От крови огня

      Город неохотно просыпался. Редкие машины с ещё сонными водителями плелись медленнее обычного, но такси летело по гладкому асфальту пустой дороги так быстро, что взгляд Гало не успевал зацепиться за что-либо в окне. Он решил, что поедет на работу, не заезжая домой. Душ можно было принять и там, в его шкафчике есть запасные штаны, а в холодильнике должно быть что-то съестное, что можно перехватить на завтрак. Он хотел выйти и пробежать квартал до пожарной части, чтобы размяться и проветрить голову, но у него не было с собой ни цента, поэтому он попрощался с этим желанием.       Датчик движения включил желтоватый свет. Гало редко приходил первым и поэтому не привык видеть их комнату безлюдной. Он не любил довлеющей тишины и старался избегать её: не приходил рано, не сидел дома, убегал от неё к людям или к природе. Так он чувствовал жизнь вокруг себя, и ощущал, что в нём самом есть её искра.       Гало залез в тесную душевую кабинку и наспех помылся ледяной водой. Ждать нагреватель и терять время – непозволительная роскошь в его положении. Три минуты под студёной водой помогли ему взбодриться после бессонной ночи, хотя он всё ещё был погружён в мысли о том, что ему предстоит за несколько часов сделать отчёт, который остальные будут делать до глубокой ночи. В эти мысли красной нитью постоянно вплеталась другая, самая важная – Лио. Что с ним сейчас? Почему он потерял сознание и так долго не приходил в себя? Почему он скрыл своё самочувствие? Может, он давно болен и не говорит об этом? Сможет ли потом работать в команде Пламенных спасателей или ему придётся найти работу без физических нагрузок? Они будут видеться реже? А может вовсе перестанут общаться?       Зачем он Лио? Ему не интересны ни настольные, ни видео игры, а голливудские боевики и экшн-фильмы, столь любимые Гало, для Фотиа – детские сказки. Как лидер Опалённых он сам сражался, участвовал в погонях и столкновениях с Ледяными силами чаще, чем Гало мог себе представить. Их объединяла любовь к мотоциклам, но и здесь они чаще спорили, чем были солидарны. Лио любит классику – чопперы родом из 1950-х, а Гало – ультрасовременные спортбайки. – Эй Лио, где ты взял это старьё? – спросил Гало, выхватывая пожелтевший журнал, – у-у-у, чопперы Харлей-Дэвидсон? Как на счёт поездки на мамонте? А может, оседлаешь динозавра? – Дай сюда, идиот, этот журнал старше нас обоих, – он попытался отнять его, но Гало высоко поднял руку. – Нет, серьёзно, ха-ха! Они тяжёлые и медлительные, на них ездят обтянутые кожей выпендрёжники: «Я такой крутой, посмотрите на мои хромированные блестючки!». – Ты! – Лио схватил его за ворот куртки, – тебе лишь бы рассекать на дорогой конвейерной безделушке последней модели! – А сам-то? – он сжал его запястье, – видел я, как ты носился на своём Детройте. Думаешь, все чопперы такие быстрые? Чёрта с два, он создан для позёрства. – Он создан для наслаждения ездой и придорожными пейзажами! – Ну как я и сказал, для позёрства, – поддразнил его Гало. – Тогда твои разноцветные пластиковые «японцы» созданы для самоубийства, – Лио ухмыльнулся, зная, что задел за живое. – А ну повтори! В тот день их едва не пришлось разнимать, но Гало с теплотой вспоминал этот случай. Впрочем, как и всё, что связано с Лио. Он вытерся полотенцем не первой свежести, которое постоянно забывал забрать на стирку, оделся и пошёл на кухню. На плите стояла большая кастрюля с окаменевшей овсянкой, а стол был уставлен тарелками с присохшей кашей и грязными чашками. Гало вздохнул и принялся за уборку, мельком подумав о том, что где-то в это время должен был заступать на дежурство с Лио. Он застыл с губкой в руках, вспоминая, как они мыли посуду вдвоём, но затем разозлился на обострившуюся сентиментальность и начал с яростью тереть скрипящую от чистоты посуду. Когда борьба со вчерашним завтраком была окончена, он на скорую руку пожарил себе глазунью из трёх яиц с тостами из подсохшего хлеба. – Н-да, – рассуждал он, перебираясь с тарелкой за рабочий ноутбук, – очередь идти за продуктами тоже была наша. Игнису придётся заценить резиновые оладьи из Мака, – Тимос поморщился, представив недовольство командира. Вордовский лист, перед которым Тимос сидел больше 10 минут, оставался таким же пустым, как и его голова. Открытый в соседнем окошке шаблон минимально облегчал задачу, ему удавалось скопировать только общие фразы. Он уже собрался отложить отчёт и заполнить табель о повреждении рабочего оборудования, но понял, что матой-тех остался в самолёте Айны, а доспех Лио вообще сгорел. – И кто должен писать объяснительную? Закреплён он за Лио, а бросил его я, – он завопил и взъерошил волосы. – Это же очевидно, объяснительную пишешь ты, потому что Лио был не в состоянии принимать решение. Гало подпрыгнул от неожиданности, соскользнул со стула, но успел ухватиться за край стола и повиснуть на нём. – Рэми! Я чуть инфаркт не словил! – Понимаю, я тоже с болью в сердце думаю о том, что мне приходится с тобой работать. – Тебе за вредность доплачивают, что ли? – спросил Гало, поднимаясь. – Нет. А тебе за глупость? – И мне нет. – Жаль. – Ага. До смены час, какого…? – Знаю. Быстрее начну, быстрее закончу. – Никак на свиданку намылился? – ухмыльнулся Гало, наслышанный о его прошлом. – Вроде того, – ответил он серьёзно и отвёл взгляд, – может, скажешь, наконец, как Лио? С этого стоило начать разговор. – Он пришёл в себя, – Гало сел и повернулся к ноутбуку, – его вроде как даже отпустят сегодня, но выглядит он паршиво, а разговаривает и того хуже. В любом случае, ему надо принести одежду и, если что, подбросить до дома. – И для этого ты пытаешься разобраться с бумажной работой сейчас? – В точку. – Ясно, – Рэми поправил очки, – тогда приготовь мне кофе. – Рэм, – он откинулся на стуле, – я отдежурю хоть неделю, даже в гордом одиночестве, но сейчас сделай свой кофе сам, а мне дай разобраться с грёбаным отчётом, – в его голосе слышались нотки раздражения, но в конце он примирительно добавил, – на обед закажите пиццу, я угощаю. – Освободи рабочее место, Тимос, – холодно сказал Рэми и сложил руки на груди. – Чёрта с два. – Как же долго до тебя доходит, – он подхватил ноутбук и, провожаемый удивлённым взглядом, направился к столу у дивана, – ложка кофе, ложка сахара. Но сначала доешь, терпеть не могу, когда над ухом чавкают. Гало молча смотрел в упор. – Пошевеливайся, это в твоих интересах. Быстрее начнём, быстрее закончим. – Ты поможешь мне с отчётом? – от удивления он открыл рот. – Всего лишь переведу с языка Гало Тимоса на человеческий, – Рэми попытался отстоять свой имидж крутого парня, отпустив очередную колкость, но Гало она не задела.       Варис мягко опустил доверху набитый сладостями пакет на пол, закрыл дверь и сочувственно взглянул на Лючию, сидящую на его согнутой руке. Она уткнулась в его плечо и монотонно повторяла: «Мои доспехи, мои прототипы, мои прототипы…». Он осторожно тряхнул её, но, вместо того, чтобы взбодриться, она повисла на его предплечье: – Всей газировки мира не хватит, чтобы утолить мою печаль. – Там арбузная фанта и мармеладные динозаврики, – он поднял пакет. Из пучка волос Лючии вынырнул заинтересованный Винни. – И сырные крекеры? – спросила она, приоткрыв один глаз. – И сырные крекеры. – Чупа-чупсы? – Большие, с жвачкой. – Это всё меняет, – она вцепилась в пакет и начала копаться в содержимом, Винни спустился по её руке и затерялся между упаковок чипсов. У Гало и Рэми кипела работа, они даже не заметили, что кто-то вошёл. – Ну и короче, я как увидел над башкой дырень размером с Вариса, а оттуда жижа эта горящая льётся, понял – надо делать ноги. Схватил нашу спящую красавицу и дёру дал. Так-то он, может, и рыцарь, но без доспеха и в отключке – спящая красавица. – Я же сказал «коротко и по существу», не загружай меня лишней информацией! – Да не кипятись ты. Хмурый сидишь, того гляди брови срастутся, я пытаюсь разрядить обстановку. – Она сама разрядится, когда ты избавишь меня от своего общества, – Рэми снял очки и потёр переносицу. – И не мечтай, – улыбнулся Гало. – Я смотрю, вы уже вовсю работаете, – сказала Лючия и с треском открыла упаковку леденцов, – утречка. – Доброе утро! – Гало растянулся в улыбке и поднял вверх ладонь, – Лио пришёл в себя и… – Да мы знаем, – спокойно ответил Варис, – Лючия взломала базу пациентов, пока я был в магазине. – Ага, – подтвердила Фэкс. – Вам пришло сообщение от командира? Его вызвали в департамент. – Не иначе как дают инструкции по общению с журналистами, – предположил Рэми, проверяя почту на телефоне. – А вдруг Гало медалька перепадёт, он у нас опять геройствовал, – усмехнулся Варис, пересаживая Лючию за рабочий компьютер. – После награды Крэя единственные медали, которые меня интересуют, – это шоколадные. – Поддерживаю, – не поворачиваясь бросила Фэкс. – Не отвлекайся, – Пугуна локтем пихнул Гало, – прочти, что я написал. – «Увидев обширные повреждения верхних несущих конструкций в результате обрушения…». Рэм, а чё такое фи-де-ры? Рэми схватился за голову. – Всем доброе… утро, – Айна застыла в дверях, увидев Тимоса. Гало присвистнул. За всё время работы он видел её либо в униформе, либо в чём-то повседневном вроде рваных джинсов, водолазок и футболок, сегодня же на ней было лёгкое нежно-розовое платье, перехваченное поясом на талии, и летние босоножки на маленькой платформе, но, что более важно, она изменила своему хвосту – её волосы были распущены. Дома Элис тоже заметила перемены в сестре. Сложив их с разбросанной обувью и лужей в душе, она пришла к выводу, что девичье сердце Айны, если не разбилось, то дало трещину. Глядя на неё поверх рабочего планшета, она сделала ей комплимент и пожелала хорошего дня. Когда щёлкнул замок, Элис отрешённо произнесла: – Если девушка меняет причёску, значит, скоро изменит жизнь. Кажется, так сказала Биар? – она грустно улыбнулась. – Держись, сестрёнка. Гало продолжал беззастенчиво разглядывать Айну, отчего та сильно смутилась и густо покраснела: – Что? – Ты сегодня офигеть какая красивая, разве это не для того, чтобы на тебя смотрели? Она демонстративно отвернулась, пытаясь скрыть своё смущение, крепко сжала сумку с принесённым из дома ноутбуком и сердито сказала: – Уж точно не для того, чтобы на меня смотрел ты, – она поняла, что сказала это слишком резко и решила сменить тему разговора. – Что с Лио и почему ты здесь? Тебе дали отоспаться, зачем ты пришёл так рано? Гало внимательно следил за ней, она чувствовала это кожей: – Я вздремнул, пока сидел с ним. Он очнулся, после обеда будет свободен как ветер, – Гало расплылся в счастливой улыбке и потянулся, – его костюм пропитался гелем до самых трусов, привезу ему сменную одежду. Если случится чудо, он даст мне отвезти его домой и сгонять в аптеку. Айна обернулась на него: черты лица смягчились, но глаза горели огнём, и это была не природная страсть, а нечто совсем иное, что поднимается из глубины сердца, разливается по телу теплом, переходящим в жар. На неё он смотрел иначе, он замечал её привлекательность, женственность и лёгкость характера, но они не находили отклика в сердце Гало. Его душа и тело любили мир и восхищались им, но ждали кого-то, кому отдадут лучшее, что есть в них. Айне давно это было известно. Романтичное платье она действительно надела не для него, а для себя. Ей было необходимо изменить хоть что-то, отказаться от той части себя, которой причинили боль. Когда все собрались, началась настоящая работа. Фэкс отправила с десяток дронов, которые снимали башню и собирали образцы сгоревших конструкций на анализ. Главный экран показывал её схему, чертежи, а компьютер зачитывал историю и характеристики используемых в строительстве материалов. Все спасатели сидели за ноутбуками и безостановочно печатали, совсем как белые воротнички в офисе какой-нибудь модной высотки. – Итак, – начал Рэми, не отрываясь от ноутбука, – первичная версия подтверждается. Очаг возгорания находился на высоте 1312 футов, напомню, общая высота конструкции –1805 футов. Причина пожара – банальное короткое замыкание. – В СМИ мелькали сообщения о реконструкции башни и замене доисторической проводки на новую. Судя по данным дронов, они действительно начали модернизацию, но пошли снизу. – Это была большая ошибка, – продолжил Пугуна, – оболочки фидеров, то есть вспомогательных кабелей, используемых для подключения оборудования к источнику электроэнергии, – он многозначительно посмотрел на Гало, но тот был увлечён форматированием своего отчёта, – расплавились и потекли вниз как лава. – С другой стороны, если бы пожар начался снизу, конструкция также могла бы рухнуть, – возразила Айна. – Ты права, но мы бы этого не допустили, потому что на малой высоте было разрешено использование наших доспехов и льда, – объяснила Лючия, – теперь нужно записать это умными словами, приложить образцы и поставить печать шефа. – От него нет новостей? – спросил Варис, не прекращая печатать, другой рукой он непринуждённо качал бицепс. – Не-а, – вдохнула Фэкс и повисла на спинке стула. – Рэм, Рэм, Рэм, глянь, если всё ОК, то я пойду, – Гало потряс его за плечо. Рэми недоверчиво на него покосился, но отчёт на проверку взял. – «Было принято решение стремительно бежать»?! – И чё не так? Хорошо же сказано. Рэми сделал глубокий вдох: – Повезло, что ты не пишешь книги, твой редактор наверняка бы застрелился. – А если не придираться к деталям? – Иди, Тимос. Я всё сделаю сам, только уйди. – Спасибо, Рэми, – он похлопал его по спине. – Гало, я теряю терпение. – Ладно-ладно! Гало накинул куртку, сгрёб ключи и телефон с полки своего шкафчика и, немного помедлив, открыл шкафчик Лио. Если обычно такие пространства являются отражением хозяина и служат одним из способов самовыражения, то шкафчик Фотиа не выполнял даже функций места хранения вещей. Там была только униформа и одинокая фотография на дверце, где серьёзного Лио обнимают весёлые Мэйс и Гуэйра, а рядом на крючке висели ключи без брелоков и опознавательных знаков. Гало направился вглубь гаража за своим мотоциклом: – Всем пока, – обернувшись, он махнул рукой. – Куда это ты собрался, Гало? Тимос резко развернулся на каблуках: – Командир? – Сдай-ка назад, мне нужно со всеми вами серьёзно поговорить. Гало приземлился на пол у кровати, где сидела Айна, и та снова почувствовала себя скованно. Все отложили свою работу. – Как вы знаете, меня вызывали в департамент, где я получил несколько инструкций. Во-первых, мы должны воздержаться от общения с журналистами и обсуждения темы вчерашнего пожара в социальных сетях. Во-вторых, заключение нашей пожарной экспертизы с высокой долей вероятности будет подставлено под сомнение и даже оспорено, потому что для политики важнее найти виновных, чем докопаться до истины. Пожар такого масштаба в одном из главных символов Промеполиса подпортил имидж города и показал слабые места его пожарной охраны. Будучи студентом, я учился с нынешним начальником департамента Сцинтиллем. Уже тогда было видно его непомерное честолюбие, и я понимал, что он из тех, кто любит руководить, а не спасать. Признаться, когда Рэми только пришёл в нашу бригаду, я был уверен, что он такой же. Но я рад, что ошибался на его счёт. – Шеф, – начал канючить Гало, – можно я пойду? Мне надо отвезти Лио одежду. – Гало, то, что я скажу дальше, касается непосредственно вас двоих. Все притихли и выжидающе смотрели на Игниса: – Тебя и Лио, как героев техногенной катастрофы, спасших Промеполис и его теле- и радиовещание, отправляют в отпуск за счёт департамента. – Какой-нибудь пансионат «Ясная поляна»? Класс, – саркастично сказал Гало, подпирая рукой подбородок. – Японские горячие источники. – Что?! – крикнули все хором. Игнис нахмурился: – Я понимаю ваше удивление, но это выглядит как забота и благодарность только на первый взгляд. На деле они задались целью убрать вас подальше, пока не утихнет скандал вокруг пожара. Вас отправят не просто в другую страну, они выбрали это место с расчётом на то, что там до вас не доберутся журналисты, а вы не сможете связываться с внешним миром в горной деревне. – Где гарантия, что они согласятся? – недоверчиво спросил Рэми. – Да кто от такого откажется?! – Тимос подскочил. – Гало всему миру рассказал про свою любовь к Японии, поэтому было несложно догадаться, на что делать ставки. – А Лио? – осторожно спросила Айна. – В департаменте мне предложили ознакомиться с выпиской из его больничной карты. Диагноза там ещё не было, но результаты анализов и история болезни говорят о том, что ему необходима реабилитация. – Чисто сработано, – хмыкнул Пугуна. Игнис вздохнул: – Я думаю, у вас есть в запасе пара дней до вылета, Лио предстоит набраться сил, они должны брать это в расчёт. – Отлично, тогда я пойду! – Стоп. Я не видел твой отчёт, – строго сказал командир и преградил ему путь. – Так он у Рэми. – А табель о повреждении оборудования? – Вот чёрт, совсем вылетело из головы, – он ударил себя по лбу ладонью. – Иди, Гало, я напишу, – заговорщически предложила Лючия, – а ты потом расплатишься со мной телом. Все уставились на неё с немым укором. – Что? Кто-то же должен испытывать новые доспехи! – Нет проблем! Спасибо! Всем пока! В недрах гаража раздался лязг подставки мотоцикла, загрохотала дверь, и рёв мотора известил всех о том, что Гало уехал. – Лючия, зачем тебе это? Он ведь и так в любое время готов стать подопытным кроликом, – спросил Варис. – Да, – ответила девушка, ударяя по клавишам, – но я давно наблюдаю за этими двумя, поэтому знаю, что им обоим это нужно, – она хитро улыбнулась. Гало хорошо знал адрес Лио, хотя был там лишь однажды, напросившись со скуки пойти за компанию на встречу с арендодателем. Когда он увидел приземистый тёмно-серый дом с пятью этажами, то ощутил необъяснимое отвращение к этому месту, а зайдя внутрь квартиры убедился, что предчувствие его не обмануло: низкие потолки, крошечные коридор, ванная и кухня, где не развернуться даже двоим, единственная комната, выцветший диван, плотные тёмно-серые шторы. В спёртом воздухе пахло пылью и старьём. Во всём этом карнавале уныния мебель из красного дерева выглядела как забытый при переезде музея экспонат. Уставшие от своей работы широкий стол, высокий шкаф и массивная книжная полка выглядели роскошно даже в этом убогом помещении. Им объяснили, что прежний хозяин квартиры держал антикварную лавку и мебель – единственное, что решили не продавать после его смерти. У Гало мурашки по спине побежали от этих слов, он наклонился к Лио и шепнул: – Пошли отсюда, ты же не можешь здесь… Лио не стал его слушать и громко обратился к арендодателю, округлившемуся от пива мужчине средних, одетому в белую майку с жёлтым застиранным пятном: – Меня всё устраивает, я готов подписать договор. – …жить. Когда с формальностями было покончено, и они остались вдвоём, ошарашенный таким решением Гало с опаской сел на пружинистый диван и, нахмурившись, спросил: – Почему? Паршивый район, ближайшие супермаркет и остановки в соседнем квартале. – Не вижу в этом проблемы. Я же сказал, меня всё устраивает. – Зато я вижу! Почему эта тесная берлога? Мы же получили кучу денег! Я, например, купил новый байк, матой, приставку, ещё и на переезд в квартиру получше осталось. Почему ты… – Я не могу купаться в роскоши, когда мои братья и сёстры продолжают ютиться в палаточных лагерях, – Лио бросил эту фразу как бросают в сердце обоюдоострый отравленный кинжал. Тимоса уколола совесть, но всё же он возразил: – Ты не обязан страдать, если…можешь не страдать. В мире этого и так полно, поэтому надо постараться быть счастливым, и вообще как можно больше людей сделать счастливыми. От того, что и тебе хреново, никому не станет лучше! – он говорил с жаром и даже запыхался, но Лио это не тронуло, он вздохнул и отвернулся, ничего не ответив. Стоя в узком коридоре, Гало с ужасом осознавал, что атмосфера этого места не изменилась с тех пор, как он был здесь в последний раз: те же плотно задёрнутые серые шторы, тот же омерзительно тёплый тяжёлый воздух. Теперь пахло терпкой сладостью старых книг и полировочным воском. Он прошёл в комнату и резко раздвинул плотную ткань штор, а повернувшись, увидел, как на солнце искрится золотом столб пыли. К горлу подступила дурнота. Он дёрнул оконную ручку, высунулся наружу и начал жадно глотать свежий воздух. «Воды» Тимос поплёлся на кухню и застыл в проёме. Она выглядела такой чистой и пустой, будто ею никогда не пользовались: ни полотенец, ни посуды в сушилке. На ватных ногах он подошёл к шкафчикам и начал хаотично открывать их: – Пусто. Ничего. Ничего. Должно же быть хоть что-то. Хоть что-то… – он с яростью закрывал каждую дверцу. – Хоть что-то… Наконец, он нашёл, что искал – в широком шкафу над раковиной лежали одна большая плоская тарелка, прозрачный стакан, вилка, ложка и нож. Гало пошатнулся и облокотился на стол, стоящий за его спиной. В нос сразу ударила приятная сладко-пряная горечь, он повернулся и увидел две полки с рядами банок, схватил наугад одну из них, большую и прозрачную, где каллиграфическим почерком было выведено «Эрл Грей». Гало пробежался глазами и взял другую, в которой заметил сухие алые ягоды, кусочки какого-то желтоватого фрукта и цельные листья: – «Британский огонь»? Там же стоял маленький заварочный чайник и невероятной красоты фарфоровая чашка с блюдцем. Гало не решился прикоснуться к ней, настолько волшебной она выглядела. На молочно-белом фарфоре распустились голубые и розовые цветы, оплетённые золотыми лозами и листьями, и даже внутренний край украшал изысканный кружевной узор. На нижней полке в керамических чёрных банках было что-то другое. Он осторожно взял одну из них и прочёл на аккуратно приклеенной белой этикетке: – «Индия Монсун», – Гало потряс её, услышал, как о стенку гулко ударилось содержимое, и, хотя уже понял, что внутри, всё равно открыл. Это был зерновой кофе. И действительно, на столе под полками стоял поднос с туркой и кофемолкой, пара миниатюрных чашек, а рядом – небольшая кофе-машина. Гало протянул руку и одним пальцем открыл хлипкую дверь старого холодильника, чтобы убедиться, что и там нет ничего, кроме коробки молока и пары консервов. Он вышел из кухни забыв, зачем приходил. Комната посвежела, по ней гулял ветер, играл с листьями, которые разбросал по полу. Гало присел и поднял первый попавшийся. – «Договор пожертвования», – он поднял ещё один, – «Договор пожертвования»? Гало встал на колени и начал собирать все листы, и каждый отличался от предыдущего только датой и названием благотворительного фонда. Он упёрся руками в пол и смотрел на документы так, будто ждал от них каких-то объяснений. Он знал, сколько получает Лио за работу в бригаде Пламенных спасателей, и было несложно посчитать, что две трети своей зарплаты Фотиа отдаёт тем, кому, по его мнению, деньги нужнее. «Ему, – думал Гало, – едва ли хватает на еду и аренду, но он устроил уголок гурмана».       Тимос злился. На него, на себя, снова на него, снова на себя. В солнечный день, когда весь город праздновал окончание местного сезона дождей, Гало приветствовал свою личную трагедию. Он понял слова Мэйса и выстрадал всю боль. Так ему казалось. Но это утро вскрыло воспалённые раны, которые прятали, когда надо было лечить. Вот, о чём на самом деле говорил Мэйс. Мрак, в котором Лио бродил один, мрак, куда он не пускал ни единого солнечного луча, мрак, от которого он пытался огородить остальных. Холодный, бесконечный, пустой. И Гало мог помочь, ведь его сердце пылает, греет, а энергии хватило (и ещё с лихвой осталось), чтобы зажечь Галактику и прекратить страдания всех Опалённых и Промаров. Конечно, он мог спасти Лио.       Но не спас. Не стал. Решил, что он сам, ему нужно время. Клин клином, душевная рана – новыми впечатлениями. Он же улыбается, язвит, ходит есть пиццу. Не сегодня, так завтра, в следующую вылазку в зал игровых автоматов или кино его улыбка станет искренней. Ведь дождь не будет идти вечно?       Перебирая воспоминания как бусины чёток, Гало схватился за голову, вцепился в волосы и низко наклонился, чувствуя, как сжимается грудная клетка. Он ждал, молча наблюдал, когда надо было говорить и делать. Лио не попросит помощи, не возьмёт протянутую руку – он никому не позволит мараться о дёготь в его душе, предпочтёт утонуть в нём в одиночку. А пока ещё держится на плаву, спасает и будет спасать тех, кого поклялся защищать даже после последнего вздоха.       В комнату ворвался очередной поток ветра и потрепал Гало по волосам. Он наполнил лёгкие и посмотрел в сторону окна. Его взгляд упал на диван, где под сложенным пледом выглядывал розовый треугольник – единственное яркое пятно в царстве серости. Гало подошёл и потянул за этот уголок. У него защемило сердце. Он держал в руках средних размеров игрушку в виде Промара с глазами-бусинками и крошечным улыбающимся ртом. Гало догадывался, что Лио тоскует, но и представить не мог, до какой степени. Он зарылся лицом в ткань. Она пахла Лио - горными травами и дикими ягодами, с нотками морской соли. Гало прижался сильнее и понял, что внутри что-то есть. Он повертел игрушку, увидел, что по бокам есть небольшие отверстия и, поколебавшись, всё же запустил руку. – Так вот, как ты греешь свои ледяные ладони, – едва слышно проговорил Гало, грустно улыбнувшись замаскированной грелке. Теперь он увидел своими глазами, что грозный главарь Ультра-опалённых, умелый мечник, меткий лучник, бесстрашный воин… всё-таки человек. И он отчаянно нуждается в помощи. Теперь всё будет по-другому, правильно. Ещё не поздно. Гало принёс из коридора свою рабочую сумку, положил грелку, изрядно покраснев, не глядя скинул следом содержимое полки с нижним бельём и сгрёб всю одежду. Он осмотрел комнату. Без чего Лио не согласиться остаться? Нет, его банки-склянки с кухни он точно не повезёт, проще сбегать со своим чайником в кофейню в здании напротив. – Может, книгу? Где может лежать та, которую он читает? – Гало двинулся к столу. И только подойдя, он заметил, что над столом приколота бумажная карта Промеполиса, изрисованная треугольниками, а рядом – фотографии. Взрослые и дети среди огромных палаток, и на паре фотографий мелькает знакомый силуэт с копной зелёных волос. Он сделал шаг вперёд, чтобы рассмотреть их получше, но упёрся во что-то ногами. Гало нагнулся и увидел коробку с игрушками, каждую из них, будь то птичка, зайка, медвежонок или рыбка, украшала рукописная именная бирка. Он почему-то вспомнил их бой с Крэем, когда Лио сделал для него матой. На столе стопки документов соседствовали с книгами почтенного возраста. Он принялся читать надписи на корешках: – О-ви-дий, Пет-рар-ка, Ка-мо-энс, Гё-те... о, Шекспир! – он обрадовался, что ему знакомо хоть что-то, что составляло внутренний мир Лио. Но ему было неведомо, что одинокими вечерами Фотиа беседовал с великими англичанами, римлянами, итальянцами, немцами, а один из его любимых поэтов португалец Луис Камоэн равно владел пером и мечом, за что Лио уважал его ещё больше. Убирая разбросанные листы, Гало обнаружил, что ветер скрыл под ними подставку и блокнот. Чёрный бархат потёрся, листья пожелтели и сморщились от влаги, но вышитые серебром инициалы «LF» время не тронуло. Разглядывая подставку, он пытался вспомнить, где мог видеть этот предмет, наклонился, долго изучал резервуар для чернил, не дыша достал перо с ручкой из дерева и, наконец, понял, что это не украшение интерьера, а принадлежности для письма.       Гало околдован таинственным блокнотом, в их оцифрованной современности он не видел прежде ничего подобного. Он решил, что тут же закроет, если это дневник и, сглотнув, открывает закладку тёмно-бордовую закладку. Тот же каллиграфический почерк, что и на банках: крупные выверенные буквы, тонкие завитки, изящный наклон. Заполнена пока только левая страница. Сонет 28. Но как бы к счастью я вернуться мог, Коль я лишён досуга и покоя? Не облегчает ночь дневных тревог, А день подавлен горестью ночного, Всегда враги, сейчас друзья они, Сейчас друг другу протянули руки И мучают меня: трудами дни, А скорбью ночь - что я с тобой в разлуке. Чтоб дню польстить, я говорю ему, Что ты шлёшь свет при пасмурной погоде; А чёрной ночи льщу, что в мрак и тьму Ты, вместо звёзд, горишь на небосводе. Но с каждым днём печаль моя сильней, И с каждой ночью скорбь моя больней. У. Шекспир Гало тяжело вздохнул и закрыл блокнот. Он понял, что перешёл границу личного, проходящую между написанных Лио строк, запрокинул голову и закрыл глаза.       В реальность Гало вернулся с прояснившимся взглядом. Он прикрыл окно, оставив небольшой зазор и раздвинутые шторы – этому пристанищу серости нужны свежий воздух и солнце. На этот раз он дошёл до самой сути, понял, что нужно делать и как. Уходя, он взглянул на часы над столом. Римские цифры немного помучили его извилины, но время сообщили – час дня. «Успею скинуть лишнее и зайти в магазин, – прикинул Гало, – значит, железо и В12, окей». Он подхватил сумку и вышел.