, но мысль ей показалась довольно интересной. Девушка перевернула страницу и перешла к следующей мысли безликого ученого: Особым признаком безликих как расы является наличие у особи на спине как правило от 3 до 15 контролируемых, пластичных, гибких отростков из мышечной и других мягких тканей. Говоря простым языком, щупальца. У детей они появляются до десяти лет. Такие приспособления крайне удобны и практичны. Они не создают дискомфорта, упрощают жизнь, выполняют вспомогательную, защитную и ориентационную функции. Щупальца имеют свои определенные, характерные для каждого индивида в отдельности персональные особенности, а так же обладают папиллярным узором. Как правило, они не являются врожденными, а развиваются в процессе жизни безликого. Щупальца регулируются в длине, некоторые особи способны регулировать даже их количество, не только уменьшая, но и увеличивая на столько, на сколько это будет им необходимо. Такое мастерство приходит с опытом и с большим потенциалом и силой ментального поля. По спине прошел холодок. Раньше Вариола пользовалась щупальцами во время работы в операционной, но после инцидента, когда прямо во время пустякового эксперимента над очередным зверем Приму повело в сторону от вида приблизившейся к ней паучьей лапы… Вариола больше не прибегала к их использованию. Она лишь спрятала щупальца, подтолкнула Приму к стулу, чтобы та не промахнулась и не села мимо и сделала какие-то записи в свой рабочий журнал. В него Прима заглядывать не решилась. Её скреб червячок сомнений, что удача на этом могла и закончиться. Девушка вновь взглянула на поля, мелким почерком там вилась единственная фраза. Человек — единственное существо, которое убивает ради убийства. Магическое поле, защищающее дом, завибрировало, нарушенное появлением хозяина. Голова резко нырнула в прорубь, дрожащими руками девушка закрыла тетрадь, вставила ручку в изначальное положение и, стараясь восстановить сбившееся от волнения дыхание, сбежала вниз. — С возвращением, — поклонилась Прима и приняла из рук хозяйки пальто. Она могла бы снимать его сама, если бы была немного выше. Ладно, сильно выше, — Вам подать ужин? «Да, пожалуй». Вариола не стала задерживаться внизу и направилась наверх. Весь второй этаж принадлежал безликой. Кабинет был лишь малой частью её апартаментов. Операционная комната, связанная с рабочим кабинетом хозяйки напрямую, лаборатория, стоявшая отдельно, обособленно от остальных помещений, вечно запертая. И комната безликой. На удивление, самая мирная и наименее загадочная из всех, не считая спальни самой Примы. Даже в комнате служанки хранился целый мышиный выводок на случай пришедшей почты. Девушка прошла на кухню, на ходу придумывая легкий ужин. Легкий, по мнению Вариолы, конечно же. За мясом на склад девушка лезть не стала, им стоило озаботиться заранее, так что она решила спасти ситуацию яйцами. Всего шесть движений: открыть холодильник, взять пять яиц, пару овощей, шпинат, рыбу, закрыть холодильник. Но Прима споткнулась уже на втором. Третье яйцо с неприятным мокрым треском разбилось об пол и разбрызгалось по нему, заляпав ноги Примы. Сама служанка стояла, зажав рот рукой. Она оставила дверь открытой. Щель не с палец. Не с ладонь. Нет. Она толкнула её и не заметила, как та бесшумно отъехала в сторону. Настежь… Смешанный желток с белком, растекающийся по полу после падения теперь казался ей красными, сверкающий танцующими керосиновыми лампами, а на месте яичной скорлупы Прима видела свою размозженную голову. От страха стало дурно. В нос ударил, казалось, давно привычный запах жира в лампе… Все смешалось внутри и выплеснулось наружу. Приму согнуло пополам над мусором. От напряжения тело мелко дрожало, простреливало судорогой, а по щекам потекли слезы. Памяти хватило на то, чтобы умыться, вдыхая через рот, чтобы не выдать себя всхлипом и наскоро запихнуть в рот чудом найденные листочки мяты, чтобы перебить запах. Дальше уставший мозг уступил ведущую роль мышечной памяти. Девушка не помнила, как приготовила яичницу, соус, полусырую, как любила Вариола, рыбу, когда успела утилизировать мусор, заняться сервировкой стола… Мозг проснулся как раз за минуту до появления в зале Вариолы. — Приятного аппетита, госпожа, — поклон телом и головой, подниматься в таком же порядке. Три шага назад, чтобы не мешать хозяйке наслаждаться едой, но быть в доступности для новых приказов. Прима застыла и сжала ладони за спиной, чтобы унять оставшуюся дрожь в пальцах. Сейчас она поест… и поест ещё раз, но уже не яичницей… Прима представила, как Вариола встает из-за стола, подходит к не смеющей двинуться с места слуге и сдавливает её горло... или голову... или... желудок был пуст, иначе Прима вряд ли смогла бы сдержать ещё один рвотный позыв. «Ты хорошо себя чувствуешь?» Прима вздрогнула и уставилась в затылок безликой. — Да. Хорошо. Что за игру она затеяла? Решила повеселиться перед смертью Примы? «Тогда почему твое сердце так колотится? У тебя никогда раньше не было аритмии». — Я… забыла выпить лекарство. «Хочешь сказать, что не напомни я тебе о лекарстве, ты бы так и не выпила его? Иди пей сейчас». Девушка, не чувствуя ног, направилась в свою комнату и, не веря в свою удачу, грузно упала на кровать. Либо Вариола ничего не заметила, либо… второй вариант показался девушке бредом. На самом деле, она уже пила сегодня лекарство и второй раз принимать его не рискнула. Её предшественница, чье имя Прима не знала, по словам Вариолы, решила, что умнее безликой, и, пренебрегая правилами, выпила вместо одной склянки две, а потом, не заметив каких-либо последствий, выпила третью, желая избавиться от своей болезни раз и навсегда… вот только она не учла, что от передозировки можно умереть. Для Примы это послужило хорошим уроком. Сейчас она ещё немного посидит, успокоится и вернется в столовую. На душе заметно полегчало, сегодня Прима останется жива.