От крови огня

      Гало стоял с опущенной головой. Как только за дверью стихли голоса, он решился поднять взгляд. Его сердце сжалось. В темноте палаты, освещаемой только огнями ночного города за окном, Лио казался мертвенно белым. Он был так бледен, что сливался с белизной своей постели, а лёгкое больничное одеяло покрыло его исхудавшее тело словно саван. Гало стиснул кулаки до боли в ладонях, сделал глубокий вдох и, наконец, собрался с духом. Подхватив стоящий у кровати стул, он поставил его ближе и сел. Гало долго смотрел, как поднимается и опускается одеяло на груди Лио. Медленно, едва заметно. От капельницы на тонких руках вздулись вены. Его некогда мягкие и густые волосы, испачканные в липком охлаждающем геле, безобразно разметались по подушке. Где-то между рёбрами Гало ощутил новый укол совести. В горле встал ком и не давал толком дышать. – Прости меня, – он опустил голову и сцепил руки в замок. – Я сожалею, я… мне… Мысли, превратившись в чистые эмоции, не складывались в слова. Он сжал в кулак футболку в районе солнечного сплетения и стиснул зубы. Внутренний голос кричал. Гало безумно хотелось обнять Лио, почувствовать его тепло и убедиться в том, что он жив. Он снова посмотрел на него, оплетённого трубками капельниц: – С того дня, как мы стояли на Парнасе, я почему-то думал, что ты никогда не оставишь меня. С тобой… – он помолчал, – ты делаешь меня таким счастливым, и я… уже не могу представить, что можно жить по-другому, – Гало взглянул ему в лицо, – Поэтому останься со мной. Сидя перед бесчувственным Лио, он просто выкладывал то, что было на душе. Гало всегда жил сердцем, а не умом, и не был склонен к рефлексии. Имея смутные представления о влюблённости и нулевой опыт в отношениях, он не придавал особого значения своим эмоциям. Он всегда вёл себя по-детски: подтрунивал над Лио, нарушал его личное пространство всеми возможными способами, подсознательно пытаясь быть ближе. Лио же относился к его поведению снисходительно, видя в этом проявление сверхдружелюбия с примесью жалости. О том, что их взаимоотношения не так просты, какими кажутся, догадывалась только Лючия. С присущим ей любопытством она следила за их общением, не забывая фиксировать динамику и отпускать двусмысленные шуточки. Гало поймал себя на мысли, что хочет взять Лио за руку. На мгновенье он смутился, почувствовав, что переходит некую границу. Его взгляд начал метаться от лица Фотиа и обратно. В конце концов, он поддался, осторожно накрыл ладонь Лио своей и замер. – Почему ты такой холодный? Он вскочил со стула и наклонился над Лио, ощупал руку до локтя, взял в ладони лицо и убедился, что он ледяной. Гало кинулся проверять пульс. Секунды тянулись плавленым стеклом. – Живой, – констатировал он, облегчённо выдыхая. – Напугал! Никакой ты не огонёк, а самая настоящая сосулька. Пойду принесу одеяло, никуда не уходи. Он выбежал и начал суматошно оглядываться в пустом коридоре: – Эй, сестра! – Меня зовут Сани, – неожиданно девушка подняла голову из-за стойки. – Нужно одеяло, срочно! – В чём дело? Он пришёл в себя? – спросила она взволнованно, быстрым шагом направляясь в палату. – Нет, температура низкая даже для человека в отключке, – входя следом, Гало увидел, что она уже проверяет пульс, попутно орудуя пирометром. – Хм, действительно 35.5, – задумчиво протянула она. – Я сейчас. Хлопнула дверь, в помещении снова стало тихо и темно. Гало наклонился к Лио, медленно потянулся ладонью к его щеке, но резко выпрямился, услышав приближающиеся шаги. Сани влетела в палату, оставив дверь открытой. – Вот, – она всучила растерянному Гало какой-то свёрток, – одеяло с подогревом. На пульте две кнопки и регулятор температуры, разберётесь. – Понял, – отстранённо ответил он и принялся разворачивать одеяло. – Ну, я побежала. Выше нос, мы и с того света людей возвращали! – бодро сказала девушка напоследок. Гало заботливо подогнул одеяло, стараясь закутать даже шею. – С того света, значит, – зачем-то повторил он. Тимос ткнул наугад одну из кнопок пульта, осторожно положил его рядом с подушкой и устало опустился на стул. – С того света, – процедил Гало, откидываясь назад, закрыл глаза и сидел так какое-то время. «Опять это чувство» Едкая смесь из беспомощности и тревоги капала на кровоточащую рану в сердце Гало. Ему было проще рисковать жизнью, чем сидеть и ждать. Он не знал и не искал покоя. Для него тишина была подобна тьме, которая, являясь воплощением неизвестности, страшила род человеческий испокон веков. Гало отбрасывал неприятные мысли и пытался сосредоточиться на Лио, но они возвращались бумерангом. Он положил голову на край кровати, будто она стала невыносимо тяжёлой. Усталость брала своё. Он начал сопротивляться подступающему сну, который уже сковывал веки, как вдруг заметил, что Лио начал двигаться. Сердце Гало забилось чаще. Он сел прямо и положил кулаки на колени: сейчас Лио очнётся, а он сморозит первую глупость, которая придёт в голову. Они оба посмеются, после чего Тимос обязательно прочитает ему лекцию об искренности и доверии в команде. Но Лио застонал, его лицо исказилось. Гало не сразу понял, что происходит: – Лио? Эй! Что такое? Лио! Вместо ответа тот начал дёргаться и двигать руками так, словно пытается что-то достать или оттолкнуть. Он тяжело ворочался под одеялом и потянул трубку капельницы с такой силой, что вся железная стойка точно свалилась бы на него, если бы Гало её не поймал. – Сестра! Сани! Скорее сюда! – отчаянно выкрикнул Гало, глядя то на Фотиа, то на стойку, то на дверь. – Где ты, чёрт возьми?! Сани!! Лоб Лио покрылся испариной, кажется, он побледнел ещё сильнее. – Терпи, слышишь, Лио! – нарочито твёрдо просит Гало, приводя в чувства скорее самого себя. Внезапно Лио закричал. Так кричат люди в агонии, так кричат солдаты, идущие на смерть, так он кричал в тот день, когда угрожал Крэю сжечь Промеполис. Гало прошиб холодный пот. Одной рукой он продолжал держать проклятую стойку, а другой пытался прижать Лио к кровати, чтобы тот не повредил сломанную руку ещё больше или не вытащил иглу капельницы из вены. Минута прошла как мучительные часы. Наконец Гало услышал, что по коридору, скрипя обувью, несётся медсестра, с грохотом падает, чертыхается, встаёт и снова набирает скорость. Она толкнула дверь с таким усилием, что опять едва не упала и до треска пластика ударила по выключателю. Палата залилась белым светом. Девушка подбежала к Лио, сорвала одеяло и прижала его за плечи, соображая, колоть ли ему успокоительное или вызывать доктора. Но Лио, едва приоткрыв глаза, изогнулся дугой, шумно втянул воздух и замер, затем его тело расслабилось и рухнуло на кровать. Наступила мертвенная тишина. Гало и Сани обменялись испуганными взглядами. – Пульс! – зачем-то скомандовал он, инстинктивно подавшись вперёд. Он видел, что её руки мелко дрожат, и поэтому она пытается нащупать сонную артерию четырьмя пальцами. Его руки тоже дрожали, но он не смел вмешиваться понимая, что познания о первой помощи здесь бесполезны и лучшее, что он может сделать – это заткнуться и не лезть. – Есть пульс, – бесцветным голосом сказала девушка, сползая с кровати на пол. Гало отпустил подставку капельницы и прижался спиной к стене. Он смотрел на безмятежное лицо Лио, а на его собственном лице, особенно в глазах, читалась вся боль, которую он испытывал, глядя на муки дорого человека. Сани сидела на полу, закрыв глаза руками, но вдруг подняла голову и с ненавистью посмотрела на Гало. Шатаясь, как живой мертвец, она подошла к отброшенному одеялу, взяла пульт и, посмотрев на экран, повернулась с Тимосу, который всё это время следил за ней, не моргая. – Включено на максимум. Осознание ударило Гало как пощёчина, его взгляд стал стеклянным. Она подняла одеяло, отрегулировала температуру и укрыла им Лио по пояс, а Гало так и остался подпирать стену, он смотрел вперёд невидящими глазами и сжимал кулаки. Движения Сани были заторможены, она снова прокручивала в голове эту ситуацию, сосредотачиваясь на своих эмоциях. Какой непрофессионализм, думала она, но голос здравого смысла оправдывал её, напоминая, что она вчерашний выпускник медицинского колледжа. Сани принялась снимать капельницу. В других обстоятельствах она бы накричала на него, и, вероятно, даже выгнала бы не то, что из палаты, но вообще из больницы, но сейчас её голова кружилась, а к горлу подступала тошнота. Ноги и руки стали ватными, действия – механическими. Железо в огне закаляется. Она ещё не научилась воспринимать смерть как часть жизни и своей работы и видела в ней только конец, который она и в силах, и не в силах предотвратить. – Ваш друг, – уже в дверях начала Сани, – ведёт какую-то свою войну. Я выключу свет, ему нужен покой. Судя по всему, он реагирует на внешние раздражители. Заканчивайте самоистязания, вашей вины меньше, чем вы думаете. И даже меньше, чем думала я. Да и мне следовало объяснить вам, как пользоваться одеялом. Но всё же давайте договоримся, что это была ваша первая и последняя невнимательность. В следующий раз мы будем говорить по-другому, – она выключила свет. – Удачи, – бросила девушка, не оглядываясь. Она решила, что ей нужен перерыв на кофе. Или хотя бы просто кофе. Щёлкнул замок и Гало снова остался один на один с Лио и темнотой. – Я облажался, да? – Его голос разбил тишину. – Да, – ответил он сам себе и сполз по стенке, чтобы прислониться головой к холодной ножке кровати. – Ты простишь меня? Опять, – он горько усмехнулся. – Клянусь, я бы поменялся с тобой местами. По крайней мере, ты бы не обжёг меня одеялом. В носу противно защипало, он сжал ладонь в кулак и, крепко зажмурившись, несколько раз ударил по лбу. – Я никогда не хотел причинить тебе вреда. Даже когда ты был Опалённым, – произнёс он шёпотом. Гало сел на стул, мягко взял руку Лио в ладони и начал водить по тыльной части большими пальцами. Он вспоминал утро, дождь, игрушечную перепалку с Лио, сигнал тревоги, привычные напутствия Игниса. В какой момент обычный рабочий день превратился в трагедию? Когда загорелась башня? Когда Лио потерял сознание? Когда его пришлось эвакуировать без костюма? Гало резко выдохнул и приложил ладонь Лио к своему лбу: – Ты сильный. Наверное, самый сильный из всех, кого я встречал. Ты выкарабкаешься, я знаю, но всё равно так… паршиво. Мелочи прошлого, которые он не замечал или не придавал им значения, и составили настоящее, но как бы Гало ни пытался развязать этот узел, каждый раз только сильнее увязал в паутине событий. Он провёл на ногах почти 24 часа, непомерные физические нагрузки и нервное напряжение высосали из него все силы, обглодали до последней косточки. Тимос мотал головой, время от времени протирал глаза, но ход его мыслей незаметно лишался осознанности. Он уткнулся в ладонь Лио носом, провёлся щекой, коснулся её краешком губ и снова прижал ко лбу. Гало чувствовал, как сон захватывает его сознание и ухватился за идею, что разговор поможет ему отвлечься. – В детстве я часто убегал с мальчишками к полям на окраине города. Там была куча строительного хлама, железные трубы, мы строили из них крепости. Тогда ещё не было оружия против опалённых, и мама очень переживала, когда отпускала меня. Был один день, я удрал особенно далеко и не успел вернуться до заката. Её охрипший голос я услышал издалека, побежал навстречу, кричал, что всё хорошо, кинулся обнимать за ноги. А она молча дала мне пощёчину. Я тогда больше удивился, чем обиделся. Да и не больно было, в общем-то. Когда я посмотрел на неё и спросил за что, она не ответила, только прижала меня к себе и долго плакала. Прямо на улице. Обычно мама укладывала меня, но в ту ночь сказала, чтобы я ложился сам. Помню, долго не мог уснуть, всё понять пытался, что на неё нашло. Она подумала, что я сплю, села на кровать, начала гладить меня по голове и тихо-тихо запела. Я много раз слышал эту колыбельную, но только в ту ночь понял её смысл. Его голос стал совсем тихим, он опустил голову на тёплое одеяло. Глядя на Лио из-под полуопущенных век, Гало отрывисто шептал хорошо знакомые слова. In my eye and in my way В моих глазах и на моем пути, In the sky so far away Так далеко в небесах... Are you hiding in the grey Ты прячешься в сумраке? I am on my way to find you Я отправляюсь искать тебя. In the shadow where you lay В тени, где ты лежишь, In the darkness I’ll be praying В темноте я буду молиться, One by one in a lonely lullaby Снова и снова в одинокой колыбельной. Dancing like a lonely feather In the windy weather Танцуя как одинокое пёрышко В ветреную погоду, Looking for a beacon and some clarity Long to fly again together Ищу путеводный маяк и хоть каплю ясности, Чтобы снова летать с тобой. And I wonder whether We will ever find our melody И мне хотелось бы знать, Найдем ли мы когда-нибудь нашу мелодию. Over mountain and below the stars Light my way so I know where you are Я держу свой путь над горами и под звездным светом, Поэтому знаю, где ты. And find me, Anywhere and anytime I sing my song for you Найди меня. В любое время, где угодно Я спою тебе свою песню. My tomorrow my today It is time for you to find your way Моё будущее, моё настоящее, Пришло время тебе найти свой путь.       Первый рассветный луч проскользнул между тёмно-синими шторами. Вытянутый солнечный треугольник лёг на глаза Лио, спустился на лицо, шею, живот. Ресницы дрогнули и снова замерли. Тягучим, едва заметным движением его голова повернулась вправо, но солнце продолжало будить, щекоча кожу. Веки приоткрылись, сомкнулись раз, другой. Наконец он открыл глаза.       Ощущая приятное тепло, Лио медленно повернулся к свету и прищурился, привыкая к лёгкому покалыванию в глазах. Он вернул голову в естественное положение и начал скользить взглядом по сторонам, пытаясь понять, где он и что происходит. Белые стены, потолок, дверь и рядом вереница стёкол с опущенными жалюзи, пустая стойка для капельницы. Лио опустил глаза и увидел картину, которая ещё долго грела ему сердце. Сидя на стуле и положив локти на кровать, Гало спал у его колена, уткнувшись в сгиб своей правой руки. Лио не видел его лица, и стал рассматривать всклоченные больше обычного волосы, сильную спину, мерно поднимающуюся на вдохе, рельеф мышц его бицепса. Солнечные лучи не добрались до Гало, и он продолжал дремать, вымотанный всем пережитым. Почему-то Лио охватила щемяще нежная радость: Гало невредим и находится совсем близко. Тихо сопящий, накрывшийся тонким больничным халатом. Без панциря своей придурковатости он выглядел совсем родным. «Снова иллюзия?» Осознание укололо жгучим электрическим разрядом. Он был опустошён. Опустошён осязаемой тьмой, одиночеством, жестокими играми подсознания, дающими и отнимающими надежду, галлюцинациями на грани реальности. Лио силился вспомнить, что нужно делать, чтобы тело двигалось, пытался почувствовать его. Он потянулся к Гало рукой, по миллиметру перебирая пространство задеревеневшими пальцами так медленно, что ему казалось, будто он не двигается вовсе, несмотря на то, что тянется не только рукой, но и телом, и даже душой. «Будь настоящим. Гало, будь» Наконец нагретые одеялом, горячие подушечки его пальцев коснулись прохладной смуглой кожи предплечья. Он надавил чуть сильнее, провёл вниз, вверх и, несмотря на то, что каждое движение в его состоянии требовало колоссальных усилий, не убирал руки, пытался сохранить в памяти это прикосновение и свои ощущения. После холодной тьмы и жара в бреду тёплая кожа Гало - его награда, фрагмент реальности, доказательство её истинности. Гало здесь, сейчас, тот самый, настоящий, а значит, существует и Лио. В уголках глаз собиралась влага, они слезились от света, ведь он и не думал моргать, боясь упустить этот образ. Впрочем, в этой влаге было что-то ещё. Гало заёрзал, издал не то стон, не то скрип и выглянул полузакрытым глазом поверх руки. Их взгляды встретились, Лио постарался улыбнуться, но его губы лишь дрогнули. Гало резко сел и ещё несколько мгновений разглядывал Лио: – Я сплю? Тот слабо улыбнулся, и крупная горячая капля скатилась по его переносице. Он слышал, как она ударилась о подушку. Гало метнулся к нему, обхватил большими ладонями лицо и прижался лбом ко лбу Лио. – Сжать бы тебя до хруста костей и устроить головомойку, Огонёк, – он отстранился и стал всматриваться в лицо Лио, но вдруг закусил губу и уткнулся в плечо, – из-за тебя Самый пламенный в мире пожарный разводит сырость, – он повернулся, и Лио увидел, что его глаза блестят, но Гало держится и шутит. – Вот тебе, – он несильно надавил на щёки Лио, отчего из его глаз скатились ещё две слезинки. Сам Фотиа не предал этому особого значения и, когда Гало отпустил его, снова примирительно-благодарно улыбнулся одними уголками губ, – он действительно виноват. Зато у Гало сердце защемило, он осторожно стёр влажные дорожки и опустил голову в основание шеи. – Я должен был спуститься в ад, чтобы увидеть эту улыбку, а, Лио? – спросил он шёпотом, и его мягкое дыхание скользнуло по коже Лио, вызывая мурашки. Он положил ладонь здоровой руки на бок Гало и похлопал – лучший жест поддержки, на который он был сейчас способен. Тимос поднялся, оперившись на руки: – Позову медсестру, она ждала твоего пробуждения не меньше, чем я и твои братаны. Глаза Лио округлились. – Ага, – он направился к двери, – всю ночь где-то тут шастали, лишь бы к тебе поближе, «босс» то, «босс» сё. Гало выглянул в коридор и обнаружил Сани за рабочим местом, она перебирала какие-то бумажки. Он набрал в лёгкие воздуха, но она бросила на него строгий взгляд, шикнула и указала глазами куда-то за спину Гало. Он обернулся и увидел, что за дверью под окном палаты стоит лавочка, на которой спят Гуэйра и Мэйс. От удивления Гало вскинул брови. Одна нога Мэйса лежала на лавочке, а другая свисала на пол, а между ними, примостившись на внутренней стороне бедра, спал Гуэйра. Тимос, быть может, и поверил бы в их крепкую дружбу, но эти двое держались за руки, переплетая пальцы. Гало повернулся к Сани, та лишь бодро улыбнулась и пожала плечами. – Проснулся, – тихо сказал он. Девушка оживилась, подняла большой палец вверх и махнула рукой, как бы говоря «Отличная новость, иди, я сейчас». Тимос вернулся к Лио и сел на кровать: – Под дверью спали, прикинь? Это, Огонёк, а они того ведь, да? Лио нахмурился. – Ну, вместе типа. Ты не подумай, что я против… этого… всего. Просто спрашиваю, – наконец выдал он смущённо, почёсывая затылок. – М, – Лио кивнул. – Нет уж, помалкивай. Береги силы, пригодятся. Буду выбивать из тебя дурь на тренировках. Научу уму-разуму, будешь знать, как важно доверять боевому товарищу. Лио закатил глаза. – Это чё щас было? – он ткнул его в щёку, – а ну отвечай, – он попытался схватить Лио за щёку, но тот успел отвернуться. Открыв дверь боком, в палату вошла Сани, держа блестящий металлический поднос: – С возвращением, мистер… – она прикрыла глаз, вспоминая, – Фотиа? Сейчас возьмём анализ крови, посмотрим температуру, давление пульс и о, – она взяла в руку один из пакетиков с физраствором для капельницы, – будем завтракать. Гало и Лио переглянулись. – Что? До распоряжения врача всё питание внутривенное. – Слышал? Плохой, плохой Огонёк! Полагался бы на нас чаще, ел бы сейчас свои хлопья с молоком, – он начал тыкать Лио в кончик носа, а тот морщился и крутил головой. – Мистер Тимос, раз уж вы здоровы и полны сил – на выход, – Сани пыталась быть серьёзной, но не могла сдержать улыбки. Она обратилась к Лио, – врач придёт через два часа. Так как вы пришли в себя, не имеете серьёзных травм и заболеваний, могу предположить, что вас отпустят сегодня же, после экспресс-обследования. Вам понадобится сменная одежда и, наверное, доставка до дома, а лучше до кровати. Даже мне ясно, что вас ждёт постельный режим, усиленное питание и сокращение физических нагрузок до минимума. Лечение определит врач. Мне связаться с вашей семьёй, чтобы сообщить ей о вашем состоянии? Лио сжал одеяло. – Я и вон те двое с лавочки разберёмся, – Гало показал на окно, с обратной стороны которого спали Гуэйра и Мэйс, – транспортируем, уложим, будет сопротивляться – свяжем. Лио фыркнул, хотя на самом деле был благодарен Тимосу за то, что ему не пришлось объяснять медсестре, что он и есть тот самый главарь Ультра-опалённых, и что он давно не общается с семьёй. Никто не отвечал на неприятные вопросы, никому не пришлось стыдиться своей бестактности. – Вот как, – задумчиво протянула девушка, – у вас ведь нет с собой телефона? Как вы поедете? Транспорт и метро ещё не ходят. Гало подошёл к окну, легко открыл его и выглянул, оперевшись на узкий подоконник. Он присвистнул: – Ну и занесло же нас, Огонёк. Пожарная часть и мой дом находятся на другом конце города, – он начал размышлять вслух, потирая подбородок, и в этот момент свежий утренний ветер ворвался в палату, взметнул шторы как паруса и позволил летнему солнцу объять фигуру Гало. Его кожа обрела золотистый оттенок, в глазах играли лучи, а по волосам скользили блики. Он даже не подозревал, что у Лио, наблюдающего за ним, перехватило дыхание. – Всё хорошо, голова не кружится? – поинтересовалась Сани, манипулируя пистолетом для забора крови. – М? – он даже не заметил, как в его вене появилась игла, – У-у, – Лио помотал головой. – Хорошо. Я провожу вашего друга к телефону, отнесу кровь в лабораторию и вернусь, чтобы поставить капельницу. Отдыхайте, – она обратилась к Гало, – идёмте, вызовем вам такси. Гало колебался. Сани заметила это и молча вышла, оставив их наедине. Он подошёл к Лио, наклонился и тихо спросил: – Где ты оставил ключи от квартиры? Я съезжу и привезу тебе одежду. – В…ш-ка-фу… – Это на работе-то? – М, – Лио кивнул. – Понял, – он прижался к его лбу, закрыл глаза и мягко потрепал по волосам, – поправляйся, Лио. – Да, – едва слышно ответил тот. Когда Гало вышел, Сани быстро сунула ему клочок бумаги с номером такси и, махнув на прощание, скрылась в недрах коридора. Он не спеша подошёл к телефону, вызвал машину и уже собрался уходить, но заметил лежащий на столе планшет со знакомым набором букв «Ф О Т И А». Не прикасаясь, он бегло прочёл: «Пациент Лио Фотиа. Рекомендуемая диета – продукты, содержащие железо и витамина В12». Гало несколько раз пробежался по двум строчкам глазами и направился к лифту. Как только двери закрылись, Сани выбралась из своего укрытия, стёрла заметку в планшете и убрала его. Она была довольна собой: помогла, но не нарушила врачебную тайну. Девушка взглянула на часы и пробормотала себе под нос: – До прихода доктора час-двадцать, – она потянулась, – все живы и относительно здоровы. Поставлю капельницу и награжу себя кофе.